Thinking out loud

это понедельник. на улице моросит, дороги в грязь размазываются, того и гляди сорвешься с дороги — на мгновение оикава даже мечтает об этом. на заднем сидении джипа десятилетний мальчик. — блять, — шипит тоору. — блять, блять, что же. в машине пахнет порохом и кровью. и еще немного — сладковатой туалетной водой. руки от крови она, конечно, не отмоет, но. — алло, куроо, — говорит оикава в трубку, выруливая на трассу. ему мерзко. он вспоминает — короткими пятнами, кровавыми вспышками, — что сейчас на базе, наверное, не спит только иваизуми. он всегда дожидается его с заданий. они давно перестали просто играть в мафию. давно перестали — улыбки, смешки, все хорошо и однажды мы выберемся отсюда. им было шестнадцать, голова кружилась от весны и такой прекрасной возможности. их никто не втаскивал в мафию. никто не говорил — завтра вы начнете убивать и больше не остановитесь. им просто было любопытно. посмотрите, где они сейчас. оикава перестал рыдать над трупами после двенадцатого убийства. — мне плевать, что ты спал, — рычит тоору. если они сейчас раз — и в кювет, будет просто. как же он любит ввязываться в дерьмо. (он собирается угробить жизнь еще одному человеку) — подготовь ту дальнюю комнату, — куроо в трубке ругается. у тоору начинает болеть голова. — просто подготовь, ты не хочешь узнать об этом сейчас. мальчик ворочается. темные пряди у него в крови и щека рассечена. оикава смотрит на него в зеркало заднего вида и в груди выкручивается лампочка. прости меня, мама, думает тоору. прости, блять, господи. когда они приезжают, на улице свинцовой плитой небо чернеет. гремит гром. у них очень хорошая база. ебаный четырехэтажный особняк. витражные окна, огромный сад, в каждом углу оружия понатыкано. встречать его выходит иваизуми. — привет, ива-чан, — устало говорит тоору. хаджиме никогда не должен был — я с тобой пойду, до конца. но вот он здесь — взрослый, собранный, уставший до подорвавшегося аэропорта без права обратного вылета. — что случилось? — спрашивает хаджиме. на улице все еще моросит. у оикавы кровь стекает по лицу. не его. — ты знаешь же, — медленно начинает он, — что у меня была миссия по зачистке семьи министра. — еще бы, — иваизуми фыркает. — ты готовился к этому дерьму две недели. бокуто мне весь мозг вчера изъел. — да, — оикава против воли улыбается. он почти разучился — улыбки светлым и счастливым. но с иваизуми иначе и не выходит. никогда не выходило. — я, — тоору прочищает горло. страшно. и этот страх приевшейся микросхемой в мозгу больно давит на черепную коробку. он, конечно, главный и этот отряд подчиняется ему, но. — я привез ребенка, — говорит оикава тихо. — не смог убить. не захотел даже. — ты что? — иваизуми каменеет. волчий взгляд — ничего от настоящего хаджиме. — ты, блять, окей вообще? — тот же вопрос, — куроо выходит из-за кустов. дорогой черный костюм, пистолет в руке. заряженный. — рискни, — холодно говорит тоору и вытаскивает свой. — приблизишься к нему и я тебе выстрелю в голову. чувства выключаются. расчет в голове — старая схема, всего лишь направить пистолет и выстрелить. он самый меткий здесь и аккурат в голову попадет тетсуро его пуля. — ты притащил, — куроо скалится квадратно и бешено, — ребенка министра. к нам. ты больной? — он ребенок. — он цель! — рычит тетсуро и равняется с иваизуми. тот молчит и тоже — неодобрение слепящей полосой. оикаве не привыкать быть одному, но это же хаджиме, его хаджиме, его, его. тоору стискивает зубы. — я спас его. — нет, — иваизуми говорит впервые с появления тетсуро. — ты привез его на верную смерть. они стоят молча, дождь выедает дыры в земле. холодно и противно. от себя в первую очередь. — ты что, — куроо коротко смеется. улыбка не доходит до глаз — там бракованная злость в красивой обертке. — решил, что будто этот ребенок все твои грехи окупит? что вот ты привез его, принц на черном джипе, и в тебе проснется человечность? — иди к черту. — нет, тоору, — тетсуро делает шаг вперед. иваизуми лишь на мгновение дергается — тоже вперед. останавливается. — твоя человечность сдохла давным-давно. я твой друг, и я как твой друг говорю тебе: эта идея дерьмо полное. дверь джипа открывается. кагеяма спрыгивает на мокрый гравий и трет глаз. они застывают. — куда ты меня привез? — тихо спрашивает он. — где мои родители? оикава сглатывает. блять. надо было молиться перед миссией и выстрелить спящему тобио прямо в голову. — все в порядке, — говорит тоору. — твои родители не здесь. не задавай лишних вопросов. куроо — презрение сцеженное. он похоронил двух друзей — льва и яку. сам убил и после стал абсолютно не тем человеком. оикава убил родного отца. иваизуми — сестру. они все тут бракованные убийцы без права на человечность. за оикавой тянется такая дорожка из трупов, что в пору самому вскрыться. — куроо, — говорит он. — отведи тобио в комнату. тетсуро поджимает губы. — ты все еще бездушная машина, — напоминает он. — и этот ребенок лишь твоя попытка откупиться от самого себя. /// оикава курит на втором этаже — балкон, мягкие ковры, огромный сад под носом. он спас кагеяму тобио. он приговорил его к смерти. — оикава? — иваизуми останавливается рядом с ним. их выталкивает в кровавую мешанину утра с невообразимыми дырами в груди. — я знаю, что я убийца, — говорит тихо тоору. затягивается. — но я просто не захотел его убивать. — знаю. — он ребенок, ива-чан, — оикава чувствует, как ребра трещат. — он должен быть ребенком. я вдруг подумал, как он может жить здесь, с нами, как он просто станет… — убийцей? они молчат. гнетет. к земле — об землю — с размаху. — прости, — говорит тоору. ломко и тихо. — я… фраза обрезается на самом начале. — я с тобой, — говорит хаджиме мягко. пальцами в его волосы — треплет, как в детстве, гладит почти. — мы убийцы. ты, я. но клянусь, я останусь с тобой. потому что я тут единственный, кто знает тебя. оикава кривится, какая-то несмешная шутка грудь дерет. слова в горле — кровью — булькают. он закрывает глаза. он просыпается ребенком. иваизуми гладит его по руке после кошмара и улыбается. он просыпается пятнадцатилетним подростком. они с хаджиме целуются в какой-то подворотне с разбитыми губами. больно. он просыпается двадцатилетним оикавой тоору. иваизуми смотрит на него по-прежнему с доброй насмешкой, пока у тоору не выпадает пистолет из рук. он просыпается. засыпает. ему двадцать четыре, а послужной список убийств тянет на несколько пожизненных заключений. он точно попадет в ад — если он существует. — ива-чан, — оикава утыкается лбом ему в плечо. — ива-чан, боже, я так. — идиот, — беззлобно фыркает хаджиме. — ты даже в душ не ходил. если бы ему позволили отмотать время, то тоору бы переломал себя, все себе кости, но не позволил бы иваизуми ввязаться в это. он просыпается спустя пять лет. кагеяма тобио стоит в его комнате и целится прямо ему в голову. — не смей, — говорит иваизуми ровно. — не смей, тобио. тот взводит курок и не отводит взгляда. он все еще тот десятилетний мальчик, которого притащили в дом убийц и который потерял семью из-за одного человека. все случилось только из-за одного человека. оикава улыбается.