I love you damaged \ Я люблю тебя разбитого I need human wreckage \ Мне нужны человеческие обломки I have to look up just to see Hell \ Чтобы увидеть ад мне нужно лишь взглянуть наверх Fallen, fallen, fallen from grace \ Я грешен, грешен, грешен Now for you \ Теперь – ради тебя This is why you should run \ Поэтому лучше убегай*
Гарри избегает маминого общества всю следующую за уроком неделю. Он знает, она прочтёт его, надавит посильнее и заставит признаться. И он просто не представляет, какими безопасными словами можно рассказать маме о Луи. О взрослом парне, что непристойно трогал его, заставил кончить дважды, смутил и сконфузил разум, заселил в него яркие грязные картинки. Таким рассказом он обеспечит себе домашний арест до конца жизни. О чём вообще он думал, вписываясь в эту авантюру? Кажется, тогда в голове были лишь синие глаза Энди, его яркая улыбка и неизменная кожаная жилетка. И этого прекрасного видения хватило, чтобы затуманить здравый смысл. Гарри поддался искушению и признался. Это было первой ошибкой. Следующий шаг к бездне он сделал, когда Энди сказал, что он красивый, но маленький. Влюблённое сердце выделило намёк на шанс, а мозг уже лихорадочно придумывал решение проблемы неопытности. И придумал. Это было второй ошибкой. Но самый серьёзный промах заключался в том, что он выбрал Луи. Гарри надеялся, что сможет воспринимать его отстранённо, лишь как учителя, как тело, на котором разрешено экспериментировать и пробовать. Но Томлинсон с самого начала перевернул всё с ног на голову, доведя до безумия страхом и волнением, а потом окончательно разрушил внутренний мир Гарри первым откровенным удовольствием в его жизни. Мальчик всю неделю думает о мягком хлопке его футболки между пальцев и сильном запахе сигарет, потому что анализировать действия Луи и собственные оргазмы его потерянный разум отказывается. Лишь ночью он подкидывает откровенные картинки, заставляя Гарри метаться, сбивая простыни в комок, похныкивая от напряжения, когда ему снится, как Луи закусывает нижнюю губу, мощно вбиваясь в сидящего на нём Гарри. И мальчик просыпается в мокром белье пять ночей из шести. Но и шестая не несёт в себе облегчение и спасение от снов: Гарри снится Томлинсон, стоящий у школьной доски с длинной деревянной указкой во властной руке. И мальчик понимает - один неверный ответ, и он ощутит всю болезненность наказания, когда Луи будет с оттягом опускать предмет на его добровольно подставленную попу. Ребёнок даже во сне чувствует жар внутри, и его пальцы дрожат, а язык прилип к нёбу. Перед глазами вспыхивают и исчезают математические формулы и важные исторические даты, но они рассыпаются в пыль, когда ледяные глаза впиваются в него. И только синие глаза, ободряюще смотрящие на него из-за соседней парты, позволяют усидеть, а не сбежать из кабинета до окончания урока. Гарри стряхивает наваждение сна, натягивает домашние штаны и с зевком человека, потерявшего способность спать несколько суток назад усаживается за стол. Мысли мыслями, а уроки в школе никто не отменял. И он успевает доделать почти всё, когда телефон вибрирует о новом входящем сообщении. Гарри, всё ещё мысленно составляющий следующую строчку своего эссе по литературе, не задумываясь открывает папку и роняет телефон на собственные подгибающиеся колени. Если бы он не сидел, он упал бы вместе с телефоном на пол. Сейчас Гарри дрожит как осиновый лист на ветру, потому что он не готов ко второму уроку. Паника закручивается спиралью внутри, мальчик взвешивает все за и против, пытаясь понять, не лучше ли закончить всё прямо сейчас, отказаться от шанса получить Энди и забыть руки Томлинсона как страшный сон, но его тело механически совершает все нужные движения. Гарри приходит в себя лишь на улице, занося ногу над педалью велосипеда. Он прерывисто дышит, всю дорогу уговаривая себя доехать до конечной цели, не свернуть, не отступить. Его пальцы крепко сжимают резиновые ручки на руле, и он впивается в податливый материал ногтями, глядя остекленевшим взглядом перед собой. В груди громко колотится сердце, разгоняя кровь по телу, заставляя её жаром приливать к щекам. О Луи Гарри не думает, нет. Он вспоминает Энди - его первую любовь, конечную цель всей этой авантюры, человека, что подарит ему настоящее наслаждение и счастье. С Томлинсоном было хорошо, но Гарри чувствует лёгкий налёт скверны во всём этом. Все прикосновения Луи нежеланные, принятые через силу. Они будто пачкают его. И удовольствие от них грязное. Гарри ерошит волосы, пристёгивает велосипед, и сверяется с часами в телефоне. У него есть ещё четыре минуты, поэтому он присаживается на бордюр, зажмуривается, и вдыхает полной грудью. Он хочет привести в порядок дыхание и, по возможности, мысли, потому что в прошлый раз он оказался совершенно не готов, и это было сравнимо по ощущениям с барахтаньем в океане во время шторма. Гарри хочет контролировать если не процесс обучения, то хотя бы свои действия и эмоции. И он дышит, с жадностью втягивая в себя весенний воздух. Сердечный ритм приходит в норму, а пальцы перестают предательски дрожать. Но лишь до того момента, пока Гарри не чувствует этот запах - рассеивающиеся сумерки и одиночество. Так пахнет для него Луи. Мальчик широко распахивает глаза и обнаруживает Томлинсона напротив себя, присевшего на корточки, внимательно вглядывающегося во взволнованное детское лицо. На его тонких губах играет снисходительная усмешка, вызывая в Гарри укол злости. — Что-то не так, малыш? Ты выглядишь потерянным. Гарри отрицательно качает головой и надеется, что Луи не воспримет его волнение насчёт предстоящего урока. Гарри всеми силами пытается спрятать свою слабость от глаз Томлинсона. Но он с треском проваливается, потому что Луи запускает пальцы в его и без того растрёпанные волосы, мягко массируя голову. — Поднимайся, детка. Тебе нужно перестать бояться меня, кусаться я начну не скоро. Луи выпрямляется и отворачивается от мальчика, направляясь ко входу в здание, а Гарри больше всего на свете хочет спрятать лицо в ладонях и глухо простонать. Но он сжимает кулаки, поднимается и следует за Томлинсоном. В лифте Луи насвистывает какой-то незнакомый мотив себе под нос и выглядит крайне жизнерадостным. Гарри на его фоне чувствует себя зажатым и угрюмым. И он хмурится ещё сильнее, когда Томлинсон подмигивает ему за секунду до звонка, оповещающего, что лифт прибыл. В этот раз Луи покорно ждёт, когда Гарри покинет кабину, и только потом выходит сам. Мальчик теряется на секунду, разглядывая три совершенно одинаковые двери. Он был в смятении, покидая квартиру Луи неделю назад, и сейчас ни за что бы не вспомнил нужную. Но Томлинсон обходит его, задевая плечом, всё так же победно ухмыляясь, и открывает ту, на которой висит позолоченный номер 243. Гарри пытается отложить в уме на будущее, но парень уже внутри и манит его пальцем. Мальчик сглатывает и проходит внутрь, с громким щелчком захлопывая за собой дверь. Гарри высоко задирает подбородок под насмешливым взглядом. — Ты такой молчаливый всегда, — качает головой Луи, наступая носками на пятки своих кед, снимая их. Гарри повторяет его движения, избавляясь от собственной обуви, а потом отвечает, глядя Томлинсону прямо в глаза: — Я здесь не для того, чтобы вести с тобой долгие задушевные беседы. И он надеется, что ему удалось спрятать дрожь в голосе, но вид Луи говорит об обратном. На его лице расцветает широкая улыбка, и он произносит всё с тем же снисходительным превосходством: — Тогда проследуй в спальню. Гарри бесится внутри оттого, как Луи разговаривает с ним. Гарри бесится оттого, что его голос дрожит, и он не может твёрдо ответить, оттого, что он никак не может повлиять на Томлинсона и остаётся только с достоинством принимать. "Ради Энди" - мысленно напоминает себе мальчик и открывает дверь в спальню. Здесь за неделю ничего не изменилось: всё тот же приглушённый свет из окна, прикрытого серой занавеской без рисунка, и черно-белое покрывало. И Гарри опускается на колени перед местом, где в прошлый раз сидел Луи, и поворачивает голову к двери, вопросительно глядя на хозяина комнаты. — Свитер сними, — хрипло говорит тот, и мальчик замечает скользнувшее во взгляде нетерпение. Что-то едва заметно щёлкает в голове, когда Гарри понимает, что Луи не всё равно. Он чувствует желание. Эта мысль возбуждает, щекочет под рёбрами и даёт надежду. Надежду на то, что Гарри не будет постоянной жертвой, и научится отвечать Томлинсону в той же манере. Вот только пока мальчику не понятно, какие именно манипуляции с его стороны делают дыхание старшего прерывистым. Гарри цепляет края кофты руками и стягивает через голову. Он оглядывает кровать, думая, куда лучше положить свою одежду - Луи пока не сказал, что будет с ним делать - но Томлинсон решает за него. Его ладонь касается ткани и, забирая её из рук ребёнка, он задевает пальцы Гарри. Оба глупо вздрагивают, и Луи отворачивается, нарочно пряча взгляд от коленопреклонённого мальчика. Он уносит кофту в кресло у двери, и Гарри с ужасом наблюдает, как Томлинсон снимает свою футболку, бросая её сверху на свитер. Мальчик внимательно оглядывает загорелую спину парня, его подкаченные руки, он ловит себя на мысли, что хочет прикоснуться, провести ладонью вниз, залезть пальцами под ремень на джинсах... — Гарри, — мальчик вздрагивает, хотя Луи даже не смотрит на него, и его голос звучит так же тихо, как и во время первого урока. — Тебе нравится то, что ты видишь? Ребёнок зажмуривается и отворачивается. Как Луи понял, что он пялился? — Ты очень шумно дышал, — произносит Томлинсон, поворачиваясь. Он подходит ближе, садится напротив Гарри и слегка раздвигает ноги. Мальчик кладёт ладони ему на колени и тихо спрашивает. — Я сказал это вслух? Ему стыдно за то, что он ведёт себя так глупо, по-детски, но он никак не может взять себя в руки. Рядом с Луи он теряется. Луи смеётся, приподнимая его за подбородок, глядя во взволнованные глаза. — Нет, ты ничего не говорил. Ты просто слишком очевидный. И это звучит обидно для Гарри. Он дёргает головой, вырываясь из хватки Луи, и тот лишь хмыкает в ответ. — Такой строптивый сегодня. Плохо спал? Гарри отводит глаза, смущаясь, когда воспоминания о снах наводняют его голову яркими грязными картинками, и он очень боится, что Луи прочтёт его в этот момент. Но Томлинсон не обращает внимания на жаркий румянец, и вообще на мальчика у его ног. Луи смотрит в пространство отсутствующим взглядом. — Эй, Луи, — осторожно зовёт мальчик, сжимая взрослую ладонь пальцами. Томлинсон реагирует на прикосновение. Он моргает и поворачивается к Гарри, и тот видит, как блестят его глаза. — Я сделал тебе приятно в прошлый раз. Сегодня твоя очередь доставлять удовольствие! — он залезает на кровать, вытягиваясь в полный рост и Гарри ничего не остаётся как последовать за ним. — А потом, так уж и быть, я подрочу тебе ещё раз. Гарри садится на пятки около Луи и возмущённо ворчит что-то о том, что ему не понравилось, да и вовсе не нужно это. А Луи лишь раздражённо вздыхает. — Заткнись и начинай, Гарри. Мальчик давится следующим отрицанием, широко распахивая глаза в возмущении. Больше всего ему хочется послать этого несносного эгоистичного засранца куда подальше, он уже сжимает руку в кулак, но вовремя вспоминает то единственное объятие Энди: как парень пах сигаретами и чем-то морозным, хрустящим; как обнимал его, искренне интересуясь, кто обидел. И он сжимает зубы, разжимая пальцы, и опускает ладонь на подтянутый живот Томлинсона. Глаза парня закрыты, когда Гарри ведёт вверх, перебирая пальчиками горячую кожу. Он чувствует жар, исходящий от мужского тела. Видит, как равномерно вздымается грудь Луи. Гарри добавляет вторую ладонь, медленно касаясь сосков, лаская плечи. Луи не стонет, и дышит всё так же спокойно, а мальчик закусывает губу в напряжении. Его пальцы покалывает от трения о чужую кожу, щёки горят лихорадочным румянцем, а внизу член наливается напряжением. И Гарри рад, что глаза Луи закрыты, потому что насмешливый ледяной взгляд - это последнее, что ему нужно прямо сейчас. — Детка, — произносит Томлинсон, перехватывая его запястья, и спускает руки мальчика вниз, к самой кромке джинсов. — Я понимаю, тебе всё в новинку и всё интересно, но ты тратишь время, Энди не нужны эти девственные касания. Гарри сжимается внутри, потому что любимое имя, звучащее из уст Томлинсона проходится болью по всем мышцам в теле. И он настолько опустошён сегодняшним настроением Луи, который не поддерживает и не ободряет, как в прошлый раз, а лишь дразнит и грубит, и поэтому Гарри не сомневается ни секунды, расстёгивая джинсы парня. Он замирает на мгновение, глядя на контуры внушительного члена под тканью боксеров Луи, но тут же неаккуратно сдирает их вниз, не раздумывая. Гарри никогда не видел чужой пенис так близко, и он облизывает пересохшие от волнения губы, разглядывая блестящую головку и толстый ствол с проступающими венками. Луи приподнимается на локтях, глядя на нерешающегося мальчика. — Так и будешь смотреть или предпримешь что-нибудь? Его голос максимально равнодушный, несмотря на возбуждённый подрагивающий в ожидании прикосновений член. Гарри кажется, что он разговаривает так намеренно, Томлинсон ждёт вопроса или просьбы, и мальчик не разочаровывает его. Он засовывает свою строптивость и плохое настроение подальше, напоминает себе о конечной цели, и покорно склонив голову тихо спрашивает: — Что я должен делать? Луи ухмыляется, и выглядит таким уверенным, несмотря на спущенные по бёдрам джинсы и бельё. — Просто дотронься, — его голос слегка вздрагивает на последнем слоге, потому что Гарри не дожидается окончания предложения, он оборачивает пальцы вокруг ствола сразу под головкой и ведёт вниз. Луи прикусывает губу, и Гарри восторженно смотрит в его напряжённое лицо. — Вот так? Он наклоняется ниже, проводит пальцем под головкой, с удивлением обнаруживая там каплю жидкости. Большой палец сам собой размазывает её по кругу, выбивая из Луи ещё один протяжный стон. Гарри ехидно улыбается, сжимая член в ладони. — Я делаю всё правильно, Луи? Гарри усмехается, двигая запястьем быстрее, и Томлинсон хочет, но не может ответить. Он падает на лопатки, съезжая по покрывалу ближе к мальчику, подбрасывая бёдра. И Гарри нравится его реакция - он, наконец-то, контролирует процесс. Настроение поднимается мгновенно. Он уже с энтузиазмом прибавляет вторую руку, наклоняясь всё ниже над Луи. Ему хочется лизнуть головку, просто чтобы посмотреть, как отреагирует парень под ним, но страх испортить этот редкий момент превосходства останавливает его от решительных действий, и он продолжает дрочить, слегка надавливая пальцами то тут, то там, сжимая кольцом у основания. И чем увереннее становятся его движения, тем более хриплые стоны вылетают из приоткрытого рта Луи. — О, ты только посмотри на себя? — в запале шепчет Гарри, не глядя на лицо парня под ним, всё его внимание приковывает горячий возбуждённый член. — Ты больше не такой невозмутимый? Где твоя дерзость, Луи? Гарри настолько нравится то, как он влияет на Томлинсона, что он вдруг решается: наклоняется вперёд и высовывает язык. И когда ему почти удаётся коснуться сочащейся влагой головки, Луи резко приподнимается, хватая его за волосы. — Ты маленькая язва, Гарри! — он тянет за кудри на себя, и подросток теряет равновесие, неуклюже сваливаясь на тяжело вздымающуюся грудь парня. — Осмелел, да? Гарри кивает и смеётся от всей души, потому что Луи скалит зубы, вспотевший и едва дышащий. Потому что Луи человек. Их носы соприкасаются, когда Томлинсон шепчет в улыбку мальчика: — Моя очередь.✷✷✷
Луи не может толком перевести дыхание, но врождённое упрямство берёт верх, и он переворачивает мальчика, усаживаясь на худые бёдра. Гарри не сопротивляется, он вскидывает руки, а на лице всё ещё эта улыбка: немного невинная, немного счастливая. Его зелёные глаза прикованы к твёрдому члену Луи, будто это самое прекрасное, что он видел в жизни. И Томлинсону бы польстил такой взгляд, если бы это не был единственный член в жизни Гарри. Луи не сердится на мальчика за своеволие и неуместное веселье. Ему даже понравился беззаботный смех Гарри, но кровь прожигает вены, и Луи хочет кончить, чтобы унять этот огонь под кожей. А ещё он хочет поиграть с развеселившимся в его постели котёнком. Сравнение приходит на ум неожиданно, и Луи усмехается мысли. Глаза Гарри блестят, и Томлинсон с удивлением замечает, что тонкие пальчики больше не дрожат. Смех расслабил его, а осознание того, что он может влиять на Луи, укрепило уверенность в себе, и Гарри отпустил беспокойство, становясь собой. Луи расстёгивает его джинсы, доставая из влажных боксеров член. Мальчик стонет и извивается, отводит взгляд. Луи должен научить его смотреть в глаза во время занятия сексом, но не сейчас. Сейчас он чувствует, что сам на грани. Ладони Гарри оказались лучше любых, чьи прикосновения он испытывал раньше. Невинность мальчика действовала на него подобно световой гранате - разум отрубался, оставляя вокруг лишь сияющую белизну и пульсирующее желание обладать, ломать, перестраивать. Луи обхватывает оба члена рукой, несильно сжимая. Гарри выгибается и скулит под ним. Он ещё ничего не сделал, а мальчик уже дрожит, кусая нижнюю губу. Чувство собственного превосходства возвращается, когда Луи видит разницу в размерах, когда чувствует контроль над телом Гарри. Разница опыта и возрастов образует глубочайшую пропасть между ними, и от того каждое прикосновение к Гарри становится запретным и более сладким. Луи сгорает при мыслях о чём-то более грязном, потому что и простая дрочка сводит его с ума сильнее самого разнузданного секса с любой из его девиц. — Приятно? — шепчет Томлинсон. Он упирается в матрас рукой над плечом Гарри, и заглядывает в лицо. Мальчик отворачивается в смущении, но рот приоткрывается, а между бровей снова возникает морщинка. Его лицо ломается от удовольствия, и этот вид отдаётся дикой пульсацией в висках. — Смотри на меня, Гарри. Ребёнок раскрывает глаза, влажные и блестящие, немного безумные и совершенно потерянные в наслаждении. И Томлинсон двигает ладонью, дроча им обоим, чувствуя, как Гарри подаётся вслед за его рукой. Он дышит тяжело и хрипло, он уже на краю, это видно по рукам, хаотично ищущим за что зацепиться, по трясущимся бёдрам. Луи прижимается лбом к влажному холодному лбу мальчика, нависая сверху, и движения руки вырываются из-под контроля, он быстро водит её вниз и вверх, сжимает пальцы и глотает стоны. Он так близко. Но внезапно Гарри кладёт свою маленькую ладошку поверх его руки, замедляя интенсивность движений. Томлинсон отстраняется, недоумённо разглядывая ребёнка, а Гарри полностью сосредотачивается на движениях. Он закусывает губу, закрывает глаза и контролирует руку Луи, не позволяя ей двигаться быстрее, чем ему хочется. И Луи не уверен, что возможно кончить с такой скоростью, когда сердце бьётся в разы быстрее медленно гладящей руки. Но Гарри хмурится, будто пытается поймать какую-то грань в своём сознании, и Томлинсон с удивлением видит, как ему это удаётся: рот широко раскрывается, Гарри хрипит и стонет, из уголка губ течёт слюна, а руку Луи заливает тёплой спермой. Он кончает, выгибаясь и крича, впиваясь в собственные волосы. И Луи клянётся, он никогда в жизни не видел такого оргазма. Чувственность этого ребёнка зашкаливает. И он отпускает Гарри, обхватывает только свой член, сжимая головку пальцами. Вид вспотевшего, раскрасневшегося мальчика, по подбородку которого течёт слюна, а грудь вздымается так, будто лёгкие сейчас разорвёт, делает своё дело. Луи заливает спермой его впалый живот, и громко стонет имя. Ресницы трепещут, когда Гарри открывает глаза и спрашивает: — Что? Его голос такой разрушенный, что Луи уверен, его член дёрнулся и выделил ещё несколько капель спермы. — Это будет сложнее, чем я думал, — честно признаётся Томлинсон. Мальчик вопросительно приподнимает бровь, и Луи поясняет. — У тебя большой потенциал, детка. Я не был готов к этому. Мне хочется иметь тебя и иметь, не жалея. Гарри дёргается, в попытке вылезти из-под парня, но тот сжимает его запястья, останавливая. — Успокойся. Я не собираюсь насиловать тебя. Сам попросишь. Ты ведь уже прочувствовал вкус удовольствий? Они смотрят друг другу в глаза, со спущенными штанами и залитые спермой, и нет никакого смущения, лишь странное напряжение воздуха. Гарри едва кивает, соглашаясь со словами парня. И Луи лишь надеется, что это произойдёт до того, как он умрёт. Он чертовски близок к срыву.