Охотник для мага

— Давай, закапай слюнями папочке Гарри весь салон. Почему нет? Папочка Мэтти зато будет в восторге и еще позволит обслюнявить свою восхитительную мордашку. Вот скажи мне, Луи, а мне-то почему он этого не позволяет? Молчишь? Вот и я не знаю... Гарри выруливает на парковку близ Центрального парка. Пес взвизгивает и скачет по креслу, как будто пытается то ли взлететь, то ли научиться открывать дверь, чтобы рвануть к своему любимому человеку - подальше от этого - странного, необщительного. И за ухом ночью не почешет, и обслюнявить не даст. Жалко ему что ли? — Пошли что ли, мохнатый. Цепляет поводок за ошейник, псина несется вперед, работая лапами так быстро, будто траншею роет. Шум перехватывает собаку, когда тот уже почти кидается на замершего у каких-то кустов Мэттью, что уставился на свой палец так сосредоточенно, будто гипнотизировать пытается. — Мэтт? — Тсссс... Гарри, не делай резких движений и Луи подержи, а то спугнет его. Смотри какой - совсем не боится. Перышки как на солнце блестят, клювик острый. Скормил ему несколько зернышек, в кармане завалялись... Нет, Гарри не закатывает глаза, не смеется, и даже не пытается ехидничать. Это же Мэтти. Повезло, что он не обнаружил здесь здоровенную корову и не попытался ее подоить. Прямо здесь, в Центральном парке. Почему бы и нет? "Спасибо Господи, что на съемочной площадке у нас нет каких-нибудь макак, телят или пингвинов. У меня не было бы ни единого шанса", - думает Гарри, а сам уже чувствует себя воском или куском пластилина на солнцепеке, расплавившейся на асфальте жвачкой. "Откуда он такой взялся?" Бесхитростный. Солнечный. Праздничный, как воздушный шарик в детстве на день рождения. — Мэттью, ты помнишь, что нас ждут ребята? Даже не шевелится, все разглядывает птаху, а глаза так и светятся восторгом. Как у мальчишки. — Помню, конечно. Но мы же почти пришли. ... Ладно, пернатый, лети, - и вскидывает руку, запуская пичугу в полет. Долго-долго вглядывается в небо, пока глаза от яркого света не начинают слезиться. А потом на него запрыгивает позабытый Луи, и Мэтт стряхивает свою внезапную задумчивость, опять оживает, тормошит пса, подставляет лицо под мокрый шершавый язык... ... До места пикника они добираются, когда уже все собрались. Эми приподнимает выразительно бровь, тоненько усмехаясь, Кэт цокает осуждающе языком, Альберто смотрит насмешливо, но почему-то молчит, зато Дом не упускает случая поддразнить, хотя на этот раз попадает прямиком пальцем в небо с каждой шуточкой не изящнее слоненка в балетной пачке. — Я помогу? - Мэтт устремляется к Эмерод, что возится с какой-то коробкой. Он засучивает рукава, буквально спасаясь бегством от шумного друга, а Гарри не успевает идентифицировать хитрый блеск в глазах девчонки. Всего две секунды, и мохнатый пищащий комочек уже в большущих ладонях Даддарио, что держит существо так осторожно, будто боится сломать. Или вдохнуть вместе с пахнущим терпкой осенью воздухом. — Господи-боже, Эми, детка, за что? Мэттью не слышит, лепечет что-то, кончиком ногтя трогая мягкие перышки. Словно пух. — Назовем его Дональд. Гарри, зай, ты же не против? И это выражение лица так обезоруживающе-восторженно-простодушно. Шум просто не может взять и сломать. Потушить этот свет. Хотя их квартира и так уже больше напоминает питомник. В конце концов, может быть, повезет, и кто-то из них удерет... Хотя бы Мудрый Каа. Ну, а вдруг? Хотя, Даддарио, конечно же, рванет следом и обязательно свалится с лестницы, запутавшись в своих длиннющих ногах. "Каланча", - думает ласково Шум и тянется, чтобы скользнуть щекой по щеке. А Мэттью вдруг отрывается от цыпленка, которому не пойми зачем дал имя мультяшной утки, и запрокидывает голову, - будто приглашает за поцелуем. У его губ вкус клубничных конфет, помадки и мяты. Такой сладкий и свежий, что затошнило б, если бы... Какие могут быть "если", это ведь Мэттью Даддарио, боже. Скользнуть языком, раздвигая губы, слизывая тихий стон-выдох, чувствуя, как пальцы касаются полоски кожи над джинсами, как пульс уже колотится в висках и затылке... — Мальчики-мальчики, хэй, мы все еще тут, - захохочет радостно Кэтрин, накручивая на палец рыжие прядки-пружинки. Каждый раз, как впервые. До сноса крыши и потери ориентации в пространстве и времени. Мэттью отстранится смущенно, запустит в волосы пятерню, краснея, как Алек Лайтвуд перед своим соблазнителем-магом. Гарри прикусит досадливо губу и поправит джинсы, чтобы было чуть удобней сидеть. В конце концов, у них весь вечер еще впереди, и вся ночь, и много-много-много других ночей.