Эпицентр

Сейчас Стриженные ровные газоны радовали глаз. Недолго, месяца два, не больше. Ровность и четкая геометрия лужаек утомили на удивление быстро – зимой и летом одним цветом и неизменной формой. Выбритая «под машинку» газонная трава никогда не успевала и никогда не успеет вызреть – сначала засеребриться, бросив колоски, потом пожелтеть под знойным солнцем и наконец развеяться семенами по ветру. Пустоцвет. Или декорация. Как и все тут – на виду, на обозрение, напоказ. Низкие белые заборчики, не скрывающие, что таится за редким штакетником. Добропорядочность, возведенная в норму, улыбки якобы без двойного дна. Сердечность… На центральной площади Эпаленджа, уютного городка в пяти километрах от центра Лозанны, по словам Кости – «деревня-деревней», мадам Марисьё, грузная черноволосая хозяйка небольшой бакалеи, привычно помахала мне рукой из-за прилавка. – Добрый день, Алекс, – сказала она по-французски с тяжелым горловым рокотом, по которому я легко отличаю швейцарца от француза. У меня в голове давно уже не щелкает тумблер при переходе с одного языка на другой. Местные здесь используют такой языковой микс, что по-первой я впадал в ужасную панику – немецкие слова звучали вперемешку с французскими, итальянскими и английскими – цеплялся за какой-то один язык, не понимая смысла фраз, но потом расслабился и научился получать кайф от этой лингвистической какофонии. И знание языков из очередной попытки что-то кому-то – да не кому-то, а Косте – доказать, превратилось в интеллектуальное удовольствие. Впрочем, как и все, что я начинал делать ради него, становилось не просто удовольствием, а частью меня – учеба, работа, даже стройка эта чудовищная. – Добрый день, мадам. Мне «Ривеллу» зеленую… – подумал и добавил, – лучше две. «Ривелла» – местный напиток из сыворотки. К нему нужно привыкнуть, но если привык – сложно отказаться, особенно в жару. Газированный, холодный и кисловато-чайный – самое то, и часа на три хватит. Часа на три… Мне просто нужно подумать, вырваться из четкой геометрии линий. Вырваться – из порядка в хаос, из тишины в шум, сбежать… Жалко, что здесь нет моря, но и Леман вполне сгодится. Особенно, если закрыть глаза и представить запах соли… Да, сгодится… – Месье Штейн вернулся? – удивительно, и откуда эта мадам все знает? Ведь мы живем в Балеге, тихом местечке в трех километрах к северу от Эпаленджа, и посторонних у нас не бывает, ну разве что проедут мимо завсегдатаи популярнейшего здесь гольф-клуба – одна из дорог к нему проходит как раз по нашему сонному царству. И да: для всех здесь я – Алекс, а он – месье или герр… хер Штейн… Не понимаю, я что, все еще злюсь? Или мне страшно? Или я опять психую на ровном месте? Спокойно кивнул в ответ на вопрос мадам Марисьё и приветливо улыбнулся. О, это я умею – приветливо! Волки, притворяющиеся овцами. Это Костино сравнение: «Знаешь, почему они не любят русских? Потому что мы не умеем так притворяться. Оглянись, Сань… Вон хер Рутберн, наш сосед – волчара ведь, сбежал сюда из Штатов от налогов и капиталы перевел, чуть не погорел на инсайдерских сделках. Но улыбается, как невинная овечка. Овцы тут дома не покупают… А у нас… даже из под овечьих шкур хвосты торчат и зубы щелкают…» Он тогда рассмеялся весело и зло. Но забор, в два метра, глухой, который бы отделял наш дом от внешнего мира, мы так и не поставили. Вместо овечьей шкуры – белый редкий штакетник. Что-то меня опять унесло куда-то не туда… Да и слава богу… Проехал по рут де Берн, повернул к Лозанне, а дальше пришлось покружить по городу. Я и забыл, что сегодня воскресенье, базарный день, и народу уйма, ни пройти, ни проехать. Так что на дорогу до порта, вопреки оптимистичному прогнозу навигатора – восемнадцать минут, ушло все сорок. На площади у набережной Уши еле нашел место для парковки – быстро воткнулся в короткое пространство между двумя авто, опередив какого-то деда на старом ягуаре. Мило улыбнулся, чуть обнажая в улыбке… или оскале клыки, и он тут же задраил окно, которое до этого приоткрыл – видимо, хотел возмутиться… Но все же что-то пробурчал себе под нос, скорее всего, здешний вариант – «понаехали!», и укатил вверх по узкой улице. А не зевай! И мне даже не было стыдно, мог ведь уступить – дедок-то старый совсем. Но я тороплюсь... Тороплюсь к озеру, на любимый причал. Вот мне очень интересно, почему такое место есть в любом, даже самом благопристойном, самом богатом порту? Даже там, где суточный паркинг крошечной яхточки стоит примерно, как среднемесячный доход российского гражданина, всегда есть такое место, где хаотично пришвартованы ржавые катера, утлые суденышки… Где прячутся деревянные, похожие на маленькие гаражи, эллинги, где ругаются мужики, кидая на прохладный камень пандуса сетки с ночным уловом. Где воняет рыбой и… нет, солью не пахнет… не здесь. Вместо соли моря пот утомленных рыбалкой тел. Тоже приятно. Стоит присмотреться, принюхаться, прислушаться, и такое место можно найти в любом порту любого города. Наверное, мне просто нравится так думать… я мало где успел побывать. Но где бывал – всюду находил. Тут это место я обнаружил, гуляя по набережной Уши, примерно полтора года назад, Костя тогда мотался между Женевой, Цюрихом и обратно, выбивая – уж не знаю, как у него в итоге это получилось – участок общинской земли под застройку. Для меня, для моего проекта. Перевесился однажды через ограждение левее от центральной прогулочной дорожки и учуял его. Ржавчина и иллюзия моря. Иллюзия дома. Перемахнув через ограду, сбежал по почти отвесному склону и с разгону влетел в небольшой эллинг, спрятанный за покрытыми мхом валунами. Как же я удивил Берни! То, что его зовут Берни, узнал, конечно, потом. А тогда… было неловко и весело. Он почему-то посчитал меня заблудившимся туристом. Крепкий мужик лет сорока, весь седой, с обветренным лицом, эдакий книжный «морской волк», он долго и снисходительно, мешая все языки в кучу, пытался объяснить, что мне тут быть не стоит … Ну да, согласен – простому туристу не стоит. Зачем видеть «риал лайф» за мишурой курорта? Не стоит! В общем, Берни настойчиво выгонял, я настойчиво не уходил. Мне было интересно до жути, и еще скучно. Смирился он с моим присутствием, только когда понял, что я русский (что взять с диких русских?) и живу тут неподалеку. Махнув на меня рукой, принялся дальше обмазывать антикоррозийкой днище старого, явно недавно восстановленного рыбачьего бота, а я сидел на деревянном парапете, нагревшемся за день и быстро остывающем в вечерних сумерках. Озеро Леман… местные называют его морем. Согласен, похоже. Примерно так же, как похожа невысокая горка за домом на Эльбрус. Хотя позже, когда здесь, на маленькой пристани – импровизированном рыбном рынке, который начинается в шесть утра, а в восемь уже пустеет, я примелькался, и ко мне привыкли, Берни, сменивший настороженность на дружелюбную болтовню, часто потчевал меня байками про озеро и его коварство – про воронки, течения, илистое дно. Что рыбалка во стократ опаснее, чем в соленых морских водах, что тишина и гладь смертельно обманчивы. Сначала Берни принял меня за одного их тех студентов, которых тут уйма на подработках, особенно летом. Но потом увидел с Костей в небольшом рыбном ресторане на набережной – Берни сдает улов во многие местечки по смешной цене, которая потом превращается в астрономические счета для посетителей. Не могу предположить, что его так удивило и разозлило – то ли сам факт, что я не один, то ли мой внешний вид, а я был в костюме, то ли Костин. Хотя, подозреваю, скорее всего, сам Костя. Его надменность, высокомерие: «Что за муха тут летает?» – Косте особенно хорошо удаются именно такие взгляды, но Берни, резко оборвав себя на полуслове, просто кивнул мне и прошел мимо. Конечно, Костя спросил, кто это был? Конечно, я рассказал. И о Берни, и о лодках, и о рыночке, и о том, что часто хожу туда, когда его нет. Даже показал, сверху, с набережной, про себя молясь: только бы ему не пришло в голову спуститься вниз. Будто, если он увидит эллинги и лодки, низкий деревянный причал, железные ржавые кнехты – это место перестанет быть моим. Станет общим. А я хотел оставить его себе. Почему? Как-то поймал себя на мысли – лишь здесь, у причала, среди старых лодок, память легко и просто переносит меня в далекое лето девяностого, и я как наяву вижу самый счастливый день своего детства. Мне семь лет и через неделю в первый класс. Но я совсем забыл о школе – рано утром мы с отцом на целый день уходим в море. Батя договорился с соседом, заядлым рыбаком и владельцем старенького, но мощного катера, что в последнее августовское воскресенье тот возьмет нас с собой. Накануне я еле уснул, ворочался, переживал – а вдруг сосед передумает? Но нет, отец разбудил меня затемно, торопил, и позавтракать мы не успели. Да и не полезло бы, хотелось скорее к пирсу, не опоздать. Не опоздали и вышли в бухту вовремя. В бабушкином отрывном календаре «вовремя» было обозначено смешным словом «Восх.» маленьким кружочком и цифрами с точками, но там ни слова не было про то, какая это на самом деле необыкновенная красота! Мой первый Восход Солнца! Ничего грандиознее я больше не видел, ни до, ни после. Когда мы вышли на точку, сосед выключил движок, заякорился и ушел в рубку подремать, а мы с батей, сидя на лавке у борта, смотрели на восток. Солнце всходило постепенно – сначала окрасило волны алым, потом растеклось слепящим блином на горизонте и наконец показалось из воды золотым полумесяцем. Полумесяц начал медленно увеличиваться в размерах, пока не превратился в ярчайший диск, зависший над горизонтом. Несколько минут в полной тишине, а потом солнце осторожно, словно не решаясь разорвать пуповину, соединявшую его с морем, отделилось от кромки воды и неспешно поплыло в небо, на свое законное место. Я не мог отвести глаз, замер, почти не дыша, не замечая, что повлажнели щеки, и в носу захлюпало. Удивился – от восторга и слезы?.. но отец не понял, принялся меня успокаивать – не бойся, школа – это не страшно, все когда-то идут в первый класс, это неизбежно как… восход. Что школа – это здорово, это друзья, знания, аттестат, и если я буду стараться – то хороший аттестат, а это уже билет в мореходку, куда в свое время не попал батя, но куда непременно поступлю я. Главное – не бояться, хорошо учиться и верить, что все получится. Обещал, искренне веря своим обещаниям: «Санька, – так называл меня только он и баба Маша, – закончишь первый класс, а я к лету накоплю деньжат, выкупим у соседа катер! Возьму отпуск, и мы – ты, я, мать, все вместе, будем рыбачить, ходить на косу, поставим палатку и поживем в свое удовольствие на просторе. А, Санька, как тебе?» Смеялся, обнимал меня за плечи. Это обещание было лучшим подарком на свете, лучше новенькой формы и красивого ранца, даже лучше велосипеда на прошлый день рождения. Слушая отца, я думал о том, как вечером побегу к бабке – расскажу ей про настоящий «Восх.» А еще мне впервые со страшной силой захотелось рисовать – и не абы что, а это утро и это солнце, зависшее между небом и водой. Всегда видеть и помнить отцовские слова… Обещания, которые он так никогда и не выполнил. Ни одного. Пустые слова… Санька, а давай на будущий год штаб тебе построим на даче? – мне восемь. Санька, а в отпуск махнем? – мне девять. И в слова уже не верилось. В самый нужный момент он бросил меня, но я справился. Остановился на самом краю пропасти. Спасибо, конечно, бабе Маше за ее тяжелую руку и скупую любовь, но сейчас я точно знаю – пропасть мне не дали: да, злость, да, упертость, но главное – призрак неисполненных отцовских обещаний. Всю жизнь потом я старался учиться так, как учился весь тот год – в ожидании первых летних каникул и несказАнной награды. Мне не семь лет, но для кого-то смешные, для меня же пугающие вопросы – кто я есть и где мое место? – до сих пор не дают покоя. Глупо… говорю себе: Саша, ты уже не тот наивный пацан, ты взрослый мужик. У тебя в активе престижный диплом инженера-строителя, ты можешь заговорить любого местного, легко перепрыгивая с одного языка на другой, а владеешь ты тремя, не считая русского. И знаешь – пусть заказчики выносят мозг, но за глаза они довольны и нахваливают проект, передавая из рук в руки твою визитную карточку. Ты схватываешь все налету, и, если понадобится, легко вольешься в любую компанию, в любую среду – у тебя ведь хороший учитель по части «мимикрии». Но самое главное – знаешь, пусть смысл твоей жизни в Косте, но если вы расстанетесь, ты не пропадешь. С трудом, но найдешь новый смысл жить, справился в детстве – сумеешь и сейчас! Это понимание настойчивой мантрой каждый раз всплывает в моей голове после мысленного путешествия в далекий август, дает силы идти дальше, задвигая далеко-далеко все мои идиотские страхи и неуверенность. Неуверенность в себе, в Косте, в завтрашнем дне… Вот чем был для меня этот причал – он прочищал мозги лучше любого психоаналитика, помогая мне ясно и четко увидеть, в каком дерьме я мог остаться, если б допустил слабину. Помогая понять – там, где находится сейчас моя жизнь, я оказался не только по воле счастливого случая, но и сам над этим неслабо потрудился. Таким у меня оказался личный способ выживания, проверенный временем, а это как умение ездить на велосипеде – ни забыть, ни разучиться невозможно. Разве мог я все это Косте объяснить? Нет, конечно, да он и не настаивал. Пошутил только про Берни и похотливых старичков – ха, я не стал уточнять, что они почти ровесники – и больше об этом не заговаривал.