***
— Урсула… — прошептал Джексон Марион, пригладив бороду. — Что с тобой сделало время? В кого ты превратилась? Пробубнив себе под нос, Джексон поклонился привратнику, стоявшему возле громадных ворот расписной загородной усадьбы, и показал свой паспорт. Только после этой небольшой процедуры привратник, больше похожий на стражника тюрьмы, разрешил пройти. Опоздал, понял Джексон, когда прошёл в усадьбу и отворил одну из дверей. Все собрались. В овальном просторном и пустом помещении, возле камина, в котором горел настоящий огонь от деревянных поленьев, стояли кругом восемь стульев. Они были довольно близко друг друга, посередине находился стол. Семь стульев были заняты, на единственный свободный и присел Джексон. — Здравствуйте, я вас не заставил тревожиться тем, что задержался в Рыси, надеюсь? Семь голов кивнули, впиваясь глазами в Мариона. Джексон и сам не отводил с них взгляда — не изменились соратники, такие же хмурые. По правую руку от него сидел Тимер Каньете. Тяжёлый, разнёсшийся в плечах, его хмурый взгляд был обращён не только на Джексона, но и в пустоту. Сложив руки в замок, светлокудрый курносый Тимер почернел лицом и всем своим могучим телом навалился на стол, который, казалось, дрожит под его тяжестью. По левую руку, удобно расслабившись, сидел человек, чьё лицо не исчезало со стёкол и газет — генерал Раун Эйдин, герой анзорской войны. Темноволосый широконосый мужчина попивал чай. Лица остальных людей слава затронула меньше, чем Эйдина, но их имена были знакомы, пожалуй, любому начитанному и уважаемому себя зенрутчанину. Генерал Ирвин Шенрох, не так давно покинувший охрану анзорской крепости, генерал эродского полка лейб-гвардии Сэмил Даргин, полковник Филмер Фонский, поэт Карл Жадис, которого народ знал под псевдонимом Фанин Ястреб. На последнем стуле, отдалённом от других, примостилась женщина — Делия Швин. Тёмно-карие, как уголь, глаза, слишком густые брови, длинный нос, впалые щёки — она была неказистой, незаметной и самой младшей — двадцать шесть от роду. Остальным её спутникам, не считая тридцатилетних Тимера и Карла, было за сорок. — Что заставило тебя задержаться, Джексон? — поднял бровь Тимер. — Отдыхал в тёплой Рыси, нежился на солнышке, — удобно уселся Марион. — А теперь говори правду. — Какой ты не терпеливый. Ладно, скажу — я встретил дочку Фьюи и Джины. Да, Тимер, ту самую, — кивнул он слегка удивившемуся другу. — А ещё я входил в доверие к одной особе, которая могла бы снова меня сблизить с Урсулой Фарар. — Получилось? — спросил грузный Филмер. — Получилось, но… — Джексон вздохнул. — Урсула уже не та, которую я знал. Считайте, мы потеряли важное звено. — Без Фарар справимся, — вполголоса пробурчал черноглазый аккуратный Сэмил. — Джексон, Дэлия, что там у вас с магами? — А? Вы меня спрашиваете? — вдруг очнулась девушка и от испуга подпрыгнула, так и повиснув в воздухе над стулом. В её голосе чувствовался сильный тенкунский акцент. Джексон прикрыл рот и посмеялся, стараясь не показывать смех желторотой Делии. В отличие от волшебницы полёта, зверовещатель достал из внутреннего кармана плаща свёрток с именами и бросил его на гладкую голубую скатерть стола. Свёрток упал прямо на рисунок скатерти — два белых птичьих крыла. — Все сто человек, которых я убедил, нам верны. Но сами понимаете, что нам сто радикально настроенных либо купленных крупными деньгами тенкунцев? В армии Зенрута тридцать тысяч магов. Да, многие из них находятся в Санпаве и на границе Зенрута и Анзории, но их всё равно много. Мощь Урсулы и её знания о жизни дворца были бы бесценны. — Кстати, о дворце, карту добыл? — стиснув зубы, проговорил Тимер. Джексон вытащил из кармана мягкий пакетик и достал содержимое. За те пять минут, что Марион находился в зале, в движениях Тимера впервые почувствовалась жизнь — он схватил карту, развернул её и глаза мужчины заблестели. — Вот она, моя милая, — прошептал с дрожью в голосе Тимер, — карта подземелья под королевским дворцом. Да, да… Здесь всё! — он погладил карту. — Потайные входы, выходы, лазы. Надо же, обозначены посты охраны и места, где пять лет назад спрятаны следящие за людьми винамиатисы. Ну и ну! Отец и мама потрудились так потрудились. Как знать, что изменилось в подземном лабиринте с тех пор? По крайней мере, теперь знаем, куда идти. А уж оружие и маги есть! Я её узнаю, узнаю карту! Это мои отец и мама её создали… Джексон, я благодарен тебе, друг! — Спасибо на добром слове, — усмехнулся Джексон. — Я все три года хранил карту, как мне завещали твои родители. Но не для тебя я старался, Тимер, а для Крылатого общества в целом и для нашего дела. Для тебя, Тимер, вот что у меня есть. Джексон протянул тонкую, пожелтевшую от сырости карточки. — Она… та самая… — со вздохом молвил Тимер. Он молча смотрел на карточку, не в силах шевельнуться. В уголках глазах замелькали слезинки. — Фанин Каньете? — заботливо спросил Филмер. — Вы как? — В порядке, — протянул Тимер. — В порядке… Спасибо… Генерал Эйдин мягко разложил карту на столе, положил рядышком карту Конории и её окрестностей. Он делал это так плавно, аккуратно, что казался каким-нибудь ювелиром, а не генералом. — Значит, что мы имеем на сегодняшний день, — прозвучали первые грубые слова Эйдина. — Одна треть солдат из центрального полка мне подчинится, половина эродского полка пойдёт за Даргином, за плечами Филмера Фонского все его солдаты, тоже самое можно ожидать от людей Шенроха. На нашей стороне ещё несколько полковников из правого крыла нашего общества. Плюс у нас сто магов из Тенкуни, четыреста вооружённых освободителей. Недурно, — с вызовом проговорил генерал. — Джексон, а ты уверен, что сможешь перебросить своих магов в Зенрут? Переместить людей из Анзорской крепости? — Уверен своей головой! В наши дни в Тенкуни живёт всего пять магов, проходящих сквозь пространства, которые в состоянии переместить через океан сотню людей, и мы притянули одного из таких на нашу сторону! Как только, генерал, дашь приказ, Идо Тенрик перенесётся к тебе. — Когда начинаем? Я устал ждать! — с нескрываемым раздражением заявил Тимер, с трепетом убирая семейную карточку в карман. — Первого кислора, — ответил спокойно Филмер. — Что так поздно? Какого императора я должен терпеть полтора месяца? Джексон бросил руку на плечо мужчины, ему пришлось даже привстать, чтобы не позволить вскочить с места разгорячённому Тимеру. — Друг мой, ты, в отличие от нас, далёк от политики и вообще жизни Зенрута. Ты — освободитель и не более. Что скажут простые люди, если мы вдруг свергнем королеву? Объясняя это стремлением освободить рабов, которые у них во власти, и поставить на трон троюродного братца Эмбер? Да они нас пошлют далеко и надолго! Нам нужна поддержка народа! Нам нужна причина! А что как не новые агасферовские налоги, которые королева подарит своим подданным, должны её сместить? Тимер фыркнул и ещё сильнее нажал локтями на стол. В зал проникла тишина, но она продолжалась недолго. Располневший круглолицый Филмер Фонский, который всё это время крутил в руке карандаш, бросил его на стол и обвёл взглядом друзей. — Я согласен с Джексоном. Тимер, мы не только освобождаем рабов, мы устанавливаем новую власть в королевстве. А теперь мой вопрос — что нам делать с Эмбер, Огастусом, Фредером и премьером Кэувсом после победы? — Эшафот! На главной площади, в присутствии народа! — завопил Карл Жадис, не скрывая ненависти. Делия качнулась в воздухе и присела на стул. — Зрелищная казнь королевы, фанин Жадис, это прекрасная возможность написать вам новую поэму, за которую люди вас на руках начнут носить! — Я против казни, — проговорил Эйдин. — Мы люди, не убийцы. Нет ничего дороже человеческой жизни, я это понял на войне. Внезапно раскрылись ставни, и осенний холод пробрался в зал, проносясь мимо каждого. Джексон покачал головой. — К сожалению, мы сейчас почти что на войне. Мне совершенно не жалко Эмбер и настоящего нашего короля — Огастуса, смерть на эшафоте даже слишком мягкое для них наказание. Но вот принца Фредера мне не хочется убивать, он славный малый. Вы слышали, что он занялся расследованием убийств рабов в шахтах западного района Конории? Из этого парня мог бы получиться неплохой король, но… Если мы даруем ему помилование, представьте, какая ненависть родится к нам у человека, у которого убили родителей, забрали трон? Мы не можем отпустить его. Заточить в крепости… — Джексон вздрогнул. — Смерть лучше пожизненной неволи. — Никаких заточений! — прокричал Сэмил. — А если сбежит? А если сторонники Афовийских освободят Фредера? Принц, королева и герцог должны быть убиты. Живой враг всегда остаётся врагом, даже если закован в цепи. — Я уверен, этот вопрос надо решать совместно со всеми главами Крылатого общества, — вмешался Филмер. — Так что отложим его до общего собрания. — А я убеждён, что судьбу королевской семьи должен решить народ, в таком случае! — завопил Жадис. — Вынесем вопрос на всенародное обсуждение. В зале раздался смех. Джексон Марион потирал ручки своего кресла и тихо посмеивался. — Что же вы, Жадис, хотите убийцами сделать народ? Вам мало, что мы одни станем причастны к убийству, а теперь ещё народ должен стать палачом? Слышал бы твои речи Падший Агасфер! — Джексон, а что ты всё вспоминаешь Агасфера? — прищурился Тимер. — Ты же не тенкунец. — Я молюсь богам и богов хочу проклинать, а не жалких императоров. И то, что я сижу с главами Крылатого общества доказательство, что кто-то из славных существ меня услышал. Я не хотел к вам присоединятся, меня заботит прежде всего моя Санпава, я хочу вообще, чтобы была республика. Наш мир развивается быстро, даже очень, монархия по мне — оплот старых дней. Но я понимаю, что революция приведёт к краху целой страны в сегодняшние тяжёлые дни, которые граничат в состоянии войны с Камерутом. Надо будет начинать всё с нуля, а мы и народ к этому не готовы. Переворот с заменой монарха — лучшее из решений. И выгодное. Для темноты Зенрута — мы патриоты, что приведут к власти троюродного брата Эмбер, который мог бы стать королём, если бы дед Эмбер не сверг брата. На самом деле через своего человека мы проведём своих же людей и в парламент. Но знаете, друзья, — Джексон сверкнул глазами, — чтобы показаться законными победителями, а не варварами с оружием, нам нужно заставить Эмбер или же Фредера в случае гибели королевы отречься от престола. Мы должны взять мать и сына живыми. — Это будет сложно, Джексон, — злобно блеснули белые зубы Сэмила. — Я знаю хорошо личную охрану семьи. Она превосходная! Кроме того, один из телохранителей принца — маг воды. Это шестнадцатилетний мальчишка-раб. Да, не удивляйтесь, господа! Огастус нашёл в зенрутском приюте сироту мага и превратил его в раба. Этот мальчишка силён, он преданная собака Фредера. Нелегко с ним справиться. — Об Уилларде не переживай! — улыбнулся Джексон. — Я же живу с ним в одном доме, постараюсь задержать. Вот Уилл меня меньше всех волнует. Бывший губернатор весело барабанил пальцами по столу, достал из того же внутреннего кармана, который, возможно, не имел дна, конфетку и положил в рот. Но Эйдин заметил, как тревожно у него дёргается нога. Генерал задумчиво почесал подбородок. — Джек, телохранителями займётся армия и маги, поговорим о следующем, не менее важном — о будущем. Свергнуть королеву легко, не разрушить государство — вот наша задача. Во-первых, вопрос о парламенте. Партия «Народная сила» — это наши люди, не только свои взглядами и защитой третьих слоёв населения, но и своими членами в наших рядах. Трудности возникнут с «Братьями Зенрута», которыми всеми руками за рабство, промышленников и Эмбер. В партии «Объединённый дом» сидят переменчивые ребята, они всегда посередине в борьбе между «народниками» и «братьями» во время мирных вопросов, в тяжёлое время склоняются туда, где больше денег и популярности, — Эйдин выглядел озадаченно и было видно, что его мысли проносятся дальше первого кислора. И вдруг он бахнул: — Рабов мы сразу не отпустим. Пару мгновений он ждал реакции со стороны собеседников и ответил сам: — Когда умер мой отец, и мне перешло триста рабов, я столкнулся с проблемой — как их освободить. Дал свободу двум семьям из домашней обслуги, проворным умным людям, и всё пошло потом на перекосяк. Освобождённые невольники должны где-то жить, денег на покупку им жилья у меня не было. Сами они, естественно, купить не могут даже клочок земли. Мне пришлось урезать свою землю, давать её рабам под выкуп в будущем. В итоге моя помощь вышла боком — большинство невольников уплыло в нищету, а я едва не разорился. Куда мы, господа, отправим три миллиона новых граждан, из которых не все хотят свободы? Я-то знаю, некоторые мои рабы умоляли меня оставить их при себе — другой жизни они ведь не ведают! Только не предлагайте отбирать земли у их хозяев, нас прирежут в первый же день. И так грабёж живой собственности нам может дорого выйти. Лицо Тимера пронзила искра раздражения. Каньете покосился на Джексона, который сурово покачал головой, и Тимер только стукнул рукой по столу. — Генерал Эйдин, вы так заботитесь об обиженных, что хочется подойти к вам и расцеловать. Но, сначала напомните мне, генерал, когда был триумф вашей карьеры? За что вы двенадцать лет назад получили звание полковника? Вам ведь только тридцать лет исполнилось! Эйдин мгновенно почернел и опустил глаза вниз. — Я за вас отвечу, — быстро проговорил Тимер. — Плохо, что подвиги Анзорской войны многие в Зенруте не знают. Она хоть и случилась двенадцать лет назад, но Анзорская война была детской забавой по сравнению с великой войной против Иширута. Она продолжалась всего полгода, и сражались мы не с могучим противником, а малюсеньким государством Анзорией, которое и государством не назвать — жалкое племя, которому не повезло, что оно поселилось на сероземельнике. Там вы и прославились под прозвищем «мясник». Генерал Эйдин, задам один вопрос, что вы испытывали, когда, будучи подполковником, отдавали приказ своим солдатам стрелять по крохотным домишкам местных жителей? Вы помните крики людей, которые осознают, что через три секунды увидят смерть? Ой, генерал, извините, это уже два вопроса! — всплеснул руками Тимер. Эйдин нахмурился, но не потерял стойкости. — Я бы предпочёл не обсуждать мою прошлую жизнь. — Значит, сейчас вы представили кого-нибудь из убитых вами людей, — оскалился Тимер. — Что ж, мне достаточно вашего ответа, генерал. А теперь я спрошу каждого из присутствующих здесь людей — что вы здесь делаете? Если вам сложно, то отвечу первым я. Мне плевать, кто будет сидеть на троне, сохранится ли вообще королевский трон. Я и мои люди хотят свободы, желают искоренить зло и всех его приверженцев. Если быть конкретным, то лично я стремлюсь ещё и к мести — за себя, за моих родителей, за мой народ. Генерал Эйдин, что именно вам нужно? — Справедливости, — негромко ответил Эйдин. — И поверь мне, дорогой Каньете, я достаточно насытился на войне. — Пойдём дальше, полковник Фонский, — посмотрел Тимер на Филмера. Правая рука генерал Эйдина, лучший друг. Вы славились на войне не ратными подвигами, а дипломатическими переговорами. Вы предпочитали сидеть в ставке. — Начальство оценивало мой ум и умения дипломатии, а не физическую силу, — взвешенно сказал Филмер. — Хорошо, проверим тогда его в ходе восстания. Но, полковник Фонский, вы родовитый аристократ, барон, старший офицер, как вы узнаете, что нужно народу? — Каньете, вы очень недоверчивы ко мне, я вас тоже сильно люблю, — прокашлялся Филмер Фонский. — Вы так привязаны к своим рабам, что на остальных людей вам плевать. Меня беспокоят все — женщины, дети, наш любимый винамиатис, без которого Зенрут ничто. После анзорской войны я подал в отставку, много путешествовал по миру, видел как хорошее, так и плохое. Наша страна одна из самых сильных, но одна из самых несовершенных. Вернувшись на родину, я вступил в «Народную силу». Я слишком многое о себе мню, с детства мне родители говорили, что я страдаю завышенной самооценкой, но я хочу поменять нашу страну. А начать это можно с отмены рабства и пересмотра производства винамиатиса. Каньете, можете теперь меня затыкать. Мне всё равно. — Затыкать не буду, но замечу, мой беспокойный, что своих рабов вы освободили лишь перед вступлением в общество. И детей покойного брата вы забрали из приюта за несколько дней до принятия в наши ряды. Филмер гневно цокнул языком, но ничего не сказал, а Тимер уже обратил свой взор к генералу Шенроху. — Я самый плохой среди вас, — пылко приложил руку к сердцу Ирвин и потёр жуткий длинный шрам на шее. — Я рабовладелец, мне принадлежат поля пшеницы, на которых трудятся невольники. Меня заботит лишь новое правительство, производство винамиатиса и отношениями с нашими соседями — Иширутом и Зенрутом. Политика Эмбер загнивает, и я намерен это исправить. Ну как вам, борец с рабством, который держит рабов? — ухмыльнулся он прежде, чем мог услышать гневные обвинения. — Но, пожалуй, я нелепо попытаюсь себя оправдать — я ни разу никого не бил, ни пробуждал ошейник. Мои родители были достаточно суровыми людьми, но я стал человеком, осознающим, что рабство — это плохо. Возможно, сыграла иширутская кровь, мои предки были захвачены в плен в ходе Иширутской войны, им Зенрут обещал, что недолго продержат в плену, однако слово не сдержал и превратил в рабов. Тимер покачал головой. — Не врите, война с Иширутом была сто пятьдесят лет назад, как вы можете знать своих предков? — Знатные рода вроде помнят своих предков и на восемьсот лет. Свои корни не знают лишь сироты да выращенные. Тимер заскрипел зубами, от лишних слов его опять остановила рука Джексона. — У нас ещё один негодяй-рабовладелец, Сэмил Даргин, — сказал Ирвин замес Тимера. — Что вас заставило к нам присоединиться? — Много чего, — вздохнул Сэмил. — Но на первом месте не мораль или месть, а прогресс государства, которое способствует и моей собственной выгоде. Я против рабства, но лишь потому, что оно тормозит Зенрут. Я презираю королеву, но только от того, что она не в состоянии выгнать камерутчан с нашей земли. Я не идеал борца за справедливость, о чём часто сожалею, но я хоть по ночам сплю спокойно, ни о ком не тревожась. Джексон ждал, что вот сейчас Тимер взорвётся, но его друг лишь испил чая из кружки и повернулся к Делии и Жадису. Гнев резко менялся любопытством. — А вы что здесь забыли, люди, далёкие от политики и войны? Карл пронзительно смотрел на Каньете. Уложенные назад светлые волосы, лицо треугольной формы, острые брови, Карл создавал впечатление светского франта. Только не революционера. Но Карл готов был сорваться с места и заявить о себе, но его сдерживала Делия, как Тимера Джексон. — Я отрицаю всякую власть над человеком, будь то политическая, будь то духовная! Я проклинаю наш несовершенный мир! Нищета, голод, рабство, сероземельник, войны! Даже различия между манарами и магами, которые заполонили нашу страну — это всё не совместимо с моими убеждениями! Десять лет я нёс истину людям через слово, призывая их к добру в моих стихах, но они, глупцы, меня не слышат. Я берусь за оружие! Джексон громко похлопал в ладоши, но все молчали. Они смотрели на Делию, единственную, кто не рассказала о себе. — Что вам от меня нужно? — удивлённо спросила женщина. — Представься, — сказал Тимер. — До сегодняшнего дня я о тебе даже не слышал. — Если бы я не помогла старшему брату привлечь к восстанию друзей-магов, то и не услышал, — заметила Делия и скрестила руки на груди. — Даже не знаю, с чего начать. Я из тенкунского рода Швинов. В Зенруте живу всего шесть лет, по документам верная поданная короны, душой принадлежу Тенкуни. Мой муж, опытный маг огня, погиб три года назад на восстании рабов. Он служил солдатом в зенрутской армии, и пуля одного из невольников пробила ему голову. Я здесь из-за него… — Хочешь отомстить за мужа королеве и её системе, которая и породила это восстание? — сочувственно спросил Тимер. — Нет, хочу позлить дух мужа. Я его ненавидела, — усмехнулась Делия. — Есть такая тёмная мечта, чтобы он дрожал от злости в садах Создателей. А вообще… переехав в Зенрут, я долгие шесть лет не знала чем заниматься, чем жить. С мужем, за которого меня выдали насильно, жизнь не ладилась, с начальством ругалась, вот с вами мне не скучно и приятно. Помогу вам с магами, а потом… скорее всего, вернусь в Тенкуни. — Кто бы мог подумать, что пташка, помогавшая мне целый год, такая безразличная, — резковато, но дружелюбно сказал Джексон. — Идти на восстание от скуки… Пташка, даже у самоубийцы, когда он натягивает верёвку, есть причина, по которой он прощается с жизнью. На грубое замечание женщина всего лишь взлетела над стулом удобно села на его спинку. Джексон мельком глянул на Тимера — друг был спокоен, но это спокойствие заставляло сердце Джексона сильно трепыхаться — надменная уверенная усмешка затесалась на лице Каньете. — Свои мотивы я сказал вам, — обратился Джексон уже к остальным, — предпочитаю не повторяться. Мы весело потратили пятнадцать минут на наши убеждения. О них я давно знал, как и каждого из вас, но для Тимера вы, Крылатое общество, стали неприятным сюрпризом. Не всем суждено быть беспорочным. — Вот на твоих руках крови не будет, — обнял Мариона Тимер, несмотря на дружеский знак в его голосе хорошо чувствовалась издёвка. — Тебе не придётся убивать людей на улицах, казнить королеву. Ты предоставил нам магов и превратился из советника Крылатого общества в простого зрителя скорых боёв. Можешь супчика поесть, если рестораны первого кислора не закроются, можешь книжки почитать. Вот чем ты занимался три года назад, когда армия расправлялась с освобождёнными рабами, а заодно ловила моих родителей? Джексон побагровел и на одном дыхании выдавил: — Вернёмся к нашему плану восстания. Нужно очень много деталей обсудить, нельзя всё откладывать на последний день.***
Несколько часов Крылатое общество обсуждало план, прорабатывало различные мелочи. Где лучше схватить принца Фредера — в его покоях или дождаться, пока наследник покинет дворец. Как быть с королевой, герцогом, премьером… Джексон не остался с друзьями до конца, вчерашним вечером он обещал Урсуле, что навестит её на заводе — он не может проводить столь много времени с людьми, которые имеют отношение к отряду освободителей или отрицательно настроенной к королеве партии. Всего полтора месяца, но даже за какую-то секунду тайна может взлететь наружу и тогда всё пропало. Джексон летел на самокате по улице один — без друзей, без Живчика, и от этого ему становилось не по себе и чертовски одиноко. «Линда, Грэди, — прошептал Джексон, взглянув в голубое небо, — видите ли вы, что ваш сын сидит за одним столом с теми, кто осмелится пойти на королеву?» Он нуждался в заботливом собеседнике, но никого рядом не было. Линда и Грэди не отвечали с небес. Джексон тогда начал тихо говорить с богами. Ему было всё равно, что их пятнадцать, Джексон разговаривал с Создателями, с теми, кто заварил всю эту кашу под названием «жизнь» и с теми, кому дано её забрать. Тринадцать детей Создателей подобно двенадцати отпрыскам Неонилиаса не есть свои родители, вершащие мироздания. Джексон чувствовал, что кто-то невидимый всегда стоит возле него — охраняет, благословляет, проклинает. Проклинает… начиная со смерти родителей, Джексон стремился избежать гнева Создателей, идя к ним навстречу, как к равным. У Мариона вдруг зачесалась спина, именно в том месте, где на всю жизнь остались шрамы от когтей и зубов медведя. В семнадцать лет, когда страшный зверь покинул лес и стал причинять вред сельским жителям, Джексон внушил, что сможет убедить медведя оставить людей — он же маг, зверовещатель. Но животное не послушало смелые речи человека, умевшего с ним говорить. И напало. От близкой смерти мальчишку Джека в тот день спас дядя, который выстрелил в зверя, оборвав тому жизнь. Целители потом, как ювелиры, восстанавливали его изувеченную спину по кусочкам. Но избавить его от чудовищных шрамов — было выше их сил. Джексон полгода пролежал в кровати, рыдая в подушку от беспомощности. Его жизнь разделилась на два отрезка — «до» медведя и «после». Поднимаясь на ноги, семнадцатилетний юноша хромал, опирался на трость, кряхтел. В нём видели старика, и тогда Джексон решил сделать это своим преимуществом. Старость это опыт, опыт это мудрость. Он намеренно отращивал бороду, говорил витиевато, хотел казаться старше и взрослее, чем был. Эксперимент обернулся привычкой. «Каким я был тогда самоуверенным, а потом… жалким, — пронеслась мысль. — Думал, что совладаю с каждым, с кем столкнусь. Моя юность закончилась смертью живого существа». Что-то не давало Джексону покоя. Это странное чувство, давящее живот, возникло в тот миг, когда Тимер сбросил со стола карты и показал жилистым пальцем на скатерть. — На что похож флаг Крылатого общества? — Два птичьих крыла, — отозвался Джексон, — символизируют двух птиц, свободных от всех оков людей. У них свой путь, свой полёт, но они соединяются вместе, показывая единство зенрутского народа. Я самолично придумал этот флаг. — А я вот замечаю, что эти крылья похожи на мечи. Джек, — неожиданно улыбнулся Тимер, — ты же знаешь, зачем создаётся оружие. «Убивать я готов», — ответил Джексон, но лишь спустя время, когда его от Тимера отделяли мили, ответил самому себе. В памяти стояла Делия Швин, умелый человек своего дела — верная помощница старшего брата Оуша, искусительница тенкунских магов, хорошая рассказчица, обещавшая им славу и почёт и вечную благодарность освобождённых зенрутчан. Почему он целый год думал, что эта молодая женщина борется за справедливость, а не играет в героя? А может быть это маска, решил вдруг Джексон, — неплохо бы ему такую купить и отбросить едкую мораль, без которой прекрасно живут Сэмил и Ирвин. На секунду Джексон представил перед собой двух женщин — равнодушную Делию и энергичную Урсулу. И тут он осознал, что малоразговорчивую холодную девушку, которая медленными движениями приближает победу, он уважает сильнее родной одноклассницы, предмета школьного обожания. «Эх, перед поездкой в Конорию бурчал Люси про вред безразличия, надо бы подчеркнуть его красоту». От раздумий Джексона оторвали знакомые крики. Они исходили от завода винамиатиса, к которому уже подошёл мужчина. Джексон подлетел на крик, увиденное заставило его вспомнить всех чертей. Славная компания была как на подборе — Люси, Уилл, несносный Бонтин и Нулефер с выращенным ребёнком на руках. — Вот же связался с этой Нулефер! — вслух крикнул Марион. Как бы Джексону не хотелось полтора месяца пожить спокойно, он вынудил себя броситься на помощь.