Между войной и миром

Той ночью Кэти так и не смогла уснуть. До самого рассвета она, не снимая платья, лежала на застеленной кровати и смотрела в потолок. Читать не стоило даже пытаться, ибо все её мысли, все её существо было посвящено только Флинту. Едва ли не каждые полчаса Кэти вскакивала с кровати и на цыпочках пробиралась к спальне слизеринца, чтобы дёрнуть дверную ручку и в очередной раз понять, что комната заперта. Она заглядывала в щели и прислушивалась к звукам, но Флинт, похоже, наложил защитные заклинания, и девушка возвращалась к себе, падала на постель и продолжала изучать потолок. Тогда ей казалось, что она готова пойти на всё, лишь бы облегчить его страдания, забрать кусочек его боли, подарить ему спокойствие. Сошла с ума? Съехала с катушек? Говорите, как вам больше нравится. Кэти сдалась, смирилась с тем, что Флинт значит для неё куда больше, чем должен, и молилась о его выздоровлении всем богам, о которых когда-нибудь слышала. Флинт появился уже на следующий день. Заметив его в коридоре, Кэти даже не пыталась сдержать счастливую улыбку. С ним всё хорошо. Мерлин, он живой! Да, слизеринец был бледен и двигался медленно, неуверенно, держась рукой за стену, но он был жив! Кэти радостно бросилась к нему, чтобы немного помочь, но он сбросил её ладонь с плеча. – Как ты? – спросила девушка, занимая привычное место за столом. – К моему внешнему виду нужны комментарии? – ответил Флинт, даже не глядя на неё. – Какой сок будешь? – Я сам о себе позабочусь, мисс Белл. Странный металлический тон и не менее странное обращение – переизбыток официоза, с которым они давным-давно распрощались (читай: не встречались). Он никогда не называл её «мисс Белл», пусть этого и стоило ожидать от отпрыска аристократической семьи. Он никогда трусливо не отводил от неё взгляд. Он никогда не молчал, рассматривая завтрак, провоцируя напряженную тишину. Что-то решительно изменилось, и Кэти эти метаморфозы совсем не нравились: словно бы посреди стола внезапно водрузили огромный кусок стекла, чтобы они с Флинтом могли друг друга видеть, чувствуя свою совершенную защищённость и неприкосновенность. Он стал другим, и дело вовсе не в цвете лица, напоминавшем вымазанную свинцовыми белилами кожу Елизаветы I. Внезапно Флинт стал холоден, далёк, недосягаем. Он больше не шутил, не рассказывал историй, не отвечал на вопросы Кэти, даже не улыбался. – Не хочу есть! – едва притронувшись к овощному рагу, сказал слизеринец и, отбросив салфетку, покинул столовую. Кэти проводила его взглядом. У неё аппетит тоже пропал. Что, чёрт возьми, случилось? Почему он так со мной? Заслужила, наверное. Но… чем? Кэти выпила стакан сока, отправилась в спальню и без сил упала на постель. Невыносимо хотелось что-нибудь разбить. Да, гриффиндорка с наслаждением представляла, как бросает тяжёлую хрустальную вазу в стену, как та разлетается на сотни маленьких осколков и как потом Кэти бессильно опускается на колени, раздирая кожу маленькими стеклышками, и плачет. Девушка непроизвольно вспоминала, как решилась его поцеловать, неожиданно даже для самой себя, и как приятно это было, как нежно и в то же время жарко, как внутри у нее всё загорелось от одного прикосновения его ладони и как нагло она солгала, сказав, что это ничего не значит. Эти слова были своего рода универсальной защитой. Сказал – и всё, ты в домике. Они как бы снимали всякую ответственность. «Это ничего не значит». Будто бы всё сразу становится случайностью, у которой нет причин и последствий. Да только, будь оно так, Кэти бы не рыдала. День за днём Флинту становилось лучше, а через неделю он уже вовсю играл в теннис на заднем дворе. Их жизнь стала прежней: Кэти читала книги, Флинт занимался спортом, и трижды в день они встречались в столовой. Тем не менее, всё изменилось. Слизеринец не отпускал шутки, не приглашал Кэти побегать вместе с ним, не улыбался даже. Дверь в его комнату постоянно оказывалась закрытой, а всё, что он позволял себе сказать девушке, это «доброе утро, мисс Белл», «приятного аппетита, мисс Белл» и «спокойной ночи, мисс Белл». Флинт оставался трогательно галантным и вежливым, однако вёл себя так, словно гриффиндорка была ему совсем чужой, словно это не она сидела рядом с ним, пока он умирал от боли, словно не с ней он пил и вёл задушевные беседы той ночью, словно это не она дарила ему свою… любовь? В тот день погода резко ухудшилась: дул неприятный холодный ветер, а затянутое тёмно-серыми тучами небо наводило на мысли о скором дожде. Кэти проводила время точно так же, как и раньше: устроившись в кресле на балконе библиотеки, перелистывала томик со старыми сказками, задерживаясь взглядом на цветных иллюстрациях. Раз в полчаса она, словно по расписанию, поднималась и осматривала двор, делая вид, что любуется открывшимся видом. Конечно, она наблюдала за Флинтом, боясь упустить его, потерять. Впрочем, слизеринец и не думал скрываться: он то играл в теннис, то наворачивал круги по периметру корта, то завязывал шнурки, то отдыхал в плетёном кресле со стаканом воды с лимоном и мятой. Довольно быстро расправившись с детскими сказками, Кэти сняла с полки очередной том из серии «Квиддич от А до Я» и, перепрыгивая через три ступеньки, спустилась во двор. Она бы ни за что и никому не призналась (пусть это было очевидно), что вышла на улицу вовсе не для того, чтобы прочесть книгу на свежем воздухе: с таким же успехом можно было листать тома на балконе. Нет, ей просто хотелось оказаться чуть ближе к Флинту, а, может, наконец добиться от него хоть какой-нибудь реакции на своё существование. Она специально прошла мимо корта, за что удостоилась короткого взгляда. Больше на неё он внимания не обращал. Отчаявшись внести самые малые изменения в их отныне безразличные отношения, Кэти легла на деревянную скамейку, оставив открытую книгу на груди. Она понятия не имела, что делать дальше, как себя вести, что говорить, а что говорить не нужно. Никаких причин для такого к себе отношения девушка не видела, а Флинт, конечно, ничего пояснять не собирался. Она почти уснула, когда первая тяжёлая капля пробралась сквозь переплетения лозы и упала ей на лицо. Кэти открыла глаза, приходя в себя. Начинался привычный для Англии тёплый летний дождь. Девушка чуть повернула голову и заметила, как Флинт поспешно упаковывает ракетки в большой водонепроницаемый чехол. Ей почему-то совершенно не хотелось уходить. Капли одна за другой падали с виноградных листьев на лицо и одежду, но Кэти было всё равно. Она жадно вдыхала влажный воздух, неподвижно лёжа на своем месте. – Мисс Белл, думаю, будет лучше, если Вы зайдёте в дом. На мгновение ей показалось, что его словах мелькнуло волнение, но ощущение это тут же испарилось. Нет, Флинт был так же равнодушен и безразличен, а заботился о ней только потому, что обязан был так делать, исходя из банальных правил приличия. Кэти ничего не ответила, даже глаз не открыла. – Мисс Белл, Вы меня слышите? – тем же металлическим голосом спросил он. – Да, – небрежно ответила девушка, выпрямляясь. – Я пока не оглохла. Но я не собираюсь беспрекословно выполнять все ваши приказы, мистер Флинт. Кэти изо всех сил пыталась сохранить самообладание, но с каждой его фразой, сказанной так бесчувственно, это становилось задачей всё более сложной. Злость и ярость то ли на себя, то ли на него переполняли её. И только непонятно откуда взявшаяся выдержка не позволяла ей вывалить на Флинта всю грязь, которую он, по её мнению, заслужил. – Это не приказ, мисс, а просто совет, – отчеканил он. – Я не могу запретить Вам мокнуть под дождём, если Вы желаете простудиться. И она снова удержалась от того, чтобы залепить ему пощёчину или ударить со всей силы в челюсть. Пусть ему будет так же больно, как и мне. Кэти смотрела ему прямо в глаза, пытаясь во взгляде выразить всё своё недоумение, боль и обиду. Она словно бы спрашивала: «Что случилось, Флинт? Почему ты со мной так? Где я совершила ошибку?» Но ответа не было, и в тот миг, когда она уже отчаялась, случилось то, чего она ждала, то, на что надеялась, – он отвёл взгляд. Просто уставился на песчаную дорожку под ногами и стоял, не подавая признаков жизни. – Мистер Флинт, Вы промокнете, – тихо сказала Кэти. – Благодарю за заботу, – ответил он сквозь зубы. – Предлагаю Вам последовать за мной. Флинт сдержанно кивнул, развернулся и размеренными шагами направился к дому. Кэти провожала его взглядом, игнорируя капли, которые падали ей на голову. Ей было просто необходимо поговорить с ним, но… как? Зачем? Что сказать? И главное – что сделать для того, чтобы он с ней заговорил? Кэти не совсем понимала, что делает, когда сорвалась с места. Нужно было срочно что-то предпринять, нужно было всё изменить, решительно всё. За пару секунд она нагнала Флинта, схватила его за запястье и развернула к себе, понятия не имея, что говорить. Встретил её всё тот же холодный взгляд. – Мисс Белл? – спросил он, словно это мог быть кто-то другой. – Вы что-то хотите? Звук его бесстрастного голоса безжалостно рвал барабанные перепонки. Хотелось рыдать и отчаянно колотить его кулаками в грудь. Да прекрати ты, чёрт возьми! – Я… – она задумалась над тем, как бы сформулировать свои мысли, не выходя за рамки цензуры. – Я хочу спросить, что происходит, – Кэти говорила негромко, и в этом низком, тихом голосе звучала угроза, смешанная с печалью. – Почему ты разговариваешь со мной, словно я совершенно чужой человек? Флинт тяжело вздохнул и наколдовал навес над головой. Раньше Кэти восприняла бы это как трогательный жест заботы, теперь же в использованном заклинании видела лишь практическую пользу, причём, в первую очередь для самого Флинта. – Мисс Белл, Вы гостья в моем доме, и я отношусь к Вам уважительно, так, как должен, – до отвращения спокойно ответил он. – Если Вам несложно, ответьте взаимностью. Мы не настолько близки, чтобы перейти на «ты», – и он улыбнулся, холодно, фальшиво. – Не настолько близки? – Кэти повысила голос, давая волю чувствам. – А куда ближе-то? Я, выражаясь твоими – блять, Вашими, мистер Флинт, – словами, перед Вами раздвигала ноги, а Вы сейчас говорите, что мы не слишком близки?.. Флинта, очевидно, эта пламенная речь смутила. Он определённо понимал, что сказанные слова полностью соответствует действительности. Наверное, поэтому как-то стыдливо и отвёл взгляд. – Мисс Белл, – он вскинул голову и ясными глазами взглянул на Кэти, – помнится, Вы сами сказали, что это была всего лишь глупая ошибка, совершённая нами под действием крепкого алкоголя. Гриффиндорка, обескураженная и потерянная, смотрела на него с непониманием. И что с ним сделать? Да забей ты уже! Сдался он тебе! Да, сдался! Как его к жизни-то вернуть? Почему он такой… каменный? – Флинт, – прошептала она, протянула руку и тут же отдернула. – Может, прекратишь? Я прошу: хватит этой нелепой игры. Я… Кэти замолчала и отвернулась не в силах сказать больше ни слова. В горле защипало, на глаза навернулись непрошеные слёзы. Ну давай ещё поплачем, Кэти, правильно, ага. Она сдержалась. Проглотила ком в горле и попыталась придумать что-нибудь поумнее и поинтереснее женской истерики. Кэти была готова на всё, лишь бы Флинт ожил. Ей было плевать, что он ответит. Какая разница? Только бы не омерзительно холодным тоном, к которому она так и не привыкла. Пусть он скажет, что ненавидит её, пусть он, правда, её ненавидит… так лучше, чем в морозильной камере, очерченной его ледяным взглядом. Флинт как-то обречённо вздохнул, и Кэти осторожно подняла голову, надеясь заметить в его глазах грусть, жалость, а, может, что-то другое, но он был совершенно спокоен. – Мисс Белл… – устало начал слизеринец. – Меня зовут Кэти! – перебила его девушка. – Хорошо, Кэти, – тон его не изменился. – Это не игра, и она не глупая. И, кстати, это Вы её начали. Он взглянул ей в глаза, прямо, открыто, позволяя увидеть всего себя, проникнуть в самую глубину своего существа, туда, куда никого не допускал. Кэти отчего-то стало противно, мерзко, тошно. Перед ней стоял другой Маркус Флинт, неудобный, слишком мягкий, до отвращения похожий на нормального, чувствительного человека. Бесследно исчезли и холодный слизеринец, существовавший параллельно с Кэти последнюю неделю, и тот задиристый парень, что подкалывал её по любому поводу, уделяя особое внимание груди. Нет, похоже, из самых глубин его естества выполз незнакомый Флинт, с не вязавшейся с образом Пожирателя трагически надрывной ноткой в глазах, не стеснявшийся оказаться слабым, не боявшийся быть человеком. Несколько секунд он смотрел на неё спокойно, не говоря, даже не дыша, похоже. Кэти тоже молчала. – Ты виновата, – еле двигая губами, наконец сказал Флинт. Его голос, внушающий тихий ужас, заставил Кэти вздрогнуть. Казалось, слизеринец собирается на смерть. – В чём? Он усмехнулся и отвёл взгляд, качая головой. Сумка соскользнула на землю. Ракетки глухо перестукнулись. – Ты хочешь знать, в чём? – Флинт смотрел ей прямо в глаза. Кэти уверенно кивнула. – В том… я даже не знаю, как это объяснить-то. В том, что для тебя ничего не имеет значения. Наверное, это самые точные слова. – Что ты имеешь в виду? – Я… я имею в виду, что пора прекратить надо мной издеваться. Даже Беллатриса более гуманна, – он умолк, но продолжил через несколько секунд, не дожидаясь её нового вопроса. – Когда мы переспали, ты сказала, что это ничего не значит, а потом вела себя так, словно это было самое жуткое событие в твоей жизни. Тогда я ещё держался, причём, почти не прилагая усилий, хотя, знаешь, мужское самолюбие – чувствительная штука. Он снова замолчал. Тишина, повисшая посреди разговора, всегда внушает тревогу, а на этот раз им обоим было слишком неудобно. Кэти внимательно смотрела на Флинта, не веря своим догадкам, а он с интересом изучал землю под ногами. Грудь его тяжело вздымалась. Пальцы правой руки нервно теребили бинты на метке. Только дождь всё так же колотил по земле. – А потом… – начал он и снова осёкся. – Потом ты меня поцеловала. Помнишь? И снова сказала, что это ничего не значит. Я поэтому попросил тебя уйти. Я больше так не мог. Не могу, в смысле. Надеюсь, ты поняла, что я имею в виду. Наконец Флинт нашёл в себе силы вновь взглянуть ей в глаза и виновато сжать губы, как бы показывая: спектакль окончен, аплодисменты исполнитель главной роли не заслужил, а зрителям давно пора по домам. Он был трогательным, милым, но – что удивительно – не жалким. Кэти испуганно смотрела на него, перебирая в голове все возможные варианты развития событий, пытаясь придумать, что сказать, что сделать, как себя вести. Она хотела одного: выложить все как на духу, объяснить свои чувства, вспомнить о той единственной ночи и пообещать, что не забудет, потому что лучше с ней никогда ничего не случится. А потом, завершив монолог, броситься к нему на шею, поцеловать губы, прикосновения которых ещё так ярко горели в памяти, пылая каждую ночь, прижаться вплотную к крепкому телу и не отпускать. И пошло всё к чёрту. Любовь – вот ведь главное в жизни, да? Тем не менее, что-то её останавливало. Ты в порядке? Алло! Кэти, ты чокнутая что ли? Он не любит тебя, идиотка. Это всё не очень хороший спектакль с паршивым актёром в главной роли. Он веселится, он играет, а ты, дура, влюбилась. Давай прекращай тут ломать комедию. И вообще… собирай свои шмотки и сваливай к чертям отсюда. Ах да, у тебя шмоток нет. Ну, тем проще. Ты же сама знаешь, что так легче будет. Я прошу, не делай новых ошибок. – Это не смешно, – охрипшим голосом сказала она. – Согласен, Белл. Ни капли не смешно. Минута молчания. В память о том, что было. Как на похоронах. Каждый из них пытался вспомнить все самые светлые моменты, связанные друг с другом, – от произнесенного ей исцеляющего заклинания до той самой ночи. – Я люблю тебя, – тихо сказал он, взял ракетки и медленно поплелся к дому. Эти слова свалились на Кэти, словно булыжники, обещавшие стать постаментами новых памятников в центре Лондона. В ушах зазвучал протяжный мерзкий гудок, перед глазами всё поплыло, но руки отказывались вытирать слёзы. Она понимала, что он скажет именно это, но продумать свои действия не успела. Последние дни Кэти мечтала лишь о Флинте, однако не предполагала, что он вот так запросто откроется, что просто скажет три слова, наверное, даже не понимая, как они намертво впечатываются в память бесчувственной мисс Белл, как будут долгие годы сниться ей по ночам и преследовать наяву. Кэти знала: у неё есть всего несколько секунд. Потом будет поздно. Своими опоздавшими признаниями она вовлечёт их обоих в водоворот сомнений, отравляющих чувства. Дело не терпело отлагательств. У гриффиндорки была пара мгновений. Пара мгновений, чтобы рискнуть. Или не рисковать. – Флинт, подожди! Она снова сорвалась с места, выбегая из-под навеса под струи холодной воды. Да, она всё же решила рискнуть. Ведь хуже быть не может… Флинт уже зашёл в холл, когда Кэти налетела на него. Он повернулся и встретил её мерзким холодным взглядом. На его лице не было ничего, кроме усталости. Спокойствие и равнодушие ко всему на свете, словно бы только что произнесенные слова – реплики в сценарии мелодрамы, где он – главный герой, сентиментальный и романтичный, и Кэти просто не могла поверить. Ей упорно казалось, что она совершенно безразлична Флинту. Он смотрел ей прямо в глаза, без страха и стеснения, и именно это, наверное, не давало ей начать разговор. Кэти хотела сказать очень многое: в голове её вертелись миллионы фраз, трогательные признания и объяснения, которые впервые в жизни были действительно к месту, но его взгляд заставил её молчать. Стоять напротив, очень близко, испуганно смотреть на него и глупо молчать. Все тщательно спланированные монологи замёрзли от этого холодного взгляда. И Кэти просто стояла, переминаясь с ноги на ногу. – Если это всё, что вы хотели от меня, мисс Белл, то я с вашего позволения, удалюсь. Нет, это было не всё, и Флинт это, наверное, понимал, однако выдавил из себя улыбку и уже было двинулся к лестнице, когда Кэти всё же решилась – совсем по-детски схватила его за руку, встала на цыпочки и поцеловала. Несколько секунд слизеринец не понимал, что происходит, но недоумение это быстро прошло. Сумку с ракетками ожидала незавидная участь – она вновь упала на пол. Дрожащими от волнения и холода руками Флинт крепко прижал девушку к себе. Теперь всё было по-другому. Они знали, что не смогут оправдаться тем, что пьяны, понимали, что всё это значит, и не жалели о том, что делали. Они желали друг друга. Они мечтали друг о друге, и теперь стали реальностью. Ни Кэти, ни Флинт не поняли, как оказались под одеялом в его спальне, всё ещё мокрые от дождя, совершенно счастливые и влюблённые. – Я люблю тебя, – прошептала Кэти, прижимаясь к его плечу. Флинт в ответ поцеловал её в макушку. – Что мы теперь будем делать? – Не знаю, – откликнулся он. – Поженимся и будем рожать детишек. – Флинт, я серьезно! – Кэти села на кровати, прикрывая грудь одеялом. – Я никогда и ни за что не стану Пожирателем Смерти. А ты не можешь перейти на нашу сторону. Кто бы не победил в войне, один из нас проиграет. – Белл, у нас только что был секс. Надо сказать, очень неплохой. Зачем ты начинаешь тут же загонять какую-то чушь? – Я просто хочу, чтобы у нас с тобой было будущее, – разочарованно сказала она, вновь ложась рядом с Флинтом. – У нас оно обязательно будет.