Thinking out loud

Иваизуми не знает ничего об этом парне. Ну, кроме имени, естественно. Они пересекаются только на этом закрытом лестничном пролете во время обеденного перерыва. Иногда Оикава Тоору просто обедает, иногда рассказывает что-то о сестре и том, как учится играть на гитаре. Ладно. Может, Хаджиме знает о нем чуть больше, чем ничего. — Я бы хотел уметь водить самолет, — задумчиво говорит Оикава и смеется. Иваизуми нравится этот смех. Но что-то в нем дает понять — Тоору не яркая и солнечная планета без единой проблемы. Наоборот даже. — Недавно моя сестра показывала мне созвездия на небе, — на другой день делится Оикава. Его улыбка хриплым голосом отзывается где-то в мозгу Иваизуми. Он не знает, почему они не общаются вне этого маленького лестничного пролета. Может, все дело в том, что у них разные классы. Может, они просто оба не хотят пересекаться где-то еще. Иваизуми действительно не знает. — Ох, как же я ненавижу математику, — ворчит Тоору и зевает еще через неделю. — Наверное, останусь здесь и посплю, — добавляет он. Иваизуми уверен, что Оикава точно умеет читать мысли. Иначе как он ответил на его незаданный вопрос. — Я вчера долго-долго писал стихи, — задумчиво тянет Оикава. Сегодня он притащил с собой текст по английскому. Правда, он не тратит на него особо много времени. — Не люблю писать стихи, — неожиданно добавляет он. Что-то таинственно-грустное видит Иваизуми в этой новой улыбке, но не решается спрашивать об этом. Май подходит к концу. — Один мой хороший друг ненавидел весну, — говорит Оикава в один из дней. Они встречаются вот так каждый день в большую перемену. Это что-то вроде ритуала. Для Иваизуми уж точно. В хороший друг слышится что-то совершенно не дружеское. Мягкая улыбка и такой взгляд Тоору незнаком Иваизуми. — Хорошо, что начинается лето, — Тоору прислоняется к стене. — Лучше бы зима, — отзывается Иваизуми и продолжает листать конспект по физике. У него скоро экзамены. Оикава в ответ невнятно бурчит. — Я абсолютно не умею плавать, — большая перемена уже кончилась. Иваизуми просто прогуливает английский, а вот почему Оикава тут — загадка. — Он умел. Иваизуми не задает лишних вопросов, потому что если Тоору захочет, то расскажет сам. — Скоро каникулы, — задумчиво тянет Хаджиме в один из последних экзаменационных дней. Оикава кивает и грызет карандаш, выписывая формулы по математике. — Эх, у меня перерыв большой будет, так что я посплю, — Иваизуми не в первый раз тут дремать. Особенно во время обеденных перерывов. Проходит минут десять, когда Оикава вдруг говорит: — Знаешь, Ива-чан, — Хаджиме еле удерживает себя от резкого движения. Он чувствует — это что-то важное. — У меня был человек в прошлом, которого я очень сильно любил. Сейчас же я не способен назвать свои чувства. Или облечь их все в слова. И все равно мне хочется делиться ими. Пускай я и не умею делать это. Иваизуми смотрит в стену широко распахнутыми глазами. Кажется, он совершенно не дышит. — И ради того человека, которого я любил, я хочу вновь попытаться объяснять свои чувства. И попытаться жить. Где-то внизу звенит звонок. Для них начинается время перемен.