Охотник для мага

— Как прошел день? Джонатан закладывает руки за спину. Так, точно места им не может найти. Он подходит к огромному, во всю стену окну, обозревая до сих пор дымящиеся руины. На востоке города все еще тлеют пожары, и стоны умирающих — что нефилимов, что примитивных, Джейс может слышать даже сейчас. В этой башне, возвышающейся над разрушенным миром. В единственном месте, где еще сохранился комфорт и уют. Там, где новый повелитель Вселенной собирает трофеи. Как истинный коллекционер. — Так же, как предыдущий. И все до того. Что ты хочешь услышать? Что птица рада заточению в клетке? Твои марионетки стоят у дверей и стерегут меня круглосуточно. По стеклам снаружи медленно стекают капли дождя. Совсем не похоже на слезы. Это просто вода. — Что ты согласен править вместе со мной. — Ты разрушил весь мир, Джонатан. Ты выпустил вирус, убивающий нефилимов и сводящий примитивных с ума. Это ты убил всех, кого я когда-то любил. Окна плотно закрыты, но сладковатая вонь разложения пробралась даже сюда. Или все дело в том, что у Джейса хорошая память. Что Джейс, даже не закрывая глаза, помнит треск костра в лагере беженцев на последней оставшейся целой станции нью-йоркского метро. Сухой кашель бредящей Изабель и безнадежно-пустые глаза Александра, до последнего сжимавшего руку младшей сестры. Отчаяние в лице тысячелетнего мага. И растерянность последнего из вампиров, понимающего, что с приходом утра даже здесь не останется места, чтобы укрыться от смертоносных для его плоти лучей. Джейс помнит, как темные нефилимы — армия Джонатана, обнаружили их перед самым рассветом. В час, когда полностью исчезли цвета, укрывая весь мир безликим пепельно-серым. — Для тебя. Чтобы на руинах ты и я построили новое царство. Мир восстанет, как феникс. И править им будем мы. — Ты безумен. С чего ты решил, будто я?.. Джонатан опускает ресницы одновременно с раскатом жуткого грома снаружи. Дробящего, кажется, остатки вселенной на мелкую стеклянную крошку. Джонатан шепчет, и голос его перекрывает грохочущий гром: — Ты забыл, что я был в твоей голове, когда Лилит нас связала? Я видел все из того, что ты до сих пор не признал. Забыл ли? У Джейса сил не осталось даже на смех, а потому он лишь дергает уголком губ и опускает на грудь подбородок. Волосы падают на лицо. Он забыл? То чувство, что ты не один, а половина целого? Тот бешеный, льющийся в вены восторг от осознания цельности мира? Ритм сердца чудовища, стучащего под рукой? Вой демонов в его голове, утихающий только от губ Джонатана? — Я не забыл. То, чем ты сделал меня. Я помню ненависть и отвращение. Я ими до сих пор переполнен. — Зачем сейчас нужна ложь? К тому же я чувствую правду, ты знаешь. Все это так. Связь работает в обе стороны, но Джейс Эрондейл упрямо стискивает челюсть, противится поцелую. Джонатан опускает его на кровать. Ледяные ладони мнут трикотаж, оставляют на коже ожоги. Джейс выдыхает громко на первом толчке. Джейс жмурится и изнутри себя же кусает за щеку. Джейс прокручивает в памяти лица всех, кто погиб. Джейс воскрешает в мыслях дымящиеся руины и рыдающих на обломках детей, и оскаленные морды чудовищ, что некогда были людьми... Хрипит: "Ненавижу", кончая. Джонатан языком собирает сперму с его живота. В отблесках молний его лицо представляется металлической маской с провалами вместо глаз. Джейс отключается как по щелчку. * — Ты сегодня умрешь... отродье демона. Наконец-то... Алек, стряхивая с рук капли крови, натягивал тетиву, целясь в голову стоящего перед ним на коленях. — Алек. Нет, — Джейс закрывал ухмыляющегося собою и поднимал клинок Серафима, мерцающий серебром. — Он мой брат. Мы найдем другой выход. — Он — демонское отродье. Тебе напомнить, сколько крови у него на руках? — Если он, то и я нисколько не лучше. Это все Валентин... мы решим. — Но Конклав никогда не одобрит. — Ты не скажешь, что он жив, никому. Пожалуйста. Если я тебе дорог. Лук и стрелы — с грохотом об пол. И дверь едва не слетала с петель, когда названный брат уходил, не закончив то, что был должен. — Ты спас меня, — сипел Джонатан, пока Джейс разрезал путы, стягивающие запястья. — После всего. После метки Лилит. Почему ты ему не позволил? — Не надо вопросов. Ты знаешь. * "Я видел, Джонатан, как мир будет гореть. Я видел нас с тобой на руинах на троне. Я видел, как армия одетых в черную кожу людей опускалась на колени, присягая на верность. Я помнил, что все, кого знаю, мертвы..." "Ты был опечален?" "Я чувствовал безграничное счастье, потому что рядом был ты. Только ты... Это сон". "Вот только сны имеют значение". * Комната пахнет кровью, горячим воском и тленом. Джонатан спит, раскинувшись по кровати. Джейс находит штаны и натягивает тонкий кашемировый свитер, что пахнет... он им весь провонял. На полу под окном — потускневший, забытый клинок Серафима. В руке последнего нефилима тот зажигается ангельским светом. Острие вжимается в ямку на шее, и Джонатан отрывает глаза. Он не кажется расстроенным, уязвленным. Вполне возможно, он ждал. Каждый день и напролет все бессонные, бесконечные ночи. — Почему вирус меня не убил? Почему я все еще жив? ...зачем я остался последний? — Моя кровь — это лекарство. И сперма, и пот. Когда тебя принесли, начиналась последняя стадия обращения, после которого процесс был бы необратим. Я еле успел. А он-то считал, что это просто приснилось. Тяжелая чаша и черная кровь, и липкие, такие горькие губы... — Ты должен был позволить мне умереть, если так хотел остаться в живых и править вымершим миром. Ладони Джонатана гладят живот, цепляют соски. — Без тебя этот мир не стоит вообще ничего. И ведь ты его выбрал. В миг, когда не позволил Алеку спустить тетиву. Ты решил за меня, за себя, за планету. Джейс, это ты. Джонатан выгибается, и острие прокалывает тонкую кожу. На белом черные капли как жемчуг. Джейс отводит клинок. — Видишь... ты даже не можешь. Музыка... пианино звучит в голове. Клинок выскальзывает из разжавшихся пальцев и теряется где-то ворохе скомканных одеял. Он доолжен... должен приставить к груди и нажать. — Я могу. Губы Джонатана накрывают немеющий рот. Выпивают тихие звуки, они так похожи на всхлипы. Возможно, это просто шелест дождя за окном. Лишь вода, что заливает пожар на руинах.