Паучье

      Джуффин сидит в прокуренной кухне на мерзко скрипучем табурете и невозмутимо зачерпывает сгущенку столовой ложкой. Джуффин не выглядит молодым. Не выглядит старым. Если долго приглядываться, он вообще перестает как-либо выглядеть, и в глазах начинает рябить - Макс точно помнит только сильно выступающий, с горбинкой, нос и раскосые холодные глаза.       Ежедневная процедура - долгое смотрение на покрасневшие пальцы, одеревеневшие, обожженные холодом. От собственного горячего взгляда постепенно спадает красота. Макс носит дома джинсы и свитера, и греет руки в карманах, но ему кажется, что внутри образуются вечные мерзлоты. Похоже, Макс с Джуффином меняются местами.       Чиффа совсем неплох в пытках. У него холодный взгляд.       Макс сутулит плечи. Джуффин липкой столовой ложкой сматывает паучьи нити в клубок.       — Отпусти меня, — он просил уже тысячи тысяч раз. Когда он делает еще один моток, паутина натягивается - стены выгибаются внутрь комнаты. Из кухонного шкафчика выпадает граненый стакан, стоящий на самом краю.       Макс делает шаг вперед. Моток - шаг. Макс - паук, запутавшийся в собственной паутине. Шаг. На нем свитер из белесых блестящих нитей.       В других вселенных, наверное, они были бы друзьями. Шаг. Выгнувшаяся стена упирается в угол стола, за которым сидит Джуффин. Макс стоит совсем близко к нему.       Джуффин поднимается - стены тянутся за ним. В чернильных зрачках Макса, похожих на кляксы чернил, дрожит страх. Джуффин подносит моток нитей к его губам.       Шаг.       Все разрывается на ошметки, осколки, серые лоскуты реальности, по новой штукатурке идут трещины и осыпается потолок, и твердыми кусками тумана крошится на пол дымный воздух, а Макс бесшумно кричит от боли. Он ощущает каждую разорванную нить как собственный натянутый нерв и чувствует, как промороженное нутро звонко бьется в ледяное крошево.       Джуффин снимает ошметки паутины с зазубренных челюстей Макса и не улыбается своей победе. Они стоят лицом к лицу, совсем близко.       Шаг. * * *       Шаг, другой, третий - Макс с усилием переставляет ноги, судорожно затягивается сигаретой. Долго смотрит на тлеющий кончик. Думает о том, что если потушить его о собственные губы, возможно, снова начнет их чувствовать.       А еще Джуффин кусается.       В сумерках светятся глаза бетонных коробок, и все они жадно смотрят на Макса, а Макс старается не смотреть на них, и небо над головой наклоняется ближе и ближе, как потолок на той злосчастной кухне. Бесконечно синее небо, голубое по краям - вогнутая чаша, но если оступиться, запнуться об трещину в асфальте, можно упасть и падать одну бесконечно синюю вечность.       Макс никогда не думал, что прикосновения могут быть такими холодными. У него потрескались губы - на высокий воротник свитера падает капля крови, дико оглядываются прохожие, а Макс не чувствует, как теплое стекает по подбородку.       Мир Паука дышит теплом летнего вечера, увязая в душном воздухе ворсистыми лапами. Макс спотыкается в небо, и падает вниз, руками хватаясь за асфальт, пытаясь отчаянно удержаться.       Потом - срывается на бег, с трудом протискиваясь сквозь загустевший сумеречный свет.       Джуффин вдыхает, потом медленно выдыхает - ему давно не приходилось делать эти скучные упражнения, но все однажды возвращается снова. На его языке все еще острый привкус паучьей крови.       Он закрывает глаза, нашаривает в темноте ручку входной двери.       Она открывается в разные стороны. Макс - влетает в пустующую квартиру. Джуффин - бросается в Хумгат, как с обрыва в холодный поток.       Макс - падает на колени, крупно дрожа. Джуффин - на секунду замирает в коридоре между мирами...       А потом позволяет Ехо забрать себя.       Макс медленно укладывается на пол, обнимая себя паучьими лапами.