Отщепенцы и пробудившиеся

      Джексон сонно потянулся и, к удивлению своему, обнаружил, что кровать очень широкая, мягкая, не то что в трактирах, по которым он шестицу перебирался. «Ах, я же забыл, кто меня приютил», — окончательно проснулся он. На коврике у двери дремал Живчик, дрыгая лапой во сне, на столике у кровати стоял маленький колокольчик. «Для кого он? Хах, вот бы пришли хозяева и спросили «мы к вашим услугам фанин Марион» — Джексон посмеялся над своими мыслями. Да, заметил он, такого не будет.       И ведь правда, на звон колокольчика вошла не Ханна или Оделл, а молоденькая рыжая рабыня лет пятнадцати. «Какая красавица, — сладко причмокнул Джексон. — Вот бы прижаться к её юному телу в тёплой постельке».       — Доброе утро, фанеса, — сказал он вслух. — Или с добрым днём?.. Право, не знаю!       — И вам доброе утро, — смущённо проговорила «фанеса». — Госпожа Ханна спрашивает, как вам спалось? Принести завтрак?       — Мне скоро надо обед подавать, — усмехнувшись, Джексон наконец взглянул на настенные часы. — День на дворе.       Рабыня пожала плечами, вышла и принесла поднос, на котором был салат из капусты и чашка горячего чая. Видя, что гость занялся едой, рабыня принялась за уборку комнаты. Джексон негромко кашлянул.       — Фанеса, я тут голеньким под одеялом лежу, — девушка вздрогнула, а его лицо озарилось улыбкой. — Можете выйти, пока я не оденусь?       Оставшись один, Джексон облегчённо вздохнул. Он терпеть не мог чужих взглядов на свою изуродованную в прошлом спину. Ошибка молодости, что сказать. Но эта ошибка забрала у Джексона сразу несколько лет жизни.       Наскоро одевшись и поев, он выбежал во двор, на зарядку. Утренние, ну сегодня дневные, упражнения после сна были у Джексона неотъемлемой частью жизни. Не побегав и не попрыгав, он не мог нормально заниматься делами. Бывший губернатор, занимающийся зарядкой, вызывал усмешку у обитателей поместья Свалоу, но Джексон лишь подмигнул рабам и продолжил отжиматься на холодной земле.        — Кто хочет со мной развить своё тело?! — воскликнул он. — Фанеса Свалоу, может быть вы?       Юная Нулефер, с балкона наблюдая за странным мужчиной, ничего не ответила. Молчаливо она смотрела на мага, который прознал про её дар-проклятье, и твердила про себя: «Хоть бы не выболтал, хоть бы не выболтал». Нулефер услышала топот маленьких ножек.        — Доброе утро! Доброе утро, Нулефер! Я рада, что у тебя выходной! Ты не в школе! Ура!       К ней бежала крохотная девочка. Нулефер присела на колени и поймала племянницу.        — Привет, зайчонок! Какая ты сегодня, Тина, красивая, аппетитная. Слопаю тебя!       Нулефер защекотала малышку, Тина завизжала на весь дом и принялась в ответ щекотать тётушку. Кто был вреднее и настойчивее — маленькая племянница или взрослая тётя — трудно было сказать, родственницы разлеглись на полу и кувыркались, забыв о холоде и о возрасте.        — Госпожа Тина, вас мама зовёт, — неожиданно прервал веселье нежный голосок. На балконе стояла рыжеволосая рабыня.        — Люси! — закричала радостно Тина и побежала к служанке, бросив тётю.       Нулефер поднялась на ноги и отряхнула платье.        — Здравствуй, Люси, — неловко прошептала она. — Добрый день, как спалось?       Люси выпрямила спину и поклонилась.        — Здравствуйте, госпожа Нулефер, — почтительно сказала Люси. — Всё хорошо, вам пора обедать.       И, взяв за руку малышку, Люси удалилась. Нулефер вздохнула и подошла к балкону. Джексона не было, по двору ходили только рабы, проснувшийся Живчик грыз на земле какую-то кость. «Надеюсь, что он не догадывается, кто я такая», — со страхом думала Нулефер.       За пять лет Джексон Марион стал первым человеком, который прознал про магию, текущую в Нулефер, после Уилла она ещё сильнее скрывала свой дар. Забыть о магии потребовала семья. Сломленная исчезновением друга, Нулефер нарушила данное обещание, она всё рассказала родным. Таинственный маг с таким же даром, что у их дочери и сестры, появившийся в городе в тот день, когда вещатель рассказал об исчезновении принца Тобиана, и пропавший сразу же после смерти принца; раб, что носит позорный ошейник — рассказ Нулефер не на шутку напугал Свалоу, которые поняли, насколько были правы, когда приказали Нулефер хранить магию в тайне. Но если родные считали магию лишней, то их дочь и сестра не могла вот так просто забыть про часть своего тела. Первый год её не покидали мысли об Уилле, просыпаясь и засыпая, она думала о друге. Нулефер умоляла родителей связаться с этой Урсулой Фарар, когда получила отказ, то стала собирать деньги, чтобы бежать в столицу. Но в самый последний день была поймана матерью.       «Твой Уилл — раб, ты — дочь Свалоу, у вас ничего не может быть общего. Ты отреклась от Люси, так отрекись от него и не подвергай свою жизнь опасности!», — закричала Ханна и со всей силы ударила дочь по щеке.       Эта материнская пощёчина оставила глубокий след на сердце. Уиллард или мама, Уиллард или семья — Нулефер выбрала второе. Всё меньше она стала думать о друге, изучение магии вообще забросила. Иногда, слыша вскользь по стеклу про королевскую семью, она тут же гасила его, дабы не возвращаться к прошлому. Забыв о стекле, брала в руки учебники и… учила тенкунский язык. Нулефер не хотела больше быть похожей на причудливого ребёнка, который общается со всяким сбродом, она хотела быть такой, как сестра. Но стать второй Элеонорой у неё не получалось. Сестринское хладнокровие, наверное, природой не было начертано на лице Нулефер. Она стала больше времени уделять внешнему виду, она ухаживала за волосами, телом. Но, если волосы смогли засиять красотой, то фигура никак не хотела уменьшаться. «Я пытаюсь похудеть, но ничего не происходит! Это тело как будто не моё!» — плакала Нулефер и шла заедать горе пирожком. Но в одном была права — она чувствовала себя не на своём месте, таких же неваляшек, как и она сама, встречала лишь среди откормленных кухонных рабов, сельчан, горожан, в Рыси знатные девушки и женщины очень трепетно относились к своей внешности.       Элеонора Свалоу — вот кто был эталоном красоты. Но, вопреки завидному личику, наследница была несчастна в любви. С той необычной истерики Элеонора не теряла ни дня, всё искала себе спутника жизни, но такого, который бы превратил её жизнь в сказку. Однажды её приметил талантливый обеспеченный инженер из самой столицы, парень не был красив, но Элеоноре не нужна была внешность. Она недолго терпела ухаживания молодого человека, первая заговорила о свадьбе. Этот нежданный поспешный союз, в основе которого лежала алчность, произвёл на свет крохотное создание, которое нарекли Тинаида.       Ребёнок не входил в планы супруга, Элеонора же души не чаяла в Тине. Всю свою любовь мать отдавала дочери, иногда её не хватало на мужа. Через три месяца после рождения Тины супруг потребовал развода. Элеонора не уговаривала его остаться в лоне семьи. «Богатых лопухов столько бродит! Не переживай, быстро найду тебе замену!» — заявила она. И, действительно, поклонников у Элеоноры хватало, только вот создать с ними семью не удавалось. Разные интересы, другая женщина на горизонте, малютка Тина — что-то да мешало Элеоноре осуществить свою мечту. Родные понимали — Элеонора не может кого-либо полюбить, она не могла забыть его… первого, любимого… С бывшим мужем Свалоу не общалась, он забыл не только жену, но и ребёнка. За четыре года отец приехал к дочери всего два раза: в первый подарил плюшевого медведя, второй раз маленький деревянный меч.       Обед в семье Свалоу на этот раз проходил скромно и в беседке, причиной тому был незваный и знатный гость с массой причуд. Хозяева и гость сами себя обслуживали. Заметив недовольные взгляды Джексона в сторону их рабов, Свалоу вдруг вспомнили, что бывший губернатор Санпавы не одобряет рабство, и приказали своим рабам покинуть беседку. Джексон сразу заметил, что в тарелке у него и у хозяев нет мяса.        — Ну что вы, мне даже стыдно, — пригорюнился Джексон, когда Оделл хотел убрать тарелку с куриной лапкой. — Ради путника с большой дороги будут тут ещё хозяева от мяса отказываться. Ешьте как обычно, а мне салата хватит.        — Но мы видим, как вам, фанин Марион, тяжело на эту еду смотреть, — проявила заботу Ханна.        — Но что делать, привык, — вздохнул Джексон. — Сами понимаете, когда разговариваешь со зверями на равных, поедание их плоти равносильно людоедству.        — Куда вы, фанин Марион, путь держите? — полюбопытствовала сидевшая возле него Элеонора, качая на руках дочку.        — В Конорию, — ответил Джексон. — Надо повидать старого друга, генерала Эйдина.        — А почему вы не воспользовались услугами магов, проходящими сквозь пространство?        — Хотел увидеть страну. Знатно соскучился по ней, пока проведывал родню и друзей в Тенкуни. С проходящими магами неинтересно. Пшик! Глазом не моргнёшь, он перенесёт тебя на другой край страны. А я хочу посмотреть города, людей. Так сказать, настрой общества понаблюдать.        — А почему вы не воспользовались своей каретой? — продолжала любопытствовать Элеонора.        — А зачем мне она? — скромно спросил Джексон. — Я не хочу лишнего внимания к моей скромной персоне, почестей. За пять лет надоело, что в каждой гостинице люди чуть ли не в ноги кланяются. Путешествие с Санпавы до Конории я решил проделать как простой человек.       Малышка Тина потянулась к бороде Джексона и несколько раз дёрнула.       — Мама вчера сказала, что вы правили Санпавой. Вы маме понравились.       Элеонора покраснела:       — Дети! Такое наговорят!       Джексон взял у Элеоноры дочку на руки и угостил девочку печеньем. Тина была лёгкая, как пушинка, она примостилась на коленях у незнакомого человека и стала наслаждаться угощением. «Вот бы у меня было такое чудо», — вздохнул Джексон.       — Дитя, ты ошибаешься, я не правитель Санпавы, я наместник правителей. — Он поцеловал Тину в головку и передал матери. — Но это всё в прошлом. Я не могу больше подчиняться политике парламента и королевы, поэтому сложил полномочия. Знаете что, уважаемые Свалоу, я не просто не одобряю рабство, я презираю его! Да, мне противно рабство, противны забитые рабы, противны жестокие хозяева, издевающиеся над своими людьми. Но сильнее всех противна наша королева и её братец. Все эти наши рабы и сероземельники медленно ведут страну к войне. На моей земле стоят иноземные войска, а королева использовала смерть сына, чтобы их прогнать. Камерутчане подобрались к нашим залежам камня, произошла уже первая перестрелка между нашими военными и камерутчанами полгода назад, а вокруг знаете кто? — Свалоу молчали. Джексон отодвинул тарелку с салатом. — Рабы! Одни рабы! Выращенные в лабораториях, они не зовутся людьми, они тратят свою жизнь на этот проклятый камень. Что, манары, обладая винамиатисом, думаете, стали подобны магам? Пусть у вас с винамиатисом больше способностей, чем у нас, но мы не держим рабов. И на этом сказ окончен.       Джексон закашлялся, в горле пересохло. Свалоу растерянно отодвинулись от странного человека, гость начинал им не нравиться.        — Простите за резкость. Будет в стране рабство или нет, люди всё равно будут рабами винамиатиса, опыт свободных Камерута и Иширута это доказывает. Они не смогут отказаться от летающих повозок, стекла, печей, конфликты с соседями и без рабов продолжатся. Нужно в корне менять политику страны. Нулефер, можете, пожалуйста, подать стакан воды.       Нулефер взяла стакан, встала из-за стола и принесла его к Джексону.        — Спасибо, но можно было и магией его доставить ко мне, волшебница.       Три пары ошарашенных глаз, принадлежавших Оделлу, Ханне и Элеоноре, уставились на Джексона. А Ханна вдобавок так и сползла со стула вниз. Нулефер опустила глаза вниз, со стыда и от страха она готова была провалиться сквозь землю.        — Фанины Свалоу, — ничего не замечая, осушил стакан Джексон, — я о вас много наслышан, но не знал, что одна из дочерей приёмная. Вы молодцы, удочерили сироту.       — А, да! — отлегло на сердце у Оделла. — Но мы любим Нулефер, как нашу родную девочку.       Нулефер робко улыбнулась и поспешила сесть на своё место, но Джексон попридержал её. Маленькая Тина удивлённо уставилась на Джексона. «Тётя Нулефер сирота?» — донеслось до девочки. Она раскрыла рот, но мама небольно ущипнула дочку.       — Но я не понимаю одно, почему вы запрещаете своей дочери использовать магию? Я встретил её в лесу, когда Нулефер поднимала книгу водой, честно, такого испуганного взгляда я редко встречал! Могу его сравнить с рабом, которого хозяин хочет выпороть, или с диким зверем, которого охотники загнали в угол и хотят пристрелить! Она смотрела на меня, словно отшельник, который за десять лет впервые увидел человека!       — Это для её блага, — пробормотала Ханна. — Мы не хотим, чтобы у нашей дочери были проблемы в мире манаров.       — Проблемы ей создаёт не магия, а ваши запреты, — пренебрежительно протянул Джексон. — Посчитайте, сколько в нашей стране магов и поймите! Я сам рос с одними манарами и знаю, что любопытные взгляды окружающих не так уж страшны. Ну вызывал я интерес, зависть, однако никто меня не убил и добился я высот. Хотя в глазах неосведомлённых людей человек, разговаривающий с животными, ненормальный. А вашей дочери объяснять не надо, что она маг — взмахни рукой и вода подчинится! Такой дар просто необходим стране, которая производит винамиатисы, имеет реки и выход к океану!       — Нулефер не маг! — вдруг вставила слово малышка Тина. — Моя тётя мне родная!       Элеонора зажала не унимающемуся упрямому ребёнку рот и растеряно попыталась улыбнулся Джексону, сказав привычную фразу: «Дети». Джексон пронзительно посмотрел в глаза Ханне и Оделлу, неприятная ситуация стала принимать масштабы. 1282 год. Двое жителей Санпавы из-за каких-то научных опытов вывезли из Тенкуни магического ребёнка, выдав за своего. Скандал был громкий, до сих пор идёт суд. Неужели и Свалоу из этой шайки?       —Поясните-ка мне одну вещь, — повысил Джексон без того громкий голос. — Ваша дочь при мне пользовалась магией, а её племянница утверждает, что тётя не маг. Что вы скрываете? Не спорю, вы сейчас скажите, что малютка не в курсе ваших тесных и дальних родственных связей, и я буду должен вам поверить. Но я в жизни не поверю, что столь известные в Рыси люди удочерили мага — именно мага! — и тщательно стали скрывать это от других. Зачем, если вы просто решили подарить сиротке тепло и любовь? Минуту! — Джексон увидел, как Оделл раскрыл рот, и остановил его поднятой ладонью. — Вы могли не знать о способностях приёмной дочери, в приютах есть самые разные дети: осиротевшие, потерявшиеся, брошенные, подкидыши, но задаю тот же вопрос — зачем скрывать правду? Это невыгодно как вам, людям, связанным с винамиатисом, так и самой дочери. Вы что-то темните, Свалоу. Я прекрасно, ох как прекрасно помню — это же происходило у меня в Санпаве — двух приёмных родителей, похитивших из Тенкуни младенца.       Оделл со страхом смотрел на жену и старшую дочь, он выдумывал, шевелил каждой извилиной мозга, чтобы поставить легенду поубедительнее. Да, ссылаться и ссылаться на то, что Нулефер им не родная дочь. Но эта самая глубокая ложь, оспоримая целителями, с которыми в дружбе может быть Марион… Что же делать? И собственная связь с Тенкуни не прокатит — для этого нужно там прожить было минимум половину жизни до зачатия Нулефер. И к богам или науке не обратиться за помощь.       Выбора не оставалось. Оделл встал, подошёл к Нулефер, обнял за плечи дочь и слабым голосом прошептал:       — Уважаемый фанин, мне придётся вам кое-что сказать. Вы не поверите, но это правда. Давайте заключим с вами сделку… Пройдёмте в дом.       Вздохнув, отец поцеловал в щёку дочь и прижал к груди. Ханна качала головой и стреляла гневным взглядом на мужа: «Не делай глупости» Может, Оделл бы и выкрутился ещё, но Нулефер, не поднимая с пола глаз, протянула руку в сторону другого стакана с водой. Стакан тотчас к ней подлетел, Нулефер просто взяла его и зажала в руках.       —Я маг, который родился в Зенруте. Так уж получилось, — заявила Нулефер.       На волшебницу изумлённо смотрела племянница. Дар речи у малютки пропал, раньше о магии она слышала только из сказок и, несмотря на маленький возраст, знала, что маги живут только в Тенкуни, а тут… мамина сестра.       В доме Элеонора передала дочку Люси. Взрослые Свалоу и Джексон Марион уединились в гостиной. Джексон ждал разъяснений.        — Как бы сказать… — потёр Оделл потный лоб. — Наша дочь нам родная, просто она родилась магом. Вы сочтёте, что я вам вру, но это так и есть. Подождите, я сейчас!       Оделл сорвался со стула и убежал. Джексон удивлённо поднял глаза на Нулефер, которая послушно кивнула ему, стараясь не расплакаться. В голове у Джексона нервно что-то забилось.        — Мы даже подумали, что вместо Нулефер при рождении каким-то образом нам подсунули другого ребёнка, — заговорила Ханна. — Но она наша родная дочь.       В глазах у мага потемнело. Как раз в гостиную вбежал запыхавшийся Оделл и протянул бумагу.        — Мы проверяли нашу кровь у целителя.       Внимательно-превнимательно Джексон уставился на документ. Где-то должна быть ошибка, где-то она есть! Такого просто не может быть, плыли мысли у мага. Буква за буквой, предложение за предложением он изучал документ, рассматривал печать, качество и размер бумаги. Подделки Джексон не видел.        — Мы можем вам ещё документ дать. Мы несколько раз проверяли кровь! — сказала Ханна.        — Не нужно, я верю.       Джексон встал и зашагал по комнате. Не знай он Свалоу, Джексон бы решил, что эти люди просто обманывают себя, выдавая себя за манаров. Но про Свалоу он хорошо был наслышан от освободителей, про их младшую дочь, которая предала друзей отряда, Джину и Фьюи. Он не ходил, он метался из стороны в сторону. Документы говорили, что Нулефер родная дочь, биография, что Оделл и Хана манары, реальность — тут творится какая-то чепуха! Все устои, тщательно вложенные в Джексона историками, естествознателями, практикой, рушились на глазах.        — Нулефер, покажи свои глаза! Открой свой рот! — принялся щупать Джексон её, поминутно задавая вопросы семье. Во сколько она научилась говорить, ходить, читать? Как проходили роды? Долго ли сосала молоко? Росла и развивалась Нулефер нормально, ничего такого, что могло насторожить Джексона. Магия и то открылась ровно в срок со всеми вытекающими периодами спячки и пробуждения. — Так, так, а в какое число родилась Нулефер?        — Двадцатого танисы 1269 года.       Отчаянно Джексон принялся вспоминать, было ли что-то запоминающимся в тот день. Что-нибудь, что отпечатало бы это число в истории. Но ничего не вспоминалось. Вроде день как день. И вспоминать нечего.        — Были у вас в семье болезни какие-нибудь странные? Может, родовые?        — Нет, — закачал головой Оделл. — Мы с женой почти не помним наших родителей, но наследственных болезней вроде как нет. Нулефер иногда побаливала, но ведь все дети болеют. Хотя… — лицо Оделла передёрнулось, и на нём воцарился страх, — это случилось в конце калеба, Нулефер было два месяца, она… умерла.       На глаза у Ханны выступили слёзы. Джексон непонимающе уставились на Оделла. Оделлу пришлось снова обратиться в тот день и рассказать о таинственной смерти и последующем воскрешении Нулефер.       Его рассказ прервали резкие шаги Джексона, Нулефер и Элеонора зашептались, Ханна утирала глаза от слёз.       «Думай, думай, что это такое?», — ответ не приходил Джексону.       — Что ещё расскажете?       — Сестра знает ещё одного водного мага, — подала голос затихшая Элеонора. — Он родился у манаров. — По ноге её пребольно стукнула Нулефер и фыркнула:       — Молчи, я обещала Уиллу…       — Ты и так нам всё рассказала, нарушила обещание, — нахмурила брови Элеонора. — Он маг воды, раб и телохранитель принцев Афовийских, сверстник Нулефер, к слову сказать.       Джексон подошёл к Элеоноре, в глазах заиграл огонь.       — Мне всё интереснее. Что же это? Маги множатся, как споры грибов? Хм… говорите, служит принцам, значит, правительство всё знает.       — Его учительница некая Урсула Фарар, — тихо пробубнила Нулефер.        — Урсула?! О! — Джексон свистнул.        — Вы её знаете?! — опешила Нулфер.        — Ещё бы не знать свою одноклассницу по тенкунской школе!        — Вы шутите! — закричала Нулефер и вцепилась руками в джексоновскую бороду. — Я должна её увидеть! Она знает, где Уилл! Она поможет мне осваивать магию! Я ведь ничего не знаю, только приёмы… для детей.       Нулефер пронзительно, жалостливо посмотрела в глаза Джексону, на её плечо опустилась тяжёлая рука отца.        — Дочь, отойди от него. Я говорил тебе по поводу учёбы?       От его сурового взгляда Нулефер отдёрнулась. Но Джексон ласково взял её за руку и загородил своей мощной спиной её перед Оделлом, как будто бы отец представлял для дочери физическую угрозу. Это было не так, никогда ещё Оделл не бил своих детей, просто за свою жизнь Джексон привык видеть распущенные руки.       — Фанин Марион, — сладенько, но в его голосе отчётливо слышалась жалость, протянул Оделл, доставая из кармана несколько бумажных купюр аулимов, — вы стали первым человеком, который узнал правду о Нулефер, не считая лишь этого Уилла. Наша семья горячо вас просит держать это в тайне. Ради безопасности нашей Нулефер, вы, как маг, рождённый в Зенруте, должны понимать, что начнётся, если мир узнает про мою дочь.       Джексон не взглянул на деньги, только отмахнулся от них рукой.       — Насколько я вижу, ваша дочь, фанин Свалоу, жаждет встречи с людьми, близкими ей по духу, по виду магии. А вы ей запрещаете знакомиться с её же миром.       — Это опасно! — возразила Элеонора.       Он согласующее кивнул.       — Своим появлением на свет ваша дочь подвергла свою жизнь опасности, но она же родилась. Следовательно, должна жить и развиваться. Может, я не прав?       Свалоу не стали отвечать, только Ханна повернулась к дочери и властно произнесла:        — Нулефер, скажи этому человеку… Нулефер, доченька, что с тобой?       Ханна подхватила Нулефер, которая медленно стала садиться на стул. «Падает в обморок», — мелькнула у матери мысль. Но она ошибалась, дочь от отчаяния хотела на что-то опереться. Нулефер чувствовала, вот-вот и из глаза брызнут слёзы, чего не должна она показывать Джексону. Магу не положено видеть другого мага в столь жалком положении. Но терпеть, хранить тайну, которая придавал ей сил, но одновременно разрушала её душу, Нулефер больше не могла.        — Мне всё равно, что будет со мной! — завопила она. — Пусть ставят опыты, да что угодно! Мне плевать! Я хочу общаться с магами, хочу быть в своей среде!       Оттолкнув нежно обнимающую её Ханну, Джексона, вставшего на пути, она вылетела из дома.       Куда бежать, Нулефер не раздумывала — река, вот единственное место, где можно побыть в тишине, одной. Она присела на любимые камни и раскопала ямку. В земле была зарыта шкатулка, а в ней находился сероземельник. Прощальный подарок Уилла. Нулефер и хотела раньше выбросить этот камень, но не могла. Она пообещала родителям, что избавиться от него, а сама спрятала его в шкатулку и зарыла возле любимых речных камней, на которых всегда отдыхала.       Как так получилось, что посторонний человек прознал про её тайну, Нулефер до сих пор не понимала. Как всё похоже на ту встречу, — с иронией заметила она. Совершенно случайно на этой же реке столкнулась с магом, магом, который родился и вырос в Зенруте. В истории Джексона не было ничего ненормального, в отличие от неё и Уилла, но он принял её дар. Так же, как и Уилл. Это противоречило оберегающим словам старших.       «Почему так всегда?» — хотела орать Нулефер. Как только появляется шанс ей приблизиться к разгадке своего происхождения, к родным по духу людям, кто-то это рушит. «Почему они не поймут, что возле магов мне лучше? — занегодовала Нулефер на родителей. — Я не забуду их, не уеду в Тенкуни, я просто хочу перестать бояться мира, перестать скрываться!»        — Я знал, что ты будешь здесь, — раздался за спиной знакомый голос.       Джексон подошёл к Нулефер, ласково улыбнулся и присел к ней.        — Мне немного смешно было наблюдать за сценой истерики. — Джексон выдал смешок. — Вот чему ты хочешь научиться? Родители рассказали, что ты умеешь двигать предметы, воздействовать на воду голосом, высыхать, не мочить предметы, дышать даже умеешь под водой! На мой скромный взгляд, не мешало бы тебе научиться исполнять эти приёмчики силой мысли, а не руками и освоить превращение воды в лёд да в пар. Всё. Что ж ещё? Или хочешь стать легендой, управлять океанами? Летать на водяном облаке выше птиц? Освоить боевую магию и разделить участь несчастного телохранителя Уилла? Мне уже рассказали про его ошейник.       Нулефер поморщилась.       — Мне не нужно таких высот, я просто хочу быть в стихии. Пять лет назад мне нравился сам процесс изучения, открытия чего-то нового для себя, мне нравилось общаться с человеком, с которым у меня общие интересы. После Уилла я долго пыталась научиться какому-нибудь трюку сама, но ничего не выходило. — Внезапно её глаза засияли. — Фанин Марион, вы же маг! Вы же жили в Тенкуни некоторое время, общались с Урсулой, другими водными, можете стать моим учителем?       Джексон добро засмеялся и погладил её, как малютку по голове.       — Нет времени на учеников. Могу разве что через год-другой тебя принять.       Нулефер сникла, она ожидала такого ответа. На её плече повисла крепкая рука.       — А ты вообще изучала что-нибудь про магию? Можешь мне рассказать, ну… например, элементарно, про её виды.       — Да! — оживилась Нулефер. — Существует всего восемнадцать видов магии, которые разделены на несколько групп. Первыми идут силы природы, — Нулефер начала загибать пальцы. — Огонь, вода, земля, воздух, песок, снег. Песок и снег как бы исходящая из первых магия, поскольку земной маг может превратить землю в песок, а водный заморозить воду, но дальше их силы теряются, песком и снегом управляют другие люди. Затем идёт магия света и тьмы, учёные ваши спорят, это отдельный вид или природная стихия, — Нулефер мечтательно вздохнула. — Хорошо иметь такой дар.       — Ага, — кивнул Джексон. — Маг света и тьмы — звучит пафосно! Только кроме как превращать день в ночь и наоборот они мало что могут. Маг света и тьмы… — Джексон усмехнулся. — Со мной в классе такой учился, знаешь, кем стал повелитель всего сущего? Клоуном в цирке! Не вру! — замахал Джексон руками. — Бросил школу и ушёл в цирк, сказал, любит веселить детей. Вот тебе и великий маг света и тьмы. Ладно, мы отвлеклись, продолжай.        — Другая группа связана с животными, в неё входят всего четыре вида: маги, понимающие речь зверей. — При этих словах Нулефер Джексон с удовольствием перевёл взгляд на проскакавшую мимо белку, — речь птиц, речь рыб и насекомых. Тут забавно выходит, пауки к насекомым не относятся, но их понимают насекомовещатели, лягушки и змеи другой отряд, но вы можете с ними разговаривать.        — Просто прозорливые боги решили не вдаваться в науку, — улыбнулся Джексон. — Между прочим, ты забыла сказать, наша магия самая лёгкая. Не нужно ничему учиться, в пять лет ребёнок просто начинает разговаривать с животными, как с людьми. На этом сказ окончен.       Снова отвлёкшаяся Нулефер продолжила говорить:        — Далее идёт магия растений, за ней человеческая или телесная магия с пятью видами: умение летать, проходить сквозь пространство, общаться мыслями и читать их у другого человека, — загнула она три пальца, — перемещать предметы, мне для этого нужна вода, а они без воды справляются, и наконец, превращения. Последний вид магии, не отнесённый ни в одну из групп, самый уважаемый — целительство.        — Целительство… — сладостно произнёс Джексон. — Божьи люди! Как за них борются все страны мира, как нехотя их отпускает от себя Тенкуни! Вот только жаль, что целители лечат что-то одно: один желудок, другой кости, третий голову. Очень тяжело познать всё человеческое тело. Годы уходят, чтобы целителя пустили к больному. Редкие люди работают более чем в одной области тела. За всю нашу тысячелетнюю историю, как Тенкуни явилась миру, было всего пять целителей, которые могли лечить абсолютно все болезни, любые травмы! Последний из них, Юрсан Хакен, жил больше ста лет назад.       Джексон замолчал и внимательно уставился на Нулефер. Смотрел на неё долго, а потом вымолвил:        — Странно, что у двух людей, нарушавших закон природы, одна и та же магия. Какова вероятность, что у двоих будет один дар? Мала, да тем более магия воды.        — Что-то не так с моей магией? — подскочила Нулефер. — Она какая-то редкая, особенная?       Опять Джексон успокоил её, обняв.        — Нет, она не особенная. Но лично это и вызывает у меня интерес. По древним легендам в мире не было никаких других волшебств, кроме первых четырёх стихий. Основ основы, сущностей сущности. Даже на флаге Тенкуни до явления её миру были только четыре цвета, символизирующие четыре магии, а потом добавили жёлтый круг, объединяющий всю магию. Не принимай близко к сердце мои слова! — мотнул головой он. — Люблю копаться в прошлом. И люблю магию. Мы с Урсулой в школе пили магические зелья и учились чужим способностям. Мне сразу подчинилась стихия света и тьмы, а Урсула посмеивалась надо мной: моим учителем был наш одноклассник-клоун.       Он спокойно забрал из рук Нулефер сероземельник и подбросил несколько раз в воздухе. Дорогой сердцу подарок, сразу понял Джексон, раз уж не расстаётся с серым бременем. На секунду ему захотелось иметь у себя такой же камень, который бы связывал его с близким человеком. Хотя о чём говорить? Появись у него этот человек, покой и мир в душе не наступит.        — Слышала какие-нибудь древние легенды о магии? — весело спросил Джексон, расслабившись под тёплым солнцем, слушая журчания реки.        — Конечно же, — улыбнулась Нулефер. — Много их, но все утверждают, что люди обладали магией до явления Тенкуни миру, а потом она исчезла вдруг. Разные на то причины в легендах. Одни говорят, гнев богов, другие, люди забрали магию у людей, третьи о разных чудищах. Не поймёшь их!        — Мне по душе легенда о богах и людях, которые считали себя всесильными, — разлёгся возле камня Джексон. — В стародавние времена каждый человек имел свой дар: огонь, воду, землю либо воздух. Что это было? Подарок богов или естественное положение человека — тысячи философов ломали голову и не могли найти ответ, придумывая легенду за легендой, которые со временем образовывали религии, богов, пророков. Люди в те времена были злы, бесчестны, сребролюбивы. Ну, впрочем, мало что поменялось, — быстро добавил Джексон. — В своём брате они видели врага, соперника, искусителя. И тогда люди научились отбирать у ближних дар. Поначалу они лишали магии только опасных, неугодных — воров, убийц, насильников, захватчиков. Но опасности неотделимы от тайных желаний. Правители нападали на другие страны, превращая их лучших воинов в простых людей, неспособных противостоять огненной стене или потопу. Затем они стали избавляться от неугодных соперников за трон, ропщущих подданных, лишали людей благословенной силы и возлагали на них бремя рабов. Долго боги смотрели на эти бесчинства, но всё имеет конец, даже терпение богов. В один воистину прекрасный день, когда тысяча рабов обрушилась на дворец Неонилиаса, боги забрали магию у всех людей, показав им своё место. Магия осталась лишь у тенкунцев, чистого, незлого народа, который не знал нищеты, рабства, завоеваний, жил в вере и правде с собственной совестью.       Воцарилась тишина, Нулефер и Джексон смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Один и так всё выложил, на вторую накатился страх от раскатистого голоса собеседника.        — А вы верите в это? — робко спросила Нулефер.        — Как сказать, — пожал плечами Джексон. — Я изучал историю, религии разного народа. У всех у них есть легенды о людях, владеющих стихиями, на стенах, пещерах, вазах, остались рисунки с людьми, извергающими пламя или вызывающими землетрясения. Не думаю, что от скуки они это всё рисовали и сочиняли. Но вот зачем тогда богам надо было наделять тенкунцев другими возможностями? Оставили бы всё как есть. Да и сам день, когда боги решили показать себя, настораживает. Тысячелетиями, понимаешь, они терпели хаос и несправедливость, а в день, когда рабы убили Неонилиаса и его одиннадцать детей, решили вдруг наказать человечество? Нет, Неонилиас не причём. Всё просто, веками соседи Тенкуни и Рутская империя воевали за территории и воды. Но всё никак не получалось кого-либо завоевать. Империя и Тенкуни не пускали людей враждебной страны к себе землю. Перед восстанием разыгралась очередная война империи и Тенкуни, как назло, высшие имперские полководцы переметнулись к восставшим, и Тенкуни легко смогла разгромить армию империи. Первый в истории тенкунский корабль, набитый магами, подошёл к Рутской империи на следующий день после свержения императора. Вот поэтому с этого дня берётся отсчёт новой эры: империя пала, самые великие маги стоят на земле манаров. Знаешь, Нулефер, — туманно и печально произнёс Джексон. — Я потратил годы, чтобы узнать, как маги прошлого забирали силу у других магов. Но ничего не нашёл! Абсолютно! Можно на время с помощью зелья передать свою магию даже манару, но вот забрать её у мага… Не только я один, сотни учёных нашего тысячелетия не научились такому. Легенда есть легенда, пусть и содержит большущую доли правды.       Джексон подбросил ещё один раз камень в воздухе и передал бережливо в руки Нулефер, которая крепко прижала сероземельник к груди. Он вздохнул и отметил для себя невольно — наверное, Уилл, единственный раб на свете, которому сероземельник приносит радость.       — Дитя, я готов тебе помочь, — властно заговорил Джексон. — Я помогу тебе связаться с Урсулой и постараюсь уговорить твоих родителей. Ничего, генерал Эйдин подождёт.       Глаза Нулефер блеснули благодарностью.       — Нет слов, спасибо! Вы похожи на доброго волшебника из сказок.       Джексон взглянул на голубое небо.       — Однако я настоящий, реальный волшебник. И не такой уж добрый. Можно сказать, моя доброта относительна, — засмеялся он и замолчал, мысленно Джексон промолвил:       «Если попытаешься встать на пути восстания, рабовладелица Свалоу, жестоко поплатишься».