I'll swallow up all of you \ Я проглочу тебя всего Like a big bottle of big, big pills \ Как большой пузырек с большими, большими таблетками You're the one that I should never take \ Ты – тот, которого мне никогда не следует забирать с собой But I can't sleep until I devour you \ Но я не могу спать, пока не сожру тебя I can't sleep until I devour you \ Я не могу спать, пока не сожру тебя You're a flower that's withering \ Ты – цветок, который иссушает I can't feel your thorns in my head \ Я не чувствую твои шипы в своей голове*
Луи внимательно следит из-под ресниц за губами Гарри. Он пьёт яблочный сок через трубочку, втягивая щеки. Солнце светит в лобовое стекло, заливая яркими бликами салон, прогревая тёмную кожу сидений. Луи чувствует жар на коже, скорее всего вызванный майским теплом, но может и ребёнком рядом с ним. Гарри пахнет этими сладкими яблоками и тем неопределённым ароматом, что Луи уловил ещё в их первую встречу. Сейчас остались позади самые первые прикосновения, смущение и страх. За прошедший месяц Гарри привык, перестал стесняться, и Луи всё чаще начал слышать “ещё, Лу” и “так хорошо” глубоким хриплым от удовольствия голосом. Уроки вошли в привычку, но не успели превратиться в рутину. И Луи, разглядывая малыша, понимает, что пора бы им поторопиться: перейти к более жесткой части, потому что зелёные глаза смотрят нежно, а пальцы касаются его слишком часто, чтобы это выглядело действительно случайным. Гарри будто чувствует мысли Луи. Он поворачивается и улыбается, показывая свои очаровательные ямочки, а губы блестят от сока и Луи вопреки всему хочет поцеловать его. Но Томлинсон не какой-то подросток романтик, он эгоистичный мудак, который хочет эту невинную задницу и ничего больше. Луи знает, что когда они натрахаются вдоволь, он отпустит этого малыша в свободное плаванье, не вспоминая и не жалея. — Как твои дела с Энди? Гарри безразлично пожимает плечами, даже не вздрагивает, и Луи это не нравится. Раньше мальчик всегда реагировал на имя любимого, но теперь он будто всё реже вспоминает о конечной цели, просто наслаждаясь процессом. — А что, я уже надоел тебе? — малиновые губы Гарри едва шевелятся. Тепло разморило его, и он бубнит едва слышно, но в салоне тишина и Луи понимает, что мальчик говорит. — Рано прощаться, Лу. Ты даже не дал мне отсосать тебе как следует. Гарри сжимает пустую пачку в руках, играя с ней пальцами, и Луи едва сдерживается, чтобы не попросить его сунуть эти пальцы ему в джинсы. Он понятия не имеет, как хорошо выглядит, когда говорит такие вещи этим нетронутым ротиком. — А ты думаешь, что готов? — Луи скептически приподнимает бровь. Он знает, что Гарри готов, что ему давно уже мало просто касаний, мальчишеское тело хочет большего. Зайти дальше, почувствовать всё! Но Луи дразнит, выбивая из ребёнка, сидящего рядом, спокойствие. Своими язвительными замечаниями он подцепляет корку, сдирая её, заставляя негодование и язвительность вытекать изнутри подобно крови. — Луи, — тон Гарри меняется в мгновение. Он сжимает в кулаке пачку из-под сока и произносит себе под нос. — Бесит, когда ты такой. Но Томлинсон слышит. Слышит и не может сдержаться. Он смеётся громко, до появления слёз в уголках, спрятанных за стёклами очков глаз. — Хорошо, если ты так недоволен мной и так уверен в себе, поехали. Посмотрим, останешься ли ты таким раздражённым, когда я засуну член тебе глубоко в горло. — Томлинсон заводит мотор, сжимает чуть сильнее руль, и старается больше не смотреть на притихшего ребёнка. Он не хотел проводить этот урок так. Он хотел улыбающегося Гарри, наслаждающегося каждым пошлым стоном, каждым развратным действием. Но у нежности между ними есть другая сторона, гораздо более жестокая. Луи не позволит этому глупому котёнку влюбиться в потерянного эгоистичного мудака вроде него. Дорога проходит в молчании. В салоне всё так же пахнет яблочным соком и прогретым весенним воздухом, от которого внутри сжимается сердце. Луи глубоко вдыхает, ощущая какую-то странную тоску, будто окружающее пространство вкупе с этим наивным ребёнком задевают потайные, почти прозрачные струны его души, что-то, что давно потеряно или похоронено. И Томлинсон чувствует себя уязвлённым. Последнее что ему нужно, это пробуждающаяся ото сна человечность в глубине его сознания. Гарри глубоко вздыхает, глядя на дорогу перед собой. Он потирает горло нервным жестом, и Луи может прочесть на его красивом лице все до одной тревожные мысли. Ему немного стыдно, что он заставляет мальчика волноваться и страдать, но эта их размолвка на ровном месте играет на руку Томлинсону. Сейчас, когда Гарри привык к мыслям о близости, нужно начинать отучать его от дружеского отношения. Это партнёрство, и Луи не собирается нести ответственность за его душу или надуманную боль. Но тёмные брови на бледном лице нахмурены, а нижняя губа закушена в предвкушении неприятных ощущений. И Луи кладёт свою ладонь на худую коленку мальчика до того, как успевает осознать, что делает. Гарри вздрагивает, но ногу не отдёргивает. Он лишь поворачивается в сторону парня, и Томлинсон хочет выпрыгнуть из машины на ходу, лишь бы взгляд этих блестящих глаз никогда не выражал столько сожаления и надежды глядя на него. И до того, как Гарри успевает закончить извиняться, Луи перебивает его. — Прости меня за… — Не надо, Гарри. — Он предостерегающе поднимает руку, и когда видит, что мальчик не собирается спорить, возвращает её на колено. — Мне это не нужно. Мы с тобой чужие люди друг другу, и любое моё плохое настроение не должно вызывать в тебе такого отклика. Просто забей на меня, получи то, зачем пришёл и порадуй Энди. Луи паркуется на своём обычном месте, покидает машину, и пока Гарри неуклюже вылезает, вытаскивая за собой рюкзак, полный конспектов и книг, закуривает. Сигарета успокаивает, приводит мысли в порядок. Внутренняя дрожь уходит, а на смену ей является желание. Особенно когда он смотрит на лямку портфеля, свисающую с хрупкого плеча, и кончики пальцев, что тянут рукава толстовки вниз. Луи открывает рот, чтобы спросить, когда у Гарри последний экзамен, но вовремя передумывает. Вместо этого он делает последнюю затяжку, отбрасывает окурок и проходит мимо Гарри, даже не оборачиваясь. Он знает, что мальчик последует за ним. И какое собственно дело Томлинсону до его учёбы? Абсолютно никакого. Уже в лифте, бросая на Гарри взгляд в зеркало, Луи понимает, что проиграл. Остатки его терпения и сдержанности растворяются в этих блестящих зовущих глазах, в растрёпанных кудряшках. Мальчик внимательно следит за сменой этажей на табло, дышит через раз. Он снова превращается в напуганный комок, но Луи не торопится успокоить. Томлинсон видит первые признаки зарождающейся симпатии, и понимает, что ошибся в самом начале, когда начал с заботы и нежности. Он отодвигает лёгкое чувство ответственности подальше и, наконец, решается воспользоваться всеми преимуществами мальчишеской просьбы. И будто триггер переключается внутри: пальцы сжимаются в кулаки, а губы поджимаются в хищную усмешку. Гарри ловит его взгляд в зеркале, и парень видит, как расширяются зрачки, в мгновение, вытесняя радужку. Мальчик резко оборачивается, но Луи больше не хочет продвигаться вперёд медленно и на ощупь, он хочет нырнуть с головой. Поэтому пальцы впиваются в плечи мальчика, прижимая хрупкое тело к зеркалу. Луи выдыхает застоявшийся в лёгких воздух в ухо сжавшемуся от страха ребёнку, и в этот момент двери бесшумно разъезжаются в стороны. Томлинсон отпускает Гарри и выходит из лифта, как всегда, не оборачиваясь. Внутри него кипит адреналин, как при их второй встрече на школьной парковке, но какая-то тихая забитая мысль шепчет, что было бы лучше, если бы Гарри сбежал сейчас. Но Гарри не бежит на радость внутреннему зверю Томлинсона. Он дрожит всем телом, тяжело сглатывает и почти не дышит, но всё равно заходит в приглашающе распахнутую Луи дверь. Гарри бросает рюкзак на пол, стягивает кроссовки и направляется в спальню, когда Томлинсон ловит его за локоть, останавливая. — Сегодня ты идёшь в душ, — произносит парень, и Гарри каменеет на месте. Его ресницы дрожат в недоверии, а пухлые яблочные губы приоткрываются. Луи видит вопрос в глазах, и предвосхищает готовое сорваться с губ отрицание. — Или ты предпочтёшь закончить свои уроки и отправиться домой? Он приподнимает бровь, разжимая пальцы на локте ребёнка, и с удовольствием видит, как Гарри едва переставляя ноги, отправляется в сторону ванной. Луи ликует, глядя в его напряжённую спину. Наконец-то он больше не будет сдерживать себя. Теперь только веселье.✷✷✷
Гарри смотрит на себя в зеркало, сжимая джинсы в руках. По плечам текут редкие капли воды, падающие с кончиков волос, и мальчик не может решить, стоит ли ему надеть всю свою одежду - Луи всё равно велит ему раздеться. Судя по настроению и просьбе принять душ он готов показать Гарри сегодня что-то посерьёзнее глубокого минета. И мыслит ребёнок в верном направлении, потому что когда он возвращается в комнату в одних, своих единственных, чисто чёрных боксерах, Луи уже сидит на привычном месте, слегка разведя ноги в стороны. Он кивком указывает Гарри его место, а холодные глаза медленно скользят по тощей мальчишеской фигуре, снизу вверх, замораживая конечности Гарри. Огромных трудов ему стоит дойти до парня и опуститься на колени. Гарри медленно кладёт на него свои руки, но Томлинсон резким движением дёргает его за запястья на себя, и Гарри упирается носом в ширинку узких джинсов. — Не тормози, — жёстко произносит парень. Гарри тяжело выдыхает, стараясь перебороть мандраж и панику, вызванную резкими движениями и новыми, более взрослыми желаниями Луи. Он отстраняется, в голове туман, и пальцы пытаются справиться с молнией на джинсах, но единственное, чего хочется - это лечь, закрыть глаза и никогда не просыпаться. Луи проявляет инициативу, самостоятельно привставая с кровати, избавляя своё тело от одежды. Его пальцы управляются с тканью ловко и быстро, будто он спешит. Гарри перепуган, как в первый раз, но сейчас спасения не предвидится - рассчитывать он может лишь на себя. Поэтому он набирает полную грудь воздуха, будто собирается нырнуть, опускает голову, и за секунду до того, как обхватить член губами, чувствует пальцы Томлинсона в волосах. — Не торопись, малыш. Медленно, давай. Голос Луи угрожающе тихий, несмотря на успокаивающие слова, он звучит предостерегающе, будто внутри Томлинсона затаилось страшное желание разрушить Гарри. Мальчик чувствует, как волоски на руках встают дыбом от испуга, а сердце отстукивает ритм паники и ужаса. Но Луи поглаживает его волосы, лаская словно котёнка, и Гарри поддаётся. Он обхватывает головку губами и медленно скользит вниз, погружая член в горло. Ничего, кроме дискомфорта и желания избавиться от давящего на нежные горловые стенки предмета. Гарри чувствует тошноту, а выделяющаяся слюна переполняет рот, потому что сглотнуть нет никакой возможности. Он останавливается, чувствуя, что его вот-вот вырвет. Гарри не может взять больше того, что уже есть. Это его предел - половина от того, что нужно. И он замирает, будто это может спасти его. Луи надавливает на голову, побуждая опуститься ниже, но мальчик сопротивляется. Томлинсон удивлённо хмыкает, а потом оттягивает голову Гарри назад. Мальчик с влажным хлюпающим звуком выпускает член изо рта и с мольбой в глазах смотрит на парня снизу вверх. — Я не могу полностью, Лу. Слишком большой. В лице Томлинсона нет и намёка на сострадание. Его странное агрессивное настроение вырывается из-под контроля, и Гарри жалеет, что не может просто закончить всё это, потому что в груди вихрится страх, а тело содрогается от отвращения, когда Томлинсон такой. И Гарри не хочет проходить через это. Луи нравится ему, действительно нравится. Как человек, как друг, и если бы не слепая влюблённость в Энди, возможно как парень. Потому что его глаза очень красивые, а руки сильные и умелые. Потому что его шутки смешные. Но не сейчас. Сейчас в Луи проснулся какой-то жестокий зверь, почуявший истекающую кровью добычу, и он скалится и рычит, предчувствуя жестокую расправу. Гарри совсем не хочет быть жертвой. — Не можешь? — его бровь ползёт вверх в недоверии. — Или не стараешься? Луи сжимает волосы в кулак, приближая своё лицо к лицу Гарри вплотную. Он проводит языком по влажному от слюны подбородку и останавливает свои губы в дюйме от губ мальчика. — Хочешь альтернативу? И Гарри кивает, не задумываясь, потому что ему кажется, что нет ничего хуже, чем делать глубокий минет. И если ещё несколько дней назад он с интересом ласкал Луи языком, мечтая попробовать его член целиком, то сейчас он готов на всё, лишь бы отложить именно этот урок на потом. Но он снова ошибается - понимает это почти сразу, когда Луи встаёт и толкает его на кровать. Цепкие пальцы стаскивают чёрные боксеры, а Гарри чувствует холодок не только оголёнными ягодицами, но и самим сердцем глубоко внутри. Рыдание рвётся наружу с судорогой, сводящей ноги. Луи ещё ничего не сделал, а мальчик уже готов кричать и умолять его отпустить. Гарри незаслуженно чувствует себя жертвой насилия. И это ощущение вспыхивает на коже, едва только ладони Томлинсона ложатся на его ягодицы, сжимая и слегка разводя их в стороны. Луи кладёт ладонь на лопатки мальчика, вынуждая того прижаться грудью к покрывалу, и Гарри слушается. Едва дышит, почти ничего не соображает за пеленой страха и беспокойства, но слушается. И Луи одобрительно поглаживает его поясницу. — Энди не будет спрашивать разрешения или предупреждать, малыш. Он будет брать. Что захочет. Как захочет. Его ладонь звонко шлёпает по оттопыренной попе мальчика, и Гарри вздрагивает всем телом, покрываясь мурашками с головы до пят. Луи ударяет ещё раз, не больно, скорее игриво, и Гарри закусывает губу, перебирая пальчиками покрывало. Он чувствует так много всего внутри, будто фейерверки взрываются у него в животе, но это совсем не так, как пишут в книжках. Это больно. Страшно. От них закладывает уши и кровь шумит в голове. Но всё это перекрывается жгучим чувством стыда, едва Гарри осознаёт в какой открытой и унизительной позе находится. — Лу, — шепчет он. Мальчик уверен, даже если Томлинсон услышит его, он проигнорирует это просительное слово, напоминающее скорее скулёж побитой собаки, чем человеческую речь. Но Луи слышит, слышит и реагирует. Гарри чувствует, как кровать прогибается рядом с ним, и сильные руки осторожно берут его за плечи и переворачивают. — Тебе страшно? — спрашивает Луи. Он садится на кровать, устраивая обнажённого Гарри на своих коленях. Руки гладят дрожащее тело, успокаивая, обещая защиту, даря надежду. — Тебе должно быть страшно. Нужно привыкать к внезапности и жестокому отношению. Когда Энди захочет тебя, он не будет ждать или уговаривать. Он прижмёт тебя к стене, разведёт ноги в стороны и поимеет, Гарри, согласен ты или нет. Ладонь Томлинсона, будто вслед за словами мягко раздвигает его плотно сжатые ноги. Одной рукой Луи обнимает его за плечи, а другой гладит, ласкает тело, задевая соски, едва касаясь пальцами выпирающих рёбер. И Гарри расслабляется в этих руках, доверие возвращается в его взгляд, когда он наблюдает за умиротворённым лицом Луи. Буря миновала в этот раз, слегка задев. И Гарри знает, что в следующий раз он не отделается лёгким испугом, он испытает на себе всю силу плохого настроения Томлинсона, который совершенно точно не умеет управлять собой и сдерживаться. И Гарри не понимает, чем вызывает эти вспышки в Луи. Одно он знает точно - обучение и Энди здесь не при чём. Что-то злит и беспокоит самого Томлинсона. Но мальчик забывает о своих важных мыслях, когда Луи касается его там. Электричество прошибает тело насквозь, и Гарри выгибается в сильных руках, а губы против воли шепчут: — Ещё. Луи лишь улыбается, тянется над его телом и достаёт из стоящей рядом прикроватной тумбочки ярко-жёлтую баночку. Гарри прикрывает глаза, и откидывается назад, не сопротивляясь. Ему больше не страшно, потому что Луи на его стороне в данный момент, и что бы ни произошло, Гарри получит своё утешение. Томлинсон легко справляется с крышкой одной рукой, второй по прежнему поддерживая спину ребёнка. Он наклоняется, целуя подбородок, бровь, всё, до чего может дотянуться. — Гарри, ожидание даётся мне слишком тяжело, и завтра я займусь с тобой сексом, потому что больше не в силах сдерживаться. Сегодня этого не случится, поэтому ты должен максимально расслабиться и доверять мне. Я просто подготовлю тебя к тому, что будет завтра. Гарри слушает внимательно, но глаз не открывает. Он лишь раздвигает ноги в знак согласия, открывая доступ к себе скользким холодным пальцам парня. Мальчик замирает, концентрируясь на собственном дыхании и действиях Луи. Он вздрагивает слишком сильно от едва заметного ледяного касания, но это единственная слабость, что Гарри позволяет себе. Когда Луи очерчивает по кругу нежную кожу, оставляя влажные линии за собой, а потом проникает в него кончиком пальца, Гарри готов к этому. Он даже не зажимается. Луи шепчет что-то на ухо, горячо дышит на кожу шеи, а у Гарри мутится сознание. Он откидывает голову, открывая Томлинсону больше пространства для действий, и Луи использует это, он впивается губами в ключицу, поднимаясь выше с поцелуями. И чем глубже палец Луи оказывается в теле мальчика, тем более требовательными становятся его губы на нежной шее. Гарри размеренно дышит, наслаждаясь всем, что Томлинсон даёт ему. Он всё ещё чувствует дискомфорт, лёгкую боль, но прикосновения, обжигающие дыхания рот в рот, затянутые мутной пеленой наслаждения глаза Луи - всё это заставляет его тело извиваться, безмолвно умоляя Томлинсона о большем. Луи растягивает его медленно, с удовольствием. Гарри краем сознания замечает, как парень ловит любое изменение его лица, с восторгом приоткрыв рот. И Гарри нравится это единение между ними, оно гораздо важнее и приятнее любого физического наслаждения. Он поднимает свои руки, вплетая пальцы в волосы, выдыхая воздух Луи в рот, прижимается к нему грудью, и делает то, чего Томлинсон совершенно не ожидает - он самостоятельно насаживается на сильные пальцы. Луи стонет низким хриплым голосом, шепчет проклятия и ругательства, и Гарри чувствует всем телом напряжение Томлинсона. Поэтому он совсем не удивляется, когда пальцы покидают его, и немного дрожащие руки переворачивают его на живот. Луи склоняется над ним, проводит носом между лопаток, втягивая в себя запах Гарри, и тот ежится, уж слишком сильно Томлинсон напоминает хищника в такие моменты. — Чертовски сильно хочу тебя, — шепчет Луи куда-то в затылок, и странное тепло разливается внутри мальчика, смывая беспокойство и волнение. Он самостоятельно подаётся назад, когда Луи прижимается возбуждённым членом к его попе, и сиплый стон служит лучшей благодарностью для него. — Давай, Лу, — в запале проговаривает Гарри, но Томлинсона не нужно просить, он уже на грани, доведённый до безумия близостью этой невинности, которая оказалась притягательнее любого самого смелого разврата. Луи сжимает податливую попу в ладонях, трётся о Гарри, имитируя толчки, захлёбывается стонами, и мальчик доволен. Он чувствует, что не просто безвольная игрушка, он может доставить удовольствие. И причинить боль. Но никто из них об этом не думает, пока Луи кончает на бледную усыпанную родинками спину Гарри, а потом оставляет нежный поцелуй у него за ухом, там, где влажные от пота локоны закручиваются в упругие кудряшки. Так же, как Гарри не думает о собственном удовольствии, когда Томлинсон выдыхает так счастливо и удовлетворённо. Они ведут себя безрассудно и наивно, полагая, что такая близость не оставляет последствий в душе. Но раны и боль ждут их в будущем, а пока Луи тихим, обволакивающим нежным теплом голосом обещает мальчику то, от чего последний не в состоянии отказаться. — Завтра я лишу тебя невинности. А Гарри лишь хлопает глазами в ответ, едва кивая. Да, он хочет. Смертельно сильно хочет.