Don't be surprised I can look you in the eye \ Не удивляйся, что я могу смотреть тебе в глаза It's hard to take you serious when you take me Inside \ Трудно воспринимать тебя всерьез, когда ты пускаешь меня внутрь It doesn't matter if you're going to come or just going \ Неважно, собираешься ли ты кончить или просто уходишь I never wanted you to come here anyway \ Я все равно никогда не хотел, чтобы ты был здесь*
Дождь кажется бесконечным. Он не прекращается, срывается крупными каплями с затянутых свинцовыми облаками небес, вдребезги разбивается о землю. Вода стекает по покрытому гравием откосу, выгрызая в нём извилистые ручейки. А Гарри никак не может оторвать взгляд от причудливых форм, что принимает вода между камнями. Он готов часами разглядывать падающие с небес капли. Лишь бы не возвращаться в дом. Стук в стекло прерывает размышления. Гарри оборачивается и видит сердитое мамино лицо, она угрожающе машет указательным пальцем, и кивает на дождь. Волнуется, что заболеет. Мальчику остаётся лишь кивнуть. Он с тяжёлым вздохом покидает место под балконом и возвращается в кухню. — Помочь? Мама сразу же сует ему в руки огромную тарелку со всевозможными закусками. — В зал отнеси и сразу же возвращайся. Я знаю, Энди любит втянуть тебя в разговор, но ты нужен мне здесь. Мальчик кивает, сжимая края белой фарфоровой посуды, и старается не думать о том, что среди друзей Энди находится тот, кто сделал больно и хорошо. Кто заставил чувствовать по-настоящему. В большой гостиной горит свет, а светлые кремовые занавески сдвинуты, дождя почти не слышно за плотной тканью и громкими криками ребят. Повсюду разбросаны подушки и бутылки пива. Гарри проходит в комнату, осторожно неся блюдо в руках. Его взгляд скользит по полу, не поднимается выше колен. Он до колкого ужаса в костях боится взглянуть на Томлинсона, столкнуться с его холодными глазами. Энди реагирует мгновенно, он ставит свою бутылку на стол и в несколько быстрых шагов подходит к мальчику. Руки дрожат от веса закусок, и пальцы соприкасаются на гладком фарфоре, когда парень забирает тарелку. Гарри поднимает благодарный взгляд, и получает в ответ искреннюю улыбку. — Останешься с нами? — спрашивает Энди и кивает на телевизор. — У нас тут Фифа. Тебе, наверное, так скучно болтаться по дому в одиночестве. Гарри не уверен, почему Энди предлагает ему повеселиться с ними, вряд ли ему действительно интересно провести время с мальчишкой. Может, это жалость? Гарри кажется, что он выглядит грустным побитым щенком, и это раздражает его до зубного скрежета. Он отрицательно мотает головой и поворачивается к двери. Но Энди руководствуется какими-то своими, непонятными мальчику, соображениями. Он не глядя суёт блюдо кому-то из друзей и хватает Гарри за руку. — Ты выглядишь плохо, совсем сник. Я просто хочу развеселить тебя, — он кладёт ладони на детские плечи, а Гарри испуганно замирает. Он не смотрит на Энди, а куда-то за него, с ужасом сжимаясь под ледяным взглядом Томлинсона. Тот с грохотом ставит на столик закуски, что сунул ему друг, привлекая к себе нежелательное внимание. — Ты чего? — удивляется Энди, но Луи лишь отмахивается. — Мне нужно покурить. Гарри поворачивает голову в след, а внутри всё замерзает, покрываясь толстой коркой льда, и тёплые пальцы Энди не в состоянии отогреть или вытащить из бездны. — Нет, мама ждёт меня, — тяжело вздыхает Гарри. — Спасибо за приглашение. Он пытается искренне улыбаться, но тонкая кожа губ трескается от напряжения. Гарри не способен скрывать свои эмоции так ловко, и остаётся только бежать. Он кивает, и, разворачиваясь на пятках, выскакивает за дверь. Как назло, Энди не позволяет запереться в своей комнате или спрятаться в тёмном углу библиотеки. Он догоняет ребёнка внизу лестницы, как раз у поворота к задним комнатам дома. — Гарри, эй! Скажи мне, что происходит! Мальчик вырывается, но сильные руки прижимают крепче к себе. Гарри сдаётся почти сразу, позволяя обнять себя. Ему требуется поддержка, а тёплое тело Энди так близко. Но мальчик не испытывает трепета или удовольствия, внутри лишь толика благодарности. — Я в порядке, правда, - пальцами он сжимает футболку парня, стараясь взять себя в руки. — В порядке. Энди не верит, но громкий голос Элен не даёт ему времени настоять, заставить Гарри признаться. Он проводит рукой по щеке, большим пальцем едва касаясь потемневшей кожи под глазом. Гарри знает, что выглядит плохо. Но ему чуть легче от того, что кто-то ещё замечает это. Что кто-то волнуется за него. — Поговорим чуть позже, и не думай, что тебе удастся улизнуть, — Энди подмигивает перед уходом, и Гарри не может не улыбнуться, попадая под очарование парня. Но его бледная улыбка умирает тут же, когда Гарри остаётся один. Он трёт пальцами лицо, думая о Луи. С грустью понимая, что привязанность к синим глазам Энди была лишь детским капризом, в то время как холодный взгляд Томлинсона въелся глубоко в душу, разрушив до основания. Теперь Гарри понимает, что такое любовь. Это не та лёгкая тоска на закате, которой он с удовольствием предавался ещё полгода назад, а адская боль, разрывающая сознание протяжными хриплыми стонами отчаяния. Он был дураком, когда верил, что влюблён в Энди. Сжимая голову руками, Гарри думает о том, что ему даже винить некого, кроме себя. Он вырыл эту могилу самостоятельно, лёг в неё добровольно и теперь методично засыпает себя землёй. — Как это мило, — ядовито цедит сквозь зубы Томлинсон. Гарри вздрагивает, оборачиваясь на голос. Луи стоит поодаль, прислонившись спиной к стене. Он выглядит злым. — Ты ревнуешь? — голос звучит ровно, и мальчик удивляется сам себе, потому что внутри полыхает пожар. — Ревную? Я скорее сокрушаюсь. Действительно думаешь, что ему нужна вся эта ванильная херня? Так ты его никогда не получишь. У Гарри сводит зубы от снисходительного тона, от расслабленной позы Томлинсона. От холода его глаз. — Твоё дело научить меня трахаться, а не разглагольствовать. Так что все советы, не касающиеся секса, оставь при себе. Слова вырываются помимо воли. Голос Гарри злой и отрывистый, но в теле сковывающий ужас. Холодная рука волнения впивается в позвоночник, выдёргивая его, лишая опоры. Луи лишь хмыкает, как-то отстранённо, делает шаг вперёд, оказываясь на расстоянии ладони. Дыхание опаляет лицо мальчика, когда Томлинсон переспрашивает: — Научить тебя трахаться, говоришь? Ответа он не ждёт - цепляет рукой запястье, вдавливая пальцы глубоко в кожу, оставляя синяки, словно от наручников. Пока Луи тащит его сквозь дождь к своей машине, и капли разбиваются о побледневшее испуганное лицо, Гарри думает о том, что он действительно скован. Луи подчинил его себе, пропитал собой каждую секунду жизни, прошил насквозь алыми стежками каждую мысль. Гарри предпочитает анализировать чувство своей привязанности, отгоняя подальше опасения. Сегодня Томлинсон научит его чему-то очень важному. Чему-то болезненному. А потом он вспоминает о том, что мама ждёт его на кухне, но уже поздно. Вырваться из крепкой хватки никотиновых пальцев невозможно. Да Гарри и не пытается. Он ловит каждое короткое мгновение их озлобленных отношений. Грубый толчок между лопаток отправляет Гарри в машину, и он едва успевает поджать ноги на сидении, когда Луи захлопывает дверцу так, будто собирается отрубить их. Грудную клетку разрывает что-то тёмное, что-то огромное, крайне болезненное. Гарри задыхается на сидении, перед глазами всё плывёт. Горький запах Луи проникает под кожу, выворачивая наизнанку. Гарри тошнит. — Я всё ещё думаю, что это тупая затея. Посмотри на себя! Ты зажимаешься, когда я становлюсь резким. Что же будет с тобой, когда к стене тебя прижмёт прекрасный непогрешимый Энди? Луи выплёвывает слова одно за другим, и они камнями летят в мальчика, оставляя в душе синяки. Хочется схватить Томлинсона за запястье, украшенное причудливым переплетением вен, прижаться губами к точке пульсации крови, и шептать о своих чувствах, пока сознание не покинет истерзанное напряжением тело. Гарри едва сдерживает собственные руки, тянущиеся к парню. Вместо этого он упирается ладонями в пластик приборной панели и опускает голову вниз, пряча за вьющимися локонами чёлки собственное отчаяние. Положение безвыходное, Гарри это понимает. Уйти от Луи невозможно. Все эти недели он жил будто в аду, а чувство падения в бездну холодило грудь при каждой мысли о Томлинсоне. Оставаться с ним - невыносимо. Гарри так отчаянно хочет остановить несущееся вперёд время, весь этот хаос между ними, состоящий из боли и жестокости, и просто прижаться губами к искривлённому в злой усмешке рту. Машина резко тормозит, и Гарри чувствует настойчивые пальцы в своих волосах. Луи тянет его голову назад, и мальчик подчиняется, пытаясь избежать боли. — Нахуя тебе всё это нужно? Просто скажи "нет"! Гарри упрямо поджимает губы. — Нет, я хочу. — Не хочешь, малыш, я же вижу, — шепчет Луи. Голубые глаза совсем близко. В них горит маниакальный свет, пугающий больше любых грубых слов и резких жестов. — Тебе страшно. Больно. И будет только хуже, — обещает он. — Просто произнеси грёбанное "нет", и я отвезу тебя домой. Гарри молчит. Долго. Напряжённо. Всё его тело кричит о том, что Луи больше не будет его жалеть. Больше не хочет. И страх пожирает эмоции, одну за другой, оставляя лишь дрожь сожаления и покорность внутри. — Да, — произносит он твёрдо, соглашаясь сразу на всё. Луи теряется. Рука отпускает волосы и безвольно падает на сидение рядом с Гарри. Тяжёлое дыхание выдаёт нерешительность Томлинсона, и Гарри больше всего на свете хочет сжать его руку, ободряя. Но вместо этого лишь невесомо касается пальцами раскрытой ладони. — Идём, займёмся сексом. Нам обоим это нужно. Мальчик покидает салон, вновь оказываясь под дождём. Ему кажется, всё лето будет холодным и мокрым, кажется, будто солнце никогда больше не будет светить. К счастью Гарри, Луи не обращает внимания на его откровенное враньё. Никто из них не обращает внимания на то, что израненной душе нужна нежность. Гарри дотрагивается до футболки Томлинсона, сжимая её пальцами, не отпуская до самой двери. Без этого физического контакта он не смог бы дойти до квартиры - сбежал на половине пути. Ему стоило бежать задолго до этого момента.✷✷✷
Луи бесит происходящее. Бесит этот блестящий взгляд широко распахнутых в ужасе глаз. Бесят дрожащие детские пальцы, которые хочется сжать до хруста. Мятное дыхание, за которым угадывается сдерживаемая паника. Он хочет вжать Гарри в стену и вбить в эту тупую кучерявую голову, что им пора остановиться. А ещё он чувствует странное жжение в груди. Оно появилось, когда Энди коснулся пальцев Гарри, забирая блюдо, и усилилось в сотню раз, когда эти неловкие, вечно дрожащие пальцы путались в ткани футболки друга так же, как когда-то мальчик тянул футболку самого Томлинсона. От их нежных взглядов и полных благодарности кивков Луи захотелось оскалиться и зарычать. Рычать хотелось до сих пор, и ни вождение, ни дождь не успокоили терзающее внутренности жжение. Упрямая увлечённость Гарри, с которой он соглашался на все самые грубые и мерзкие вещи, чтобы получить парня своей мечты, выводила из себя. Мальчик был так беззаветно влюблён в друга Луи, что самого Томлинсона просто разрывало изнутри от бешенства. Он никак не может понять, откуда берётся это исступление. Если бы речь шла о ком-то другом, Луи с уверенностью сказал бы, что это ревность. Но в его случае душевной привязанности не существует. Не может существовать. Но факт остается фактом: Луи не хочет делить его с другом. Луи закуривает в прихожей, пока Гарри стаскивает мокрые кроссовки. Последний шанс успокоиться. Если сигарета не остудит его, он разорвёт этого ребёнка в клочья. Сигарета не помогает. Особенно когда Гарри покорно плетётся в спальню. Луи чувствует, как на виске бьётся венка, выдавая крайнюю степень напряжения. Он не понимает, почему злится. Не понимает, за что хочет наказать мальчика. Но хочет невыносимо сильно. Гарри садится так, как учил его Томлинсон. Кладёт ладони на покрывало, упираясь в жёсткий пол острыми коленками. Томлинсон стаскивает футболку и в два шага преодолевает расстояние между ними. Он рывком ставит мальчика на ноги, и Гарри хватается двумя руками за его локоть, стараясь удержать равновесие. Прикосновение влажных ладоней к коже будоражит сильнее. Луи хочет оттолкнуть эти нежные руки дальше от себя, швырнуть мальчика в угол комнаты и выплеснуть всю, неясно откуда взявшуюся, злость. Так он и поступает, толкает Гарри в сторону и хрипло шепчет: — Встань на колени. Туда, — рука указывает к стене, и Луи сосредотачивается на том, чтобы держать себя в руках. Больше всего хочется зацепить ступнёй неуклюжие ноги, услышать стук, с которым мальчик рухнет на колени. Томлинсону удаётся сдержаться. Гарри сам опускается на пол, сам упирается руками в стену, чуть разведя их в стороны. Сам откидывает голову назад, а в зелёных глазах горит такая жажда, что Луи на секунду становится страшно. Там больше нет невинности, лишь смирение и что-то незнакомое. Томлинсон никак не поймёт. Пространство вновь сжимается плотным пузырём вокруг них. Мир перестаёт существовать. И никаких норм морали и сожалений. Луи встаёт за спиной мальчика, нежно касаясь пальцами лица, ласково проводя по бровям, дотрагиваясь до приоткрытых губ. Гарри смотрит снизу вверх на нависающего над ним парня, и бесстыдно ловит его пальцы губами. Влажный жар этих губ плавит остатки разума, поднимаясь выше по руке, подчиняя всё тело животным инстинктам. Луи засовывает пальцы глубже, касаясь нежного нёба во рту у Гарри. Мальчик стонет. Его язык неловко скользит между пальцами Луи, выжигая лёд в глубине его чёрствого сердца. — Малыш, — срывается с тонких губ. Гарри ёрзает на месте, его руки дрожат, но он не меняет позу, будто пальцы у него во рту важнее комфорта. А Луи просто не может остановиться. Он подмечает краем сознания, что Гарри неудобно, но всё его тело требует продолжать. Остановиться сейчас - подобно смерти. Влажные от слюны пальцы скользят глубже, надавливая на язык костяшками, и касаются припухших губ подушечками, почти целиком покидая поддатливо открытый рот. Ресницы Гарри трепещут, глаза закрыты, пока Луи играет с ним. Но как бы приятно это не было, Томлинсону нужно больше. Всегда нужно больше. Он опускается на колени позади ребёнка, сжимая тонкую шею пальцами. Гарри подаётся назад, стараясь прикоснуться спиной к груди, но Луи надавливает, прижимая его лбом к стене. — Не шевелись, — произносит он. Тело мальчика покрывается мурашками. Их отчётливо видно на бледной коже, и хочется губами поймать каждую, покрыть поцелуями. Вместо этого Луи прижимается ртом к шее ребёнка, пока его уверенные руки расстёгивают джинсы. Он даже не стягивает с Гарри одежду, лишь запускает влажные от слюны пальцы под плотную ткань боксеров, поглаживая зажимающегося мальчика. — Расслабься, мы уже делали это. Губы оставляют на шее влажные поцелуи и желание наказать растворяется в доверчиво льнущем теле. Гарри выгибается, выпячивая попу, а Луи чувствует, как горит от желания кожа под его ладонями. Скользкие пальцы проникают в тело, вырывая у Гарри стон. Луи перехватывает его свободной рукой поперёк груди, прижимая острые лопатки к себе, и вводит пальцы глубже, резче. Он не собирается нянчиться, Гарри уже не девственник. Больше не невинный. Луи сжимает мочку уха зубами, отчего мальчик в его руках вскрикивает. Пальцы двигаются внутри жёстко, вздёргивая тело немного вверх, но Гарри получает удовольствие. Он наслаждается, а Луи чувствует разочарование. Мальчик медленно, но необратимо превращается в наслаждающуюся грубостью шлюшку в его руках, и Томлинсону хочется выть при мысли об этом. — Нравится подставляться, правда? — со злостью шипит он в затылок Гарри, и тот вдруг зажимается, обхватывая себя руками за плечи. — Нет, Луи, нет. — Я чувствую, с каким удовольствием ты подмахиваешь моим пальцам. Томлинсон поднимается на ноги, таща за собой едва сопротивляющегося мальчика. Он стаскивает с Гарри джинсы, заваливает его на кровать, руки сами по себе ложатся на шею, чуть надавливая. Гарри выгибается, обхватывая запястья своими тонкими, всегда дрожащими пальцами. — Ещё, — шепчут его губы едва слышно. Ноги оборачиваются вокруг поясницы, и ощущаются приятной тяжестью, каким-то якорем реальности. Луи плывёт, и лишь тело Гарри под ним, обхватывающие его ноги, сжимающие ладони - только это удерживает в сознании, не даёт сорваться в бездну страсти. Луи проникает медленно, но Гарри всё равно кусает губы, пытаясь сдержать боль. Он не может. Лицо искривляется, и Луи, глядя в него гадает, понравится ли Энди такой мальчик. Страдающий, открытый. Хрупкий. Томлинсон плотно прижимается бёдрами, давая время привыкнуть. Он играет с шеей Гарри, гладит её, ласкает. Мальчик стонет, подталкивает его руки, поощряя. — Это будет быстрый жёсткий трах, подойдёт? — спрашивает Луи, надавливая большими пальцами на чувствительные места под подбородком. Глаза Гарри распахиваются, и он издаёт булькающий звук, сжимая торс Луи ногами. — Поимею тебя так, как обычно делает Энди со своей подружкой. Посмотрим, как ты справишься. Он подаётся назад, и делает первый резкий толчок до упора, отчего мальчик извивается в его руках, и если бы не сжатое тонкими пальцами горло, он бы точно закричал. Луи лишь ухмыляется, делает ещё пару похожих толчков, а потом входит в ритм. Гарри не хватает воздуха. Он не может стонать, открывая рот, пытаясь глотнуть ещё немного кислорода, который Томлинсон выбивает каждым размеренным движением. Он отталкивает руки Луи, пытается упереться коленом ему в грудь, но ничего не получается. Томлинсон смеётся с превосходством, сжимает тонкое горло сильнее. На ресницах появляются первые капли слёз. Они блестят, привлекая внимание, и внутри Томлинсона рождается восхищение. Гарри выглядит волшебным, нереальным. Красивой фарфоровой куклой. — Такой прекрасный, — произносит Луи в блестящие нуждающиеся губы. — Мне даже немного жаль, что всё это для Энди. Гарри скулит, тянется к руке Луи, и неожиданно впивается в неё зубами. Томлинсон отдёргивает руку, второй неаккуратно прижимая голову мальчика к кровати. Острая боль медленно затихает, становясь тупой пульсацией, а на месте укуса расплывается багровый кровоподтёк. Луи толкается особенно яростно, очевидно задевая простату, потому что Гарри громко стонет, и горячие капли попадают на пресс Томлинсона. Это как разрешение, потому что тело сотрясает крупной дрожью, он чувствует сильную пульсацию крови, а потом кончает глубоко в Гарри, наваливаясь на ребёнка всем телом. Сквозь туман удовольствия он слышит хриплое дыхание, и чувствует под собой сильно вздымающуюся грудь, покрытую липким холодным потом. Это словно волшебство, и Луи приподнимается на локтях, заглядывая в лицо ребёнка. Он хочет разглядеть всю палитру эмоций, и впитать её в себя без остатка. Гарри зажмуривается, а его руки, дрожащие и слабые, из последних сил упираются Луи в грудь. Томлинсон перебарывает сопротивление, наклоняясь, и нежно целует ресницы, собирая с них слёзы губами. Гарри пытается отвернуться. Мальчик без слов умоляет оставить его в покое, и Томлинсону на секунду кажется, что он переборщил, но в голове тут же всплывают грубые слова о том, что Луи всего лишь тело для экспериментов, и лёгкое касание пальцев на белом фарфоре. Злость возвращается, трансформируясь на языке в едкую фразу: — Из тебя получается первоклассная шлюха, Гарри. Громкий звук пощёчины разрезает застоявшийся воздух, наполненный запахом секса. Щёку обжигает боль, глаза Луи в недоверии расширяются, а ледяной взгляд Гарри отрезвляет сильнее удара. Что-то точно пошло не так.