Эпицентр

А утром – проспал. Обычно просыпался ровно за пять минут до семи и вылеживал, дожидаясь звонка будильника. И в кои-то веки не услышал. Тело ломило, болели икры – ну да, он вчера знатно побегал. Успел только сполоснуться, а на бритье времени не осталось. Ладно, черт, пойдет так. Быстро подобрал с пола вещи, сортируя, что в стирку, что в чистку. Протер зеркало. Опять постенал на испорченные туфли. И глотнув кофе, даже не покурив, помчался на завод. До обеда его никто не беспокоил, и Штейн спокойно разбирался с текучкой, механически, привычно. А сам то и дело возвращался к вчерашнему вечеру. Все события казались бредом сумасшедшего. Долбанная гонка, тетка на заправке, звонок Крайнову, луковая вонь в патрульной машине и безумное чаепитие. То есть чаепитие как раз не было безумным, а вот всё последующее… Блядь, подумаешь – отдрочил парню, так тот сам хотел! Не впервой. Сколько у Кости случалось за жизнь таких кратких горячих моментов? Да дохуя случалось, разных по степени обнаженности, грязности и спешности. Почему же так зацепила, пробралась под кожу и льды эта, в общем-то, рядовая ситуация? Ага, самое время поразмышлять, для рефлексии нет лучшего момента, чем когда подписываешь кучу платежек на сумму в пятерку лимонов… И всё же… проанализировать стоит, отбросив весь бред про неотвратимость и новый ошейник, который с одной стороны – испугал до чертиков, а с другой… Фак… Четкий ритм, бьющийся в сознании: «Всё будет хорошо, хорошо, хорошо…», – никуда не исчез. Но сейчас он, Штейн, не в том положении, чтобы слепо доверять интуиции. Нужно, наконец, использовать мозг по назначению и задать себе вопрос: что его так шарахнуло? Откатился от стола… Опять двадцать пять! Как надоело же… Костя встал и, открыв сейф, отсчитал двенадцать тысяч из налички, которая хранилась под рукой на непредвиденные расходы. Подумал, позвонить завхозу или нет? А, ладно! Сам заедет, купит себе новое кресло, такое же, как у любимого шефа. Этот скрип уже порядком нервирует, и никак не привыкнуть – каждый раз неожиданно отдается скрежетом где-то внутри. Неожиданно… Он не ожидал от пацана глупой, пусть и скрываемой, готовности на… да на всё готовности. Не испугайся Костя смутной предопределенности – и трахнул бы его, там, в Лешкиной квартире, разложив на тонком мате – вряд ли они бы успели надуть матрас. А еще вероятнее – наклонив к подоконнику, и пацан, скользя и съезжая, упирался бы ладонями в холодное стекло. А за окном: город, фонари, волшебные тополя… Фак, именно «неожиданно» – ключевое слово. Подсознательно Костя для себя выстроил план, способ и метод как он начнет добиваться, соблазнять. Разработал стратегию охоты, пусть чисто теоретически, не желая напрягаться и претворять ее в жизнь. А тут… бац, и никакой игры, никакой охоты! К чертям полетели методы и стратегии. Цель, итог, награда просто упали в руки, бери – не хочу. Безыскусно и доверчиво. Черт, ну и что? Мало их, таких, готовых подставиться малолеток? Вон, сходи в «Атриум» или в «Арсенал», десять минут у стойки бара, будто невзначай засвеченные бумажник и часы, и легко словишь хоть пятак таких – молодых, полных здорового цинизма и жажды удовольствия, парнишек. Но… именно, но! Цинизма в Сане совсем не ощущалось, впрочем, как и наивности, глупости и беззащитности. Он выглядел довольно битым жизнью. И в то же время… чистым. Вот эта чистота и зацепила. Потому что в тебе ее практически не осталось, а та, что есть – подёрнута льдом над мутным илистым болотом. А испачкаться… что ж, никто в белых одеждах до конца дней не проходит, пятна грязи налипнут, хочешь-не хочешь – и к пацану налипнут. Но Штейн тут будет ни при чем – пусть кто-то другой сыграет эту злодейскую роль, не Костя. Нахуй. А ты, Штейн, давай, с белого коня спрыгивай, займись делом. Соверши очередную подлость… Спустился на стоянку и сел в машину. Вести эту беседу в кабинете опасно, паранойя расцвела буйным цветом, и подозрения, что Трунов ведёт прослушивание разговоров, заставляли проявлять осторожность. Набрал десятизначный сеульский номер Лешки, время у него – начало девятого утра и тем большая вероятность застать его в отеле. Сорин трубку не брал долго, а когда ответил, голос бодрый: – О, Кость, привет. Ты прям телепат, я как раз собирался тебе звонить. – Привет, командировочный. Когда в родной Устьпиздюйск возвращаешься? – Еще на неделю точно здесь зависну… Блин, тут такой сервис, люкс, цивил и роскошь. Как потом опять привыкать к нашей грязи? – Ничего, не впервой, два дня культурного шока и втянешься в наше убогое бытие. – Да знаю, но не хочу… Ты ездил на квартиру? А то информации никакой нет, – озабоченно спросил Леха. Штейн рассказал всё, что увидел и узнал. Про проблемы с кухней сообщил, и Сорин нудно запричитал: – Костя, пожалуйста, будь другом, разберись. Прошу, понимаю, что времени у тебя нет, но если затянется… – Да не выгонит тебя твой знакомый на улицу, перетопчется, не ссы. И я съезжу, узнаю, обещаю, но… – и Костик приступил к озвучиванию истинной причины звонка, – тебе тоже придется кое-что для меня сделать. – Не вопрос, Кость, – не думая, ответил Сорин. – Нууу, я бы не был так уверен. Воронцов когда улетает? – Хотел в пятницу, но взял билеты на воскресенье, – в Лехином тоне – радость и довольство, значит, всё-таки свершилось. Да и стоит ли удивляться? – Как, Леш, ты его заездил или он тебя? – И он меня, и я его. Всё супер, Штейн, даже страшно… – Ладно, потом мне расскажешь. С чувством, с толком, с расстановкой. Вы в одном номере живете? – Ночуем вместе, да и днем… у него, – Лешка говорил, а в голосе улыбка слышалась. Но сейчас он точно перестанет лыбиться. – Вот и хорошо. Леш, слушай внимательно. Его рядом нет? – Нет. – Мне нужна твоя помощь. У Воронцова где-то там должны быть документы, которые нужно посмотреть и кое-что выяснить. – Штейн… Штейн, стой! Ты мне предлагаешь? Рыться у него в бумагах? – Лехино возмущение – понятно. – Да, мне нужна информация. Леш, это важно, считай – вопрос жизни и смерти. – Объясни. – Трунов продает «Звезду» твоему любовничку-шефу, тайно. И меня подставляет под раздачу. – Черт, Кость, дерьмо. Что тебе конкретно нужно? – Любая инфа по «Звезде», а еще лучше сумма покупки, зафиксированная на бумаге. Платежки, расчеты, прогнозы. По-любому у него должно быть что-то в виде нашего бизнес-плана или сводки с аналитикой. И, может, ты что-то слышал? Про крупные расходы? – Я думаю… Кость… слышал на днях, он с Москвой говорил, про доставку налички к нам в город, и что сумма огромная, и есть сложности. Речь вроде о тридцати миллионах баксов шла. Ругался с кем-то, требовал, чтобы договаривались и оставили бабки за границей, настаивал, что их проще перевести тут, чем в Россию гнать и по схемам проводить. Интересно… Штейн, быстро соображая, усек, что Воронцов не покупатель, скорее – посредник и представляет чьи-то интересы. Ну, да, Сорин же о холдинге говорил, всё правильно. – Леш, это отлично, но… мне нужно что-то задокументированное. И время не ждет. Давай, Сорин, спасай меня, – мог бы Костя и пожестче потребовать, надавить на Лешку, только пока нельзя. – Штейн… Кость, попробую… но ничего не обещаю. Давай, Илья стучит, я тебе вечером сам звякну. И, блядь, не нравится мне всё это … я себя сукой чувствую. Попрощались, и Сорин положил трубку. Сукой… Костя прикурил, утомленно подумав: «Не ты, Леша, сука, а я… Ты еще не знаешь, как моя игра потом на твоем Воронцове скажется. Поимеют его и в рот, и в жопу те, чьи деньги он проебет, заплатив, фактически, за пустышку. И тебя... если узнает, не простит тебя твой Илья…» Но поздно каяться и пить «Ессентуки»… Сквозняком насмешливо пронеслась ирония: «Совесть, ау, отзовись. Ау, не слышу…» В коридоре встретил Трунова, легко и приветливо улыбнулся, отвесил комплимент – шеф выглядел замечательно, будто помолодел, и глаза горели. Его так перспективы новой жизни возбуждали? Перекинулись несколькими фразами по работе и разошлись. Тяжелого, смрадного напряжения Костя не ощутил. Но это ни о чем не говорило: сам Штейн, хоть и небритый, и заросший, тоже излучал благонадежность и доброжелательность. Игроки высшей лиги, блядь. Вот она, правда жизни – притворство и расчет, маски и блеф. Зазеваешься и… выкинут за борт первого. Ждал Димку к часу, но тот, позвонив, сообщил, что аврал на судне – что-то рабочие напортачили, как итог – заказчик вопит, мастера матерятся, и его разбираться послали. Потом по селектору вызвал любимый шеф, передал пачку паспортов и сертификатов. Ямской свою обещанную часть работы сделал, и Костя на пару с Леркой засели за окончательную подготовку документов к конкурсу. Сверяли данные в договорах, счетах, накладных, конасаментах, отслеживая несоответствия техническим характеристикам оборудования. Выловили несколько ошибок – без них не бывает. Работали сосредоточенно, быстро, не отвлекаясь на перекуры, лишь Сашка на пять минут оторвал Штейна от цифр и букв. С подозрением спросил, до скольки вчера пахал и когда вернулся домой. Хотел Штейн соврать, что до самого упора оставался на заводе и никуда не мотался, для этого и свет оставил в кабинете включенным. Но осенило – он у Лерки не уточнил, когда они со Степановной свалили. И… фак! С Еремина могло статься припереться на завод и проверить на вшивость – Штейн бы не удивился. Паранойя… Поэтому полуправда-полуложь вполне сгодились – сказал, что у родителей был и к Лешке домой заезжал, как дела узнать. И поставил перед фактом: – Саш, я сегодня к восьми поеду в салон, подстричься хочу, и часов в десять освобожусь. – Два часа на стрижку? Не многовато ли? – черт, Сашка тоже ведь стрижется, знает, что процесс занимает максимум минут сорок. Но Костя же педик, вот и не преминул сыграть на этом. – Там еще … – сочинял на ходу Штейн, – маску сделаю… массаж. Хотел со смехом добавить – лобок сердечком выстригу, но не стал, не поверит. Да и доказательство придется предоставить воочию. Сашка, проглотив лажу, предупредил, что к одиннадцати будет у Костика. А в конце добавил, что соскучился… И предсказуемо придется Сашкино «соскучился» в койке отрабатывать. Штейн поморщился. Может попытаться развести Еремина, уложить его и трахнуть? Хоть какое-то разнообразие, только сомнительно. После вчерашнего… фак, возврат к их отношениям – как погружение в полынью, полную колотого льда. И холодно, и обжигает. С завода свалил в семь, и в половину восьмого сидел перед большим зеркалом в красном кожаном кресле. Бякочка встретила его в пустом салоне, кроме них уже и не было никого, утомленно рухнула на пуфик, и, стащив без стеснения носок, пинцетом начала ковыряться в пятке. – Что, опять засадила волосы? – Угу, котик, стригла корейца, у него волоски, как леска. А я в шлепках. Костя, не испытывая ни брезгливости, ни неловкости, опустился перед ней на колени и попытался рассмотреть занозы. Увидел лишь микроскопические черные точки в покрасневших ступнях. – Давай я, Бяк, тебе же неудобно. Бяка, не сопротивляясь, вручила Штейну тонкий и острый пинцет, пришлось напрячь зрение, чтобы заметить и повыдергивать мелкие, размером в два-три миллиметра, обрезки волос. Бякочка в это время задумчиво перебирала Костины пряди, натягивая их пальцами, что-то прикидывала. – А может… – Не может! – Котииик! Смотри – ты так чудненько оброс, можно длину оставить и затылочек, будет изумительная прическа. Я обещаю… – Бякочка, ну его, не хочу. Отрастет быстро, и виться начнет. – Консерватор. И когда ты таким стал? А помнишь… Пока Костя занимался спасением пяток Бяки, та предавалась воспоминаниям, перечисляя по именам одноклассников, которых недавно встречала. В общем, сплетничала. И когда обернула на шее, тщательно заправив, ярко-бордовую тонкую накидку – или как там она называется? – Костя Штейн уже был в курсе всех последних успехов и неудач тех, кто его совсем не интересовал – старых друзей-знакомых. Подстригла минут за двадцать, потом долго и с удовольствием массировала черепушку, что-то втирая в кожу головы. От нежных и умелых прикосновений тянуло в сон, и Штейн заклевал носом, отвечая «угу» и «ага» в тех местах, где Бякочка прерывала поток словоизвержения, требуя реакции собеседника. – Котик, а тебе идет щетина и лохматость, ты на пирата похож, – выпалила вдруг. Костя засмеялся: – На бомжа, точнее… Кстати, о щетине – побреешь меня? – Не проблемка, котик. – Бякочка, поменяв лезвие, поиграла опасной бритвой, и, состроив зверскую рожу, посмотрела на отражение Костика в зеркале: – А хочешь, я тебе эспаньолку оставлю? Штейн внезапно загоготал в голос, и Бяка в недоумении на него уставилась. – Бяк, ты помнишь мою бабушку? Ту, которая акушеркой работала? Бяка кивнула за спиной – бабуля, мамина мать, у Штейна была колоритной особой, материлась через слово, курила как паровоз, и у нее обычно имелось в запасе то, что можно было незаметно стянуть и бухнуть. Особенно ценили они в классе девятом «Рижский бальзам», которым бабушку регулярно одаривали благодарные родственники рожениц. – Она, когда видела мужика с такой бородкой, говорила: «Иисусе, что за борода? Как будто пизду зубами прикусил». Так, что, милая, уволь, брей начисто. – Ой, не напоминай, котик! – Бякочка тоже засмеялась, но рука не дрогнула, и обошлось без порезов. Короче, весь процесс уместился в час, и у Штейна в запасе осталось время, чтобы заехать на Лешкину хату и отдать обещанные деньги. Щедро расплатился с Бякой, она давно уже не отказывалась, понимая бессмысленность отказов – Штейн всегда настойчиво совал ей купюры. Так, на его взгляд, честно – работа должна вознаграждаться, тем более, мастерская работа. С удовольствием посмотрел на себя в зеркало – теперь он похож на человека, не то, что раньше. Избежав участи быть обрызганным одеколоном с ширпотребным запахом, всё же задал вопрос, который не давал покоя: – Бяк, а твой Матроскин – это погоняло ее крутого мужика – чем он сейчас занимается? – Всё тем же, котик. У него фирма охранная, как была, так и осталась. – Это же его ребята охраняют «Фрегат»? – «Фрегат» то самое казино, где Штейн предпочитал играть. – Его, они много что охраняют… – И под кем он сейчас ходит? – Ты устарел, милый. В наши дни не «под кем ходит», а «с кем работает» говорят, – Бяка чуть напряглась, догадываясь, что любимый одноклассник куда-то клонит. – Да тот же хрен… И с кем? – Котик, да зачем тебе? Ты вроде далек от этого. Костя усмехнулся, не так уж и далек… но кто об этом знает? – Бяк, скажи, а казино кому принадлежит? – задал более правильный вопрос. – Зингеру, слышал о таком? Костя отрицательно покачал головой – пусть Бяка ему расскажет. Та задумчиво отложила в сторону фен, с которого до этого насадки снимала, поправила в Костиной прическе ей одной видимые выбившиеся пряди. Видимо, размышляла, на кой оно Штейну? Но он поторопил: – Так кто он такой, этот Зингер? – Новенький… и старенький. Говорят, его на место Протаса поставили, когда того посадили. Только он… другой, с властями крутит, отхватил себе «Фрегат» и еще тройку игровых клубов. Сейчас строит огромное здание за городом – говорят, и там казино будет. Мысли мгновенно закружили в бешеном темпе, включились функции анализа и просчета ходов. Насколько вся эта информация полезна Штейну, и как извлечь из нее максимальную выгоду? Протас – кто о нем не знал? Любой знал – держал город, воровской авторитет, в законе или нет – Костя не в курсе, но, скорее всего, да. Силу имел огромную в девяностых, а потом со временем утратил свои позиции. Естественный ход событий, и не только у них в регионе. Те, кто при власти и те, кто при деньгах, постепенно подмяли под себя сферы влияния. Не все, конечно, но самые лакомые кормушки. А Зингер, значит, новый товарищ, мда… Пожалуй, Штейну он не пригодится, не то положение на шахматной доске, ему бы выход на ментовское высокое начальство или на шестой отдел, который внутренней безопасностью в милиции занимается. Задумался, вспомнив пиетет Алика, когда тот решил, что Костик с пресловутым Зингером связан родством, а Бякочка не закончила… – Слухи ходят, ему покровительствует наш областной прокурор. Хотя… я, честно, не понимаю, какие у них могут быть дела-делишки. – Крыша крыши? – а почему нет? Интересы сегодня у всех так переплетены, что не удивишься, когда откроются факты – чьи деньги и в чьи карманы перетекают. Бяка пожала плечами: – Я в это не лезу, котик, хочу спать спокойно. – А если мне, предположим, чисто теоретически, понадобится с Зингером встретиться, перетереть кое о чем, твой Матроскин сможет за меня словечко замолвить? Легкомысленная и болтливая Бякочка вмиг исчезла, и уже Ребекка Азарова, внимательно глядя в глаза, участливо спросила: – Кость, у тебя проблемы? – Да нет, пока... нет… Я думаю… еще не знаю, но, возможно, придется идти на поклон, – пожалуй, с Беккой Костя мог быть откровенен до определенного предела. – Хорошо… Я «чисто теоретически» спрошу у Коли и позвоню, сообщу тебе его ответ. Расцеловались, «пока», «пока», и Штейн, обкатывая в голове полученную информацию, не заметил, как подъехал к пункту назначения – Лешкиному дому. Узнанное от Бяки умещалось в рамках предполагаемого, но свет в конце туннеля оказался обманчивым. Авантюрист в Косте готов был рискнуть и обратиться за помощью к авторитету, но теперь этот ход выглядел сомнительным. И пунктир намеченного плана требовал корректировки… Сашка – персонаж другой истории, и способ избавиться от него надо искать во властных структурах. Штейн посмеялся над собственным хладнокровным цинизмом – он не простил, но ненависти не было, а мстить… Да не за что мстить, унижение и шантаж помнились скорее фактом, чем страхом и отчаянием. Решение разума, а не чувств. И еще… избавление, свобода, жажда вернуть собственную жизнь, вернуть себе себя – это главное! А способ, метод и результат он постарается выбрать самый безболезненный для Сашки. Он, Штейн, ловил себя на сочувствии Еремину… парадоксальном сочувствии. Несмотря на вопреки. Костя невесело усмехнулся и толкнул дверь Соринской квартиры без единой мысли о пацане. Ну и отлично. Пожалуй, только любопытно – тряхнет сегодня или нет? И если нет, то он легко забудет о вчерашнем наваждении.