We have no future \ У нас нет будущего. Heaven wasn't made for me \ Небеса не для меня. We burn ourselves to hell \ Мы сжигаем себя дотла As fast as it can be \ Так быстро, как только возможно. And I wish that I \ Мне жаль, что я не смог Could be the king \ Быть королём, Then I'd know that I am not alone \ Тогда бы я узнал, что не одинок.
Сон убегает прочь от Луи, не поддаваясь, лишь маячит на периферии сознания, но хрупкое прохладное тело рядом мешает расслабиться и, отпустив тревоги прочь, забыться. Тихое дыхание, едва заметно вздымающаяся бледная грудь, копна тёмных кудряшек на его плече. Луи чувствует себя странно. Неестественно. Особенно когда его рука, на которой покоится мальчик, обвивает плечи, прижимая Гарри ближе, чтобы почувствовать стук сердца. Он ещё не подпускал никого так близко к себе, и это новое ощущение кажется пугающим, но тёплым. Оно вызывает сладкую дрожь в теле, извлекает из струн души звуки, что раньше никогда не звучали внутри Томлинсона. В темноте позднего вечера кожа Гарри светится, будто он проглотил луну. Парень ведёт пальцами вверх по плечу, наслаждаясь едва заметным движением тела в его руках, когда мальчик сквозь сон чувствует щекочущее прикосновение. Приоткрытые губы касаются ключиц, обжигая дыханием, и Луи действительно нравится всё, что происходит, но… Всегда есть “но”. Томлинсон усмехается. Сейчас им хорошо. И во время секса было хорошо. Но настанет утро, и солнце осветит все недостатки, покажет ярким контрастным светом разницу между ними. Дело даже не в возрасте. В том насколько они отличаются друг от друга во всём. Невинный маленький Гарри, чья жизнь ещё не омрачена и не отравлена, а в глазах горит жажда любить. Любить много, чисто, отдавая себя без остатка. Луи не нужны жертвы, не нужна чья-то преданность. Единственное, чего он хочет - удовольствия. Яркого, нового, разного и без обязательств. Нет ничего страшнее, чем оказаться привязанным к одному человеку. Томлинсон уверен, он не способен заботиться и любить. Тонкая рука обхватывает его поперёк талии, сжимая в объятии. Гарри придвигает ближе, трётся щекой о кожу на груди. Из его рта доносится едва слышный скулёж, но в тишине позднего вечера Луи может расслышать каждое слово. — Лу, ты нужен мне… так сильно нужен… Гарри бубнит, прижимается. Его ресницы дрожат. Луи видит отражение каждой эмоции, что снится мальчику, на его красивом лице. Слова раздирают спокойствие зазубренным ножом. Томлинсон сжимается в напряжённую пружину, всё тело немеет, а голова кружится от осознания того, что это всё-таки произошло. Ребёнок, чёрт возьми, слишком сильно привязался к нему. Страх ледяной лавиной накрывает Томлинсона с головой, выбивает все его мысли и размышления. Остаётся лишь одна пульсирующая ужасом мысль: не дать этому зайти слишком далеко. Луи не нужна любовь. Он отталкивает Гарри от себя и резко садится на кровати. Малыш просыпается с тихим стоном, но Луи не чувствует вину. Всё его сознание окутано липкой паутиной страха, поэтому, когда зелёные глаза, нежный цвет которых удаётся разглядеть даже в этой всепоглощающей темноте, открываются и пытаются сфокусироваться на нём, Томлинсон жёстко произносит: — Какого хрена?✷✷✷
Половина тела ноет, как больной зуб. Все кости ломит, мышцы сводит, а по коже бегут мурашки. Луи не отходит от него ни на шаг. Томлинсон сидит на кровати, лунный свет пробивается сквозь стекло, отражаясь в его сейчас тёмных глазах. Гарри напуган. Сердце колотится в груди, потому что тонкие губы Луи сжаты, а его пальцы, доставившие так много удовольствия, перебирают край одеяла, которым накрывается Гарри. Мальчик натягивает его выше на грудь и надеется какой-то детской верой в чудеса, что укрывшись одеялом, он сможет отгородиться от гнева Томлинсона. Челюсть Луи напрягается сильнее, отчего на виске вздувается вена, и хотя в комнате темно, Гарри видит все, даже едва заметные признаки гнева на красивом лице. — Луи, тебе показалось, — шепчет мальчик, протягивая руку, чтобы сжать тревожные пальцы парня, мнущего ни в чём неповинную ткань. Но Луи отскакивает, словно от ядовитой змеи. Его брови ползут вверх в неверии, а потом он резко отворачивается. Томлинсон поднимается на ноги, а Гарри чувствует странную обиду внутри. Этот взгляд, которым наградил его Луи, будто Гарри обманщик и предатель, не заслуживающий доверия. От этого гадко, мерзко. Мальчик ёжится, тянет одеяло выше, до самого горла. Ему холодно, и дело не в дожде, что принёс прохладу на улицы города. Дело в расхаживающем по комнате Томлинсоне, в его напряжённой спине и пружинящей походке. В его злости. — Я не ослышался, Гарри, — твёрдо произносит он. — Ты прошептал моё имя, обнимая так, будто я единственное, что у тебя есть. Мальчик открывает рот, но возражения застревают поперёк горла, когда Луи приподнимает раскрытую ладонь вверх, останавливая его. Гарри не может сопротивляться этому жесту, этому взгляду, как тогда в машине, он просто проглатывает все свои аргументы и комментарии и покорно выслушивает упрёки и обвинения Томлинсона. — Мы договорились, никаких чувств. Это просто секс, — Луи пренебрежительно кривится, и где-то глубоко внутри у Гарри рождается крошечная чёрная дыра. Она маленькая, размером с молекулу и мальчик пока не подозревает, что она будет расти в геометрической прогрессии, поглощая его душу. Но сейчас это чувствуется лёгким уколом, на который можно даже не обращать внимания. — Но это не было похоже на то, что я видел в порно, — решается заговорить Гарри. Голос подводит его, и он останавливается, неловко кашляет, а пристальный буравящий взгляд Луи не покидает бледного лица ни на секунду. — Это было… — Чувственно? — перебивает Луи. Гарри несмело кивает, а Луи закатывает глаза, останавливаясь посреди комнаты. — Но это не я, и не мы! Это ты, Гарри! Это твоя чувственность. Твой секс с кем угодно был бы таким! Дело не во мне или наших чувствах. Между нами ничего нет, не обманывайся. Гарри бьёт себя по лбу и, отбрасывая одеяло, встаёт. Он ищет свои вещи взглядом по комнате, но вспоминает, что они так и остались, мокрой грудой лежать на полу ванной комнаты. — Ты обманываешься сам, если думаешь, что за один секс влюбил меня в себя по уши. Я может и младше тебя, но я не идиот. Я не забыл о нашем уговоре, я не влюбился в тебя словно невинная принцесса, — Гарри распаляется сильнее, не обращая внимания на собственную наготу или злость Томлинсона. Его пожирает обида. — Я заснул, и мне что-то приснилось. Это ничего не значит. Мальчик выходит из комнаты, не решаясь хлопнуть дверью. Но так хочется! Он направляется в ванную, борясь с желанием вернуться в спальню и приложить Луи головой обо что-нибудь твёрдое. Или сжать в объятиях. Гарри никогда не умел толком злиться. Перебирая пальцами влажную одежду, морщась и натягивая её на ноющее тело, Гарри пытается выкинуть из головы эхо собственных слов. Ничего не значит. Они рвут и полосуют острыми когтями душу, вгрызаясь в сердце зубами реальности, которая наконец настигла его. Гарри с ужасом обнаруживает, что этот вечер оказался более значимым и серьёзным, чем он предполагал. Это бьёт поддых, и боль расходится зигзагом трещин по всему телу, перемешиваясь с физической, дополняемая холодом мокрой одежды. Мальчик возвращается в прихожую, поднимает куртку с пола, с неудовольствием замечая влажное пятно под ней на полу. Кроссовки всё так же хлюпают, но когда последняя пуговица оказывается застёгнутой, он глубоко вдыхает, решаясь, и открывает дверь. — Я подвезу тебя, — произносит Луи за его спиной. Таким голосом можно заморозить целый мир, не говоря уже о сердце всего одного ребёнка. Гарри чувствует пальцами металл дверной ручки, и лишь это удерживает его в реальности и на ногах. Всё сжимается и растягивается, будто пространство превратилось в пружину, и Гарри оступается, делая попытку уйти. Взгляд Томлинсона чувствуется физическим давлением в области плеч, ссутуливая мальчика сильнее, заставляя всё тело сжиматься в желании уменьшится, а лучше испариться. Гарри понимает, как жалко он выглядит, поэтому вжимает ногти в собственную ладонь, до отрезвляющей боли, до появления в коже отметин-полумесяцев, что тут же наливаются кровью. — Я сам. Голос сухой. Будто шелест осенних листьев. Гарри мнётся в нерешительности секунду, а потом поднимает взгляд на Луи. Он чертовски красивый, заспанный, с взъерошенными волосами и небритым подбородком. Злые глаза, упрямо сжатые тонкие губы и острая линия скул - мальчик хочет упасть на колени, и обещать Томлинсону всё что угодно, даже то, что не сможет выполнить, лишь бы остаться здесь, у его ног. Гарри надеется, что это последствия сексуальной близости, а не глубокое чувство внутри него. Это было бы катастрофой - влюбиться в такого человека. — Нам нужен перерыв, Гарри. Волнение окатывает горячей волной, смывая с кожи холод от отношения Луи и мокрой одежды. Мальчик ищет нужные слова, но в голове пустота, а прямой взгляд Томлинсона говорит о том, что решение обсуждению не подлежит. Гарри лишь кивает, отворачиваясь. Дверь легко захлопывается за его спиной, отрезая путь к возвращению в квартиру Луи. В его постель. Гарри трёт красные от усталости и переживаний глаза, и медленно, на негнущихся ногах бредёт к лифту. Всё полетело в ад.✷✷✷
Очень малое количество людей могло зацепить Луи Томлинсона. Гарри не входил в это число. Не должен был входить. Но с тех пор как за мальчиком захлопнулась дверь, а прошло уже больше часа, Луи продолжает сидеть на кровати, обхватив голову руками. Он уничтожает себя мыслями, внезапными догадками и самобичеванием. Глупая идея, на которую не стоило соглашаться. Как он мог поверить, что кто-то вроде Гарри сможет сдержать чувства, воспринимая секс лишь физически. Нет, Гарри нырнул с головой, а эгоистичный, неспособный остановиться Луи, утянул его на самое дно. Луи подрывается на ноги, собираясь в такой спешке, будто сам дьявол гонится за ним. Он знает лишь одно решение проблемы на данный момент - Луи собирается утопить свою совесть в стакане неразбавленного виски, а так же забыться, трахнув чей-то рот в грязном туалете клуба. Ключи от машины обжигают руку холодом металла, когда парень выходит из дома в дождливую весеннюю ночь. Под мерзкую морось Луи поднимает воротник и практически бежит до машины. Он грузно заваливается на водительское место, захлопывает дверь и замирает, разглядывая мелкие капли на стекле. Совсем не хочется думать о том, как Гарри доберётся домой в такой час, под этим моросящим дождём. А потом Томлинсон бьёт кулаком по рулю, в отчаянии выстанывая ругательство. Одежда мальчика вряд ли высохла, ведь они думали совсем о другом, оставив её на полу во влажной ванной комнате. Луи чувствует себя последним ублюдком. Телефон приветливо подмигивает экраном, когда Томлинсон пальцем проводит по гладкой поверхности, снимая блок. Он находит номер Гарри и застывает. Что он может сказать ребёнку? Что не хотел причинять ему боль? Не задумывался всерьёз о последствиях, надеясь на лучшее? Всё это звучит глупо и безнадёжно. Луи отбрасывает телефон на соседнее сидение и рычит, дёргая свои волосы. А потом в голову приходит мысль и укореняется всего за несколько секунд. Чем дольше будет продолжаться это странное партнёрство, тем сильнее они отравят друг друга, разрушат до основания. В случае с Гарри точно, но и насчёт себя Томлинсон волнуется. Он уже чувствует первые опасные звоночки, предупреждающие его о губительном воздействии нежного отношения Гарри к нему. Луи принимает решение прекратить уроки. Гарри думает, что это всего лишь перерыв, поэтому у них обоих будет время выдохнуть и вспомнить как это - жить без этих встреч. Это избавляет Луи от вида обиженных глаз, от расстроенных вздохов. Он просто не собирается больше писать мальчику, и будет надеяться, что Гарри сможет забыть его так же быстро, как и сам Луи выбросит всё это из головы. Позже в клубе Томлинсон понимает, что погорячился. Он трахает пьяное безвольное тело, кривясь от того, насколько этот парень растянутый кем-то до Луи, от отвратительного запаха пота и алкоголя, а в голове намертво застряла картинка распластанного под ним Гарри, узкого, изломанного болью первого раза и нежностью, которую он дарил Луи, несмотря ни на что. Его сладкий запах, который Томлинсон так и не смог определить. Луи кончает в незнакомца, с досадой осознавая, что сделал это лишь от мыслей о мальчике. Он отталкивает чужое тело от себя, не слушая возмущённое бормотание, избавляется от презерватива, застёгивает джинсы и поднимая бутылку с пола, куда поставил её некоторое время назад, делает большой глоток. Алкоголь обжигает, но и вполовину не так сильно, как мысль о том, что забыть Гарри будет не так просто. Сжимая голову в ладонях на заднем сиденье такси, Луи трясётся. Его тошнит от всего, что произошло. Охуенно не просто.✷✷✷
Сладость первого раза смывает горячей водой в слив вместе с ознобом и мурашками, но холод остаётся глубоко внутри. Гарри обнимает себя руками за плечи, трясясь под тугими горячими струями. Сдерживаться не приходится, слёз нет, лишь щёки покрыты болезненными на вид пятнами румянца. После холодного голоса Луи внутри лишь пустота, в которой гулко раздаётся важный вопрос, разрывая перепонки бешеным воплем. Ты влюбился, Гарри? Мальчик зажмуривается, подставляет лицо воде. Нет, не мог. Они даже никогда не разговаривали толком. Луи шутил, подкалывал, у них было несколько обсуждений секса и пара грубых перепалок. Гарри совсем не знает его как человека, тогда почему воспоминание об осуждающем взгляде голубых глаз пронизывает кончики пальцев электричеством и бьёт по нервам? Кулак врезается в кафель, и Гарри морщится от боли. Лучше так. Физическая воспринимается легче, спокойнее. Она не разрывает тело на атомы, не ломает душевное равновесие. Она просто есть. Слегка пульсирует, затихая и возобновляясь, пока стекающие по руке капли розовеют от проступающей крови. Гарри позволил бы себе истечь кровью, лишь бы избежать давления внутри собственной головы. Давления, которое медленно перерастает в панику, когда мальчику кажется, что из-за сегодняшней ошибки он может лишиться встреч с Луи. Он одёргивает себя, напоминая, что Томлинсон не прекратит уроки, он получает удовольствие от секса с Гарри. Но чувство сомнения гложет, подтачивает уверенность: Луи найдёт себе замену очень быстро, он боится чувств, что мог бы испытывать Гарри. Нет, не мог. Гарри выключает воду, а когда тянется за полотенцем, с удивлением обнаруживает, что его пальцы дрожат. Он сжимает махровую ткань так, что белеют костяшки, но дрожит уже вся рука, а тело накрывает слабость. Сесть на пол, завернувшись в полотенце - вот единственное желание. Но Гарри умоляет своё тело дотянуть до кровати. Там его ждёт спасительное забытьё. Гарри пытается врать сам себе, он не заснёт. Это ясно по колотящему в рёбра сердцу, скулящему от боли. Боли, которой даже не должно быть. Он не любит Луи. Просто привык к физической стороне близости, и первый сексуальный опыт - именно поэтому Гарри чувствует странную тоску внутри. А потом озарение прошивает его тело насквозь, и мальчик больше не способен врать себе. Почему он до сих пор не вспомнил об Энди? Любовь всей его жизни женится, что автоматически делает его недоступным. Гарри теряет его навсегда, но не чувствует по этому поводу ничего конкретного. Где-то на задворках сознания эта мысль присутствует, но эмоции остаются глухи. Он разбит и страдает, но Энди здесь вовсе ни при чём. Гарри плевать на Энди. Мальчик проводит рукой по запотевшему зеркалу, прижимая к себе мягкое полотенце. Отражение смотрит на него испуганно распахнутыми глазами, кожа покрывается мурашками, и каждый волосок становится дыбом. Не от холода. От ужаса. Гарри влюбился в Луи.✷✷✷
Дни тянутся мучительно медленно, каждой секундой выпивая из Гарри жизненную силу, пролетая для Томлинсона в пьяном угаре вихрем. Пока один молится тишине, гипнотизируя взглядом мобильное устройство, второй отрывается по полной, трахая вереницу незнакомых тел под аккомпанемент оглушающих клубных басов. Невероятное количество часов, когда мальчик кровит, ненавидя себя за чувство к Луи, что родилось глубоко в сердце без ведома хозяина, и сейчас перелилось через край, смыв остатки сомнений. Всего пара недель, когда Луи забывает малыша, что отдавался без остатка, выдыхая воспоминания о нём с едким дымом очередному незнакомцу в лицо. Гарри надеется на скорую встречу, отвлекая себя от медленно подступающего отчаяния школой, ведь Луи обещал что это всего лишь перерыв, а сердце последнего возвращается в своё скованное отчуждённое состояние, когда никто и ничто не вызывает волнения. Тонкие пальцы мальчика всё чаще дрожат, а горло перехватывает мерзкий горький комок, в то время, как Луи приходит в себя, с каждой минутой забывая о Гарри всё сильнее. Спустя месяц, в самом начале лета, Гарри глубоко выдыхает, а сердце сжимают тиски понимания - Луи больше не напишет. Гарри никогда не увидит холодных глаз, в которые так глупо влюбился. Томлинсон же, наконец, готов вдохнуть полной грудью - он едва помнит события месячной давности. Всё прошло для него. Всё закончилось или… ?