***
Карета остановилась у завода. Прежде чем убрать руку с управляющего её винамиатиса, Урсула долго смотрела в зеркальце и поправляла причёску, сердце слегка подрагивало. Этого дня Урсула страстно ждала все одиннадцать лет службы. На завод приезжали вещатели, чтобы в настоящем времени рассказать Зенруту о том, как изготавливают винамиатис, поведать, как сильно выросло его производство за последние десять лет. И ей, Урсуле Фарар, глава завода поручил встретить вещателей и обо всём рассказать! Не хотела Урсула брать с собой Нулефер, но ученица настырно просилась на завод, пришлось согласиться. Возле своего кабинета Урсулу ждало новое разочарование — Уилл сидел на её стуле и поджидал учительницу. — Уилл, почему ты здесь? Ты должен присматривать за Фредером, он всем курсом выезжает на стрельбище за город. — Выезд отменили, генерал Шербек заболел, — улыбнулся Уилл. — Урсула, я не буду мешать, мне нужно… Ну я хотел бы, так, случайно в стекло попасть. Вдруг, меня увидят мать с отцом и… — И найдут, — сказала за него Нулефер, задумчиво смотря на Уилла. Её волнительный, слегка пугливый взгляд поймал Уилл и, когда Урсула отошла от них, тихо спросил Нулефер. — Что с тобой? — Да так, ничего. Урсула была занята скорым приёмом, подросткам она велела не отходить далеко от её кабинета. Но даже с этого маленького клочка, которое им предоставила учительница, хорошо была видна тщательная подготовка к вещателям. Нулефер за месяц, а Уилл за десять лет не видел таких идеально вымытых полов, которые всё ещё протирали рабы. Солнечный свет сквозь свободные от занавесок окна освещал и согревал коридор, создавая рай для души. — Едут! — послышался крик. Урсула в оранжевом прелестном платье, выбежала из кабинета и пальцем поманила за собой ребят, строго шепнув им: — Не мешайтесь. У ворот завода уже остановились три кареты. Сперва вышли зеркалодержатели с большими магическими зеркалами, которые поглощали и сохраняли в себе свет, а затем отдавали его стеклу с винамиатисом. Эти зеркала вынесли штук этак тридцать, если не больше, и только потом из кареты вышел главный вещатель страны — Риц Шейм. Подпрыгивая с ноги на ногу, он подошёл к Урсуле, и женщина ему поклонилась. — Рада приветствовать столь высокого гостя в главном заводе Зенрута! — Здравствуйте, очаровательная фанеса Фарар. Не стоит похвал, я простой рассказчик вестей, — улыбнулся Риц. Нулефер подскакивала, пытаясь рассмотреть человека, чьё лицо ни на один день не исчезало со стёкол, но перед ней и Уиллом выстроились все главы и работники завода. Любезно махнув рукой, Урсула повела Рица за собой, за ней посеменил весь состав завода и помощники Шейма. По команде Урсулы зеркалодержатели останавливались возле нужного места, расставляли повсюду свои волшебные приборы, чтобы ничего лишнего не попало на стекольный винамиатис, Урсула с воодушевлением начинала посвящать людей в дела магии и науки. Не сказать, что церемония была скучной, но Уилл не чувствовал какого-то величия в этой процессии, не разделял восторга с учительницей, он выжидал момента, чтобы подойти к Урсуле и заглянуть в стекло. Нулефер же томительно не отводила глаз с вещателя. В это самое время на Урсулу Фарар и Рица Шейма вытаращил глаза почти весь Зенрут. На севере страны, уютно устроившись в постели, Оделл и Ханна смотрели весть. В тёплой Конории на веранде Элеонора и Эван одним глазом поглядывали на стекло, на лужайке возле взрослых, под присмотром Люси бегали Тина, Азадер и Алекрип. Старшее поколение Казокваров сидело в доме на диване, мать и дочь слушали вещателя, Нормут бранью клялся Дрису, что ночь спать не будет, а оплатит сегодня ошейником и палками Бонтину за очередной побег! Тобиан знал о будущей расправе, но как пропустить весть, в которой покажут его друга и Урсулу? Он сидел в доме бывшей «тётушки» вместе Живчиком и не сводил глаз с волшебного прибора. В загородной усадьбе Эйдина при пробуждённом стекле Джексон, Тимер и Эйдин обсуждали план восстания. Урсула неторопливо проводила группу вещателей в цех, где десяток магов наделяли камень силой. Свет и тепло исходил от винамиатисов, которым предначертано стать опорой фонарей и каминов, слабая вонь чувствовалась от карет, самокатов, паровозов. — А вот здесь сердце нашего завода, — с восхищением сказала Урсула, громко и чётко, обводя рукой весь цех и магов. — Без этих людей не получить нам завершённое изделие — винамиатис. Толпа охранников, чиновников и зеркалодержаителей окружала женщину. Но на одну минуту, когда Урсула подошла к магу, чтобы спросить его о работе на заводе, место вокруг неё освободилось. Урсула быстро поманила пальцем Уилла. Он рванул к ней, но простоял у стекла всего ничего — полминуты, но Джексон, Люси и Тобиан отчётливо увидели его взволнованное лицо, на котором застыла надежда. Экскурсия продолжалась. — Фанеса Фарар, как вы относитесь к тому, — вдруг, тёмно улыбнувшись, проговорил Шейм, — что за стеной вашего завода выращивают другое сердце винамиатиса — рабов, добывающих сероземельник? Урсула смутилась, но быстро нашла ответ: — Если откроете любую газету, то можете прочитать про мои взгляды, поддерживающие равенство и справедливость в стране. Я против рабства, всё остальное — дела политиков, я — обыкновенная служащая на благо короны. Шейму явно хотелось слышать большее, от его острого взгляда не ушёл лёгкий кивок головы, который улыбающаяся Урсула бросила Уиллу. В голове вещателя зародился меткий вопрос: если придётся выбирать, на чём остановится фанеса Фарар — на свободе людей или на процветании завода? Он только открыл рот и неожиданно почувствовал слабый толчок локтя в живот. Мелькая за Уиллом, Нулефер проскочила через зеркалодержателей, она встала перед вещателем, загородив собой Урсулу. Лицо Нулефер покраснело от волнения, руки тряслись. — Я… — не находила она слов и запиналась. — Ме-ме-ня зовут Нулефер Свалоу! Я родилась в Зенруте, у манаров Оделла и Ханны Свалоу, но я… — голос сильно дрожал. — Я маг воды. Нулефер не видела глаза Урсулы, но представляла, как они расширились до размера блюдца, чувствовала, что учитель готова когтями вцепиться в неё. Тем временем в Рыси и в казокварском имении Свалоу-старшие застыли в холодном оцепенении, только с губ Элеоноры смогло слететь: — Что несёшь? — Вот тебе на! Мозги есть?! Люси, взяв Тину за руку, молчала. Потерял дар речи и Джексон, хотя смог привычно засвистеть и кивнуть Тимеру и Рауну — не спрашивайте, потом всё объясню. Нулефер дрожала всё сильнее. Она думала, что сейчас посыпаются вопросы, на которые уже были заранее подготовлены обдуманные ответы, но Риц Шейм пронзительно смотрел на неё и ждал. — Я маг, и я родилась у манаров! — повторилась, крича, Нулефер. — Я долго скрывала правду, но теперь я хочу, чтобы обо мне узнала вся страна. Риц, пританцовывая, подошёл поближе к ней, и наклонился к ней. — Раз в шестицу, девочка, к нам приходят манары и утверждают, что они маги. Нулефер стало не по себе от «девочки», но она промолчала и притянула к себе магией чашку с водой, стоявшую в другом конце цеха. — Но я говорю правду. — Раз в месяц к нам приплывают из Тенкуни и маги и заявляют, что они родились в Зенруте. — Но я… Я не из их числах! — выпалила Нулефер. Шейм и его зерколадержатели недоверчиво, с ехидной усмешкой кивали Нулефер, однако на лицах самых чутких начинались рождаться сомнения — работники завода со страхом и изумлением смотрели на Нулефер, которая весь месяц маячила у них перед глазами как любопытная неприметная подмастерье. Один из охранников Шейма, могучий бык, грубо взял её за руку и вывел из толпы. — Молодая фанеса, не портите весть своими глупыми выходками. Удивили нас тоже, в Зенруте родилась! Бледная Урсула дрожащим голосом позвала группу Шейма: — Проходите господа в следующий цех! Не тратьте время зрителя. Вещатели последовали за Фарар, не дожидаясь, пока к ней побежал за вопросами работники завода, Нулефер поспешила скрыться. Уже на улице её поймал Уилл. — Что задумала? — он затряс руками. — Ты понимаешь, что натворила? Зачем ты это всё рассказала? — Тебя спасаю, — буркнула Нулефер, показывая всем видом, что хочет домой. — Интересно, каким образом?! — покраснел Уилл. — Манарка-маг живёт под одной крышей целый месяц со вторым манаром-магом и знает Бонтина, неугодного хозяину! Ты лучше сразу меня убей! — Не бойся, про тебя и Бона я буду молчать. От её слов Уиллу не стало спокойнее душе, Нулефер сочувственно вздохнула и пошла домой, слушая, но не отвечая на его гневные выкрики. Она знала, что дома её ждёт гораздо большая пытка от Элеоноры, родителей, принца Тобиана да и всех людей, кто знает их с Уиллом тайну. Но раз раскрылась, прятаться где-нибудь в лесу уже нельзя. Уилл всю дорогу кричал Нулефер про скорую свирепость Огастуса, про расплату, которая ждёт их с Тобианом. Мелкая дрожь, которая слышалась в его голосе, никак не была похожу на львиную смелость Уилла, застывшую перед глазами Нулефер, когда несколько лет назад без страха и сомнений Уилл с камнем набросился на управляющего шахты Свалоу. Едва Нулефер преступила порог дома, в её плечи больно вцепился остервенелый Тобиан, сильно толкнул её в стену и закричал: — Идиотка! Захотела нас всех в могилу уложить? Уилла, меня, Урсулу! Мы тебе доверились, а ты предать нас решила! Ну, держись, тварь, у меня! Тобиан быстро взмахнул кулаком. Вдруг он ощутил резкий удар в живот. — Не трогай её, успокойся! — закричал Уилл, встав между Нулефер и другом. Нулефер с благодарностью положила руку на плечо Уилла, слегка улыбнувшись. — Твоя тайна останется тайной, Бон, а вот о моей должны узнать люди и твоя семья. — Да какая тайна?! Мой дядя поклялся: хоть один человек узнает про Уилла, то… Как ты собираешься умалчивать о нём? Мой ошейник тебе не доказательство, чтобы ты не лезла в наши семейные разборки? Замолчать взбешённого Тобиана заставил внезапно раздавшийся топот шагов. От Казокваров вернулась Элеонора, влетев в дом быстрее опытного мага полётов. С разбегу она отвесила младшей сестре пощёчину. — Что нашло на тебя? — Не хочу сидеть в тени, хочу славы, — смотря прямо в глаза Норе, прошептала Нулефер. Уилл, привыкший охранять принца Фредера, до сегодняшнего дня не представлял, что ему придётся защищать кого-то другого. От Элеоноры не смолкала брань да нападки, не одну затрещину удалось остановить ему. Элеонора окончательно потеряла власть над собой, когда Тина стала теребить тётушку, прося выйти с ней на улицу. — Тебя все, Нулефер, знают! Казоквары, их рабы о тебе говорили! Ура! Уилл и Нулефер пытались улизнуть в другую комнату от Элеоноры, беспокойно поглядывая на Тобиана, хоть бы тот молчал. Но он сильнее ребят понимал, если его, раба Бонтина, что-то и тревожит, то только судьба Уилла. И всё. — Госпожа Нулефер! Ваши родители… От Люси не было слышно ни слова, когда она вернулась с хозяйкой. Яростная Элеонора Элеонора вообще заставила забыть Нулефер, Уилла и Тоба, что в этом доме находится ещё один человек. Люси спускалась с лестницы и несла стекло, на котором лежат связывающий голоса винамиатис. Нулефер выхватила у неё из рук камень со стеклом и вбежала в свою комнату, закрыв плотно дверь. Пот выскочил на лоб. — Мама, папа… — прошептала она, взглянув боязно на гладкую поверхность. Добрые лица Оделла и Ханны, которые каждый день видела Нулефер, были мрачнее тучи. Супруги сами сидели запертыми у себя в комнате, подальше от любопытных глаз рабов, соседей и родственников. — Как ты объяснишь свою выходку? — прохрипел Оделл. — Папа… — Мы всю жизнь оберегали тебя! Защищали! — заорала, едва ли не брызгая слюной, Ханна. — О, боги, дочка! Твоя жизнь! Нулефер покорно кивнула матери головой. — Вот именно, это моя жизнь. Мама, вы бы не разрешили мне открыться людям! Мне пришлось самой делать первые шаги! Прошу, ничего не спрашивайте у меня! Так надо! — Для чего? Нулефер! — Ханна схватилась за голову, её тихонько похлопал по спине муж, чтобы как-то успокоить: — Тебя замучают! Власти, учёные, маги, люди! Что с тобой будет? Что с тобой будет? Нулефер молчала. Оделл прижал трясущуюся жену к себе и проговорил: — Не убьют, во всяком случае. Тише ты, Ханна, не превращай ветер в ураган! Щёки Оделла были красными, как пожар. В глазах, которые прямо говорили, что, появись перед ним сейчас дочь, то выпорол, не раздумывая, сидела злость. Но отец не колотился от страха. — Ну, дочка, что будешь делать? Ты хоть об этом подумала? Нулефер слабо улыбнулась, руки слегка потеплели от мягких слов отца. — Моя жизнь теперь прежней не станет, но я должна рассказать миру об этой тайне. Буду теперь стараться развеять все сомнения, о том, что я обманщица, притворяющаяся манаром. — Да ты это слышал! Ханна подскочила с дивана. — Оделл, я не могу слышать этот бред! Наша дочь сошла с ума! Это её тот лысый Марион настроил! Всё, я не могу больше. Едем в Конорию! Перемещаемся с проходящим! Мать выбежала из комнаты. Через стекло было хорошо слышно, как она кричала рабам собирать вещи. Нулефер смотрела на отца, ища поддержки в нём. Холод не сходил с застывшего мрачного лица Оделла. — Как ты теперь будешь общаться с людьми? Спокойно ли сможешь ходить по улицам? — Смогу, — ответила Нулефер, стараясь не показывать страху. Но Оделл смотрел не в глаза дочери, а на её руки, которые лихорадочно крутили волосы. Отец вздохнул и поднялся. — Нет, тебя нельзя оставлять одну, даже с Элеонорой. Мы скоро будем. Дочь, ты нас разочаровала. Уж я верил, что ты становишься взрослой женщиной… И с этими словами Оделл усыпил связывающий голоса винамиатис. Стекло померкло.***
Вечер пришёл в Конорию быстро, давно стемнело. Весть про завод закончилась ещё пока Нулефер и Уилл бежали домой, а Урсула не возвращалась. Её винамиатис молчал. Тобиан поехал обратно к Казокварам. — Парень, — боязно и надменно сказала ему Элеонора, — Нормут страшно зол на тебя, может, я с тобой съежу? Заступлюсь, так уж и быть. Тобиан обнялся на прощание с Уиллом и Люси, прижав их крепко к своей груди, и промолвил, стараясь скрыть злость: — Больше всего на свете я не хочу, чтобы у меня были телохранители. Вот и Джексон Марион пришёл, поцеловал в макушку Живчика и остановился возле Нулефер. Непроницаемым взглядом он смотрел на неё минуту-две. — Надоело скрываться, просто надоело, — хлипко буркнула Нулефер. Джексон нежно положил руку на её голову и прошёл на лестницу, ведущую на чердак. Он спустился довольно скоро, неся круглый маленький ящичек. Жестом Джексон позвал Нулефер на кухню, где ужинали Люси и Уилл. — Смотрите, ребята, что я нашёл! — Джексон поставил на стол ящик. — Непос. Игра помогает хорошо убить время и развить ум. — А я его везде искал! — радостно воскликнул Уилл и схватил игру — Мы раньше играли в него с Фредом и Тобом, — внезапно Уилл поймал себя и добавил: — Когда Тоб был жив. Уилл положил непос и раскрыл ящичек. Тридцать цветных фигурок высыпалось на стол, а ящик в руках Уилла ловко превратился в круглую доску. — Девочки, вы знаете непос? — спросил Уилл. Люси и Нулефер кивнули. Про древнюю тысячелетнюю игру знал и стар и млад, и аристократ и бедняк. Кто её придумал, оставалось загадкой, но непос с давних времён собирал возле себя неугомонных вояк, хотя в одну партию могли играть только три человека. Неплоская доска представляла собой цветное полотно маленьких кружочков, в центре которого находился большой белый круг. Противникам, которые размещались в начале игры на краю доски, доставалось по десять фигурок — красных, синих или зелёных. Бросая по очереди кубики с цифрами, игроки ходили на столько же кружочков, сколько упало на кубике, при этом имея возможность уничтожить одну из фигурок противника. Цель игры была проста на первый взгляд — поставить короля в белый круг. Но задачу усложняли двое цветных врагов, возможности самой фигуры ходить в том или ином направлении. И что было самым противным — королева должна жить. Если пожирали королеву, человек оставался в игре, но лишался права на победу. Либо уничтожай двух соперников, не давая никому выиграть, либо веди одного из них к победе. Предательство, неожиданная дружба, подстава и верность — этим и славился непос. В дружеских компаниях никто не обращал внимания, кто за кого. Это же игра! Но в серьёзных соревнованиях на деньги и имущество перебежка игрока с мёртвой королевой на другую сторону стоила иногда ему жизни в тёмном переулке. — Уилл, Люси, давайте сыграем! Я чур за зелёных, — протянула руку с фигурках Нулефер, поглядывая тревожно каждую секунду на кухонное окно. — Я не против, — улыбнулся Уилл. Ребята обернулись на Люси. Глаза у рыжеволосой рабыни засверкали при виде игры, в которую она играла последний раз с мамой и папой. Тоненькие пальчики так и потянулись, чтобы взять синюю фигурку и поставить на доску. Но Люси отдёрнула себя. — Нет. Господа и слуги не играют за одной доской. Я наперёд знаю, как будет играть госпожа Нулефер. — Постой, Люси! — закричала Нулефер. Люси ушла. Нулефер грустно вздохнула и повернулась к Джексону. — Фанин, может быть, вы поиграете с нами? Раздался звук падающего стула. Это Уилл вскочил со стула, гневно смотря на Свалоу. — Вот так пытаешься подругу вернуть. Она ушла, и ты тут же к Мариону полезла? Я тоже не собираюсь играть с тобой. Он выбежал из кухни. Остались лишь Джексон и Нулефер. Лениво прокряхтев, словно древний дед, Марион поднялся и присел к ней. — Ну сыграем, если ты хочешь. Но придётся убрать тогда нам синих. Он расставил фигурки, как они и должны стоять, брезгливо отложил в сторону синих воинов и королей. Не дожидаясь бросания жребия, Джексон сделал первый ход, за один раз убив зелёного солдата Нулефер. Она не обратила внимания на потерю, решающий кубик вяло летел из её рук. — Фанин Марион, вы теряли когда-нибудь друзей? — слабо подвинула королеву Нулефер, — У вас было такое ощущение, что человек стоит очень рядом, но подойти к нему вы не можете? Джексон открыл рот и в это время, услышал звук летающей кареты. Нулефер вздрогнула и выглянула в окно. Из кареты вышла Урсула, аккуратно вставая на высокие каблуки, за ней вышли двое мужчин в чёрных пиджаках. Джексон завесил шторы, несмотря на упрямую руку Нулефер. — Было, — нехотя прошептал Джексона. — Нулефер, напомни мне, в чём заключается цель непоса? — Поставить короля в белый круг, — стала Нулефер убирать фигуры с доски. — И прежде, чем ты займёшь белое чистенькое место, достигнешь своей цели, тебе придётся вольно или невольно уничтожить других, — заметил только сейчас Джексон, что число на кубике Нулефер угрожало ему. Нулефер и Джексон спустились в прихожую. Там, скрестив руки на груди, неподвижно, как статуи, стояли двое мужчин, на груди у них был пришиты золотые значки, на которых, если приглядеться можно было прочитать: «Зоркий сокол». Так называлась королевская полиция. Один толстоватый, с косыми глазами, другой седовласый великан стеклянными взглядами смотрели на идущую к ним Нулефер. — Вот она, как вы и требовали, — произнесла без каких-либо чувств Урсула. — Это они! Это они приходили ко мне до Огастуса! Внезапно Нулефер услышала слабый голос Уилла. Он вместе с Элеонорой и Люси, державшей Тину на руках, были тут как тут. Нулефер оглянулась на друга и не поверила своим глазам: сильный, крепкий телом Уилл дрожал как маленький ребёнок. Он прыгнул за спину Джексона и вцепился в мужчину холодной потной рукой. Глаза Уилла бегали как у загнанного в засаду зайца. — Я узнаю косого и огромного! Они забрали меня, брали кровь, давали какие-то таблетки. А потом отвезли домой и… и потом пришёл герцог! Седой даже не посмотрел в сторону давнего знакомого, косой ехидно улыбнулся ему уголком рта и вновь обратил взор на Нулефер. — Фанеса Свалоу, мы из полиции Зоркий сокол. У нас приказ отвези вас в отделение. Собирайте сумку, вы проведёте в отделе несколько дней. Уже не только Джексон, но и Нулефер чувствовала спиной дрожь Уилла. Тут её крепко схватили чьи-то руки. Она вздрогнула, но это была Элеонора. — Я не отпущу с вами мою сестру! Элеонора, несколько часов назад пытавшая избить её, словно какую-то провинившуюся невольницу, обняла её всем телом, позабыв о дочери, которая прижалась к Люси, боясь незнакомых мужчин. Элеонора вцепилась в Нулефер, не собираясь отдавать её полиции так просто, без боя. У Нулефер защемило сердце, она провела рукой по щеке сестры. — Нора, пусти, так надо, — взгляд устремился на мужчин. — Я пойду с вами. — Нет! Она ещё ребёнок! Я, как единственный родственник в этом городе, отвечаю за свою сестру! Нулефер от меня никуда не уйдёт! Косой расхохотался: — Фанеса, мы знаем законы нашей страны. Нам велено привести девочку и вы, как её старшая совершеннолетняя сестра, обязаны поехать с нами. Фанеса Элеонора, вы не можете нам возражать, прошу вас собрать вещи сестры и, советуем, свои. Сказав это, он достал ордер и показал Элеоноре. Нулефер, покорно повинуясь, пошла в свою комнату. Элеонора трясла лихорадочно головой, страх матери передавался дочери, малышка захныкала. — Люси, утешь ребёнка! Пока я не вернусь, Тина на тебе! Через минуту Нулефер спустилась с готовым чемоданом всего самого необходимого, будто заранее знала, что сегодня за ней придут. Она лишь положила туда вещи сестры. Джексон потребовал поехать с девушками, но Зоркий сокол сказал, что может взять с собой только родственников Свалоу. Урсула со слабой грустью помогла открыть дверь. Возле её кареты стояла служебная карета Зоркого сокола. В неё и приказали садиться Свалоу. Сёстрам мужчины открыли дверь, помогли забраться. Но неожиданно возникло ощущение, что они заложницы. Нулефер задумчиво смотрела в окно, не выпуская из рук серый камушек, подаренный давно Уиллом. — Как у вас проявилась магия? — заговорил держа руку на винамиатисе косой. — Как у всех магов, — Нулефер отвечала обычным своим голосом, готовая к такому допросу. — В пять лет, со спячкой и пробуждением. Моя сестра была свидетельницей, можете у неё всё спросить, я сама начинаю забывать те дни — ребёнком была ж. — Какие резкие вопросы, — цокнула языком Элеонора. — А что, если моя сестра мошенница, которая обдурила всех по стеклу? Откуда у вас такая уверенность? Молчаливый седой впервые подал голос: — За тысячу лет мы научились не нянчится с лжемагами. Приедем и выясним, кто ваша сестра. Мы бы к вам не явились, если бы маг-манар не общалась тесно с Фарар и этим Уиллардом. Карета остановилась. Серое здание королевской полиции выделялось на фоне остальных — его освящали яркие фонари. Седой помог сёстрам выбраться и пообещал, что сам донесёт их вещи. Без предъявления пропуска полицейские и Свалоу миновали охрану и пошли по длинным коридорам. Если бы не милые девушки-служащие, бегающие с бумагами по зданию, то можно было подумать, что их ведут пытать. Но наконец полковники, а такое звание имели эти люди, хотя Уилл говорил, что за ним приходили капитаны, остановились перед светлой дверью. Там, за ней располагалась белая койка, стояла женщина в белом халате. Комната напоминала кабинет врача. — Меня не будут резать, тише, Нора, — взяла за руку перепуганную сестру Нулефер. — Уилл говорил, что у него только брали кровь, давали что-то пить, щупали и вертели маги-целители. — Смышлёная девушка, — улыбнулся косой. — Мы не палачи, нам необходимо проверить, родилась ли Нулефер у манаров раньше этих журналистов-выдумщиков. Вот почему мы взяли вас, сестру, — кивнул он, подмигивая глазом Норе. — Скоро ночь, вы хотите спать, понимаем, но времени у нас мало. Вот с Уиллом хорошо всё было — никто не знал о мальчике, можно и не спешить его проверять. Правда, Его Высочество нас стал торопить, когда мы оповестили его. Нулефер уложили на койку, «Зоркий сокол» покинул кабинет, к ней подошла женщина в белом халате, осторожно, стараясь не причинить боли, она уколола Нулефер и стала набирать в пробирку кровь. Нулефер казалось, что врач никогда не вытащит из неё шприц, кровь всё и шла в пробирку размером с вазу, не останавливаясь. В прошлый раз, когда ещё маленькой девочкой её родители водили к целителям, взяли совсем ничего. Но сейчас всё было иначе. Нулефер чувствовала себя истощённой, заботливо врач помогла дойти ей до кровати и приказала лечь на её место Элеонору. Обе сестры хотели спать, приближалась ночь. Кровь, которую у них забирали, отвар из непонятных трав, растущих в Тенкуни или только в теплицах Зенрута, — всё это лишало их сил. Свалоу никто не слушал, «Зоркий сокол» не заходил в кабинет, но женщины-врачи на секунду не оставляли сестёр. Врачи, на груди у которых был приколот флаг Зенрута и жёлтая рука, символизирующая магию целительства, обхаживали Нулефер во всех сторон, собирали с неё волосы, брали слюну. Целительницы, работающие с костями, своей магией превращали ноги и руки девушки то в тяжёлые камни, то делали их лёгкими как перо. Сердце, желудок, глаза и уши — лучшие маги-целители в эту ночь были заняты одной только Нулефер Свалоу. С наступлением утра ей разрешили поспать и поесть — для этого в Зорком соколе ей дали помещение с хорошей кроватью, принесли вкусную кашу. Но прежде заперли дверь на ключ. Нулефер с усмешкой смотрела на осторожность служащих. Не хотела бы она здесь оказаться, то не влезла в стекло миллион зенрутчан. Как ни пыталась Элеонора поговорить с сестрой, она слышала в ответ только одно: «Это ради Уилла». Больше, в присутствии Зоркого сокола, молчаливых целительниц Нулефер не могла ничего сказать. Элеонору после того, как взяли у неё кровь, силой не держали. Но старшая сестра отказалась оставлять одну младшую. В середине дня, когда Нулефер проснулась, ей разрешили поговорить с родителями. Оделл и Ханна до того как увидели младшую дочь, запертую в отделе, всё-таки не собирались ехать в Конорию. Поспорив горячо между собой, отец настоял, чтобы позволить Нулефер самой расхлебать кашу, в которой она сама и завязла. Но, едва Элеонора пересказала им то, что вытворяют, пусть и с соблюдением всех законов, с Нулефер государственные целители, Оделл и Ханна отправились к проходящему магу. В кабинет, напоминавший темницу, зашли косой и седой великан, с ними было трое мужчин. Одного Нулефер узнала сразу — птицевещатель, часто помогающий магам Зенрута во всех вопросах. Быстро представившись, птицевещатель с двумя своими спутниками потребовал показать ему способности Нулефер. Внимательно он смотрел, задавал вопросы. Нулефер отвечала честно, как открыла в себе магию, как изучала её. Пока маг разговаривал, четверо мужчин пронзительно смотрели и слушали её, в их мутном хитром взгляде было что-то пугающее. — Почему вы открылись именно вчера? — поднял бровь вдруг птицевещатель. — Раньше невозможно было, — ответила Нулефер. — В газету написать можно, но никто не поверил, а попасть к вещателю я, шестнадцатилетняя девочка, не могу. Пришлось вот так удивить мир. Маг поднялся. — Спасибо за твои, надеюсь честные, — он посмотрел на своих спутников, — ответы, — и те кивнули головой. «Мыслечтецы!» — чуть не ойкнула Нулефер и прикусила губу — кажется, её «услышали». Нулефер сразу вспомнила родной дом, маму и папу, малютку Тину. «Обещала Тине покормить с ней воробьёв, так, обещала научить её считать до ста». Надо чем-то отвлечь их, думать о чём угодно! Но в голове беспощадно вертелось «Уилл», Уилл», «герцог и королева». Вспыхнуло неожиданно лицо Тобиана. Его настоящее лицо. Маги давно ушли. В кабинете была Элеонора, Нулефер и её мысли. В этом момент Нулефер поняла, что такое сойти с ума. От страха. Стараясь не думать о принце Тобиане, она вспомнила лицо своего когда-то близкого друга Уилла. Она смотрела на свои дрожащие руки и понимала, вот таким был Уилл, когда ворвался в дом «Зоркий сокол». Нулефер подняла с пола газетку, которую ей принесла Элеонора ещё до прихода магов. На первой странице сияла её, как подумалось Нулефер, чумазая мордашка. Не расписываясь в привычных словах «мошенница», «а что если», «возможно», на весь Зенрут заявили, что родилась волшебница-манарка. Прошли ровно сутки, а журналисты нашли целителей, к которым обращались Оделл и Ханна, чтобы проверить кровь. — Нора, как они так быстро их нашли? — Нулефер взглянула на другую страницу — вся судьба её родителей, выросших в трущобах Зенрута, была как на ладони: — Как они про маму и папу всё узнали? — Расстояние любви не помеха, а любопытство тем более, — усмехнулась Элеонора. — Как они сумели всё так быстро накопать! Даже о месте рождения, даже, что папа родился от нищенки. Имя нашей бабушки и то есть! Друг Уилла, Исали Фарар, пытался сам найти что-нибудь о родителях Уилла, но одного только документа он месяц ждал. Элеонора пожала плечами. — Вот и не получилось у этого Исали ничего, — с лёгким презрением поймала мысли сестры Нора. — Он связался с бюрократией. А знаешь, что такое бюрократия? Сила с которой не справиться никакому воину, никакому могущественному магу. Она завелась в крохотной белой бумажке и подчиняет себе государства, общество, личность. — Сестра, где ты так научилась говорить? — засмеялась Нулефер. — Да сама не знаю. Поживи тут с этим Джексоном Марионом, стихи начнёшь слагать. — Не, ты не Джексон Марион, — Нулефер свернула газетку в трубочку и тихонько стукнула сестру, — он после каждой фразы повторяет «сказ окончен», а ты в зеркало любуешься, когда перестаёшь говорить. — Ничего я!.. Элеонора закричала и остановилась, только сейчас в руке обнаружила у себя позоленное зеркальце. Она положила его и выхватила у Нулефер газетку, чтобы стукнуть в отместку сестрёнку. Нулефер посмеялась и прижалась к Норе. Было на душе странно, растерянно — прошёл день, а сестра не кричала и не отчитала, хотя ещё вчера готова была убить её. Долгие годы Нулефер не чувствовала, чтобы возле сестры она становилась смелее. Элеонора обнимала Нулефер и читала статью, в которой привычно славилась королева Эмбер. Злость рождалась стремительно у Нулефер, но её затмевала отвага. «Я так далеко дошла, моё имя в газетах и в стекле. Уилл, я спасу тебя».***
После мыслечетцов приходило где-то десятка три туманных людей с гербом Зенрута на груди. Все они наблюдали, изучали, допрашивали Нулефер и Элеонору. Только, когда наступил вечер, сестёр оставили в покое. Во второй раз пленённой подопытной разрешили пообщаться с близкими. Родители уже были в Конории. Взволнованные, перепуганные до ужаса, Оделл и Ханна постарались скрыть свои эмоции. Они обняли Нулефер и пожелали ей удачи. Ханна пыталась спросить дочь, зачем она всё это сотворила, но Оделл покашливал, намекая супруге о молчании. Не время ссориться. — Понимаешь, дочь, о последствиях? — спросил он. — Понимаю, — ответила Нулефер. Оделл недоверчиво покачал головой. Почти к ночи Нулефер смогла увидеть того, ради кого она всё затеяла! Бледный, невыспавшийся Уилл рассказал товарищу по магии, какой переполох подняло её сиюминутные слова по стеклу. Все газеты, начиная с важных зенрутских изданий, и заканчивая сборниками сплетен разглагольствовали только про неё одну — Нулефер. Всё, абсолютно всё на вечер второго дня было известно писакам — трущобная жизнь Оделла и Ханны, блеклые дни, когда Нулефер знала освободителей, похищение выращенного ребёнка с завода… Такого Зенрут не видел давно — с времен, когда одиннадцать лет назад усыновлённый тенкунский мальчик сотворил ураган в столице. Уилл был напуган. Нулефер без волнения успокаивала его: — Я свободный человек, мне герцог и королева ничего не сделают. Нулефер беспокоилась об Урсуле. Как после такого с ней будет разговаривать учительница, не обозлиться? Но Урсула не злилась на Нулефер. Её первая в жизни весть прошла удачно. И, как показалось Фарар, её ученица поспособствовала тому, что за один день на заводе был выполнен шестичный объём работы. Пока дела Урсулы поднимались вверх, смутная тень тревоги затаилась на лице женщины. Королева и герцог — эти люди заставляли трястись не только раба Уилла. Сёстры Свалоу после долгих разговоров с друзьями, родными заснули вместе на одной кровати, желая безумно, чтобы кошмар скорее закончился. Разбудили их внезапно, рано. Целительница, которая, в отличие от мужчин Зоркого сокола имела право заходить к девушкам в комнату, громко бахнула дверью, потрясла за плечо Элеонору. — Фанеса, вас ждёт карета. Сию минуту собирайтесь. — Что такое? — сонно протёрла глаза Нора. — Через несколько часов состоится весть. С вашей сестрой. Ваша мать привезёт вам лучшее из всех её платьев. — Правда? Ура! — Нулефер подскочила с кровати, сон смахнуло рук. Но тут у неё ёкнуло подозрение: — А почему весть утром? Я думала, меня покажут вечером, когда люди придут с работы. — Так решили сверху, ваша задача — выполнять, — пожала плечами целительница, сама интересуясь этим вопросом. Сёстрам дали пятнадцать минут, чтобы собраться — никогда в жизни Элеонора так не спешила. Нулефер, почти силой, хоть и без наручников и обращаясь на к ней вы, затолкали в карету и повезли во дворец вещания. Вчерашняя пугливая Нулефер с гордой спиной сидела в карете и смотрела в окно до самого конца поездки. Высокое угловатое здание вещания, располагавшееся в районе, где около тридцати лет назад стоял главный публичный дом Конории, сияло ярким светом, хоть был и день. На крыше дворца стоял памятник королеве Эмбер и её покойному мужу Конелу. Нулефер провели в маленькую уютную комнату и посадили на мягкий стул перед зеркалом. — У вас нездоровый цвет лица, девушка, — сказала изящная женщина с пудрой в руках, — надо поправить. Нулефер выносливо терпела разнообразные издевательства, которые свершали с её лицом и волосами. Пока не приехали родители с платьем. Удивительно, но Оделл, Ханна и даже Элеонора благословили её, ни разу не упрекнув. Приехали Уилл и Джексон. Уилл и фанин Марион, благодаря которому вообще состоялась встреча с другом, прибавили Нулефер сил. Внезапно она осознала, что все, кто был настроен против неё — родители, сестра, Уилл — теперь переживают за неё. Что это, побочные действия славы, которая позавчера обрушилась на неё, или настоящее неподдельное переживание близких? Её нарядили в платье. Это было платье Норы. Сестра сказала, что чёрные меховые мешки, в которых так любила закутываться повелительница воды, не подходят для вести. Своё бирюзовое, слегка откровенное, большое для неё, но идеальное подходившее Нулефер платье Элеонора с удовольствием подарила сестре. Она, Уилл и Джексон быстро обняли Нулефер, и её повели в большой зал. Как только перед ней открыли дверь, яркий свет от кучи зеркал, вывешенных по всей огромной комнате, ударил в глаза. Нулефер не щурилась, она уже видела мягкий коричневый стул напротив Рица Шейма и уверенно направилась к вещателю. Риц выпрыгнул из своего кресла, подал ей руку и помог усесться. Он улыбался, кланялся, ласковым торжественным голосом поздоровался с гостьей. Нулефер красиво ответила ему заученной фразой и всмотрелась в лицо. Блистальный Риц Шейм вживую был ещё жизнерадостнее, веселее и ярче, чем с поверхности стекла. В его грациозных гримасах ощущалось истинное торжество. И причина этому была одна — я перед вами, смотрите все на меня. Вот что говорил Шейм, стой рядом любой мыслечтец, когда представлял Нулефер. — Это невероятно! Я не думал, что доживу до дня, когда в Зенруте родится маг! — всплеснул руками Риц. — Что ж, можете смело умирать, — улыбнулась Нулефер. Шейм засмеялся. — Расскажите, фанеса Свалоу, что заставило вас раскрыться миру? Нулефер глазами уставилась в одно из зеркал, надеясь, что её взгляд уловят Уилл и родители. Так оно и произошло. Уилл, стоя в другой комнате, видел, что Нулефер обращается не к вещателю, а к нему. Затаив дыхание, он слушал её. Даже Элеонора и Ханна с Оделлом не ловили так каждое слово своей дочери, как Уилл и Тобиан. Принца эта весть касалась не меньше, чем раба. Пробравшись на балкон, замерзая от холода, он смотрел в стекло, возле которого перед живым камином расселся закутанный после горячей ванны Нормут Казоквар, паря розовые ноги в тазике с горячей водой. — В детстве мне мама говорила, что у всего есть конец — у вражды, у войны, у неизвестности. Конец наступает благодаря людям, которые идут вперёд. Они знают, что их ждёт, возможно, ещё худший итог, они боятся, но идут. — Фанеса… — Можно просто Нулефер, — она улыбнулась. — Нулефер, — поправился Шейм, разнеживаясь на мягком креслице, — а что может ждать плохое вас? Нулефер секунд десять молчала, а потом гордо посмотрела в глаза увлечённому разговором Шейму. — Наказание за мою самоуверенность. Либо я добьюсь своей цели, ну то есть стану знаменитым магом, — быстро добавила Нулефер, проглатывая последние слова, — либо родные окажутся правы — я глупая никчёмная девчонка, мне следовало оставаться в Рыси. — Грозно звучит для юной девушки, — хихикнул Шейм. — Ты, насколько я понял, хочешь возвыситься на уровень таких великих магов как Юрсан Хакен, Яхив Фарар, Идо Тенрик? — Ну нет, их высот я не достигну, хоть триста лет проживу! — плечи Нулефер вздрогнули как у робкой девушки. Она быстро заметила это и попыталась вновь принять гордый вид, но, кажется, Шейм обнаружил неловкость. — Нулефер, ты ещё ребёнок, не обижайся, но скоро станешь взрослым человеком, чем ты хочешь заняться по жизни? Нулефер оторвала взгляд от вещателя, устремившись к огромным мощным стёклам. — Я хочу жить и трудиться на благо моей родной страны — Зенрута. Моя магия должна служить Зенруту! — Сильные слова, меня пробирает холод, — изволил пошутить Шейм. — А кто для тебя пример для подражания, Нулефер? Вот кем бы ты хотела быть? Молчание возникло резко. Но оно продержалось недолго. Улыбаясь, показывая всему миру свою радость, цветущее настроение, Нулефер громко и торжественно заявила: — Человек, которое я очень сильно уважаю и ценю — это наша королева Эмбер. Для меня Эмбер — пример тут слабо звучит, символ того, я бы сказала, какой должна быть женщина, правительница и просто человек. Сильная, уверенная, грозная, решительная. Я, конечно же, королевой не стану, но хочу идти по её стопам. Также стремительно добиваться своих целей и внушать людям уважение. Нулефер замолкла. Хотела она слышать, что в это минуту говорит Уилл Джексону. Но юноша с широкими глазами застыл, не понимая, шутит Нулефер или нет? Пальцы сжали ошейник. Он же открыл ей все унижения, невзгоды, которые перенёс, и как она может говорить такое про Эмбер?! Уилл не верил своим ушам. Изумление в тот миг пришёл не к одному Уиллу. Тобиан, сильно разрываясь между желанием смотреть весть и желанием ворваться в комнату, чтобы задушить ненавистного румяного Нормута, завёрнутого в полотенца, подскочил, как и его друг, услышав имя матери. Как? Закричал он про себя. И тут, посмотрев на самоуверенную Нулефер, Тобиан всё осознал. Эмбер почиталась в словах Нулефер, превозносилась как богиня. На все прошлые вопросы она отвечала быстро, заковыристо и только, когда вещатель начал расспрашивать королеву и королевство, Нулефер действительно расцвела. Она забыла про Уилла, Люси, украденного младенца. «Но это же невозможно!» — говорили те, кто знал Нулефер. Тобиан чувствовал «это невозможно». Он был знаком с тем, как творится политика. Он рассказал Нулефер, для чего его маме и дяде нужны вещатели.***
Весть подошла к концу. Больше часа Нулефер улыбалась, шутила и смеялась с очаровательным Рицом Шеймом. Пожалуй, призналась себе она, встреть этого мужчину в парке, как сотни других глупышек она бы клюнула на его красивые раскатистые речи. Но, когда рядом зеркала и стёкла, за спиной издаётся невидимое дыхание политики, любовь пропадает. Нулефер сидела дома у Урсулы, смотря в окна и поглаживая Живчика. Не считая парочки одноклассников, забежавших к ней с вопросами-допросами, тишина окутывала внезапную знаменитость. Что творилось в газетах и стекле Нулефер уже не интересовало, нежеланных зевак Марион не впускал в дом, став для них неприступной горой, которая защищала Нулефер от лихих бед. Элеонора и родители за закрытыми дверями обсуждали будущее их семьи. У Нулефер не было желания слушать их разговоры. — Как там Бонтин? — спросила Нулефер зашедшего в комнату Уилла. Уилл глазами сказал ей — не знаю. — Ему тоже тяжело, — протянула Нулефер. — Я вмешалась в дела его семьи. Если только этих людей можно назвать семьёй. Уилл присел к своей знакомой. Подругой назвать не мог, товарищем тоже. Просто знакомая волшебница… Зенрут знает о том, что маги могут рождаться у них. До Текуни тоже докатились вести, сказала Урсула. Нулефер прославлена. — Скажи, что не это твоя цель, — прочитал мысли Уилл. — Да. Ты, Люси, Бонтин — вот ради кого я открылась. В ушах был плач той маленькой девочки, которую не удалось спасти. Перед глазами стояло лицо принца с ошейником на шее. «Этому не бывать. Я смогу. Я справлюсь». Сидя с прекрасным вещателем Нулефер чувствовала, как медленно по ней расползается зло от этого человека, мелкой пешки в руках более сильных. Но эту пешку она убрала, миновала полковников и генералов, осталось только дождаться королеву и короля, вернее, герцога Афовийского. Да, их не убить, но у неё и нет желания встать в лживый белый круг. Нулефер и Уилл тоскливо смотрели в окно. Уилл обмолвился о своих родителях, когда Нулефер потревожилась про Оделла и Ханну. Раньше он не говорил ей про маму и папу. Тут к ребятам подошёл Джексон Марион, держа в руках письмо. — Королевская печать! — быстро бросился золотой знак в глаза раба. —Только что посыльный офицер передал, — протянул письмо Джексон. Нехотя отдал он конверт Нулефер, ей буквально пришлось выдернуть его из рук Мариона. Любой предмет, что принадлежал дворцу, поглощал Джексона. Особенно, когда наступила зима. Но правила приличия не позволяли ему первому посмотреть на бумагу, проследить за Нулефер и её мыслями. Понять — помешает она Крылатому обществу или вдруг поможет? Конверт быстро открылся, Нулефер вцепилась в гладкую хрустящую в руках бумагу, впиваясь глазами в каждое слово. Она не ошиблась. План удался. Королева Эмбер приглашает её во дворец.