Thinking out loud

Пока Иваизуми лежит на кровати, а капельница мерно отсчитывает каплю за каплей, Оикава старается найти в себе силы уйти из палаты. Просто потому, что Хаджиме бы хотел именно этого. Наверное. Его пальцы тонкие-тонкие, кажется, еще чуть-чуть и Иваизуми превратится во что-то эфемерное. Оикава судорожно держит его за руку и убеждает себя, что все, черт возьми, будет хорошо. Перед глазами – кровавые брызги изо рта, хриплые, выкручивающие нервы «черт» и «Оикава», а потом «Скорая» и слезы-слезы-слезы. Люди появлялись в палате и исчезали. Странный диагноз – неясный, непонятный и опасный до покалывания в пальцах – промелькнул в голове Тоору и исчез. - Молитесь, чтобы он выжил, - ёмко сказал врач. И Оикава молится. Не знает как, не знает кому. Но больше всего он не знает за что Иваизуми такое. Кто-то трогает его за плечо, говорит что-то о доме и сне. Оикава спутанно бормочет, что его дом тут. Если Иваизуми здесь, он тоже будет. Они стали друг для друга знаменательной бесконечностью, уходящей в минус. И хотя один из них был началом, а другой концом*, этого не ощущалось. До этого момента. Тоору не спит и глухо плачет. Говорит: - Пожалуйста, Ива-чан. А потом: - Я, правда, не стану тебе больше надоедать, только проснись. И в конце концов: - Боже, как я тебя люблю. Он не знает, что вероятность того, что Иваизуми выживет стремится к нулю. Он не знает, что шанс есть, но он безумно мал. Он не знает так много, боже. Но он знает, что Ива-чан любит его (слишком сильно). Он знает, что Иваизуми любит его готовку, а особенно торты. Он знает, что вообще-то Иваизуми спас три месяца назад девочку из-под машины. А еще о разбитой чашке, о потрепанном мяче в кладовой, о зеленом чае, о купленной импрессионисткой картине, о единственной сигарете, о новом музыкальном CD, а еще… Оикава помнит, как сделал вдох, когда встретил Иваизуми, и уже был до обнаженного сердца влюблен в него, когда выдохнул. Поэтому он плачет, считает до трех и молится кому-то давно позабытому: - Не отнимай, не отнимай, не отнимай его. Он ждет, когда Иваизуми сделает вдох. Оикава срывается и словно становится старше на целую мини-смерть. Холодное солнце дышит на окна раскаленным Армагеддоном.