Inhale the damage smoothly \ Прими разрушение спокойно Paradise isn't lost \ Ведь рай не утерян It was hiding all along \ Он просто прятался все это время*
Раздражение словно зубная боль, от которой ломит челюсть, и злость разгорается потихоньку внутри. Слишком шумные, полупьяные, хохочущие друзья действуют на него подобно красной тряпке на быка. Луи рычит на любые попытки втянуть себя в веселье, подпирая спиной дальний угол в гостиной Энди. Друг сжимает талию невесты, принимая поздравления по поводу предстоящей свадьбы, но его обеспокоенный взгляд то и дело возвращается к Томлинсону. Это бесит только сильнее. Лето подходит к концу. Дыхание осени уже можно почувствовать на своих плечах, ссутуленных под тяжестью отвергнутых чувств, и с тяжёлым сердцем готовиться к предстоящим дождям. Луи не представляет, как пережить их в одиночестве. Ливни прочно укрепились в сознании ассоциацией с маленьким Гарри. К собственному удивлению на малыша Луи не сердится. Наоборот. Перебирая в памяти все произошедшие события, он всё больше пропитывается ненавистью к себе. Возможно, та несдержанность стоила ему отношений. Поэтому Луи не может винить малыша за отказ, он сам бежал бы от себя без оглядки. Но под кожей зудит новое чувство, толкая на безрассудные поступки, и сдержать его удаётся с трудом. Ночью, прижимая пальцы до радужных кругов к уставшим глазам, Луи борется с желанием набрать номер Гарри. Позвать. Но печальный голос мальчика всё ещё звучит в голове, и страх разрушить его сильнее останавливает. Впервые Луи пытается заботиться о ком-то, наступая на горло собственным желаниям. Элен вытаскивает из пучины собственных мыслей, протягивая бокал с шампанским. Луи отрицательно качает головой, сглатывая горькую усмешку. Прожитая жизнь кажется жалкой и никчёмной, а поселившиеся внутри благодаря Гарри эмоции заставляют чувствовать себя неудачником. Алкоголь добавляет новой роли яркости, и Луи пытается выбраться из образа, поэтому отказывается. Даже вдали от него малыш всё равно имеет влияние, меняя личность Томлинсона. Девушка коротко улыбается и жестом предлагает покурить. Луи размышляет всего секунду, и именно эта секунда становится поворотной. Предложение выглядит соблазнительно, и согласие уже готово слететь с губ, когда в дверь гостиной входит Гарри. Он замечает мальчика краем глаза, и желание курить растворяется в испуге от внезапной встречи. — Кто позвал его? — задушено сипит Луи, потому что горло сжимает волнение, а голова идёт кругом от одного взгляда на такого далёкого, не принадлежащего ему Гарри. — Он такой же мой друг, как и ты, — отрезает Энди. — Мне жаль, что между вами всё так сложно, но я не собираюсь из-за этого отказываться от одного из вас. И он уходит, чтобы поздороваться с Гарри. Энди пожимает его тонкую ладонь, кладёт руку на детское плечо, а Луи остаётся лишь наблюдать издалека, сжимая кулаки в бессилии. Он потерял возможность дотрагиваться. Мальчик игнорирует окружающих специально, это видно по напряжённому лицу, когда Гарри старается не отводить глаза от Энди, не смотреть по сторонам, чтобы ненароком не наткнуться взглядом на своего мучителя. Тонкая плёнка раскаяния и сожаления покрывает тело Луи, начиная с кончиков пальцев, вверх, поглощая дюйм за дюймом. Инстинкты рвутся с цепи, словно дикие псы, желая приблизиться, сжать в собственных руках, но Томлинсон сдерживает своих демонов из последних сил. Гарри тяжело дался его последний порыв. Остаётся лишь смотреть издалека, как мальчик улыбается другу, глядя на него снизу вверх затуманенным взглядом ярких некогда изумрудов, и глотать горькую от разочарования слюну. Тёплая ладонь сжимает плечо, и Луи вздрагивает, переводит расфокусированный взгляд на Элен. Она молчит, и он не понимает зачем, но произносит: — Улыбка не настоящая. Ямочки на щеке нет. Голос дрожит, и Луи стыдно за себя. Но Элен не морщится, не презирает его, лишь сочувствует. Легче не становится, и Томлинсон сомневается, что вообще когда-нибудь станет. Кажется, эта боль застряла в груди навсегда. — Сделай что-нибудь, — подталкивает она, но Луи лишь качает головой, переводя взгляд на Гарри, пытаясь впитать эти редкие мгновения, когда он может хотя бы смотреть. — Он отказал, Элен. Высказался резко и категорично. Я больше не хочу доставлять неприятности. Но девушку невозможно смутить. Она улыбается так, будто знает что-то важное, что-то, что Луи не в силах осознать. — А что сделал он, когда ты категорично отказал? Мысли закручиваются в голове широкой воронкой, когда Томлинсон произносит вслух: — Он продолжил настаивать. Печати, за которыми он держит собственных демонов, срывает одну за другой, когда Луи решается. Мысль о том, что он рискует сделать больнее не только себе, но и Гарри, тонет в шуме крови в ушах. Слабость уходит из тела, и на её место возвращается жёсткость и решимость. Томлинсон берёт себя в руки и надеется, что Гарри поймёт его верно. В этот раз его поведение диктует не эгоизм, а желание дать шанс их взаимным чувствам. Расстёгивая пуговицы на пиджаке, Луи медленно продвигается ближе к Гарри, стараясь не спугнуть. Ему нечем дышать, и будь его воля, он скинул бы тяжёлую ткань с плеч, сорвал бы пуговицы, но остаётся довольствоваться распахнутым пиджаком и ослабленным узлом галстука. Несколько шагов отделяют его от цели, когда Энди заканчивает разговор. Гарри опускает взгляд в пол, и поворачивается к двери, намереваясь покинуть вечеринку, так и не дав Луи шанса объясниться. Да ещё жёсткая хватка друга повыше локтя останавливает, отнимает драгоценные секунды, что требуются чтобы догнать мальчика. — Что ты намереваешься делать? — серьёзно спрашивает он, и Луи отвечает не раздумывая. — Всё исправить. Секунду Энди сканирует его лицо, пытаясь докопаться до глубины его чувств, понять насколько важно это для Томлинсона и не станет ли хуже, и, видимо, что-то есть там, в глубине пепельного взгляда, что заставляет его увериться в серьёзности намерений. Он разжимает пальцы, оборачивается и зовёт: — Гарри! Плечи ребёнка едва заметно вздрагивают. Будто в замедленной съёмке он оборачивается и его взгляд против воли скользит по Энди к Луи. Кислород в лёгких превращается в ядовитый газ, когда Луи видит страх в померкших глазах. Гарри отступает, медленно, будто отходит от готового напасть хищника, но Луи не даст ему сбежать. В четыре шага преодолев расстояние между ними, Луи обвивает его талию рукой, а вторую кладёт на щёку не позволяя отвернуться. Поцелуй сильный, доказывающий. Гарри не отвечает на него, и его тело сковано, будто кровь превратилась в металл, застыла жёстким каркасом внутри. Гул вокруг стихает, и Томлинсон спиной чувствует шокированные взгляды друзей, но пока Гарри в его руках, и секунды неумолимо тикают в ожидании его решения, его ответа, для Луи больше ничто не имеет значения. Он готов пройти через ад непонимания и презрения ради возможности касаться этого мальчика. — Пожалуйста, — шепчет он, когда дыхания не хватает и приходится разорвать поцелуй. Глаза Гарри зажмурены, а губы дрожат, Томлинсон испытывает жгучую ненависть к себе, но отпустить сейчас выше его сил. Он лишь сильнее сжимает талию ребёнка. — Ну, пожалуйста, малыш, — ещё раз произносит он. Гарри осторожно касается ладони, убирая её от своей щеки, и поворачивает голову в сторону. Ресницы трепещут, и он не сразу решается открыть глаза, но когда всё-таки делает это, то смотрит лишь на Энди, а во взгляде так много мольбы, что Луи захлёбывается отчаянием. Гарри не смотрит на него, и сжатое в тугую струну тело хоть и находится в его руках, чувствуется чужим и неподвластным. Луи чувствует каждым атомом, что Гарри мечтает лишь о том, чтобы вырваться. — Томмо, — зовёт Энди. — Я думаю ответ очевиден. — Нет! — отрезает Томлинсон. — Нет! Гарри вздрагивает, но Луи тонет в безнадёжности собственных чувств. Пальцы сжимаются сильнее, без сомнения доставляя мальчику боль. Отпустить его - смерти подобно. — Томлинсон, убери руки, — угрожающе повышает голос Энди, и недоуменный шёпот вокруг становится громче. Голова кружится, и разум отказывается анализировать ситуацию. Одна мысль словно центр Вселенной - не позволить Гарри уйти. — Всё хорошо, — раздаётся хриплый шёпот Гарри, и, кажется, никто, кроме Луи не слышит этот сломанный обречённый голос. — Не надо, Энди, всё в порядке. Мы уходим. Трясущиеся руки впиваются в полы пиджака и тянут за собой прочь из комнаты, подальше от косых взглядов и тихих осуждающих разговоров. Дыхание возвращается маленькими глотками, и беспокойство развеивается в терпком запахе Гарри. У двери на улицу мальчик прижимает Луи лопатками к стене, и по-прежнему не глядя в глаза, просит подождать. Томлинсон хватает его за руку, не желая отпускать, но Гарри удаётся вырваться. — Я предупрежу маму, что ухожу, — бесцветным голосом сообщает он, и не остаётся ничего, кроме как подчиниться его безэмоциональному заявлению. Пальцы подрагивают от пережитого напряжения, а в груди всё ещё стынет холодом страх, что Гарри обманул, сбежал чтобы спрятаться. Развеять сомнения может лишь его возвращение, но время идёт, сыпется песком сквозь пальцы, а Луи по-прежнему прижимается к стене спиной, считая собственное тяжёлое дыхание. Сигарета может помочь немного заглушить сосущую пустоту в груди. Луи выходит на залитую ярким солнцем подъездную дорожку, вытаскивает из узких праздничных брюк пачку и с облегчением затягивается. Ноги подкашиваются от пережитого душевного напряжения, и он садится на горячий капот своей машины, разглядывая отшлифованные овальные камушки под колёсами. Жизнь состоит из циклов, повторяющихся бессчётное количество раз. Сидя на ярком августовском солнце в ожидании Гарри, Луи вдруг понимает, что их собственный подошёл к концу. А вот знаменует ли начало нового цикла счастье для них или мучительные дни отвыкания, зависит только от него. Ответственность и страх с новой силой сжимаются вокруг головы стальным обручем, рождая глубоко в нейронах мозга зачатки мигрени. В памяти всё ещё свежи воспоминания, когда Томлинсон так же сидел на собственной машине, сжимая между губами сигарету, и отчаянно надеялся, что мальчик не придёт. Три месяца повернули жизнь под неожиданным углом, вывернув желания и чувства наизнанку, заставив личность подстраиваться под новые приоритеты. Сейчас Луи готов отдать что угодно за появление Гарри здесь. Видимо, судьба всё ещё любит его эгоистичную задницу, потому что, как и тогда в мае, Гарри обходит машину, останавливаясь напротив. Он всё ещё не смотрит на Луи, предпочитая разглядывать камни у его ног. — Поговорим тут? — спрашивает мальчик и пальцами теребит край футболки в волнении. Луи хочет сжать их и поцеловать каждый по очереди, лишь бы эта болезненная хриплость ушла из голоса, а на щёки вернулись ямочки от искренней улыбки. — Нет, я отвезу тебя к себе. Луи спрыгивает на землю, и Гарри безропотно подчиняется, всё так же путаясь в собственных конечностях, когда залезает в его машину.✷✷✷
Луи везёт его к себе. В ту серую комнату, которая даже в солнечные дни оставалась холодной и неуютной, словно броня своего хозяина. Броня, сквозь которую Гарри так мечтал прорваться, разбивая кулаки в кровь и выдирая ногти из пальцев, в попытках достучаться, расковырять этот глухой щит безразличия. Сил сражаться больше нет. Гарри отказал Луи, потому что уверен - они слишком разные. Построить будущее с Томлинсоном невозможно, а быть временным развлечением, пока Луи не надоест новая для него роль заботливого бойфренда, Гарри не собирается. Поэтому он сказал “нет”, оттолкнул, ранив не только Томлинсона, но и себя жестокими словами, отсекая надежду. Время должно было залечить раны. Возможно, эту боль унесло бы осенними ветрами, она бы замёрзла под одним из высоких рождественских сугробов. Но Луи снова всё решил по-своему. Этот поцелуй в комнате полной людей, молотом врезался в грудь, разбивая рёбра в щепки, оставляя после себя зияющую рану стыда. Гарри до сих пор дрожит, а губы горчат вкусом Луи. Осторожно из-под ресниц мальчик кидает взгляд на эти губы, пока Томлинсон сосредоточенно сжимает руль. Он другой. В его облике больше нет кричащего превосходства, и глаза слишком тёмные, без внутреннего света. Гарри хотел бы верить в то, что внешние изменения напрямую связаны с тем, что творится у парня внутри. Гарри всей душой хочет верить, что нужен ему. — Я надеюсь, что смог доказать тебе, что мне абсолютно плевать на мнение друзей, если дело касается тебя? — говорит Луи, и Гарри подпрыгивает от неожиданности, слишком занятый разглядыванием парня рядом. — Тебе не стоило делать это. — Может, и не стоило, — соглашается Томлинсон. — Но я хотел показать тебе, что не отступлюсь. Гарри отворачивается к окну, не желая продолжать этот разговор. Но Луи другого мнения. — Что ещё было в твоём списке? Машина мягко притормаживает, и мальчик, не дожидаясь разрешения, покидает салон. Лёгкое беспокойство одолевает его, потому что Луи действует непохоже на себя, и Гарри не может прочесть его мысли и чувствует себя замершим посреди минного поля. Он боится взорваться, оступившись. Пальцы Томлинсона касаются ладони, и Гарри не успевает вырваться. Луи сжимает его руку в своей и не обращает внимания ни на окружающих, ни на робкие попытки мальчика освободиться. Тепло чужой ладони согревает душу, и Гарри противится ощущению нежности, но кончики губ дёргаются в неловкой улыбке. — Проходи, — Луи придерживает дверь и, к сожалению Гарри, расцепляет их руки, пропуская мальчика вперёд. Но случившееся возвращает ребёнку веру в то, что всё ещё можно исправить. Он медлит секунду, просчитывая варианты и возможности, но когда дверь лифта тихо закрывается, мальчик отбрасывает сомнения подальше и кладёт руку на щёку Луи. Вся его нежность сосредоточена в единственном касании, а глаза вновь наполняются любовью. Сердце выстукивает нестройный ритм, и, кажется, вот оно, их долго и счастливо, но… Стоит оказаться в квартире, и к Томлинсону возвращается его природная резкость. Пальцы впиваются в плечи, и Гарри теряет воздух. Улыбка замирает на губах, когда Луи прижимает его к захлопнутой в спешке входной двери и приподнимает над полом, прижавшись бёдрами. — Я так скучал, — горячо шепчет он в шею мальчика, не замечая, как из яркой секунды назад улыбки уходит жизнь. Гарри давит тяжёлый вздох, хороня его внутри, и прогибается в спине, чтобы прижаться к горящему в возбуждении телу Луи. Поцелуи приносят всё то же удовольствие, по которому Гарри действительно скучал, и он пытается отогнать меланхолию и поддаться страстному напору, но наслаждение отдаёт горечью. Чтобы скрыть немое разочарование, он дрожащими пальцами растягивает узел галстука, и когда Луи покрывает поцелуями подбородок, пытаясь добраться до губ, уворачивается, делая вид, что хочет избавить его от рубашки быстрее. Но Томлинсон чувствует запрятанное внутри напряжение. Он отстраняется, внимательно вглядываясь в глаза. — Что не так? Выдавливая самую правдоподобную улыбку Гарри медленно качает головой и вновь тянется к пуговицам. Но Луи отбивает его пальцы и осторожно опустив на пол, делает шаг назад. — Всё не так, — убитым голосом сам себе отвечает Луи. Пальцы ерошат его красивую укладку, превращая её в растрёпанное, но не менее симпатичное нечто, а щёки Гарри заливает румянцем стыда. Мысленно проклиная себя за глупые детские мысли, он сжимает локоть расстроенного Луи, пытаясь развернуть его к себе, заглянуть в серые глаза, чтобы показать, что всё хорошо. Гарри хочет продолжить. — Лу, всё в порядке. — Нет, — вырывается Луи. Грузно топая, он проходит в комнату и скидывает пиджак на кровать. Гарри робко следует за ним, стараясь подобрать слова - он очень боится всё испортить как раз сейчас, когда они почти поняли друг друга. — Тебе это не подходит. Сжатый кулак врезается в стену, и Гарри отшатывается назад, но по сведённым вместе бровям, по глубокой складке в уголке губ понимает - Луи сердится не на него, на себя. От этого чувство вины растёт в геометрической прогрессии, и мальчик боится захлебнуться в нём. Детские мечты о том, что Луи внезапно превратился в принца сейчас выглядят глупо, неуместно, и Гарри в волнении обнимает его, крепко сжимая торс руками, чтобы Томлинсон не вздумал отпихнуть. Он и так сделал больше, чем мальчик мог ожидать. Луи превзошёл себя, сделал первый шаг, не побоявшись порицания друзей, а Гарри, словно невинная принцесса, зажался при первом намёке на секс. Сравнение горчит на языке, и ребёнок удивляется себе. Каким образом в его испорченной, запачканной душе по-прежнему могут жить все эти романтичные заблуждения? Гарри давно пора отделаться от глупых мыслей и принять себя настоящего. — Лу, прости, если тебе показалось, будто я не хочу. Это не так, — Гарри касается вздёрнутого в недоверии подбородка кончиками пальцев и нежно ведёт вниз. Луи смотрит с сомнением, и только поэтому Гарри добавляет, стараясь убедить его. — Ты ведёшь себя правильно с таким, как я. Мне всё подходит. Луи перехватывает его руку, сжимая несильно пальцы. — Таким как ты? Каким? — он подносит их к губам, поочерёдно целуя, и Гарри тихо стонет. Кажется, что его горячие губы дотрагиваются до самой души. Это чувство тлеющее, полное надежды и удовольствия. — Забудь, Луи. Я хочу тебя! — умоляет Гарри, потому что произнести вслух грубое слово “шлюха”, когда Луи дарит такие поцелуи, выше его сил. Но Томлинсон и так понимает, это видно по задумчивому прищуру его глаз. Рука мальчика оказывается на свободе, а Луи принимается расстёгивать рубашку, не отводя проницательного взгляда от Гарри. Это немного больно, когда Луи спешит раздеться, не пытаясь обнять или разубедить. И Гарри вновь хочет ударить себя по лицу, чтобы выгнать уже нелепые надежды на то, что он не такой. И Луи не такой. Они те, кто они есть, и чем раньше он избавится от ложных надежд, тем спокойнее будет их партнёрство. Несмотря на события прошедшего дня, мальчик всё ещё не верит, что Луи действительно хочет быть его парнем. Мысли отвлекают от действительности, и когда он, наконец, приходит в себя, Луи натягивает домашние штаны в крупную зелёную клетку. Ситуация окончательно выходит из-под контроля, и Гарри, тяжело вздыхая, сдаётся. Он не понимает абсолютно ничего. — Идём, — Луи мягко тянет его за локоть к кровати и указывает на разбросанные вдоль стены подушки. — Думаю, это моя вина, что ты о себе такого мнения. Мне и исправлять. Ноутбук оказывается на коленях растерянного мальчика, а Луи садится сзади, прижимая за плечи к себе. В объятиях тепло и комфортно. Гарри чувствует, что был рождён для пахнущих сигаретами ладоней. — Что мы будем делать? — спрашивает он, а под левой лопаткой размеренно бьётся сердце Томлинсона, доказывая что он тут, рядом. Такой желанный. Слишком любимый. — Я покажу тебе мой любимый фильм, — Луи смеётся, когда Гарри сжимает его ладони, оборачивая их вокруг своих плеч. — И докажу, что нам будет хорошо не только в постели. — Лу, — тихо скулит Гарри, желая, чтобы парень замолчал, и вместе с тем не переставал говорить никогда. Это звучит слишком хорошо, чтобы быть реальностью, и мальчику кажется, что он в очень глубоком, самом счастливом своём сне. — А ещё я хочу сводить тебя кое-куда. До моего любимого клуба тебе ещё расти и расти, но думаю, это будет равносильной заменой. Это ведь третий пункт из твоего списка, верно? — Свидание? — едва удаётся выдавить из себя Гарри, потому что эмоции стучат кровью в висках, и язык заплетается от счастья. — Оно самое, малыш, — соглашается Луи, нежно ероша волосы на затылке носом. — Я в этом чертовски плох, так что буду учиться в процессе, но я надеюсь, ты сделаешь мне скидку, как своему парню. Улыбка Томлинсона вновь полна превосходства, а глаза хитро поблёскивают. Он точно знает, что именно Гарри хочет услышать, и ни на секунду не сомневаясь, даёт ему это. Мальчик откидывает голову назад, просительно приоткрыв губы, и Луи не заставляет себя уговаривать. Он наклоняется, и их дыхания перемешиваются, когда губы едва касаются друг друга, воссоздавая тот самый первый поцелуй. Тающая нежность вытесняет обиду и боль, стирает все плохие воспоминания, позволяя начать эту историю с чистого листа. И Гарри знает, просто не будет. Луи остаётся Луи в любом случае. Властным, безответственным, жадным до собственного удовольствия эгоистом, но пока он готов наступать себе на горло, заботясь о мальчике, всё у них будет хорошо. Гарри верит, потому что это то самое. Большая любовь.