Thinking out loud

Оикава смотрит, как Иваизуми нянчится с Киндаичи, шутит с Ханамаки и ворчливо платит за обеды Матсукавы. И Тоору до невозможности обидно, потому что с ним ничего такого нет. Ему хочется плаксиво оплести Хаджиме руками, положить голову ему на плечо и говорить всем, что Ива-чан только его и больше ничей. Хочется, чтобы Иваизуми улыбался только рядом с ним. Оикава эгоист, он в курсе. — Молодец, Куними, только не перенапрягайся, — забота Хаджиме растирается между пальцами, и Тоору смотрит так пристально и ненавидяще, что Ханамаки хлопает его по плечу и просит перестать. Оикава кивает заторможено, в его голове прокручивается испорченная пленка люби-люби-люби-люби-меня-и-только-меня, и он кривит губы. В его груди собирается горечь по каплям, скапливается около сердца и душит изнутри. Они с Иваизуми лучшие друзья, но Тоору помнит, когда дышать стало трудно. Страшная пьянка, идиотская игра и неловкий поцелуй на спор. Оикава вообще-то знал, что у пьяного Хаджиме отказывают тормоза и обычно все кончается плохо, но почему-то вдруг захотелось понадеяться, что ему повезет. (не повезло, вообще-то) Иваизуми не избегал его после этого, не отводил взгляда и не игнорировал произошедшее. Он только сказал для меня это ничего не значит, так что и ты лучше забей, незачем загоняться так. У Хаджиме серьезный взгляд, поджатые губы и слишком много догадливости на квадратный метр. Это не «не загоняйся, ведь это просто пьянка и пустяк, забей», а «ты выглядишь ужасно и мне жаль, что у меня нет такого к тебе». Оикава покивал (для виду, конечно), улыбнулся настолько ярко, насколько позволяла дыра в груди и постарался действительно забить. Иваизуми усаживается рядом с ним и устало запрокидывает голову назад, утыкаясь влажным затылком в стену. Тоору не смотрит, потому что непримиримость с реальностью обгладывает ему ребра с противным хрустом. Он трет больное колено и выдыхает. — Как насчет в выходные в кино сходить? — Хаджиме добр до вывернутого нутра. Оикава щерится и напрягается, поджимает губы и болезненно соглашается, потому что сказать нет ему не позволяет топкая память и что-то детское на белых запястьях. Когда Иваизуми возвращается к младшим, вокруг него сразу же возникает эта чертова аура веселья и непринужденной дружбы-заботы. И Оикаве хочется испортить это. Потому что ему обидно, потому что он эгоист, потому что что-то гниет внутри так быстро, что Тоору не знает, как это остановить. Хочется задеть Иваизуми за живое. Наружу рвутся тысячи едких и болезненных слов, но Оикава молчит и только смотрит. Это, вообще-то, все, что ему теперь разрешается. Он сам установил границы, чтобы было проще. Только проще не становится почему-то. Хаджиме смотрит на него через всю площадку, машет рукой и улыбается. Глазами улыбается, чтоб его. И это немножко больно. Оикаве очень хочется выпятить грудь, гордо поднять голову и заявить что-то пафосное вроде «я тебя больше не люблю, Хаджиме». А потом посмотреть ему в глаза. Но тут два нюанса сразу же, больше похожих на две трагедии его жизни. Две проблемы, неразрешимых и бьющих по позвоночнику раскаленным железом. Первая, он никогда, в общем-то, и не говорил, что любит его. Вторая же, он любит. Оикава поднимается на ноги и улыбается в ответ. На языке стойкий привкус свинца, желание разрыдаться и уйти со спецэффектами растет в груди, но он только делает шаг вперед и направляется к своей команде. Обидно, черт возьми, как обидно, что внимание, которое должно полагаться только ему одному, Иваизуми распыляет на всех, кроме него. И это Тоору не нравится. Он подходит к Хаджиме, шутливо приобнимает его за плечи и зло улыбается. А Иваизуми просто позволяет ему это, потому что он чертовски добрый и дохера заботливый. И это настолько проблема, что Тоору делает вид, что все окей, а они лучшие друзья, просто лучшие друзья. А Хаджиме медленно отторгается от него, даже не понимая этого, потому что он же лучший друг, потому что он самый добрый человек, которого Оикава только знал, потому что Иваизуми старается заботиться о нем, и это, блять, хуже ножа в спину. Но Тоору согласен, черт возьми. (Оикава не говорил, что любит, но он любит, и это похоже на программу самоуничтожения, черт возьми)