Thinking out loud

Пока Оикава стряхивает пепел с сигареты вниз (Иваизуми даже видит, как он улетает куда-то вниз с балкона), трель телефона не замолкает. На самом деле Тоору даже губами не прикоснулся к этой гадости. Привычка просто, выработанная годами. Навроде веры в домовых. Или в то, что если черная кошка перебежала тебе дорогу, быть большому дерьму. Иваизуми стоит чуть поодаль. На самом деле Оикава пьян чуть меньше, чем до невменяемости. Хаджиме интересно, как до этого дошло, но в соседней комнате спит пьяный Бокуто, и вопросы отпадают. - Меня в городе не было месяц, - ровно говорит Иваизуми. Оикава с детской непосредственностью вертит в руках сигарету. Она обжигает пальцы, и он шипит, морщится, а потом начинает смеяться. - Идиот Ива-чан, - на пальцах Тоору остается черно-серый пепел. Иваизуми не нравится. Ни пепел, ни сигарета, ни ситуация. И тем более не такой Оикава. - Тебя не было месяц, а потом что? Два месяца? Три месяца? – Тоору поворачивается к нему лицом. Иваизуми кутается в теплую куртку с мехом. Он не успел её снять в коридоре, так что ему определенно теплее, чем Тоору. В одной футболке, с пьяно-истерическим блеском в глазах и обожжёнными пальцами он напоминает Иваизуми что-то невероятно ломкое. Не хрусталь, но что-то синонимичное. - Ты же знаешь, - устало повторяет Иваизуми. У него уже голос пропадать начал. Кататься на поездах даже раз в месяц становится проблематично. Тренировки, да и учеба выматывают до хрипов в горле. Оикава умный мальчик. Оикава все понимает. - А толку? – интересуется тот. Равнодушно смотрит куда-то на улицу и выбрасывает непотушенную сигарету. – Я знаю, Ива-чан. Про учебу, про тренировки и прочее. Он опускается на пол. У него на руках мурашки, а сам он настолько до отчаяния разбитый, что Иваизуми замирает. - Я ходячее клише, Ива-чан, - медленно говорит Оикава. Улыбается. - Оикава, - говорит Ушиджима, появляясь в дверях, - тренировка завтра накрылась. Скажешь Куроо? – он держит телефон правой рукой и не выглядит сильно пьяным. Оикава машет на него рукой. - Считаешь, он проснется до утра? – он хохочет. Как-то зло и почти истерично. Ушиджима раздумывает где-то четыре секунды. - Не считаю, - в итоге говорит тот, - и ладно. Я ушел. Иваизуми, - он медлит, явно вспоминая его фамилию. Чуть щурится, вздыхает, потом критично оглядывает Тоору и продолжает: - Закрой за мной дверь и проследи, чтобы Оикава не наделал глупостей. Иваизуми чувствует себя как в какой-нибудь перевернутой реальности. Надо же. Докатились. Ушиджима Вакатоши говорит ему, как присматривать за Оикавой Тоору. Это смешно, но Хаджиме почему-то больно. - Так что? – интересуется Оикава. Иваизуми присматривается к нему и отмечает что-то ранее незамеченное. У него разбита губа, чуть потемнели волосы и укладка почти незаметно, но изменилась. Взгляд мутный и какой-то прибито-мертвый. И дело не только в алкоголе. - О чем ты? – вместо этого говорит Иваизуми. Тоору закатывает глаза. Трет заледенелыми пальцами переносицу. - Ну, о том, что я – ходячее клише, наверное, - язвит он. Иваизуми качает головой. Встает рядом с ним и смотрит в темноту. Тусклый, словно растушеванный охристо-золотистый цвет мягкими бликами ложится на волосы Тоору. - Ну, ты просто подумай, - продолжает тот. – Я почти три года убил на то, чтобы попасть на национальные. Был самым крутым и красивым парнем школы. Попал в один из лучших университетов страны и в основной состав всего на втором году обучения. Учусь на отлично. Я настолько прилизанный, что меня самого от себя тошнит. - И еще каждая вторая девушка мечтает с тобой переспать, - добавляет Иваизуми. - О, и это тоже, - Оикава часто кивает головой. – Боже, да у меня в двадцать лет своя квартира. Я просто гребаное клише, нет? Иваизуми смотрит на него сверху вниз. Тоору растирает замерзшие (но он явно не чувствует этого, а делает просто автоматически) ладони. Он вырос и повзрослел. Невероятно. - Вот только все оказалось зря, - почему-то зло выплевывает Оикава. И Иваизуми чувствует, как он закрывается от него. Отгораживается и запирается. Ощетинивается, как когда ставил недостижимую планку и был готов угробить хоть всю свою жизнь, но преодолеть её. Хаджиме смеется. Садится рядом (и плевать, что холодно) и мягко треплет его по каштановым волосам. Оикава полузадушено всхлипывает-выдыхает. Прислоняется головой к плечу Иваизуми. - Ты не клише, Дуракава, - говорит Иваизуми. - Угу, - бормочет Тоору. – Если ты так говоришь. - И я все еще с тобой. Даже если между нами сотни километров, - волосы Оикавы мягкие, а его голос приглушенно-бархатный. Им словно вновь по шестнадцать. И Оикаве это достаточно. Он чувствует себя легким и до чертиков влюбленным. На следующее утро он вновь закроет дверь за Иваизуми, выдавит улыбку и обязательно выпьет пару таблеток анальгина. Однажды Иваизуми вернется. Однажды они смогут сойтись. Однажды... Оикава думает, что он его безответная первая любовь - это определенно клише. А, может, и не безответная. Тоору приподнимает голову и чуть пьяно-грустно улыбается. Что ж. Он согласен и на такое.