Между войной и миром

Кэти подошла к зеркалу и поправила заколку с красивым чёрным цветком. Вообще-то ей до боли хотелось разбить это зеркало к чёртовой матери, но правила приличия заставляли сохранять спокойствие. В отражении была не восемнадцатилетняя девчонка, улыбчивая и симпатичная, всегда готовая поиграть с друзьями в квиддич или устроить вечеринку под носом у МакГонаггал. Нет, той Кэти Белл больше не существовало. Она постарела лет на десять, а прошло-то всего ничего. Под глазами залегли фиолетовые синяки. Кожа на лице совсем побледнела, стала полупрозрачной, как пергамент, и через неё просвечивала сетка сосудов. Глаза всегда были красными, то ли от слёз, то ли от недосыпа. – Кэти, ты в порядке? – звонкий женский голос разорвал тишину. Кэти даже показалось, что у нее лопнули барабанные перепонки, но всего лишь на миг. Она слышала. Слышала тишину, звучавшую так отчаянно, особенно – после взрыва этого жизнерадостного голоса, позволившего себе её нарушить. Кэти медленно повернула голову. В проёме, держась за дверную ручку, стояла Джинни. Даже здесь, на похоронах собственного брата, она оставалась олицетворением света и жизнерадостности. Чёрное платье не могло этого скрыть. Глаза у неё были такого же красного цвета, как и у Кэти, солнечно-рыжие волосы убраны в прическу, так что их и не было видно, губы плотно сжаты: чтобы не расплакаться снова. И всё же она оставалась лучом света. Огоньком в умирающей душе, который отчаянно борется за её спасение. Кто знает, чем кончится эта битва. – Да, – севшим голосом ответила Кэти, снова поворачиваясь к зеркалу. – Ты-то как? – Честно? – судя по звуку, Джинни прошла в комнату. Дверь заскрипела, закрываясь под натиском сквозняка. – Ужасно. Знаешь, невыносимо больно терять человека, который всегда был тебе так близок… да, ты знаешь. Три дня назад окончилась война. Три дня назад Волан-де-Морт был повержен. Почти все Пожиратели были убиты. Те, кто чудом остался в живых, отправились в Азкабан. Три дня назад Кэти вернулась в реальный мир, изменившийся до неузнаваемости, туда, где были лишь разрушенные стены домов, забрызганные кровью, бесконечная боль и смерть. – Как Молли? – спросила Кэти, поворачиваясь к подруге. – Аналогично, – с грустной усмешкой ответила Джинни. – Она потеряла любимого сына. Даже не представляю, что может быть хуже. – Думаю, что ничего, – задумчиво проговорила девушка. – Наверное, нам пора. – Да, пожалуй, – отозвалась её собеседница, взглянув на часы. – Скоро начнется. Тебе ещё нужно со всеми поздороваться. Они ведь соскучились… Джинни даже не догадывалась, как Кэти не хотелось ни с кем видеться. Она знала, что её закидают вопросами. Ребята будут рассказывать о своих подвигах, а она… она не сможет выдавить из себя ни слова, потому что больно вспоминать. Вспоминать о том, чего она не видела. Странно и смешно. Не совсем так, конечно, ибо в финальной битве за Хогвартс ей все же довелось участвовать. Узнав от Флинта о готовящемся решительном нападении на родную школу, Кэти просто не могла сидеть на месте. В тот же миг она, забыв обо всех предосторожностях, трансгрессировала в Хогсмид. Честно говоря, саму битву она почти не помнила. Грохот, вопли и плач. Хаотично посланные заклинания. Вспышки. Громкие крики. Разваливающиеся на глазах стены Хогвартса, которые всегда казались вечными. Тогда Кэти безумно хотелось найти Флинта. Она знала, что он там. Что он борется. Что он убивает её друзей. И что ей придется его простить за это. Волан-де-Морт, в конце концов, добился своего. Флинту пришлось явиться на последнее перед битвой собрание, где ему отвесили пару десятков Круциатусов. Тёмный Лорд доверил юного дезертира Беллатрисе, а та, как известно, своё дело знает. После этого Кэти целый день сидела у его постели со стаканом исцеляющего зелья и меняла компрессы, приготовленные Джилли. И именно в тот момент Флинт рассказал ей о готовящемся нападении на Хогвартс. Кэти была в шоке. Она не скрывала, что собирается принять участие в битве, а у него просто не оставалось выбора. Днём позже они трансгрессировали в разных направлениях, поцеловавшись на прощание и пообещав обязательно встретиться. Не все сдерживают свои обещания. На заднем дворе Норы были расставлены, словно по линейке, ряды стульев. Специально для похорон их затянули в чёрные чехлы. Передние места уже заняли члены семьи Уизли: Молли рыдала на плече у Артура, который с трудом сдерживал слёзы. Билл и Чарли о чём-то перешёптывались. Они держались лучше всех. Джордж выглядел так, словно это он умер. От весельчака Джорджа Уизли не осталось ровным счётом ничего. Он смотрел в одну точку остекленевшим взглядом. Рон пребывал примерно в таком же состоянии. – Иди на своё место, – шепнула Кэти, подталкивая Джинни, у которой на глаза вновь навернулись слёзы. Рыжеволосая девушка медленно двинулась в сторону семьи. Теперь Уизли стало на одного меньше, и от осознания этого сердце сжималось. Кэти заняла место в третьем ряду, последнем. Она специально села подальше от Алисии, Гарри, Гермионы, Анджелины, короче – от всех, кто мог бы задать хоть один вопрос о перипетиях ее судьбы. Спустя пару минут рядом с ней опустился высокий русый парень. Она и не сразу его узнала. Оливер Вуд собственной персоной. – Привет, – даже не попытавшись улыбнуться, тихо сказал он. Кэти в ответ кивнула. Она не могла говорить: в горле стоял ком. Уже три дня она заставляла себя произносить слова: каждый звук давался ей с таким же трудом, с каким он даётся человеку, потерявшему дар речи после инсульта. – Ты себя нормально чувствуешь? – поинтересовался Оливер. Судя по выражению лица и отсутствию в голосе раздражающих трагических ноток, он задавал этот вопрос не просто из вежливости. Кэти показалось, что это для него действительно имеет какое-то значение, так что решила ответить. – Паршиво. – Кратко. Ёмко. Правдиво. – Ты как? – У меня родители погибли, – похоронным голосом сказал он, перебирая пальцами какой-то старый медальон на цепочке. – Прости, – искренне ответила Кэти. – Я ведь не знала, – помолчала несколько секунд. – У меня тоже. Оливер одарил её сочувствующим взглядом. Не жалостливым, а сочувствующим. От него стало немного теплее на душе. Хотя вряд ли Кэти могла ощущать тепло. Проклятая всеми богами война заморозила её сердце, и она даже представить себе не могла, сможет ли что-то его отогреть. Церемония была совсем короткой. Наверное, потому что долго эту пытку никто бы не выдержал. Кэти проплакала всё время, вытирая глаза бежевым платком. Радовать могло только одно: гроб был закрытым. Смотреть на лицо Фреда, которого все помнили весёлым и улыбчивым, смотреть на лицо мёртвого Фреда у неё точно не нашлось бы сил. Да ни у кого бы не нашлось. Его похоронили прямо здесь, на заднем дворе родного дома. Кэти, наверное, никогда в жизни не видела ничего более печального, чем похороны того, кто всё время смеялся и шутил. Плакали все гости. Молли, ясное дело, рыдала вообще без остановок, а к концу действа заплакал даже Рон, державшийся из последних сил. – Как тебе жилось-то у него? – вновь подал голос Оливер, когда они поднялись с мест, чтобы оставить на могиле друга цветы. – Нормально, – коротко ответила Кэти. Не могла же она сказать, что время, проведённое в особняке Флинта, было лучшим в её жизни. На первом этаже Норы был накрыт прекрасный стол. Молли постаралась, как всегда. Да никто в этом и не сомневался. Впрочем, аппетита у гостей не наблюдалось. Кэти заняла место рядом с Оливером, пытаясь таким образом отгородиться от лишних вопросов. Бывший капитан квиддичной сборной уже узнал у неё достаточно. К тому же, он, похоже, и сам пребывал не в том настроении, которое располагает к душевным разговорам. За время обеда они не сказали друг другу ни слова. Есть совсем не хотелось. Кэти удостоила вниманием только пирог с капустой. И выпила целую бутылку вина. Последние три дня она жила в Норе. На восстановление собственного дома требовалось время. К счастью, с деньгами проблем не было: их откладывали родители, и теперь все сбережения перешли совершеннолетней Кэти. Правда, она не была уверена, что хочет возвращаться в тот самый дом, где жила её счастливая семья. Молли, естественно, радушно пригласила её в Нору и позволила жить там до тех пор, пока сама она не решит, что готова быть одной. Кэти упала на кровать в комнате на втором этаже, которую она делила с Джинни. В руке была закупоренная бутылка вина. За последние три дня она выпила больше алкоголя, чем за всю жизнь. Ей казалось, что станет легче. Она ошибалась, но так хотя бы можно было плакать. Трезвая, здравомыслящая Кэти не позволила бы себе рыдать из-за Пожирателя. А так… рыдай в три ручья, а потом списывай это на переизбыток алкоголя в крови! Девушка смотрела в потолок, вспоминая тот самый день. По минуте. Словно бы пытаясь пережить его снова. Зачем заново испытывать эту жуткую боль? Кэти даже и не пробовала отвечать на этот вопрос. Просто ничто другое ей в голову не лезло. Она как будто снова стояла посреди холла и вертела головой, пытаясь понять, что вообще творится. Вокруг сверкали заклинания. Кто-то ударил её локтем в спину, пробегая мимо, и повалил на каменный пол, добавив ещё пару синяков, счёт которым девушка уже давно потеряла. Она металась по этажам, то и дело вступая в схватки с неизвестными ей Пожирателями в масках. Она молилась, чтобы там был не он. И надеялась на то, что они всё-таки встретятся. Она знала, что они обязательно увидятся. Он ведь обещал… Когда всё наконец-то кончилось, Кэти даже не поняла, что случилось. В тот момент она стояла посреди развалившихся статуй на третьем этаже. От посланного ею секунду назад заклинания на пол повалился ещё один Пожиратель. Девушка наклонилась и приподняла маску. Нет, какой-то некрасивый блондин. Теперь она могла быть уверена только в одном: даже если с Флинтом что-то случилось, она в этом не виновата. Легче от таких мыслей, конечно, не становилось, однако шансы на то, что он сумел выкарабкаться из этой мясорубки живым (невредимым или нет – уже неважно) немного возрастали. Кэти спускалась в зал, проверяя все трупы, что попадались на пути. Мракоборцы уже собирали тела школьников и членов Ордена, так что в коридорах и на лестницах остались валяться лишь презренные Пожиратели. Списки погибших, висевшие на стенде в холле, пополнялись с ужасающей скоростью. Учёт Пожирателей, конечно, никто не вёл, но Кэти пробежала взглядом по списку: Лаванда, Фред, Колин Криви… Глаза отказывались верить увиденному. Жизнь порой бывает жестока, это гриффиндорка усвоила давно. Заходить в Зал было страшно. Видеть бездыханные тела тех, с кем она когда-то сидела за одной партой. С кем вместе играла в квиддич. С кем смеялась над свежими школьными сплетнями. Нет, увольте. Девушка развернулась и направилась к парадной лестнице. Она собиралась исследовать весь Хогвартс. Чтобы никаких сомнений не осталось. Конечно, отсутствие его тела в стенах школы ничего не гарантировало, но так Кэти было бы чуть-чуть спокойнее. Она с остервенением перепрыгивала через обломки стен, сдвигала с пути огромные камни, свалившиеся с потолка, переворачивала тела в черных балахонах с расколотыми масками. Пару раз ей казалось, что она нашла Флинта. Слёзы рвались наружу, но тут же останавливались, словно она чувствовала: нет, это не он. Кэти с трудом поднималась и продолжала свой путь. Колени были сбиты в кровь, руки разодраны, на спине порвалась футболка, а на коже осталась глубокая царапина по всему позвоночнику. У неё не было никаких сил. Ребята наверняка её искали и занесли в списки пропавших без вести, а она перешагивала через обломки стен Хогвартса в поисках одного Пожирателя. Точнее, надеясь его не найти. Тело Флинта оказалось под обломками у входа на Астрономическую башню. Кэти долго сидела на запылённом полу, не веря в то, что это действительно он. Она пыталась убедить себя в том, что снова ошиблась. Мало ли похожих на него Пожирателей! Но слёзы упорно текли по щекам, убивая последнюю надежду. В один день она потеряла стольких друзей и… она даже не знала, как его назвать. Судя по всему, своего молодого человека. В один день Кэти совсем осиротела. В один день у Кэти не осталось никого на этом свете. Она никогда не думала о суициде, хотя такие мысли многим показались бы вполне логичными, но исчезнуть из реальности хотелось невыносимо. И Кэти пила. Никто из семьи Уизли, в чьём доме она поселилась, и не думал её останавливать. У них своё горе. У неё – своё. Кэти понимала, что прошло всего три дня. Кэти чувствовала, что прошла целая вечность. Кэти не знала и не хотела знать, чем это всё закончится. Кэти открыла новую бутылку вина.