Thinking out loud

Друг из Оикавы мог получиться только в том случае, если на него нацепить намордник с замком и выбросить от него ключ. Так решает Хаджиме. Иваизуми захлопывает дверь перед его носом и игнорирует последующие звонки отовсюду. У него лающий кашель поперек горла встал: не то от простуды, не то от затхлого дыма, назойливым напоминанием проникающим в воспоминания. — Ива-чан! — Тоору не успокаивается. Голос у него надсадно-плачущий и настолько умоляющий, что у Хаджиме что-то вымерзает внутри. Иваизуми курит прямо в квартире, сидя на коробках и мрачно думает: с переездом, блять. Рояль, слава богу, здесь не помещается (он специально выбирал такую квартиру), ровно как и Оикава, своей тепло-золотистой заботой заполонивший все существо Иваизуми. Его блевать тянет от этого. Внизу орет сигнализация от машины какого-то мудака. Конечно, не такого уж и мудака, но сорвать злость уж очень хочется. Вся проблема в одной двери, выход из которой занят одним придурком. Иваизуми бы вышел в окно, да вот только этажей слишком много. — Почему ты так не хочешь играть? — если Оикава себе пальцы сотрет об дверь, не надо винить Иваизуми. Он, между прочим, сказал Тоору, что ему следует уйти. Точнее, он выразился гораздо менее цензурно, но сути это, в общем и целом, не меняет. — Пожалуйста, Ива-чан, — бормочет Оикава. Он как побитая собака скулит и царапается в дверь. Иваизуми прикрывает глаза. Решать проблемы щелчком пальцев — это к кому-то навроде Бокуто и Куроо. Он же умеет ловко сбегать от них. Оикава говорит «я люблю тебя» так много раз, что в итоге сбивается на злые полувсхлипы и замолкает. Темнота комнаты почти успокаивает. Иваизуми докуривает и смотрит на собственные пальцы до тех пор, пока не начинает кружиться голова. Кто-то внизу шутливо кричит «а теперь запроси пощады!» и смеется. Глупые, глупые дети. Хаджиме смотрит в окно на счастливую семью из родителей и двух детей. Ему до омерзения смешно. А как твоя младшая сестра ведет себя, бормочет Иваизуми и слышит что-то о рояле и них, как партнерах от Оикавы. Вот он иногда переживал за собственную сохранность, когда ругался с младшей сестрой. Словно бы она могла сломать ему клавиатуру на рояле или сотворить с его головой что-то невероятное. Теперь же, в этом отрезке его зацикленной жизни, нет ничего. Ни страха, ни сестры, ни-че-го. Есть только пострадавшая от пожара квартира, и выжженная им же жизнь Иваизуми. — Пощады, брат, пощады! — верещит девочка и так заливисто смеется, что Хаджиме задергивает шторы и закрывает руки ушами. Попросить пощады у кошмаров, что ли. Иваизуми закуривает еще и возвращается на коробки с вещами. Оикава говорит «я люблю тебя» и «я здесь, только позови». Хаджиме хочет откреститься от этой собачьей верности. Не надо ему этого. Пальцы еще помнят прикосновения к клавишам рояля и то, какие мягкие волосы у Тоору. Он затягивается и мрачно смотрит на ожог на правой руке. Да к черту. Оикава за дверью, в мнимой безопасности, так что если квартира (вновь) вспыхнет как ёлочная гирлянда, он не пострадает, как его семья. Иваизуми курит и отчаянно хочет верить, что когда-нибудь сможет открыть дверь. — Сдаюсь, сдаюсь! — девочка хохочет. Хаджиме закрывает глаза и видит трещащее дерево белого рояля. Он жмурится, поджимает губы и трет переносицу. Он тоже сдается.