Охотник для мага

"Убей их всех", — шепчет он. "Убей их всех, мальчик с ангельской кровью". "Убей их, и останемся только мы". "Убей их, названный брат". "Единственный, кто в этом мире был нужен". Джейс падает на колени, сжимая руками до боли виски. У него в кулаке все еще зажат клинок Серафима. Он видит пред собой этот лик. Его волосы — белый огонь. Его взгляд — это черная смерть, что опаляет, сдирает заживо кожу. — Нет, — хрипит, — никогда. Я не такой и никогда таким я не буду. Смех такой яркий. Как первый солнечный день. Как признание в любви. Как теплыми лучами — по озябшей, покрывшейся коркой льда, уже потрескавшейся, почти безжизненной коже. — Ты — это я, мой милый Джейс. Ты — это больше, чем нефилим или наследник психопата с выжженным кругом на шее. Ты — это больше, чем брат, которого мне обещала Лилит. Джейс, ты — моя половина. Да, он безумен — Джонатан Моргенштерн. Он безумен и прекрасен, как тот падший ангел, о котором Джейс совсем ребенком читал. Какая-то сказочка примитивных или что-то такое. Про того, кто сверкал неземной красотой в сонме ангелов и оттого загордился. Кто пал в преисподнюю, возжелав сидеть рядом с творцом. Джонатану, наверное, и того было б мало. Руки Джонатана Моргенштерна — в крови. Его братьев, его друзей-нефилимов. Густые вязкие капли, срываясь, стекают на землю. Рассохшуюся, как в самой жаркой пустыне. Как в той преисподней, куда он однажды непременно вернется. Пособник демонов. Самая темная сущность. Он — яд, что нечто сделал с этим воздухом, с ним. Иначе почему он — Джейс Эрондейл не слышит того, что внутренний голос ему, срываясь, кричит. И ногти вонзаются больно в ладони. Джейс смотрит на свои руки — они тоже в крови. Они сплетаются с тонкими пальцами того, кого изрыгнула бы бездна, ужаснувшись всей той тьме, что так притягательна, так совершенна. Джонатан улыбается так счастливо. Джейс и не думал, что так кто-то умеет. Губы сами шепчут себе: "Совершенство". И он опускается на колени, вжимаясь губами в покрытые красным такие красивые руки. — Мой мальчик, — говорит ему Джонатан. Кажется, или на мгновение срывается голос? Нет, это просто завывание пожара, что там, под холмом уничтожает их Институт. Крики сгорающих заживо не режут уши, не заставляют ужаснуться, а сердце — сжаться от боли. Наверное, все это лишь сон. — Мой мальчик, — он опускается рядом прямо в пропитавшие землю кровь, копоть и грязь, — я и не думал... так быстро... ведь метки Лилит нет так давно. Ты мой, Джейс. Ты на самом деле со мной. — Так было и будет, — клянется ему, когда холодные губы обжигают его рот поцелуем. Твой. Джонатан, я лишь твой. Как же мне хорошо. Как же правильно, Ангел. Ангел — это ведь ты. "Убей же их всех. Ради меня, я прошу. Убей, и пусть нас оставят в покое". "Убей же их, Джейс. Убей". Я убью. Целует, сжимая клинок измазанной кровью ладонью.