Отщепенцы и пробудившиеся

      — Я пришёл за мальчишкой-магом, — без стука, без приветствия пронзил хлипкий дом старого пекаря королевский голос.       Пятилетний мальчик хорошо запомнил, как его окутали тёплые дрожащие руки матери и отца, как родители забились в угол, прижав к себе его.       — Он здесь, — сипло ответил хозяин, маленький высушенный старик.       Дверь отворилась тихо. Чисто выбритое лицо, аккуратно зачесанные назад тёмные волосы, неизменно строгий чёрный фрак с белой рубашкой, тщательно начищенная обувь, приятный для слуха голос, трость в руках… Таким Уиллард увидел впервые Огастуса Афовийского, вторгшегося в один из мрачных зимних дней в его маленький прекрасный мир, в котором существовал только он и мама с отцом. Таким герцог и остался перед глазами своего раба, не меняя ни на день свой строгий образ.       — Покажите мне ребёнка, — не разжимая челюстей, выдавил он приказ.       Малыш плохо понимал, что происходит. Кто этот мужчина? Почему он стоит в комнатке, которая принадлежит ему и его маме и папе, даже хозяин не любит заходить сюда? Но слёзы побежали из глазами сами по себе, когда хозяин оттащил его от отца. Родители бросились на колени. Происходит что-то непонятное, страшное — от этого у мальчика началась дрожь.       — Крепенький, — хмуро осмотрел Уилла герцог. — Раб, — голос его повысился внезапно, — подними воду из этого стакана.       Уилл ревел, мать подбежала к сыну и обхватила его руками. И тут в лицо ей полетела трость.        — Живо!       Мама плачет, маме больно, этот человек зло — осознавал ребёнок. Выполни приказ, и он отстанет. Уилл протянул слабую ручонку к стакану с водой, жидкость поднялась вверх и стремительно упала на пол, облив сапоги герцога.        — Что скажете, Яхив? Талант есть? — сердито буркнул Огастус.        — Да, Ваше Высочество. У мальчика большой потенциал.        За спиной герцога показался русовлосый мужчина с окладистой бородой. Уилл его вспомнил, мужчина приезжал несколько раз к нему в Хаш, проверял его силы и вместе с целителем ставил некоторые опыты, проверяя точно ли Уилл родился от манаров в Хаше.        — Я беру его. Держите свои три тысячи аулимов, — сказал Огастус хозяину.       Потные руки вцепились в рваную рубашку раба и потащили его из дома, в неизвестность. Уилл кричал, звал на помощь родителей, отец бросился за ним, и тут впервые мальчик услышал звук винамиатиса, нечеловеческие крики боли. Усмешка герцога, промелькнувший чёрный камень в его руках и хлопок двери. Из дома ещё доносился плач матери, проклятия отца. Уилл запомнил их, в отличие от лиц родителей, которые со временем покрылись тёмной пеленой.        — У тебя ещё нет ошейника? — впился в мальчишку глазами господин. — Надо исправить.        — Ваше Высочество, может быть, не стоит? — попытался возразить Яхив.        Вы предлагаете оставить раба без ошейника в нарушении закона? — Огастус приподнял бровь.       Всё дальше было смутно. Какой-то высокий дом, одетые в чёрные костюмы серьёзные дяди, хмурые тёти в строгих юбках и он. Ошейник. Уилл извивался как змея, он боялся этой сверкающей штуковины, такой холодной. Но его визг никто не слушал, силой герцог бросил раба на стул, чьи-то крепкие руки схватили его шею и надели жуткую вещицу.        — Проверьте, Ваше Высочество, работает?       В ошейнике у мальчика что-то запрыгало, резкая боль раздалась в шее. Уилл вскрикнул:        — Мне больно!        — Это не боль, так… комарик укусил. Потом узнаешь, что такое боль, — пробурчал герцог. — Всё работает.       Попрощавшись с представителями комитета по рабам, а именно так назывались эти люди, герцог, больно взяв мальчика за руку, покинул здание. Мужчина ничего не говорил ребёнку, хмурый, недовольный — Уиллу казалось, герцога нет настроения, но малыш быстро понял — его новый хозяин такой всегда.       Хаш, центральный город Санпавы широко раскинул свои руки, удивляя ребёнка. Дальше квартала, где жил хозяин-пекарь, Уилл никогда не бывал. Сперва мальчика поразила красота города, но скоро он ощутил на себе его жестокость. Город, который считается одним из самых маленьких административных центров Зенрута, для ребёнка был бесконечен. Казалось, до особняка зятя, в котором остановился герцог в компании четырёх офицеров, они ехали весь день. Хозяин оставил Уилла под присмотром одного из своих телохранителей и покинул его. У него в Хаше были назначены встречи с несколькими высокопоставленными людьми. Уилл весь день просидел на ковру, прижавшись спиной к стене. Покормить голодного ребёнка Огастус и не думал. Когда Уилл попросил у телохранителя герцога что-нибудь поесть, офицер коротко ответил: «Не было приказа приносить еду».       В городе потемнело, зажглись фонари, Огастус освободился лишь к вечеру. Уилл надеялся, что теперь-то хозяин разрешит ему поесть. Но герцог проговорил:        — Поставь в угол мои сапоги, раб.       Уилл исполнил приказ.       Огастус присел на кровать, Уилл продолжал стоять.       — Ваше Высочество, он не ел с утра, — сказал королевский телохранитель Яхив. — Покормите его.       — Позже. Яхив, разве вы не собираетесь отдохнуть? Я отпускаю вас.       Яхив вздохнул и поклонился герцогу.       — Прости, Уилл… Я хотел как лучше, — сказал он себе под нос, закрывая дверь.       Когда Уилл и герцог остались наедине, Огастус сказал:        — Слушай меня внимательно. Я объясню, зачем тебя купил. Я — герцог Огастус Афовийский, Его Королевское Высочество и старший брат правящей королевы Эмбер и её советник. Ты, раб, слышал про нашу королеву? — Уилл кивнул. — Так вот, теперь ты принадлежишь мне. Зови меня либо господин, либо хозяин. Я крайне удивлён твоему дару. Маги рождаются только в Тенкуни, но ты… Ближе к делу, ты станешь телохранителем моих племянников. От манаров пользы меньше, тенкунским магам доверяй, но проверяй. Я хочу для своих племянников телохранителя верного, который отдаст за них жизнь. Такого нужно воспитывать с детства. Есть вопросы?        — Я хочу к маме…        — Забудь про родителей. Если станешь ныть про них, познаешь ошейник. Я спрашиваю, что-нибудь непонятно?       Мальчик испуганно смотрел на хозяина. Долг, телохранители, какая-то Тенкуни, он прослушал всё. И, чтобы как-то обрадовать того, спросил первое, что пришло на ум:        — Хозяин, почему вы старший брат и герцог? Мама говорила, что королями делают старших, а младшие…       Договорить он не смог. Тяжёлый кулак въехал ему в лицо, за раз пятилетний ребёнок лишился двух молочных зубов. Кровь пошла со рта, с носа, Уилл заревел. Огастус встал над мальчиком.        — Я отказался от короны из-за суки с ошейником на шее. Мой ответ устраивает тебя?       Уилл не отвечал, он только плакал, размазывая по ковру кровь. У Огастуса гневно забилась жилка на лбу — он терпеть не мог грязь и кровь.        — Иди умойся, иначе шею сверну! — пинками стал толкать раба к умывальнику.       Когда слёзы перестали идти из глаз Уилла, хозяин вызвал слугу и приказал подать еду в номер. В покои принесли жареную курицу, грибы, поросёнка и компот для прирождённого трезвенника. Уиллу Огастус кинул на пол крупный кусок хлеба и, немножко подумав, куриную ножку. Рабу, который питался иногда за одним столом с хозяевами, эта еда показалась странной.        — Я не наемся. Дайте побольше, пожалуйста.       Огастус встал из-за стола, на недовольном сердитом лице пробежала тень истинной злобы. От удара сапога Уилл отлетел к стене, и тут его окутала ранее неведомая боль. Тело горело, по нему словно колотили тысячи молотков, жгучая боль пронзала каждый кусочек тела ребёнка. Она исходила из ошейника, который невозможно было снять. Уилл орал во весь голос, катался по полу, сопротивляясь боли. На его тело обрушивались удары тростью.        — Заткнись! Не реви!       От крика Огастуса Уилл плакал ещё сильнее.        — Не усыплю ошейник, пока не заткнёшься! Я не люблю слёзы.       Он бросил взгляд на винамиатис, боль стала чуть слабее. Но мальчик продолжал реветь. Внутренний голос отчаянно кричал Уиллу: «Помолчи, помолчи». Спустя пять минут Уилл его послушал — у него просто не осталось сил на крики и плач.        — Я не потерплю слёзы, это первый закон в твоей жизни, — проговорил хозяин, садясь за стол. — В дополнительно наказание лишаю тебя вообще еды. Ты узнаешь, что такое перечить мне.       Ночь быстро опустилась на Санпаву. Герцог сладко спал в своём ложе, обдумывая удачную покупку. Паренёк был то, что надо. Имел способности в магии, был физически крепким, выносливым, не трусом. Как он лихо возразил ему! Ничего, спесь уберём, а вот смелость оставим. И Уиллард предан, умеет любить, — если правильно воспитать, такой телохранитель никогда не предаст своих хозяев.       Герцог мирно посапывал. Ровно, красиво, не то что храпы старого пекаря и его жены. На ковру лежал Уилл, в номере полно было стульев и кресел, но не имел права раб спать на всём мягоньком, как его хозяин. Мальчик не мог сомкнуть глаза. Желудок звонко урчал, Уилл сжимался в комочек, чтобы как-то заглушить голодные звуки и не разбудить Огастуса. Он никогда больше не увидит маму и папу, он раб, он вещь — ребёнок всё начинал осознавать.       С восходом солнца Огастус покинул дом своего зятя. Заснувший ближе к утру Уилл был разбужен пинком, увидев, что мальчик ленно встаёт, последовал ошейник. Уилл в этот раз не плакал. Он хорошо усвоил закон. Бегло Огастус объяснил, что он встретился с принцами через две недели, на их дне рождении. За это время хозяин научит раба королевскому протоколу. Любопытного мальчишку ждал проходящий маг, перемещающий сквозь пространство, его самая заветная мечта — оказаться за секунду в другом месте. Но перемещение прошло быстро, неприятно, Уилла затошнило, а маг тотчас исчез, когда отправил герцога, его раба и телохранителей в Конорию. Уиллу даже не дали посмотреть Загородный дворец, в котором он оказался, отвели в маленькую комнату и закрыли. Даже окна не было, чтобы чем-нибудь себя занять. Поесть ему принёс Яхив Фарар.       — Прости, малыш, меня, — со вздохом Яхив положил перед Уиллом тарелку с супом. — У тебя начинаются трудные времена.        — А почему вы виноваты, господин? — удивился Уилл.       — Я одним из первых узнал про твои способности и рассказал о тебе герцогу, скрыв тебя даже от Тенкуни. Он искал магических телохранителей племянникам, и я предложил ему взять тебя во дворец и воспитать из тебя телохранителя принцев. Прости. Я думал… Я решил, что Огастус даст тебе вольную и сделает тебя своим воспитанником. Прости, — Яхив бережно погладил Уилл по голове. — А теперь, малыш, слушай меня внимательно.       Весь оставшийся день Яхив провёл с Уиллом, рассказывая мальчику о магии, о правилах поведения во дворе. Уилл крепко всё схватывал — не запомнишь, герцог Огастус побьёт или пробудит ошейник.       Вечером после ужина пришёл Огастус. Без подготовки, без разминки герцог дал мальчику задание — как можно дольше держать на воздухе воду и передвигать её по комнате. Для первого раза герцог предоставил уж очень много воды — ведро. Но Уилл поднял её на уровень потолка. Герцог кивнул головой, одобряет. Развалился на кресле и стал наблюдать за рабом. Очень быстро мальчик устал, руки стали дрожать.        — Давай, ещё пятнадцать минут. Ты должен научиться вниманию и выдержке.        — Я устал, хозяин, — прошептал Уилл.        — Мне безразлично.       — Он устал, Ваше Высочество! — сердито повторил Яхив.       — Вы сами говорили, что боевому магу нужны тяжёлые тренировки.       — Но не в пятилетнем возрасте!       От чрезмерной напряжённости у Уилла стали дрожать и ноги. Мальчик, обессилено уведя воду от Огастуса, уронил её на пол.        — Я больше не мо…       Ужасная боль от ошейника растеклась по всему телу.        — Запомни, для тебя нет слов «устал», «не могу», «не хочу» или «хочу». Ты — раб, и твой удел — слепо повиноваться мне и твоим хозяевам-принцам.        — Ваше Высочество! — Яхив заслонил Уилла. — Это же будущий телохранитель ваших племянников! Я сказал вам, что если спасённый от рабства маг, будет расти с принцами как их брат, то его преданность не будет знать границ. Когда я вам посоветовал нужного мальчика, то я не игрушку подарил вам!        — Фанин Фарар, — Огастус гневно взглянул на него, — я ценю ваши советы. Мальчик будет жить с принцами, как вы и советовали мне. В его воспитание не лезьте.        — Я его учитель. Я не потерплю жестокого обращения с моим подопечным!       Лицо Яхива посерчало, вода за его спиной забурлила. Огастус криво усмехнулся:        — Мой отец спас вам жизнь, рискуя собой, когда враг направил на вас оружие. Хотя мой отец даже не знал вас, Яхив. А сколько усилий он приложил, чтобы избавить вас от тенкунского суда. Что вы потом сказал моего отцу?        — Я поклялся быть верным слугой королю Вильясу и его детям, — покорно ответил Яхив, потупив взгляд.        — Вы смогли сделать из своей племянницы могучего мага. Я хочу, чтобы Уилл под вашим руководством стал таким же сильным.       Следующие дни прошли однообразно, скучно, больно. Уилл старался быть как можно послушнее, тише, незаметнее, сильнее на тренировках, но герцог всё равно оставался недовольным, сопровождая ошейником каждую мелочь. У Уилла не было ни минутки покоя от него — тренировки, учёба, с новым утром Огастус стал учить его ещё и прислуживать за столом, подавать вещи, помогать одеваться. Даже в дороге суровый взгляд хозяина сковывал мальчика как тяжёлые цепи. Яхив больше не стремился защитить Уилла. Во дворец Солнца они с герцогом отправились в карете на двенадцатый день, привыкший к молчанию и незаметности Уилл не смог удержаться и закричал, когда увидал дворец:        — Хозяин, какая красота, смотрите!        — Смотрел, пошевеливайся, — вытолкнул из кареты его Огастус. Настроение у герцога было великолепное, он даже не ударил раба. Всё-таки у племянников сегодня, 25 кислора, день рождения. Семь лет исполнилось юным принцам.       Помня хорошие и страшные уроки хозяина, Уилл кланялся и здоровался с каждым встречным человеком во дворе. Дверей и комнат во дворец было немерено: мальчик, умевший считать до десяти, быстро сбился со счёта. Но наконец они подошли к покоям принцев.        — Я не потерплю панибратства! — буркнул Огастус, не объяснив ребёнку значение столь трудного слова.       Он открыл дверь, на руки к герцогу бросилась женщина невысокого роста в пышном жёлтом. Расцеловав его, она наклонилась к рабу:        — Здравствуй, Уилл, рада познакомиться с тобой, — женщина потрепала мальчика по щеке. — Принцы ждут тебя.        — Здравствуйте, госпожа, — расплылся в первой за семь дней улыбке Уилл.        — Болван! — обрушил герцог кулак на его спину. — Это королева! Что я говорил? Её Королевское Величество! Где поклон?       Уилл вытаращил глаза. Это добрая женщина королева? Сестра хозяина? Слово читая его мысли, женщина кивнула головой и погладила мальчика по головке. Послышались шаги, к людям вышел толстоватый румяный мужчина. Огастус расправил руки, чтобы обнять его, но мужчина загородил собой мальчика.        — Огастус, как ты посмел ударить ребёнка? — закричал он.       Его защищают? Уилл, осознавший, что побои — его жизнь, поплёлся к дверям, подальше от этого странного мужчины. Но мужчина обнял мальчика, так обнимал Уилла только отец.        — Со мной ты в безопасности.        — Конел, не сюсюкайся с чужими детьми. Фред и Тоб ждут его, — вдруг нахмурилась добрая королева. — Пойдём, Уилл. Ну, живее, пойдём, мой мальчик.       Забрав раба из рук мужа, женщина повела малыша дальше. Ещё за одной дверью доносились шумные детские крики. Уилл закрыл от испуга глаза, когда увидел тьму игрушек в новой комнате, по которой скакали два мальчика. Они остановились, переглянулись и подошли к родителям. Светловолосые, краснощёкие, взлохмаченные — у мальчишек было одно лицо. Рост, цвет глаз, родинки, одежда — всё одинаковое! Уилл слышал, что есть близнецы, но никогда не видел воочию.        — Вот вам подарок на праздник, племяшки, — улыбнулся герцог. Впервые.        — Здравствуйте, Ваши Высочества, — ниже некуда поклонился Уилл. — Принц Фредер и принц Тобиан.        — Здорóво! — вдруг заверещал один и затряс руку Уилла. — Ты маг? Это здóрово! Ты можешь дышать под водой? Ты можешь меня на воздух поднять?       Второй мальчишка оттащил от безумного брата Уилла и спокойно протянул левую руку. Тут он опомнился и подал правую.        — Не нужно высочеств, я Фред, а это мой брат Тоб. Будем знакомы.       Уилл стоял в оцепенении, он лишь слабо улыбнулся. Принцы взяли его за плечи и повели вглубь комнаты, Тобиан кричал Уиллу в ухо, расспрашивал про магию, Фредер задал только один вопрос — не голоден ли он. Уилл ответил отрицательно, но Фред покачал головой и распорядился принести Уиллу супа и мороженого на десерт. Взрослые вскоре покинули детей, дав им свободу игр. Комната тут же затряслась от беготни Тобиана, вопросы от него сыпались на Уилла как непрерывные капли дождя. Особенно сильно младшего близнеца интересовал ошейник на шее. Как его одевают, как снимают, как ощущается боль от него? Вещь, которая никогда не сядет на шею принца, создавала столько тайн для любопытной егозы. Левша Фред всё отгонял брата от раба, наследник держался строго, хладнокровно. Мама сказала, что будущему королю не положено тратить время на суматоху, он должен быть примером остальным людям. Одинаковые лица, пугавшие Уилла не хуже стального взгляда Огастуса, было не единственной общей чертой братьев — оба они видели в Уилле равного. С этими чудными парнишками Уилл провёл весь день.        — С тобой хорошо! — закричал Тобиан, когда наступил вечер. — Давай станем друзьями?        — Друзьями? — не поверил своим ушам раб.        — Именно, — кивнул Фредер. — Ты согласен?       Ответ Уилла был очевиден.        — Я обязательно дам тебе свободу, — важно сказал Фредер. — Обещаю.       То, что жизнь улучшается, Уилл понял уже следующим днём. Хозяин не бил, не пробуждал ошейник, Огастус вообще был малозаметен. Мальчика окружали близнецы, добрый принц-консорт. В течении нескольких дней кирпичики стены, мешающие дружбе принцев и раба, обрушились. Их отец попросил Уилла называть себя дядей Конелом. С ним Уилл чувствовал себя в безопасности от герцога, дядя Конел стал телохранителем для того, кто должен защищать его сыновей. В его присутствии Огастус не мог даже лютым взглядом пожирать раба. Уилл вскоре узнал и про то, что у хозяина есть две дочери, которых герцог не воспитывает и не хочет видеть, потому что два года назад развёлся с их матерью. Всю любовь герцог отдавал сестре и племянникам.       Для жителей королевского двора маг не представлял интереса. По легенде, придуманной Яхивом, Уилл был безродным сиротой из приюта, ловкие фокусы с документами — и свободный ребёнок превратился в раба. Лишь особо приближённые знали тайну, которую хранили под присягой. Яхив Фарар пытался разгадать секрет Уилла, нанял магов, свободных от гражданства и верности Тенкуни, они брали кровь, кололи какие-то лекарства, изучали, исследовали. Но тайна оставалась покрыта мраком. Огастус жаждал стремительно обучить раба всем навыкам телохранителя, но Конел и Яхив считали, что мальчик ещё мал для сурового обучения и знакомить с магией его нужно постепенно, щадя его возраст.       Уилл учился грамоте, математике, товарищами по парте ему были принцы. Они охотно предлагали новому другу помощь, уровень образованности всё же был разным, но раб быстро всё схватывал на лету. Уилл учился также различать братьев, по шуму, разговору это было легко, но молчаливых принцев путали даже родители. Уилл придумал небольшую хитрость: вертеть перед носом братьев печенье, Фред не обращал на него никакого внимания, у Тоба зажигались глаза.       Впрочем, не всегда так радужно было в жизни Уилла. Когда герцог уезжал в Загородный дворец, он обязательно брал с собой невольника, кошмар вновь просыпался. Огастус выплёскивал на Уилла все свои земные неудачи.       С наступлением лета Афовийских потрясла беда — южная смерть проникла под вековые своды дворца. Сначала от неё умер Яхив Фарар, прошедший двадцать войн за двадцать лет жизни тенкунским наёмником. Затем южную смерть подхватили графы Наторийские. Страшная болезнь, пришедшая с юга мира, скашивала людей. Появлялась она внезапно среди крестьян — человек в считанные дни покрывался красной коркой, стремительно худел, даже если питался по пять раз в день, и спустя месяц умирал. Медицина была бессильна, воспетые целители оказались бездарями — маги умели лечить лишь то, о чём знают. Принц Конел заразился ей, когда лично, вместе со своим отцом и братьями решил проконтролировал, как идёт строительство больницы для заражённых. Угасали графы Наторийские быстро, как любые крестьяне. Умирать Конелу было мучительно, его тревожила судьба сыновей. Огастуса, своего шурина, консорт недолюбливал, в последние полгода так вообще начал ненавидеть. За три дня до кончины Конела врачи разрешили близнецам попрощаться с отцом.        — Мальчики, — немощным голосом через ограждающую стену сказал Конел, — даже если небеса обрушатся на землю, не бросайте друг друга. Вы — всё, что у вас есть.       Фред и Тобиан не поняли его слов. А мама? А дядя? Дворец? Королевство в конце концов? Перед смертью Конел подарил им два медальона, которые сам вырезал из дерева. У Фреда на древнерутском было написано: Справедливость. Отвага. У Тобиана — Сдержанность. Почтение.       Конела оплакивала вся страна, но скорбь маленького Уилла была сильнее слёз всех жителей Зенрута. Ад возвращается.       Огастус не терял времени даром. Едва последняя горсть земли обрушилась на гроб Конела, он стал искать Уиллу учителя. Магов воды в Зенруте было много, но устраивал Огастуса лишь один — талантливая девушка Урсула, окончившая зенрутскую военную академию Гумарда в звании лейтенанта. Племянница Яхива Фарара. К двадцати пяти годам Фарар считалась уже гением. В обмен на хранение тайны ей было предложено горячее место на главном заводе Конории. Огастус и Урсула тщательно спланировали время тренировок — почти всю шестицу Уиллом занималась Урсула, в её отсутствие Огастус. Даже если все они были заняты, Уилл вынужден был обучаться сам, в тренировочный зал принесли стекло, с помощью которого хозяин на любом конце земли мог отследить леность раба. Завтрак, обед, ужин, науки с близнецами за партой, тренировки, тренировки, опять тренировки… Уилл не ведал свободной минуты, с утра до ночи он учился контролировать воду, стрелять, фехтовать, прикрывать людей. Уставший, замученный, он не знал покоя и вечером. Как только заканчивались тренировки, на отнимающихся ногах он должен был прислуживать герцогу. Если что-то не получалось, на его лице проскальзывала слабость — нечеловеческая боль обрушивалась на него. Каждого 28-го числа Огастус устраивал экзамен физическим навыкам и знаниям раба. Как бы не старался Уилл, идеальным человеком он не был. Порой до получаса не засыпал ошейник дьявола. Уилл называл этот день «казнь без убийства». И никто не заступался, Урсула уезжала домой, королева равнодушно смотрела, братья узнавали о пытках позже, их мольбы всегда оставались глухи для мамы и дяди.       Уилл с каждым годом становился сильнее, талантливее, но никогда герцог не хвалил своего раба. Он ненавидел Уилла, придирался по каждому поводу. Особенно сильно Огастусу не нравился аппетит мальчика. «Жрёт как лошадь», — говорил он. Огастус не ходил по рынку и прилавкам, не отвечал за продовольствие дворца — для этого были специальные люди, но герцогу будто казалось, что мальчишка объедает его, сестру, племянников, всех фрейлин и дворецких. Пытка голодом была второй после ошейника. Огастус закрывал Уилла в его комнате и оставлял на день-другой без пищи. Спасительной волшебной палочкой в такие дни был Тобиан, принц крал у дядюшки ключ и приносил телохранителю что-нибудь съестное. Не раз хозяин говорил рабу, что по нему плачет кнут. Но кнут оставлял полосовал тело до крови, это не устаивало Огастуса. Впрочем, изобрели бы люди кнут, который не приносит шрамов, первым его вкусил бы Уиллард.       Со дня смерти Конела для Фреда и Тоба дядя стал вторым отцом. В сердце герцога ещё жили частички любви, её-то он и выливал на племянников. Как часто после экзекуции Уилла герцог вбегал в комнату к принцам, Фред и Тобиан кидались на его шею, герцог падал на пол, и родственники кувыркались. Если в комнате находилась Эмбер, то и её брали в шумные игры. Смех, поцелуи, шутки… Уилл шёл к учительнице Урсуле, прижимался носом к её платью и слышал:        — Не сейчас, Уилл, я занята.       Фредер и Тобиан были единственным лучом в жизни раба. Уилл отдавал молодым хозяевам всю свою любовь, мальчики отвечали ему взаимностью. Как бы не старались родители, они не могли заставить принцев смотреть свысока на раба. В ушах братьев всегда стояли последние проповеди отца; Конел учил их не математике, а любви, смелости. Огромное ведро изумления вылили племянники на дядю (да и на мать) в свой восьмой день рождения. Как обычно, праздник у мальчишек был королевский, съехались величественные гости со всего Зенрута и из-за его пределов, одаривали именинников лучшими в мире подарками. У Уилла не было денег даже на шоколадку, своими руками из бумаги он сделал журавлей, но на праздник раба не пустили — по графику тренировки. Лишь вечером Огастус со злым лицом пустил его к племянникам. Какого же было его удивление, когда Фред и Тобиан ногами очистили пол от прекрасных игрушек, обняли Уилла и поставили на самое лучшее место его журавликов.        — Всё твой муженёк, — проворчал сквозь зубы Огастус сестре.       Первые годы мальчики были равны, однако затем разница между ними казалась всё же очевидной. Нет, Фред и Уилл оставались друзьями, выделяться стал Тобиан. У его друга и брата было предначертание, судьба, он всё больше становился лишним. Появление на свет близнецов стало головной болью для королевского двора. Сколько случаев в истории, когда брат шёл на брата. А если младшего от короны и власти отделили пятнадцать минут, до какой степени может дойти зависть, до какой степени возрастёт ненависть? Эмбер всячески внушала Тобиану отвращение к престолу, любимым предлогом матери было то, что корона отберёт у сына свободу, сделает его рабом королевства. Пугающие слова Эмбер действовали на мальчика. Раскусив страх брата, Фредер стал стращать его, что откажется от престола в его пользу, если Тобиан что-нибудь не сделает, например, не поделится вкусным мороженным. Тобиану позволялось абсолютно всё во дворце, лишь бы у него не возникало шальных мыслей. Все разбитые окна, вазы, дворцовые скульптуры и испорченные картины, нарисованные самою королевой, лежали на плечах Тобиана. Однако никто не знал, что в половине преступлений виноваты Уилл и Фредер. Тобиан брал вину за друга и брата, иначе одного ждал ошейник, другого пытки короной — проповеди, изучения книг, миллион государственных дел, которых мальчик должен выполнить как взрослый король.       Как-то раз между друзьями произошла кровавая драка. Поймали они тараканов и устроили бега. Но вредные насекомые разбежались по всей комнате так, что установить победителя не удалось.        — Победил мой таракан! — закричал Тобиан.        — Нет, мой, — сказал Уилл.        — Вы оба не правы, выиграл я, — заявил Фред.        — Не несите чепуху! — заорал Тобиан и с кулаками полетел на ребят.       На шум вбежали Эмбер и Огастус. Ребята катались по полу, забыв о дружбе и братстве, колошматя друг друга чем попало, кусая, царапая, пиная. Сестра и брат оттащили мальчишек, мать вцепилась в Фреда, Огастус закатил пощёчину Уиллу.        — Фред, через час встреча с послом! Боги, в каком виде ты предстанешь перед ним? Будущему королю нельзя драться!        — Раб, ты посмел поднять руку на господина? Я уничтожу тебя.       Эмбер взяла сына за рукав костюма, Огастус схватил раба за ухо, взрослые потащили детей за собой, на судилище подальше от чужих глаз, разлучая мальчиков друг с другом. Королева и герцог не слышали жалобных криков Тобиана:        — Они не виноваты! Это я начал драку! Накажите меня!       Однажды за игрой в мяч, когда парнишкам было по девять и одиннадцать лет, у них произошёл разговор. Уилл только что освободился от занятий с Урсулой, братья без него не начинали игру. Но Уилл всё время бросал мяч и подходил к фляге с водой, жадно припадая к ней.        — Ты с какого дикого острова? — засмеялся Тобиан.        — На диком острове есть вода и нет тренировок, — ответил раб.       Фредер сочувственно посмотрел на друга и объявил:        — Когда я стану королем, то я тут же отменю рабство.        — А как же парламент? — спросил Тоб, подбрасывая мяч головой. — Твоя власть не абсолютна, изменить Конституцию может только он. Парламент же и одобряет или отказывает в кандидатуре, если наследник его устраивает. Так было с нашим дядей.        — Да, но ты помнишь обычай первого закона? — Удивлённые глаза Тобиана сразу дали отрицательный ответ. — В день коронации у короля есть право издать любой закон, или отменить какой-нибудь закон, или что-нибудь объявить. В общем, как у приговорённого к смерти право на желание. Единственное что запрещено — распускать парламент либо ликвидировать его. Наша мама первым законом внесла девяносто девятую статью Конституции, признав рабов людьми, и сотую статью, по которой рабов запрещено убивать. А я вообще изменю статью, издав указ, по которому рабство будет запрещено.        — Ты будь осторожней, смотри, как бы не убили за такое, — волнительно сказал Тоб и тут же сменил настрой, бросив мячик Уиллу. — Интересно, а какой закон первым бы издал наш дядя, если бы стал королём? Вот если я стал бы королём, то приказал, чтобы у нас в стране было пять выходных и один рабочий день.        — Но ты, Тоб, к счастью, королём не станешь, — посмеялся Уилл. — Ну если только Фред не откажется от короны.        — Фред, если ты сделаешь это, я тебя убью! — крикнул побледневший Тобиан.       Фред усмехнулся, в него полетел мячик от Уилла.        — Ребята, давно, кстати, хотел у вас спросить, почему хозяин не король? Он же старший. За что парламент отказал ему в правах наследника?        — Мы никогда не говорим на эту тему, — оглянувшись по сторонам, сказал Фред. — Дядя не любит. Но мама сказала мне, что дядя в молодости полюбил выращенную рабыню и хотел на ней женится. Парламент объявил бойкот — либо он отменяет свадьбу, либо отказывается он престола. Дядя отказался от прав наследования, а потом узнал, что невеста ему изменяет. Уиллард, — внезапно повысил голос Фред, — не спрашивай об этом дядю. Никогда. Он мне подзатыльник умудрился дать, тебя точно убьёт.       Уилла не нужно было учить, он уже видел лютый гнев Огастуса.       Зимой 1279 года стали во дворце твориться странности. Урсула Фарар из занятой доброй женщины превратилась в хмурую тётку, молчаливую, задумчивую. Когда ученик и учительница были одни, Фарар рассказывала Уиллу про отряд освободителей, за которым вот уже много лет гоняется государство, да никак не может поймать. Урсула стала чаще защищать мальчика от хозяйского гнева, Эмбер и Огастус не замечали изменений в учительнице телохранителя, у них были свои проблемы. В Санпаве обнаружили залежи сероземельника. Вся провинция была полна этого камня, люди буквально ходили по серому золоту! Но добыче ценного камня на своей же земле мешали войска Камерута. По древнему глупому закону королева не имела права выгнать чужие войска из собственного государства без важной причины. Все годы своего правления она и старший брат искали причины избавиться от войск. В последний год мириться с ними становилось невозможно, заняв зенрутскую землю, войска имели право добывать зенрутский сероземельник. Одна земля, два хозяина! А тут ещё стали появляться сепаратисты, которые требовали либо ухода Камерута, либо отделения от Зенрута. Король Артевальд без стыда заявлял, что Санпава принадлежит ему.       И тогда брат и сестра придумали план. Жестокий, коварный, но способный без последствий выгнать интервентов. С точки зрения мирового сообщества тяжёлым обвинением считалось бы убийство, но не убийство какого-нибудь крестьянина, а убийство члена королевской семьи. На тайном совете не присутствовал парламент и Королевский совет, были лишь военный министр Лендар, несколько верных военачальников, главный королевский целитель Синд, братья-близнецы, Урсула Фарар. Рассказывая необходимость ухода камерутских войск, королева провозгласила:        — Тобиан, сын, убив тебя, мы избавимся от оккупации Камерута.       Тобиан пошатнулся.        — Что? За что?        — Я не позволю вам убить моего брата! — встал перед Тобианом внезапно Фредер с лицом полным решимости схватить револьвер и выстрелить в кого-нибудь.        — Успокойтесь, сыновья, — раздался грохот голоса Огастуса. — Никого мы убивать не будем. Твоя смерть, Тобиан, будет фикцией. Мы уже выращиваем в лабораториях твоё тело. Именно его мы захороним.       Фредер почесал голову.        — Постойте, дядя, выращивают живых людей-младенцев, как вы хотите создать копию Тобиана?       Со стула, на котором сидел целитель послышался скрип. Маг кивнул головой.        — Техника и наука не стоят на месте, магия тоже. Я и мои коллеги научились создавать мёртвых людей. Этот мальчик будет идеальным принцем Тобианом, даже между братьями-близнецами нет столько общего, как между человеком и его мёртвым клоном. Несколько волосков, капля крови и четыре месяца ожиданий. Тело готово!       Дядя показал племянникам карточки, на которых создавалось тело. Пока это были непонятные сгустки костей и кожи, внешне напоминающие Тобиана, но всё впереди. Младший брат медленно перевёл взгляд от карточки на дядю и маму:        — Почему я? Не Фредер, а я?        — Фредер — будущий король, — подвинулась на стуле Эмбер. — Тобиан, мы мало уделяли тебе времени, ты всегда возмущался, почему у брата и Уилла есть долг, а у тебя нет. Настало время послужить семье и королевству.       Повисла тишина, все ждали ответа от Тобиана. Сын нагло посмотрел на мать и выкрикнул:        — Не собираюсь умирать! Хочу жить, быть Тобианом Афовийским! Я вам не раб, чтобы служить!       Хлопнув дверью, он выбежал из зала.       Как бы принц не стучал дверями, за него всё было решено. Его мнение и желание никого не интересовало. Государству необходимо исчезновение камерутчан, и смерть Тобиана являлась самым лучшим предлогом. Убийство принца, сына нынешней королевы, брата будущего короля — это заставит мировое содружество встать на сторону Зенрута, убийство двенадцатилетнего улыбчивого мальчишки заставит народ ненавидеть камерутчан. В тот же день на совете решили, как расправятся их враги с принцем. Поначалу исчезновение Тобиана будет выглядеть как простой побег из дворца, побеги не раз случались в жизни несносного мальчишки, на сей раз Тобиан захочет попасть в Санпаву, на родину его отца. И в нужный день страна содрогнётся от известия о его смерти в Санпаве на границе с Камерутом.       Порешили и о жизни Тобиана. Как в старых легендах, держать его во дворце за закрытыми дверями, считала Эмбер, было бы пыткой. Сыну нужен простор, свобода. Самое подходящее для него — жить под чужим именем и внешностью у приближённого человека. Этим приближённым выбрали Урсулу, она входила в круг доверенных людей королевы и герцога, без подозрения она могла приютить чужого ребёнка, выдав за своего. Семнадцатилетней девушкой она приехала учиться в Зенрут не одна — с родной сестрой Руной. Урсула училась в военной академии Гумарда на офицера с целью принять после выпуска подданство зенрутской короны и освободиться от пут Тенкуни, как настоял её дядя и учитель Яхив. А птицевещательница Руна искала любовь. Судьба не долго пряталась от Руны. Красивый, зажигательный — он покорил волшебницу. Руна бросила учёбу, позвала любимого жить в Тенкуни. Магическая страна была богатой на красивых женщин, и одна из них залезла в сердце манара. Руна узнала о предательстве на восьмом месяце беременности, произошли незапланированные роды, ребёнок родился мёртвым. Не справившись с горем, Руна покончила с собой.        — Всё просто, — потёр руки Огастус. — Тобиан станет вашим выжившим племянником, Фарар. Скажете людям, что недавно узнали о том, что ваш племянник жив, воспитывается в приюте. Тобиан и сын вашей сестры были бы как раз ровесниками, манары. Документы я сделаю, липовое перемещение в Тенкуни с проходящим магом устрою, никто не раскроет обман. Конкуренты не будут интересоваться вашим племянником, родителей и родственников, Фарар, у вас нет.       Урсула приняла такую новость в штыки. В душе она ненавидела Огастуса за издевательства над Уиллом, когда же он заявил, что она и её покойная сестра станут частью политической игры, она захотела задушить герцога. Но её возражения герцог не желал слышать. Всё решено. Она единственная, кто может позаботиться о Тобиане.       Приготовления к смерти шли полным ходом. Продумывался каждый шаг, каждое действие. Только о чувствах будущей жертвы никто не думал.        — Родившись из моей плоти и крови, — один раз сказала Эмбер, — ты стал частью жизни и истории Зенрута. Сын, члены королевской семьи не выбирают себе судьбу, они подчиняются государственной жизни всего королевства. Мы с папой не планировали двух сыновей, мы хотели родить наследника-мальчика, через несколько лет девочку, но боги подарили нам тебя. Из одного плода сделали два. Прими свою судьбу, подчинись.       Решался вопрос и с Уиллом. Вот тут было посложнее. Дворец Солнца трещал по швам от выходок принца, если его выпустить в город, это равносильно землетрясению. Королева и герцог склонялись к тому, что Тобиану нужна нянька, рассудительный умный товарищ, который будет контролировать его, присматривать за принцем. И телохранитель, который убережёт Тобиана от опасных людей. Раб внимательно всегда слушал речи хозяев, его сердце бешено дрожало, когда королева или герцог утверждали, что правильнее оставить его во дворце.        — Хозяин, — дрожащим голосом сказал Уилл, набравшись в конце концов смелости, — я положительно повлияю на принца Тобиана, если я буду рядом с ним…        — Не вмешивайся в чужие дела, тебя это не касается, — рявкнул Огастус.        — Нормально! — свистнул Тобиан. — Не касается тебя, а ничего, что решается жизнь Уилла?        — Он раб, у него нет права голоса, — налетел герцог на Тоба.        — Дядя, — хмыкнул Фредер, — выходит, вы своего племянника записали в рабы?       Вопрос остался без ответа. День, когда осуществится план, был всё ближе и ближе. Тобиан роптал, кричал, пускал угрозы, Фредер обдумывал пути, которые без смертей помогут убрать камертчуан с его земли. Уилл покорно ждал, он не умел возражать хозяину. До одного дня. На юбилей Афовийской династии Огастус поехал в Рысину провинцию почтить своим визитом город, с собой он предпочёл взять раба, чтобы Уилл в посмотрел на примере телохранителей герцога, как необходимо охранять своих хозяев в дальних многодневных поездках. В самом городе Уилл Огастусу только мешался, а поскольку Огастус пребывал в хорошем настроении, он разрешил Уиллу гулять по за пределами гостиницы. Всё равно время Огастуса в Рыси было забито плотным графиком.       В день великого празднования династии Афовийских Уилл выбрался в лес подальше от людей и случайно встретил её. Нулефер. Не так много мальчик видел в своей жизни хороших людей, он им просто не доверял, любил только Фреда и Тобиана. Но это девочка по странным необъяснимым причинам в одночасье стала родной. Уилл, забыв про страх, подчинение, связал с ней винамиатисы, которые однажды выкрал для него Тобиан. Вдруг же Уилл когда-нибудь встретит своих родителей.       Покидая чудесный тихий городок, Уилл смотрел на его окрестности и жалел о брошенных на ветер словах. Он же никогда без герцога Огастуса не посетит снова Рысь, как он будет с ней? «Я неудачник», — повторял Уилл. На следующий по прибытию из Рыси день Урсула внезапно позвала на тренировку Фредера и Тобиана. Женщина была таинственна, бледна.        — Принц Фредер, принц Тобиан, вы друзья Уиллу? — мрачно прозвучал её голос.        — Конечно, а что такое? — Фред сразу стал серьёзным.       Урсула крепко прижала Уилла к себе.        — У меня появилась возможность дать вашему другу свободу.        — Ура! Вы самая лучшая, фанеса! — завизжал Тобиан.        — Тише, тише! Я не только освобожу Уилла, но и спасу от смерти тебя, Тоб. Камерутчане мне тоже мешают жить, но таким варварским методом я не хочу изгонять их, — Урсула замолчала, находя нужные слова. Не для мальчиков, для себя. — Я готова пожертвовать своей карьерой ради свободы и справедливости. Я помогаю Отряду освободителей. И они готовы нам помочь. О, не бойтесь, освободители не знают ничего про Тобиана и магию Уилла! Мы сбежим из дворца, заживём по другим именам и лицам, но станем свободными.       Фредер кивал, когда Урсула рассказывала свой план. Уилл, не задумываясь, дал согласие. Тобиан колебался, его пугала разлука с братом, но ради страны, чести, друга… Он согласился бежать. Предусмотрительный Фредер имел много вопросов к Урсуле, всегда ли им будут поставляться зелья превращения, не отследят ли их маги-мыслечтецы? Какова вероятность, что Эмбер и Огастус, не зная, где Тобиан, не захотят его похоронить? Тело же есть! Всё решалось, Урсула уверяла, план пройдёт идеально. Единственная проблема — Тобиан не контролирует порой свои слова, тяжело будет научить его скрывать мысли. Но в остальном победа на их стороне, зелья будут, а без Тобиана никогда родители его не похоронят. Безрассудство принца — его туз в рукаве. Королева и герцог не смогут быть уверены, что через минуту после своей смерти принц не заявит на весь мир — он жив.       В назначенный день Тоб и Уилл попрощались с братом и другом и покинули город. Урсула нашла приют в Рысе, пристанище освободителей. Первоначально она планировала уехать в Тенкуни, но служение отряду перебороло полную безопасность, которую гарантировала бы родина. Друзья-освободители поставляли оборотное зелье из Тенкуни, сделали документы. Урсула по ним стала матерью Тоба и Уилла, друзья превратились в братьев. Чтобы лишить правителей последней доли уверенности в своём плане, решено было Тобиану появиться стекле в настоящем времени и дать Афовийским намёк, что он ещё раз может влезть в стекло или в газету, изменив их планы.       Свобода ждала Уилларда! Мальчик наслаждался прогулками, безопасностью, он трогал свою шею и улыбался, когда после тщательных попыток так и не мог нащупать ошейник. Он бежал утром к подружке Нулефер и лишь вечером возвращался домой. Тобиан, которому Урсула временно запретила покидать дом, посмеивался и спрашивал, когда свадьба? Уилл давал ему подзатыльник и не боялся, что его пронзит боль. Урсула трудилась с освободителями, каждый день напоминая ученику:        — Скрывай своё имя. Не смей его называть.       Имя, единственная память о матери и об отце… Оно-то и стало оружием в руках предателя. Один из членов Отряда освободителей признался королевским агентам, которые рыскали по всей стране, что слышал о мальчишке Уилларде, а потом, когда агенты вручили вольноотпущеннику полторы тысячи аулимов, припомнил и его учительницу Урсулу Фарар. Он вспомнил дом, где они жили, рассказал о новой внешности, не упомянул лишь про освободителей — ведь за участие в этой организации ему бы самому грозило наказание.        — Убивайте Тобиана! — отдала приказ Эмбер.       И в ту секунду, когда стекло зенрутчан озарилось страшным известием, в дом Фарар ворвались люди Огастуса. Тобиан кричал, чтобы Урсула разбросала всех водой и бежала, ринулся к револьверу, но Урсула ухватила его руку и сдалась агентам. Во Дворце Солнца благодаря магии перемещения нарушители королевской воли оказались быстро. Для Уилла наказание было одно — ошейник, для Урсулы, ставшей зенрутчанкой, — тюремное заключение. Над Тобианом долго думали, розгой ему мозги не вправишь. Наконец, Огастуса озарило — принц понаблюдает за пыткой друга. Тобиан плакал, ползал на коленях, просил прощения за все свои грехи, грехи своих предков, начиная с Эмбер и заканчивая Неонилисом, его мольбы были, как мёд, для ушей поседевшего и лысеющего дядюшки и Строжайшей Эмбер. В другой комнате молил о пощаде Фредер. Мальчики могли сбить с ног дядю, схватить какой-нибудь стул и ударить им герцога, но внутренний страх, сыновья любовь мешали приблизиться к дяде, спасти друга.        — Пожалуйста, хозяин! — на следующий день взмолился Уилл. — Позвольте мне… Мне нужно переместиться в Рысь, я… я когда играл… оставил в лесу конверт, там лежат карточки с телом Тобиана в лаборатории. Позвольте мне переместиться в Рысь        — Что? — пробудил сильнее ошейник Огастус.       Уилл врал. Но иначе бы хозяин не дал ему попрощаться с Нулефер. Удары кулаков и ошейник обрушились сразу же, Уилл терпел. От боли ему не скрыться всё равно, лишние часы страданий ничего не изменят, ради Нулефер можно продлить мучения.       На следующий день начались похороны. Плача над гробом сына и племянника, правители ликовали в душе. Среди приближённых было организовано торжество. Вот попляшут камерутчане. Подобно первому кораблю тенкунцев стала прощальная речь Фредера. Облачённый в траурное одеяние кронпринц рассказывал народу про брата, каким Тобиан был славным и хорошим. Внезапно Фредер покосился на мать и дядю и ехидно улыбнулся:        — Я свидетель смерти брата!       Во дворце Солнца, оставшись наедине с родителями, он гордо и уверенно сказал Эмбер и Огастусу        — Я, как и вы, не хочу, чтобы чужие войска находились на нашей земле. Но я не собираюсь избавляться от них путём смерти, будь то настоящая или ложная. Мой брат не вещь, не игрушка в ваших руках. Он мой брат. Если вы похороните ещё кого-нибудь, я снова скажу, что в смерти человека виноват я. Если вы устроите теракт в Санпаве, о чём, уверен, вы думаете, я и здесь возьму ответственность на себя.        — Это всё Конел, — простонал Огастус.        — Не вмешивайте, дядя, нашего отца. Ваш план с убийством провалился, думайте теперь о живом Тобиане. Куда его девать? Это должно вас теперь волновать.        — Прошу, Ваше Высочество, — припала на одно колено Урсула, — позвольте истории с моим племянником жить. Я приму Тобиана!        — Племянника предательнице отдать? — почесал подбородок Огастус.        — А кто на примете есть, дядя? Кто из ваших советников согласится держать в своём доме драчливую наглую обезьяну?       Огастус вспомнил всех существующих и умерших богов мира, остановился на создателях мироздания, помянул их нехорошим словечком и молвил:        — Живи, Тобиан, с Урсулой. Уиллард, — метнул он взгляд-молнию на раба, — ты будешь охранять моего племянника. За все его выкрутасы отвечаешь ты. Учти, я буду следить за каждым твоим шагом, ты не сбежишь. Не расслабляйся, парень, я не забуду про тебя и по-прежнему буду находить время на твои тренировки.       Месяц Тобиан томился в темнице Загородного дворца, не имея возможности выходить за пределы отведённой ему комнаты. Его соседями по клетке были Уилл и Урсула, дядюшка решился не рисковать и отправил за «племянником» Фарар своих людей в обличие Урсулы. Новый Тобиан, Исали Фарар, был смуглым черноглазым мальчишкой, ничего общего, кроме возраста, с принцем Зенрута. Не нравилась Тобу внешность, но требовать другую он не мог.       Не один месяц потребовался Уиллу, чтобы понять — хозяин далеко. Озирался по сторонам, прежде чем ответить Тобу на придирки, тренировался до изнеможения, подскакивал с дивана при звуке шагов — Огастус ненавидел, когда раб сидел или лежал в присутствии свободного человека. Уиллу виделось и слышалось постоянно, что герцог вот-вот ворвётся в дом и изобьёт его. Каждый раз, смотря в зеркало на ошейник, на имя Огастуса, мальчик видел хозяина, вспоминал его гнев и своё положение. Но герцог не тревожил раба, о своих визитах предупреждал заранее. Казнь 28-го числа каждого месяца не отменял.       Тобиан гораздо быстрее осваивал новую жизнь. Отзывался на другое имя, привык к лицу. После трёх месяцев чужая внешность срослась с принцем. Если в первые шестицы у Тобиана менялось всё: рост, длина волос, царапины и синяки, то потом изменялся только рост и лицо, даже причёска оставалась прежней. Донор и реципиент слились, Тобиану нужно было лишь не забывать каждый шестой день пить зелье, чужая магия не вечна однако ж.       Принц ощущал полную свободу, несмотря на тайну, несмотря на школу пять дней в шестицу. Имя Исали Фарар крепко отпечаталось на устах директора и всех учителей, оно вошло в летопись школы. Разбитое окно было блеклым фактом в биографии ученика; потоп, пожар, коза с козлятами, стая собак в стенах школы — на этом поле побороть Тобиана никто не мог. Как-то в кабинете истории установили мраморную скульптуру Йосема Окровавленного, вождя, объединившего разобщённые земли Зенрутской империи под своей властью. Тобиану не нравился Йосем. Почему ученики должны глазеть на жестокого самозванца, питающегося войной, который утверждал, что в него переселилась душа сына Неонилиаса? Тобиан продал скульптуру на чёрном рынке. Есть же в истории Зенрута достойные памятников люди! В четырнадцать лет у принца разгорелся роман с рабыней директора, влюблённые шестицами наслаждались взрослой страстью в постели хозяина девушки. Утехи не закончились и после того, как однажды директор школы в разгар учебного дня вернулся домой, рабыня быстро спрятала Тобиана в шкаф и оделась. Но даже целый день в заточении не отбил у принца любовь, расстались влюблённые спустя три месяца от скуки.       «Нехватка внимания», — говорили учителя.        Но друзей у Тоба было много, хотя зачастую дрался со всеми. Принц не мог пройти мимо, если видел, когда обижали малыша, слабого, раба, зверюшку, дипломатией он не умел решать ссоры, приходилось пускать кулаки. Его товарищами были Уилл и мальчишки с трущоб.       Перед учителями отчитывалась Урсула, ущерб возмещала через неё Эмбер. Мать выделяла большие деньги на содержание сына, Огастус давал Урсуле на Уилла всего ничего — чтобы парень не умер с голода, от болезней, не ходил голым. Он воротил нос, когда на свои деньги Фарар покупала ребёнку сладости и хорошую одежду.        — На благотворительность бы пожертвовала эти аулимы, самой если не нужны.       Друзья росли, взрослели, из мальчиков превращались в юношей. Без жгучего взора Огастуса Уиллард становился крепче, сильнее, побеждал бойца-Тоба в рукопашном бою, владел магией, оружием; вдали от матери Тобиан познавал дерзость, самоуверенность, упорство. Менялся и Фредер, невольник короны, всё больше юноша поглощался государственной жизнью. Он рос подобно Тобу, но взрослел как Эмбер, копируя походку, манеры, слова-паразиты матери. Ничего общего не было между кронпринцем, простым мальчишкой и рабом, но, когда они связывались винамиатисами или встречались во дворце, грань стиралась, оставалась простая дружба, братство. Тоб считался мёртвым, но в Загородном дворце — единственном месте, где Тобиану иногда разрешалось становиться Тобианом — Фред издевался над ним по-старому, запугивая престолом, в отместку младший брат ловил пауков, которых до обморока боялся наследник, и дарил Фреду, давая паукам ласковые имена, над забавными попытками запугать друг друга со смехом наблюдал улыбчивый Уилл. И только один человек стеной становился перед господами и рабом…       Огастус нуждался в уверенности, что мальчишка, способный перевернуть представление мира о магии, в состоянии защитить его приёмных сыновей. Умелая стрельба, водные выкрутасы — всё не то! Когда рабу исполнилось четырнадцать лет, хозяин не выдержал. Он заранее предупредил Урсулу и взял её с собой. Фред и Уилл играли в мяч, юноши не видели, как осторожно в сад подкрался Огастус, поднял руку и… во Фреда полетел кинжал. Сразу пронеслась водная струя, Фред закричал, заслонился рукой, но зря — Уилл держал кинжал. Огастус недовольно покачал головой:        — Ты бы не успел, если бы я кинул лёгкий нож.       Со страхом Уилл ждал следующей проверки — на время каникул он с Фредом жил в Загородном дворце, но хозяин не беспокоил больше. Через месяц Огастус на выходной день пригласил Урсулу и Исали, Уилл к этому времени успокоился и не знал, что хозяин снова затеял проверку. День начинался весело, Фредер кормил в пруду карпов, Тобиан и Уилл играли с собакой. Два ножа появились внезапно. Уилл бросил взгляд на пруд, вырвал наружу стену воды и загородил друзей.       С балкона спустился Огастус, мрачный, злой, за ним едва поспевала встревоженная Урсула.        — Почему вода сначала закрыла Тобиана? В первую очередь ты обязан защищать наследника!       Хозяин метнул рабу затрещину.        — Помни, для каких целей ты живёшь.       Этого не забыть. Уиллард видел только одно будущее — служить кронпринцу. Он уже несколько раз сопровождал Фредера на мероприятиях, со временем молчаливая охрана друга станет повседневным делом… В детстве, когда только начал жить с Урсулой и Тобианом, Уилл был счастлив. Пусть, лишь бы подальше от хозяина. В беззаботные годы мальчишка прожужжал Тобу и Фреду все уши про Нулефер, умолял у учительницы разрешения повидать с ней, но запуганная герцогом Урсула ответила резким отказом, впрочем, сама переместилась в Рысь, посмотрела со стороны на Свалоу. По горячим просьбам Уилла учительница отправилась в Санпаву, чтобы выкупить его маму и папу. Но хозяева распродали родителей Уилла, попытки чиновницы найти рабов не увенчались успехом. Урсула подключала свои связи, возможности, поверенные нашли какие-то смутные данные, что рабов незаконно перевезли через заграницу, а куда…        — Забудь про них, мой мальчик, не найдёшь, — обнимала учительница ученика.       Но родителей не забыть, как и свой долг. Как хоть они выглядят, мечтал знать Уилл. Однажды он подловил герцога, когда тот находился в превосходном настроении, и спросил:        — Хозяин, вы помните моих маму и папу?        — Даже их имена стёрлись с памяти, — ответил Огастус. — Зачем телохранителю родители? Иди, тебя ждёт Его Высочество Фредер.       Раб покорно молчал, давно смирившись с будущим. Судьбы раба и перворождённого принца были предрешены. Белой завистью Уилл и Фред смотрели в спину Тобиана и едва не потеряли челюсть, когда Тоб в последнем десятом классе заявил, что станет военным.        — У тебя дисциплины в школе-то нет, знаешь, какие там правила? — завопил Уилл.        — Знаю, — вздохнул Тоб, — но, поступив в одну академию с Фредом, я буду ближе к нему. Брат, — грустно он посмотрел на Фреда, — мы видимся только тогда, когда нам разрешают. Иногда я жду по несколько шестиц, чтобы мама пригласила меня и мою тётку Урсулу в гости на семейный ужин. Учёба с тобой даст мне право войти в круг твоих приближённых. Не отговаривай меня. Я поступлю в твою академию, будет тяжело, но смирился со своей смертью, смирюсь и с дисциплиной.       Экзамены Тоб сдал блестяще, Эмбер и Огастус поддерживали выбор юноши. В военной академии имени генерала Гумарда учебный год для первокурсников начинался с танисы — целое лето и хас проходят экзамены. На последней шестице Тобиан и Уилл навестили Фредера, чтобы отметить новый период жизни. В честь удачного поступления в академию королева отпустила на выходной часть слуг и разрешила Тобу принять своё лицо. Разумеется, не выходя дальше части дворца, где располагались королевские комнаты. Эмбер, взяв с собой Огастуса, решила покататься по парку, что окружал дворец, она любила, когда в летающей повозке с открытым верхом можно касаться рукой золотых листьев. Юноши пировали в маленькой трапезной комнате.        — Уилл, выпьем за то, — поднял бокал с вином Фредер, — что Тоба будут поднимать в пять утра, заставлять чистить картошку и пороть!        — Не ёрничай, братец, это элитная академия, а не какая-то казарма, — сумничал Тобиан. — Царили бы там такие порядки, мамуля своего наследника туда бы не впихнула.       Фредер засмеялся.        — Мой дорогой любимый брат, я вижу, как ты мучаешься, что родился не первым. Но я тебя люблю, я откажусь от престола, а ты, как мой младший брат, займёшь моё место.       Наследник с важным видом встал из-за стола, Тоб вскочил как пуля. За шестнадцать лет к шуткам привык бы любой, но не он.        — Нет! Уилл, скажи ему…       Фредер захохотал и присел обратно.        — Не, ну ты видал, Уилл! Ведётся как ребёнок! Эх, печально, Уилл, что тебя с нами не будет в академии, без тебя над братом не интересно издеваться. Но ты крепись, я обещал, что дам тебе скоро свободу… Уилл, ты что помрачнел?       Раб смотрел в стол, в пустую тарелку. Шутки, смех — это принадлежит принцам, не ему. Дам свободу… уловил край уха. Уилл поднял глаза на красного от смеха Фреда, бледного Тоба. Свобода…        — Да сколько можно её обещать?! — закричал раб.        — Уилл, что с тобой? — серьёзно и удивлённо спросил Тобиан.       Вопрос, полный наивности, привёл раба в бешенство.        — Мне надоели ваши «скоро»! Скоро увижу маму и папу, скоро отменит Фред рабство, скоро Фред подкупит комитет, сделает мне документы! Скоро, скоро, завтра, завтра! Я сыт вашими завтраками по горло! Хозяин меня голодом в детстве морил, так сейчас решили кормить?        — Уилл, — посмотрел обеспокоенно на дверь Фред, — не забывай, где ты находишься.       Но разбушевавшегося Уилла было не унять. Он не пытался контролировать свой гнев, злость, ненависть. Натерпелся.        — Вы не знаете, что такое быть рабом! Я вас защищаю, а на мне пробуждают ошейник!       Уилл вскочил со стула, случайно задел скатерть, и тарелки рухнули на пол, превратившись в осколки.        — Собери сейчас же! — начал пугаться Тобиан. — Дядя сейчас зайдёт!        — И пусть заходит! Пусть убьёт меня!       Уилл схватил уцелевший бокал и кинул его в окно. Кровь хлынула в голову, руки заколотились. Подобрав вилку, Уилл вонзил её в метровый портрет Огастуса. Яростно раб колотил вазы, обеденный стол, бросал на пол скульптуры. Близнецы заломили ему руки, но с Уиллом было бесполезно бороться. Красный, разгорячённый раб отрывался как никогда в жизни, он схватил стул, оттолкнул друзей и со всего размаху бросил в дверь.       Послышался скрип, стул ударился обо что-то мягкое…       Эмбер завопила от боли.        — Тобиан! — издал рёв Огастус.       И тут он чуть не потерял сознание, с кубком в руках стоял Уилл, племянники загородили друга своим телом.        — Наглый щенок… — зашипел Огастус.        — Дядя, его вывел из себя я! — закричал Тобиан.       Бросив быстрый невдумчивый взгляд на сестру, Огастус оттолкнул племянников, одним ударом ноги раб отлетел на метр.        — Дядя, не надо! — заорал Тобиан.       Крик ужаса и страдания заглушил его мольбу. Ошейник барахтался на шее как живой, истошно кричал Уилл, распластавшись на полу. Душераздирающий вопль пронзил весь дворец, волны боли накатывались и накатывались на его тело. Такого Уилл не испытывал никогда. Отчаянно надрывал глотку Тобиан, умоляя помиловать друга.        — Мою сестру захотел убить? Королеву? — спокойно выговаривал Огастус. Эмбер поглаживала ушибленную щеку и осуждающе смотрела на Уилла.        — Дядя, пожалуйста, пожалуйста, перестаньте!        — Дядя, остановитесь! — твёрдым голосом проговорил Фредер. — Вы его убьёте, вы сделаете хуже только себе. Где вы найдёте другого такого телохранителя?        — Найду, найду.       Братья стояли в углу зала, они хотели подбежать к другу, прервать его страдания, но путь сыновьям преградила королева. Огастус посмеивался, ошейник пробуждался всё с большей и большей силой, Уилл уже не извивался на полу.        — Дядя, Уилл единственный, кто верен мне и Тобиану, все остальные охраняют нас ради денег. Вас волнует месть или ваши племянники?        — Я остановлюсь, когда он попросит прощения перед вами. Щенок, извинись!       Уилл протянул ногу, чтобы встань, но рывок новой боли бросил вниз его обмякшее тело. Он шлёпнулся на пол, раб не понимал разницу между полом и потолком, дрожащими глазами он смотрел на друзей и медленно закрывал их… На голову сыпались удары трости.        — Дядя! — вопил Тобиан. — Он наш друг, прошу, дядя! Дядя… Отец, остановись!       На миг Огастус замер, но вновь продолжил бойню.       Руки у Тобиана дрожали, сердце готово было вырваться из груди. Он звал на помощь, кричал стражу, слуг, умолял Эмбер.       Тишина, которую разрывали крики Уилла.       Тобиан бегал глазами по комнате, лихорадочно ища, чем остановить пытку. Броситься на дядю с кулаками — он моментально разбудит ошейник, он убьёт Уилла в считаное мгновение! Уилл, друг… Тобиан метнулся в сторону, звук стали слабо приглушил вопль раба.       Тобиан схватил со стены меч и прижал его к шее Фредера.        — Иначе я его убью! Я убью его! Твоего племянника! Наследника престола!       Огастус остолбенел, Эмбер раскрыла рот. Тобиан сильнее зажал в тисках брата, не давая ему возможность освободиться.        — Усыпи ошейник! Я не шучу!       Ноги у Тобиана ходили ходуном, но руки крепко держали оружие, с шеи наследника капала кровь.        — Ты идиот, — невозмутимо прошептал Фред.       Слёзы сыпались из глаз Тобиана, их было не остановить, однако меч сильнее впивался в шею брата.        — Огастус, отпусти Уилла! — жалобно закричала Эмбер.       Винамиатис выпал из рук герцога. Не поднимаясь с пола, к Тобиану пополз Уилл, захлёбываясь в своей же слюне. Не опуская меч, свободной рукой Тоб помог другу подняться и стал отступать на балкон. Под окнами стояла повозка Эмбер, быстро взглянув вниз, Тобиан швырнул к родителям Фреда, через балконные колонны сбросил Уилла и прыгнул за ним. Принц и раб шмякнулись в повозку, Тобиан, несмотря на ушибы, перелез на водительское сидение и пробудил винамиатис.        — Лети! Ну!       Тобиан, минуя пост охраны, перелетел через высокие ограды дворца. Он мчался, сам не зная куда. Бежать, дальше от дворца, из страны! Спасти друга от гибели! И себя… Тенкуни, Иширут, Камерут? Страны вертелись в голове, разрабатывались дороги. И тут принца пробрала дрожь. Ошейник… Дядя видит, где они. По нему их найдут!        — Ты дурак, — еле прошептал Уилл.        — Заткнись, набирайся сил, нам придётся сражаться!       В Тенкуни не попасть, уже весь порт, наверное, оцеплен, остановлена отправка всех судов, проверяются все пассажиры и ящики с грузом. Проклятый ошейник! Тобиан направил повозку в город, наткнувшись на какого-то мальчишку на летающем самокате, он выбежал из повозки, одним ударом вырубил юношу, выволок Уилла и положил его на самокат, заодно забрал у юноши мешок и нож. Принц мчался не жалея скорости и сил, он не остановился перед дворцом комитета по рабам и ворвался вовнутрь.        — Я требую ключ! — кричал Тобиан, надев на лицо маску, которую вырезал из мешка.       Он залетел в кабинет, где освобождали рабов, сбив самокатом охрану. В кабинете сидели чиновница, хозяин, какой-то раб, готовивший познать свободу.        — Мне нужен ключ! — влетел на самокате Тобиан, ничего не слушая, он вырвал из рук оторопевшей чиновницы ключ и открыл замок на Уилле. — Извините за беспокойство, фанеса, — поклонился принц.       Друг был освобождён, но не спасён. Поменяв самокат на лошадь, Тобиан помчался с Уиллом из города. В Санпаву, в Иширут, а там в другие страны…       Через полчаса опытный взгляд королевского сына заметил первых военных, полицейских в гражданской одежде, которые прочёсывали город. Опасность создавали мыслечтецы, которых предостаточно служило дворцу, одно лишнее слово, сказанное самому себе — и тебя раскусят в тысячной толпе. Тобиан проклинал Неонилиаса и всех его двенадцать детей, тенкунского Агасфера, Чёрный океан, святых богов Зенрута, единый бог Иширута и Камерута и то не остался в стороне. Он не знал куда бежать — порт оцеплен, все дороги из столицы тщательно проверяются, к людям за помощью не обратиться, не набрехать чудной истории — лицо-то Фредера, даже зелья превращения нет! Маг воды бесполезен как труп. Кое-как, катакомбами, трущобами Тобиан выбрался в лес, у Уилла уже не оставалось сил, пришлось ночевать там.        — Прости… — прошептал Уилл, лежа на сырой траве. — Я должен был держать себя в руках.        — Не извиняйся. Ты не виноват, вот я… — Тобиан с отвращением взглянул на свои руки и резко обхватил голову. — Брат… Фред… Если бы дядя не усыпил винамиатис, мне пришлось бы… Мне пришлось тебя… Прости.       Тобиан не сомкнул ночью глаз, он смотрел в землю, видел пустоту и шептал: «Брат, Фред».       Не дожидаясь восхода солнца, друзья пустились в путь. До Санпавы они бы добрались за дня два-три, если бы поехали бы на поезде, но с лицом Фредера это невозможно было осуществить, спрятаться в грузах тоже никак — полиция проверяла каждую песчинку в поезде. Меняя лошадей, ослов, телеги друзья медленно брели, даже самокат с призывающим винамиатисом представлял угрозу. В первом крупном городе Тобиан ночью напал на прохожих, забрал деньги, заставил отдать ему всю одежду. Пряча лицо за карнавальной маской, пустив жалобную слезу, он взял у аптекаря лекарства Уиллу. Маг восстанавливался быстро, что этому было причиной — физическая выносливость или привычка к пыткам — Уилл и сам не знал.        — Тоб, мы не доберёмся до Санпавы. Прошло три дня, а мы только покинули Конорскую провинцию. Нам нужна помощь. Нулефер, моя давняя подруга нам поможет, нам нужно в Рысь.       Тобиан кивнул головой. Хоть к самому дьяволу иди, ему было всё равно. Метр бы пройти, по всем стёклам трезвонят, что на принца Фредера было совершено покушение, разбойник имеет при себе зелья с лицами как Фредера, так и Огастуса и Эмбер. Глядишь, камерутчан обвинят.       На пятый день мытарств Уилл мог нормально уже ходить, Тобиан сказал, что придётся до Рыси идти на своих двоих. Слишком много он украл повозок, по угонам могут вычислить их путь. На случай чего, Тобиан позаимствовал у кого-то ведро с крышкой, налил туда воду и положил в мешок за спину. До Рыси друзей отделяли горный массив и непроходимый лес. Как дикие звери юноши крались во мраке ночи, чуяли след человека, замечали его присутствие, меняли тропы. Слишком много людей было в лесу, догадывались они. И не похоже, что это лесничие или грибники.        — Я слышу реку, — насторожился Уилл, когда они стояли в миле от городка Каны. — Я смогу создать сферу, которая будет пропускать нам воздух, под водой нас не заметят.        — Зато будут там ждать, ты же маг воды. Нет уж, пойдём лесом.       Прячась от дерева к дереву, Тобиан потащил Уилла в чащу. Деревья, мрак, кто здесь станет искать водного мага и легкомысленного принца? Так считал Тобиан, но мнение на то и мнение, чтобы быть у всех разным. Шум реки затих, тёмный лес раскрыл свою пасть, только в него войдя, юноши услышали громкий бас:        — Стойте! Кто идёт!       Тобиан поднял глаза и быстро опустил лицо вниз. Человек в форме.        — Мы, — запищал принц, меняя голос. — Два брата, Стьюи и Дин. Простите, офицер, мы больше не будем капканы на барсуков расставлять. Мы их сейчас же уберём!       Офицер почесал затылок. Закралось сомнение, но опыт службы не променяешь.        — Подними своё лицо.       Тобиан подал шаг назад, в голове крутились небылицы, но ни одна не казалось ему достойной, чтобы запудрить мозги офицера. И вдруг за спиной мальчишек выбежали несколько солдат.        — Подними лицо! — повторил офицер.       Врать не было смысла, Тобиан поднял голову и смело посмотрел в глаза офицеру.        — Всё равно не поймаешь. Живым я не сдамся, а тебе был дан приказ — мёртвым не брать.       Офицер усмехнулся и вытащил револьвер.        — Нам разрешили наносить преступнику любые повреждения, не думаю, что ты сбежишь с простреле…       Голос офицера прервал его крик. Шар льда врезался в голову, мужчина рухнул вниз, держась рукой за висок. К Уиллу от реки летели водяные волны. Умей побеждать расстояние, научила его Урсула. Солдаты выдернули из кобуры револьверы, но рывком их вырвал Уилл. Раздался вопль винамиатиса, поглощающего звуки, и через двадцать секунд навстречу преступникам бежал целый отряд военных. Уилл загородил Тобиана ледяной стеной, и принялся отбиваться. Пули без остановки летели в него. Не переводя дыхания, не останавливаясь, Уилл одной водной рукой закрывал себя от смерти, другой гнался за солдатами, мысленно превращал воду в лёд и обрушивал на других солдат.        — Сзади! — закричал Тобиан.       Уилл обернулся. С мечом в руках на коне мчался на него солдат. Раб бросился спиной на землю, уклоняя голову от копыт, перевернулся и на расстоянии завладел льдом, укрывающим Тобиана. Стена превратилась в копьё и полетела в солдата, поразив его в голову. Сзади были ещё враги. Поймав меч солдата, он превратил руки в длинные водные рукава и отбивался от одних оружием, от других магией. Среди нападавших был маг огня, ежесекундно Уилл блокировал его удары. Держа палку в руке, его спину прикрыл Тобиан.        — Приготовься к сфере, я залью их всех!       Тобиан поднял глаза наверх, длинная протяжная река закрыла небо.        — Три, два, оди…       Внезапно тело проткнула боль, задрожал металл на шее. Тобиан и Уилл, схватившись за горло, упали на землю. Из последних сил раб направил реку на врагов и отключился.       Скоро или не скоро Уилл, как и его друг, пришёл в себя — неизвестно. Деревья были вырваны с корнями, почва превратилась в болото. На руках, ногах были длинные цепи и колодки, на шее красовался ошейник раба. Что у него, что у принца. Друзья лежали на земле, сзади них мелькали перебинтованные израненные солдаты. А также трупы. Светало.        — Вот они, Ваше Высочество, — хрипло прошептал офицер. — Мы еле справились, мага остановил лишь ловкий бросок ошейника на шею.        — Уилл, — хлестнул как кнутом голос хозяин.       Сквозь тёмные точки, которые мелькали в глазах, всё ярче становился силуэт. Оробевший потрясённый Огастус, чья одежда у единственного не было изорвана, взял за рубашку Уилла. Раб закрыл глаза, ожидая удар. Огастус поставил его на ноги и… обнял.        — Быть этого не может! Это сделал всё ты? — закричал он, не веря своим ушам и глазам, — Ты разбил целый отряд? Победил мага огня? Умничка ты мой! Не зря я тебя взял! Молодчина!       Хозяин крепко прижал к себе потерявшего дар речи раб, поцеловал в голову и отпустил. Важно откашлявшись, герцог отряхнул грязь с костюма, которая попала на него с Уилла, и скрипучим голосом провозгласил:        — В клетку их! Преступник пусть сидит с лицом моего племянника. Отправьте их во дворец! Давайте только хлеб и воду. Ошейники не снимать.       Солдаты подняли Уилла и Тобиана и, как мешок камней, бросили в руки проходящему магу. Две шестицы принц и раб не видели Огастуса. Они сидели в темнице Загородного дворца, кормили пленников всего раз в день, воду давали под строгим контролем. Свет не проникал в тюремную камеру. Заговорив одного дружелюбного солдата, Тобиан выведал, что узнали об их пути по одежде, которую стащил он. Герцог предполагал, что его питомцы побегут в Санпаву, а из неё за границу, но о том, что они бегут через Рысь узнал по показаниям свидетелей. Самого же герцога в Кану переместил маг.       От скудного питания сил у юношей почти не осталось, когда их выпустили из темницы. Они едва могли стоять на затёкших от бесконечного сидения ногах. Не дав вздохнуть чистого воздуха, скованных мальчишек повели во дворец. В зале, который разрушил Уилл — именно там собралась королевская семья — давно был наведён порядок. На мягком высоком кресле, очень похожим на трон Дворца Солнца, сидел Огастус, рядом с ним стоял Фредер. Ни слова не сказал кронпринц, когда брата и друга бросили к нему в ноги. Тихий вздох вышел из груди принца, печальные глаза смотрели на Тобиана. И тут к ногам поднявшегося уже Тобиана, бросилась Эмбер.        — Сыночек, милый мой, зачем ты это сделал? — Эмбер сидела на коленях, целовала руки сына, смотрела ему в лицо заплаканными глазами. — Как ты мог напасть на своего брата? Я, дядя, папа — мы не учили тебя этому! Попроси прощения у брата, он тебя простит, и мама тебя простит! О, мой сыночек! Скажи, что тебя попутали злые духи!       Тобиан посмотрел на мать, сердце кольнуло от жалости. И также быстро вспомнилось её равнодушное лицо, когда дядя пытал Уилларда. Величественно, гордое — лицо королевы.        — Я напал не на брата, я напал на будущего короля! — вскричал Тобиан.       Эмбер поднялась на ноги, выпучила глаза, которые за миг налились злобой, и ударила сына по щеке. Первый в жизни удар от родителя был больнее всех тумаков сверстников. Тобиан отошёл от матери и встал перед Огастусом:        — Дядя, вы можете меня убить. Прошу, не наказывайте только Уилларда. Прошу, накажите меня вместо него, я приму всё за него, Уилл достаточно настрадался.       Огастус закашлялся, насмешливо показал раскрытой рукой на Тобиана, королева фыркнула и прижала к себе Фредера. Нежно и заботливо мать гладила волосы сына, зло смотря на его брата.        — Хочешь занять место Уилла? — брезгливо поджала губы Эмбер. — Ты его займёшь. Огастус, признайся себе, мы не справились с воспитанием Тобиана! Урсула нас подвела… Придётся заняться им другим людям. Кого ты посоветуешь?        — Моего студенческого приятеля Нормута Казоквара, — обнажил герцог белоснежные зубы.        — Это чудовище? — ужаснулась Эмбер и сильнее прижала к себе Фредера, её рука нащупала царапину, оставленную на шее братским мечом. — Сойдёт.