Thinking out loud

оикава кладет голову иваизуми на плечо и — больно-больно — улыбается. хаджиме пальцами в волосы зарывается — нежность болезненная, горло — обжигает до слез. тоору говорит: — ты такой жестокий, знаешь, ива-чан? иваизуми закатывает глаза, на его лице отсвет от телевизора — неровно и тускло. иногда оикава смотрит на него и совсем не немножко — лепестки даже не виноваты — задыхается. звездное небо не может рухнуть людям на головы, потому что его нет. цветы в груди — горло в кровь, ребра в чертову крошку и это — море волнами, пока иваизуми не: — прости. они оба знают, за что. тоору бы правда освободил кусочек сердца — цветов — для кого-то еще. вскрыл бы череп и — пальцы в волосах, идеальные пасы, шестнадцать лет — удалил бы всё, что помнил. если бы. — не прощу, — оикава смеется. легко и без цветов. иваизуми продолжает гладить его по голове, словно ребенка. иногда тоору задается вопросом, а была ли хоть когда-то возможность, что выйдет иначе. погода ясная. лето. фотопленкой — белые лепестки. как ретро вырезкой — стекло и крики, красным по белому, потому что оикава тоже был весь — бледный и близко-смертный. тоору бы хотел что-то иначе — время, события, чувства — переиграть, пересмотреть, пережить, чтобы никогда не. цветы в груди нихера не поэтично. оикава старается дышать размеренно и просто — губы в кровь, горло в кровь, все оно — мягкое, под пальцами проседает. — давай в августе с парашютом прыгнем? — ты совсем крышей поехал, дуракава? — хорошая же идея! подумай об этом сам. я бы хотел. (перед тем как твоя нелюбовь убьет меня моей любовью) иваизуми ворчит, что у тоору всегда — детство порванным флагом — генерирует тупые идеи, что это просто немыслимо и дорого, и вообще дай мне мой зеленый чай. — но согласись, ты будешь по мне скучать, — оикава сам — первый — делает глоток. как люди вообще пьют зеленый чай, думает он, вытирая губы. улыбаться не хочется, но и тоски нет, и это просто — спасибо. ему просто необыкновенно спокойно. хаджиме не отвечает, но ему и не нужно, чтобы тоору — интуит чертов и эмпат — понял. он поднимает голову и говорит: — прекрати делать такое лицо, ива-чан, люди умирают каждую секунду. (ты не виноват, не виноват, не виноват) хаджиме вздыхает — уголками губ намек на улыбку, пьет чай и говорит: — окей. парашют так парашют. только ты доживи до августа. оикава фыркает и сообщает, что у него, оикавы тоору, огромная выдержка и внутренний резерв сил, который просто так не — лепестки в горле, он замолкает на мгновение и лбом в плечо хаджиме — кончится. не позволит кончиться. у иваизуми нечитаемое лицо. он делает музыку — идиотская песня, раздражает до дрожи — громче, пока тоору не начинает дышать и не проглатывает всё это. — вот увидишь, хаджиме, — шепчет он и продолжает часто и поверхностно дышать, чтобы просто не задохнуться случайно. не круто ведь будет. — всё будет хорошо. иваизуми чуть покачивает головой. (ничего не будет — хорошо или плохо, неважно как, — когда он умрет; поэтому тоору и хочет просто еще немножко пожить)