людоеды;

самое ужасное — это страх. быть отвергнутым, непонятым, ненужным, одиноким. тоска, окутывающая всё естество от невозможности что-то сделать нарастает и гнетёт с каждым днём всё больше. кто-то назовёт это подростковым максимализмом, и скорее всего, окажется прав, но это не имеет значения. имеет значение то, как мысли путаются и в конце концов улетучиваются из головы, когда тэхён видит чимина. чимин — маленькое солнышко, тёплое, согревающее, безмерно яркое. улыбается. тэхён не знает его очень хорошо, а чимин, наверное, не знает тэ вообще. но это не помешало влюбиться так, что колотило по ночам из-за нескончаемых вопросов самому себе, дикой усталости и измотанности этим. тэхён не заслуживает его. ни пальчика, ни волоса, ни единой клеточки его тела. ни укромного местечка размером с бактерию в его голове и сердце. он не заслуживает ничего. о влюблённости говорят как о сущем счастье, а тэхён хочет сказать, что это сучье проклятье. говорят как о радости, безмятежности, спокойствии и упоминают бабочек; но никто не говорит, что случается на самом деле. никто не говорит о горьких слезах, разбитых днях, тяжёлых страданиях души и сердца. o том, что когда бабочки просыпаются и щекочут тяжестью где-то в желудке, — они пожирают всё изнутри. тэхён никогда не слышал, чтоб упоминали бабочек-людоедов. но, кажется, они жили в нём. его сны — идеальные, наполненные светом и теплом, — разъедали его, хмурого и сонного, хуже кислоты. то, что всё происходящее — плод его больного воображения — било набатом в голове; каждое утро, каждую секунду оно не отпускало его. но разве желание быть любимым это болезнь? он не знает. не знает с тех пор, когда мягкость губ чимина ощущается настолько реальной и правильной, что он всегда плачет и просыпается. мечтая об этом каждую ночь, прося и желая хоть когда-нибудь в этой сраной жизни остаться рядом с тем, кто ему небезразличен. может быть, он хочет заснуть навечно, лишь бы видеть такие сны. он тонет в неуверенности и нелюбви к себе, раздирает старые раны и мечется между отчаяньем и отвращением. червячки навязчивых мыслей вспахивают его мозг маленькими заржавевшими ложечками, и ему больно просто думать. тэхён забывается в книгах, отвлекается на фильмы, сериалы, рисование и даже уроки, чтоб не давать мыслям разгона и воли. свобода — это путь к анархии, а он не хотел, чтобы беспорядок в его голове ещё больше мог влиять на его жизнь и окружающих, поэтому молча переваривает нужную информацию и переходит к занятиям того, что не привело бы его к истерикам и размазанным по подушке соплям. но наступает ночь, когда думать он не хочет, но его будто заставляет что-то внутри. это что-то — его разлагающиеся чувства. и он ненавидит себя за то, что слабак, тряпка, безвольная и бесхарактерная биомасса, а не человек. потому что люди не сгрызают ногти до мяса, собирая слёзы в ямочках ключиц, потому что не кричат беззвучно в пустоту и не думают о беспомощности. люди борятся с проблемами намного более серьёзными, чем у него. но он устал. разбитый вдребезги, размазанный по стенке своими же усилиями, придурок, блять, так ещё и влюблённый. ещё и, блять, гей. злость на себя не заходила дальше пощёчин и данных обещаний стать сильным, нужным, целеустремлённым,  самостоятельным, в конце концов, а не марионеткой в тисках его комплексов и слабостей. (но зло побеждает добро) (от него не убежать) и он чувствует, как его сжирают. агрессивно. медленно. мучительно. это делает он сам. кажется, это всё зовётся безысходностью.