В моих венах.

Минако все повторяла тихим шепотом, словно мантру, эти свои слова: - Нет. Этого просто не может быть. Это неправда. Несмотря на то, что ее била дрожь, осознание того, что случилось, не сразу дошло до сердца Минако. Разум девушки услышал рассказ Кунсайта, но вот сердце не хотело воспринимать его слова. Так часто бывает, порой, мы долго не можем осознать произошедшего и наша боль настигает нас не сразу. Но когда она нас настигает, это уже необратимо. Так случилось и с ней. Минако смотрела на Кунсайта, широко раскрыв голубые глаза. Она не хотела верить в смерть Джедайта и в то, что именно Рей была виновной в тех преступлениях. Не хотела понимать того, что ее подруга больше никогда не сможет поговорить с ней, как прежде. Но тело Минако осознало все гораздо быстрее и разума, и сердца. Острая боль пронзила живот, заставив Айно вскрикнуть и съежиться. Горячая кровь хлынула вниз по ее бедрам, быстро намочив тонкие хлопчатобумажные штаны, разливаясь ярким алым пятном. Паника охватила Минако в одно мгновение: она была парализована болью и страхом, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Кунсайт будто бы потерял связь с реальностью - казалось, он не в состоянии выдержать больше ни одного потрясения. Он зажмурился, сжимая кулаки. Тело мужчины было во власти алкоголя, несмотря на то, что голова его соображала так же ясно, как и всегда. Кунсайт каким-то образом справился с телефоном, набирая номер скорой, но разговор с оператором дался капитану полиции с огромным трудом - язык его одеревенел, горло сжалось, наверное, он израсходовал весь запас своих слов на рассказ о Рей и Джедайте. Разозлившись на самого себя за это отвратительное бессилие, Иендо-старший набрал номер человека, который, возможно, был еще в более худшем состоянии, что и он сам. Но ясный и усталый голос, раздавшийся в телефонной трубке, помог Кунсайту справиться с охватившей его немотой. - Ятен, - прохрипел он в трубку, с немалыми усилиями передвигая одеревеневшие ноги, - Минако срочно нужно в больницу! Раздались короткие гудки, но мужчина их не слушал. Он направил все свои силы на то, чтобы встать с пола и поднять жену на руки. В конце концов, Кунсайт признал, что он не в состоянии сделать это, и помог девушке перебраться в кресло. Еще один взгляд на алеющее пятно крови, которое становилось все больше, на какое-то время отрезвил мужчину и он, используя всю доступную ему на тот момент силу, покатил кресло прямиком к выходу из квартиры. Кунсайт выволок его в подъезд и начал жать на кнопки лифта, с остервенением глядя на замершее табло с номерами этажей. Но через некоторое время двери кабины распахнулись и оттуда на Иендо-старшего вывалился Ятен. Горящие тревогой зеленые глаза, увидев лицо брата, задержались на нем на одно короткое мгновение, и в следующие секунды Иендо-младший уже поднимал закусившую от боли губы Минако на руки. Втроем они спустились вниз, к машине Ятена, точно так же небрежно брошенной посреди двора, как и автомобиль Кунсайта. - Ты так быстро появился, спасибо, - пробормотал Кунсайт, усаживаясь на заднем сидении и обнимая жену. Ее лицо было почти бескровным, губы бледными и сухими, но Минако старалась не издать ни звука. Она только тихо всхлипывала, делая короткие и быстрые вдохи в перерывах между искрами боли. Ей было страшно. Минако боялась, что ее малыш не выживет - такое кровотечение не означает ничего хорошего. Все мысли Айно сосредоточились лишь на одном: чтобы ее ребенок был цел и невредим. Минако позабыла о том, что ее подруга сошла с ума и убила своего возлюбленного мужчину, в придачу еще к нескольким жертвам. Блондинка пробовала прислушаться к себе, ощутить, как малыш пинается в ее животе, но ничего не чувствовала, кроме острой, принизывающей боли. Дорога до больницы показалась ей вечностью. Холодные руки Кунсайта, впервые, не давали ей чувства защищенности и спокойствия, как это было всегда. Сил держаться у Минако хватило только до того момента, как ее муж распахнул двери приемного покоя больницы и, тыча в нос медсестрам свой значок капитана полиции, заставил медперсонал мгновенно броситься с расыпную. А уже через пару минут девушку уложили на каталку, и ее глаза ослепили яркие огни больничных ламп. Минако прикрыла веки, проваливаясь в липкую, вязкую темноту. Когда жену увезли куда-то вдаль по коридору, Кунсайт прислонился к стене, находя в той опору. Ятен взял его под локоть, закидывая руку брата себе на плечо, и вместе они пошли следом за стремительно удаляющейся каталкой, на которой увозили Минако. - Ты все ей рассказал? - задал Ятен вопрос. - У меня не было выбора. Но я и не думал, что все вот так обернется - и так старался опустить многие детали. - Знаю. Братья присели на неудобный диван у дверей операционной. Кунсайт опустил голову на сложенные на коленях руки. Ятен смотрел прямо перед собой на светло-голубые стены больничного коридора. Иендо-младший казался будто бы высеченным из камня - такой же тихий и неподвижный, словно статуя. - Я удивлен, что ты еще держишься, - тихо проговорил его старший брат. - Я тоже. - Ты был где-то неподалеку? Так быстро приехал, - с каждым словом Кунсайт чувствовал, как действие алкоголя отпускает его тело. - Я прогуливался вокруг нашей школы, машина была припаркована у главных ворот. - Тихо ответил Ятен, все так же глядя прямо перед собой. У здания школы ему казалось, что время застыло. Там Ятен спасался от настоящего. Он вновь почувствовал себя подростком, стремящимся получить лучшие оценки и при этом иметь как можно больше свободного времени, чтобы провести его с друзьями. Ятен, казалось, слышал их смех, который еще помнили стены школы, их веселые возгласы, споры и препирания. Прикрыв глаза, он почувствовал запах травы на футбольном поле и услышал удары мяча о баскетбольный щит. Звонок Кунсайта застал Ятена врасплох, а ломкий и заторможенный голос брата удивил, хотя Ятен был уверен, что он уже наудивлялся на целую жизнь вперед. Он был зол и растерян, его сердце болело так, что было трудно дышать. Именно поэтому Иендо-младший и пришел в то место, где когда-то был счастлив. В стенах школы они все еще были живы, никто из них еще не сходил с ума. Сейчас, сидя перед дверью в операционную, Ятен Иендо старался не думать о Минако. Если он только допустит хоть одну мысль о том, что может потерять и ее... И блондин был благодарен старшему брату за хранимое им молчание. Они не знали, сколько прошло времени, прежде чем к ним обратился человек в белом халате. - Мистер Иендо, вы меня слышите? - оба брата вскинули свои головы на невысокого и худощавого мужчину. - Да. - Кунсайт подскочил бы на месте, если бы его до сих пор не шатало. - У вашей жены сильное кровотечение, ей может потребоваться переливание. Мы сейчас ждем ответа от базы крови. Кунсайт помрачнел, осознавая безысходность сложившихся обстоятельств. Он пьян, и совершенно не подходит на роль донора крови. Иендо-старший посмотрел долгим, тяжелым взглядом на своего брата. Врач помолчал, смотря на серое лицо блондина и продолжил: - Если встанет выбор между жизнью матери и жизнью ребенка, что мы должны предпринять? Зрачки Кунсайта сузились до крошечной точки. Взгляд застыл, врачу показалось, этот бледный светловолосый мужчина совершенно не слышал заданного ему вопроса. - Ребенка, - прошептал Кунсайт, смотря прямо перед собой. До Ятена не сразу дошел смысл диалога между врачом и его братом, и как только он понял, о чем шла речь, Иендо-младший тут же вскочил с места, хватая Кунсайта за воротник рубашки и сдергивая его со стула. - Ты совсем ума лишился? - Ятен тряс своего брата, словно тряпичную куклу. Кунсайт безвольно смотрел куда-то мимо него. - Ребенка? Ты хочешь, чтобы они спасли ребенка? - Я обещал ей, - проговорил мужчина в ответ бесцветным голосом. - Если окажется так, что обе жизни будут в опасности, я обещал ей выбрать ребенка. - Плевать, что бы там обещал! - Ятен отпустил брата и заметался по больничному коридору, не зная, куда себя деть. Он был в ужасе, паника накатила на него в одно мгновение, заставляя внутренности внутри дрожать и сжиматься от страха. - Ты должен был выбрать ее! Немедленно иди в операционную и скажи, что ты изменил решение! - Ты так и не вырос, и остался избалованным эгоистом! - закричал Кунсайт, сжимая кулаки. - Ты хоть подумал, как Минако возненавидит меня за то, если выживет она, а не наш ребенок? - Это ты избалованный эгоист! Испугался того, что любимая женщина станет тебя ненавидеть за принятое решение? Страшно жить, когда она тебя не любит? - кричал Ятен в ответ, колотя кулаком стену, - Лучше пусть ненавидела бы, но была бы жива. Если бы я был на твоем месте, я бы ни за что не дал Минако умереть. - Ты бы обрек ее на жизнь, в которой кроме ненависти к тебе ничего бы не осталось? - У вас может быть другой ребенок, - уже тише проговорил Ятен. - Когда-нибудь. Пусть и не сразу, но Мина залечила бы свои раны. - А что, если нет? Неизвестно, какие могут быть последствия, она может лишиться возможности когда-нибудь вновь забеременеть. - Бледное лицо старшего брата было перекошено отчаянием и тем же самым страхом, что заставлял Иендо-младшего метаться по коридору. Кунсайт завидовал ему - Ятен мог вот так запросто выражать свои чувства, а он - нет. - Есть и другие возможности: суррогатное материнство, усыновление... - Прекрати, Ятен. - Весь запал Кунсайта куда-то испарился и он устало опустился на диван. - Я не хочу об этом спорить. Я обещал. Я обещал это ЕЙ. - Эта твоя дурацкая честь... - Ятен остановился и неверящим взглядом уставился на брата, - Неужели, она дороже тебе жизни любимой женщины? - Если ее не станет... - Кунсайт поднял на брата покрасневшие глаза и губы его за дрожали, не находя нужных слов. Потом он внезапно повалился на бок, прижав руку к груди, с застывшим потрясением на лице. Ятен остался в больничном коридоре один. Он вновь смотрел на бледно-голубые стены, вновь старался не думать ни о чем. У его брата случился сердечный приступ, Кунсайта увезли на каталке точно так же, как и Минако. Иендо-старший просто не выдержал всего, что на него навалилось. Как выяснилось, его брат сделан вовсе не из железа или холодного мрамора, как Ятену всегда казалось. Сильный, волевой и хладнокровный, Кунсайт Иендо имел под толстым панцирем чувствительное и нежное сердце, которое больше не могло переносить потерю за потерей. Наверное, Ятен все же оказался сильнее, несмотря на всю свою эмоциональность. Смерть друга, причастность Джедайта к преступлениям, сумасшествие Хино и совершенные ею убийства, Минако, лежащая на операционном столе за закрытой дверью, повисшая между жизнью и смертью и внезапный сердечный приступ брата, который мог закончиться красным лакированным гробом - ничто из этого не довело его даже до бутылки, Ятен оставался один на один со своей болью и страхами, смело смотря им в глаза. Правда, мысли блондина то и дело обращались к пистолету, висящему в кобуре у него под пиджаком, и высокому окну позади неудобного больничного дивана, из которого так просто выйти. Он просто еще не знал, какой способ выберет, если сердца его брата и Минако перестанут биться. Когда дверь в операционную, где находилась Айно, открылась, Ятен Иендо уже понимал, что ему предстоит сделать. Он несмело вошел в залитое флюоресцентным светом ламп помещение, пахнущее медикаментами и кровью, и закатал рукав белой рубашки, обнажая голубые вены на своей руке. *** Минако Айно пришла в себя в палате реанимации, стерильной, белой и холодной. Руки ее были исколоты иголками, рядом пикали какие-то приборы. Она практически не чувствовала собственного тела, оно представляло собой один сплошной комок боли. Но через какое-то время девушке стало лучше, ее перевели в обычную палату и уменьшили дозу обезболивающих и снотворного. Когда Минако смогла самостоятельно сесть, к ней принесли ее малыша. Он был такой крошечный, что Айно боялась даже прикоснуться к нему. И это была любовь с первого взгляда - безусловная и бесконечная, как само существование вселенной. Ее навещали Ятен и Макото, и от них Минако узнала, что Кунсайт лежит в соседнем блоке с сердечным приступом и нервным срывом. Что было страшнее - узнать о том, что ее муж был на грани жизни и смерти, или то, что она сама едва не ушла на тот свет, девушка не знала. Она лишь благодарила небо за то, что оно позволило им обоим остаться в этом мире вместе с их новорожденным сыном. О том, какой выбор пришлось сделать Кунсайту и о переливании крови во время длительной операции, Ятен ей говорить не стал. Минако так и не узнала, что в ее венах теперь течёт кровь обоих братьев Иендо. Находясь в одноместной палате, Минако сознательно отгоняла от себя мысли о том, что послужило толчком ко всему, что случилось с ней и Кунсайтом. Ее занимали лишь ярко-синие глаза беловолосого мальчика и его тихое сопенье. Но Айно пришлось подумать о том, что произошло, когда девушку выписали из больницы и она вошла в свою пустую квартиру. Бутылка виски, распитая Кунсайтом, так и валялась на полу, рядом с запекшимся пятном крови. Не распакованная детская кроватка и пеленальный столик все еще ждали в кладовке, когда новоиспеченный отец соберет их и поставит в недавно покрашенной детской. Вместо Кунсайта это пришлось делать Ятену, который, словно привязанный, был рядом с Минако и малышом, пока его старший брат находился в больнице. Айно казалось, что Ятен боялся уйти. Наверное, суета и хлопоты, что привнесло в жизнь рождение ребенка, спасали его от таких же мыслей, которые гнала от себя и Минако. Оставляя малыша с дядей, блондинка навещала Кунсайта в больнице. Ему запрещали ходить самостоятельно, поэтому мужчина передвигался по коридорам в кресле-каталке. Кунсайта это ужасно раздражало, но Иендо-старший добросовестно старался выполнять предписания врачей. Он постоянно спрашивал Минако про малыша, с нежностью рассматривая его первые фотографии и с каким-то непонятным Айно чувством смотрел на нее саму, словно боялся, что она исчезнет. Лицо Кунсайта было все еще бледным, скулы заострились, отнимая возраст, делая его похожим на модель из глянцевого журнала. Но тени, залегшие под светло-серыми глазами, напоминали Минако о причине изможденности мужа. Кунсайт просил Айно не навещать его так часто, уверяя ее в том, ей нужно научиться быть мамой и уделить все внимание именно этому, а не таскаться по больничным палатам. Но, скорее всего, он просто боялся, что доставит своей жене еще больше беспокойств и поводов для переживаний. - Мы очень ждем тебя дома, родной, - Минако прикоснулась губами к бледной, но гладковыбритой щеке Кунсайта губами. - Я так скучаю по тебе. - Я знаю, - он прикрыл глаза, с наслаждением вдыхая знакомый цветочный аромат ее кожи, в этот миг думая о том, что его самое большое счастье - это то, что Минако жива. Айно была рада своему материнству и усталости, бессонным ночам, наполненным криками младенца и сменами подгузников. Именно благодаря этому она не корила себя ежеминутно за то, что случилось с Рей и Джедайтом. Но так продолжаться не могло, последствия произошедшего все равно настигли ее, как бы она от этого ни бежала. Пока Кунсайт был в больнице, его не трогали, а вот Ятена, Коу и Айно уже вызывали на допросы в полицию - дело передали в другой участок, чтобы провести независимое расследование. Скоро должен был состояться суд, если это так можно назвать. Какой может быть суд над душевнобольной девушкой? Но больше всех досталось Ами: на нее обрушилось горе, полиция, журналисты и родственники убитых женщин. Бедная девочка должна была пройти через все это в одиночку, потому что все, кто мог хоть как-то ее поддержать, находились в больнице: Зойсайт был ранен, Минако и Кунсайт боролись за свои жизни. Как только у Айно появились силы и возможность, она позвонила Ами, но та не отвечала на звонки ни Минако, ни Кунсайта, ни Ятена. Иендо-младший пробовал застать девушку в школе, но она уже давно там не появлялась. Зойсайт все еще лежал в больнице, но поймать Ами там у Ятена не получалось - он, все же, был вынужден вернуться на работу, как бы он ни желал продлить свой отпуск, который взял после того, как расследование передали в другой участок. Дом Ами Мицуно был почти всегда погружен в темноту, и дверь она никому не открывала. Минако вся извелась из-за волнения за несчастную девочку, но она знала, что Ами - домоседка, и она определенно заперлась у себя дома, желая скрыться ото всех. Вряд ли Мицуно куда-то пошла, да и пойти ей было некуда. Оставив малыша на несколько часов с Кунсайтом, которого недавно выписали из больницы, и который точно так же, как и Минако, искал спасения в обязанностях новоиспеченного родителя, Айно поехала в дом, где когда-то жила ее подруга. Блондинка долго барабанила в дверь, выкрикивая ее имя, прежде чем Ами, бледная и заплаканная, с непривычно короткими волосами, которые она состригла совсем недавно, открыла ей. Сестра Рей училась справляться со своим горем так, как умела, скрываясь в своем доме от навязчивых журналистов, соседей и родственников убитых ее сестрой женщин. Окна были плотно зашторены, двери закрыты, телефоны отключены, и Минако порадовалась тому, что Ами все же открыла ей дверь и впустила в дом. - Ами, тебе нужно уехать. - Сказала ей блондинка, едва войдя в прихожую. - собирай свои вещи и уезжай. - Куда я должна уехать, Минако? - Ами в изумлении уставилась на Айно, - На что? - Мы с Кунсайтом поможем тебе с деньгами, об этом не беспокойся. У тебя же хорошие оценки, ты можешь поступить в любой университет за границей. - Рей тоже так говорила. Упоминание о сестре болью отразилось в синих глазах Ами и Минако обняла девушку, позволяя ей выплакать свое горе. Сама Айно с рождением ребенка стала как будто сильнее: ей стало легче сдерживать слезы и переносить тоску, у блондинки появился смысл жизни, ее огонек надежды, ради которого хотелось жить. Именно ребенок и любовь к нему подавляли чудовищное чувство вины, которое накатывало на Айно в минуты нечастого одиночества. - Поэтому ты и должна уехать. Рей хотела для тебя лучшего, а не вот этого затворничества. - Люди так жестоки, Минако, - всхлипывала девушка, пока Айно гладила ее непривычно короткие волосы. - Я знаю. Они забудут обо всем со временем, и ты сможешь вернуться, если захочешь. Но пока, лучший выход - это уехать туда, где тебя никто не знает. После разговора с Ами, блондинка не выдержала, и все-таки пошла на кладбище. Она пропустила похороны Джедайта, и сильно жалела об этом. Она принесла флакон его любимых духов - "Бёрберри Лондон", что когда-то подарила ему Рей, - и поставила их у его надгробия. Минако хотелось сказать ему несколько слов на прощание, поблагодарить за все, что он сделал для нее, и что она рада была считать его своим другом. То, что Джедайт с Рей совершили, нисколько не отталкивало Айно. Несколько невинных женщин, навсегда заколоченных в деревянные ящики и упокоенные в холодной земле, почему-то не ужасали ее. Минако не признавала Рей и Джедайта убийцами, хотя по закону таковыми они и являлись, а Айно была представителем этого закона. Блондинка все думала - смогла ли бы она арестовать Рей и вести ее допрос, так же, как это сделал Ятен с Джедайтом? И Минако была почти уверена, что нет. Она не смогла бы застегнуть на Хино наручники, возможно, она бы даже пошла на преступление, спрятав дневник и отпустив подругу. И эти размышления приводили Айно в ужас. Все же, прав был Ятен - ее моральный компас давно сбился, в то время как у Иендо-младшего мир всегда был поделен на черное и белое. Он, переступив через себя, арестовал лучшего друга и добросовестно занимался доказыванием вины Джедайта, несмотря на то, что сердце его требовало обратного. В психиатрическую клинику Минако пришла гораздо позже. Она не могла видеть Рей такой, какой ее описывал Кунсайт. Айно откладывала этот визит, боялась его, словно ожившего кошмара и сбегала от реальности так долго, как только могла. Минако думала, что если она не видит Рей такой, значит, это все неправда, и ее подруга все такая же яркая и своенравная брюнетка с острым языком и верным, любящим сердцем. Рей часто снилась Айно по ночам, навязчивые мысли о несчастной судьбе подруги постоянно крутились в ее блондинистой голове, несмотря на то, что у нее не было времени корить себя за случившееся. Как девушка ни пыталась, но она больше не могла убегать от правды. Минако была виновата перед ней и не знала, как сможет сказать своей подруге хоть слово. Рей была прекрасна: на ее лице застыло умиротворение, морщинка на лбу, появившаяся в последнее время из-за переутомленности, разгладилась. Хино выглядела свежей и отдохнувшей, как будто с ней ничего не произошло. Такой Минако помнила Хино в школе, и такой не видела уже слишком давно. Войдя к Рей в комнату, Айно, по привычке ждала, что подруга окинет ее колким, лукавым взглядом аметистовых глаз и улыбнется, негромко фыркнув, но этого не произошло. Хино не реагировала на слова и прикосновения, просто сидела на кресле у окна, устремив взгляд аметистовых глаз в окно, из которого открывался чудесный вид на сад. Минако гадала, куда же ушла ее подруга, какой мир она видит, и видит ли вообще? Блондинка причесала волосы Рей и заплела их в косу, повязав ее своей алой лентой. Она оставила на коленях неподвижной девушки шерстяной плед в фирменной расцветке "Берберри", которую любил Джедайт. Минако долго плакала, приложив тонкую ладонь Рей к своему лицу, и просила у нее прощения, давала обещания, которые, она надеялась, сможет выполнить. Ами прислушалась к словам Айно, в какой-то степени, она начала воспринимать ее как свою сестру, перенося свои любовь и привязанность к Рей на Минако. Когда Зойсайт вышел из больницы, они вдвоем переехали жить в старую квартирку Мичиру, пока продавался дом, в котором Ами и Рей выросли. И парень, и девушка усиленно занимались, чтобы подать заявку на поступление в несколько университетов за границей, и к июню следующего года Ами и Зойсайт улетели в Германию. Ами доверила заботу о Рей Минако и Кунсайту, она знала, что они сделают все возможное для ее сестры. Но в палату к Хино часто наведывался и Ятен, разговаривая с девушкой так, как никогда не говорил с ней, пока брюнетка была в трезвом уме. Он делился с ней своими мыслями, переживаниями, просто говорил о жизни, совершенно не ожидая от Рей какого-либо ответа. Хино была тихой, безмолвной и послушной, словно кукла. Она не разговаривала и не проявляла агрессии, поэтому ей требовался только хороший уход и чуткий присмотр без введения в ее терапию сильнодействующих препаратов. Невероятно, но беременность Хино заметили только к пятому месяцу, когда фигура брюнетки заметно округлилась. Открывшаяся новость стала большой радостью для всех ее друзей и близких, которые с сожалением думали о том, что этот ребенок никогда не узнает своих мать и отца. Что с ним дальше будет никто еще не ведал, но каждый из них уже предвкушал предстоящую волну споров по этому поводу.