***
Урсула ощутила сильную головокружительную волну, разрывающую тело на несколько кусочков. Но открыла зажмуренные глаза — в порядке. «Любопытно, где Сивия? Она же правая рука герцога», — подумала Урсула. Сегодня она видела перед собой только вернейших людей короны. Даже к ней в дом отправили не абы кого, а Синда, целителя, придумавшего, как вырастить тело Тобиана для его похорон. Зудели сотни голосов, кричали раненные, стонали умирающие. Урсула стояла в центре копошащейся ненавидящей толпы, за спиной полковника Райза, такого же водникак как и она, рядом были другие маги, она за чувствовала их нервное дыхание: маги были уже на пределе терпения. Их скрытые силы стремились в атаку, армейская дрессировка начинала рваться по швам. Маги косо смотрели на Урсулу. Работница завода вместе с ними? А кого дальше к ним отправят? Детей? В голове зажужжало. Неприятное, щекотливое, скребущее ощущение появилось под виском у всех, кто носил на форме бело-красный флаг Зенрута и цветную полоску, олицетворявшую его магию. В сознание десятка людей ударил один-единственный, долгожданный приказ: — Маги Зенрута, приказ от Верховной главнокомандующей Её Величества королевы Эмбер Афовийской! Подавить всеми возможными способами мятеж! — провозгласил полковник Райз. — Водные маги, вперёд! Урсула оттопырила указательный палец правой руки. Потребовалось всего десять секунд, чтобы воды Ювы оказались над её головой, щупальцами окутали руки и поразили мятежников. Удар растянулся на триста метров и вшиб повстанцев в стену, выбив меж делом окна в парикмахерской. — Огневики, ваш выход! — распорядился командир. Адские языки пламени пронеслись незамедлительно. Маги дунули во все лёгкие, и сотни людей, забыв об убеждениях, целях, заорали оглушающими любые пушечные выстрелы голосами. За десять секунд огонь схватил их тела, впился острыми зубами в кожу и глаза. Освободители, купленные маги, солдаты Фонского, солдаты Шенроха, прибывшие только что, извивались, катались по земле, мечтая об одном — сбить с себя ужасающее пламя. Над головами несчастных парили воздуховики, держа потоками воздуха манаровских и маговских соратников, на земле своих укрывали магическими щитами огневики. Урсула слышала крики сгораемых заживо людей. Они напомнили ей рассказы старого священника в местном храме о загробном наказании Создателей, про муки грешников, которых сжирают псы с жестокостью, не уступающей огню. «Интересно получается, обыкновенные люди могут сильнее богов карать своих врагов. Чем же надо заслужить эдакий подарок? — усмехнулась с горечью Урсула. — Мда уж, посягнуть на придуманное самими людьми государство, которое хм… и потрогать нельзя». Висок пульсировал от раздражающей жалости. Раздражающей, подошедшей так не во время, с укоряющими словами: «Они же люди». — Остужайте, водники! — скомандовал Райз. Урсула повинилась, как и её собратья по стихии. В живые факелы полетели тоны воды из реки. Вода — лучший спаситель от огня. Но когда в умирающее, почти бездыханное тело, ударяет волна размером с него, может ли человек говорить: «Благодарю»? «Хоть бы меня никто из знакомых не увидел», — вспыхнула, оглядываясь, Урсула. Смешно полагать, что важные для внутреннего авторитета люди ничего не узнают. Уже сегодня по стеклу и в газетах будут кричать о женщине, остановившей восстание. Но ведь хочется опустить стыдливые глаза в землю сейчас. А что случится потом… Потом и подумаю, тряслось в груди. — Урсула… Урсула Фарар. Джексон Марион, старый добрый одноклассник вылез словно из-под земли. На Урсулу смотрели два печальных прищуренных глаза. Скромная, надо же! — ссутуленная походка, торчащий из штанов угол пиджака и прерывистое дыхание — можно подумать, что Джексона на площадь переместил проходящий. Но видно же, он бежал! Он был поблизости. У Урсулы мерзко скрутило живот. Вот так встреча. Джексон спешил. Ещё не раздался первый чудовищный приказ, он поймал глазами в кровожадной толпе чернявые волосы одноклассницы. Прижавшись к балкону, он с ужасом разглядывал, как воюют маги под руководством милой сердцу подруги. — Схватить его! — потребовал Райз, взмахнув рукой. -Стойте, пожалуйста! — Урсула выскочила вперёд. — Пожалуйста, стойте! Я… сама. Водная плеть повисла в воздухе над Райзом. Полковник кашлянул, но пропустил Урсулу вперёд, ехидно усмехнувшись. — Урсула, — повторил Джексон, — Урсула, — сказал он в четвёртый раз, будто бы имя как заклятье остановит волшебницу. — Что ты делаешь? Они стояли в пяти метрах и молчали. За спиной Урсулы маг взмахнул рукой, чтобы поймать мятежника, но команда от Райза его пресекла: -Посмотрим, на чьей она стороне. — Очищаю площадь от солдат Шенроха и Фонского. Как тебе мой ответ, Джексон? — глухо произнесла Урсула. — Ты не ведаешь, что творишь, — вздохнул Джексон. Он говорил как можно громче, яростнее, дабы показать этой возомнившей себя невесть кем женщине своё презрение. Но получилось как-то тихо, размякши, с сочувствием. — Это ты не ведаешь, Джек, — рычанием отозвалась Урсула. — Я защищаю дорогие для меня вещи. А вот ты за что сражаешься? Джек, — повысила она голос, — твои идеалы о справедливом и равном государстве никому не нужны. Хочешь установить свободу и равенство? Так это всё рухнет на следующий день. Джексон смотрел на одноклассницу с жалостливым снисхождением. Он не боялся её силы, армии, стоящей за её спиной. Страшное случилось — друг больше никогда не станет другом. Нужно как-то оставить её, спасти крохи выживших. Да, если тут буйствует Урсула, восстание закончено — и в других районах расправляются маги. Добрый Эйдин опоздал с приказом. Хоть бы подойти поближе, вытащить из кармана заточку и всадить в шею… — Я знаю, что равенство невозможно, — мрачно сказал Джексон. — От природы мы все разные. Ум, сила, магия, способность переступать через людей — какое тут равенство? Но равноправие это другое. Урсула, ты же боролась за него с освободителями… — Ну и что? — резко прервала его Урсула. — Было такое в моей жизни, не буду врать, но я стёрла мечты о всеобщем благе. Меня больше беспокоит другое благо — моё. А оно идёт вразрез с миллионами твоих зенрутчан. Полтора месяца назад ты был прав, у меня нет родины. Нет и не будет, я дорожу собственным успехом и благополучием. Джексон, у тебя ведь тоже есть то, что тебе дорого — малая родина Санпава, старики тётя и дядя, Живчик. Ты, глупец, ты теряешь их из-за смутного счастья других. — Урсула, — хрипло спросил Джексон, осторожно шагая к ней, — Уилл, твой ученик, тебе не дорог? Ты разве не испытываешь отвращение к Огастусу? Урсула усмехнулась. — Уилл, да, мне дорог. Но он не мой сын. Понимаешь, не моё дитя! Моё дитя — это завод, это уважение всех магов, ваших манаров, это моя карьера. И ты прямо сейчас зовёшь меня отречься от места под солнцем, о котором я мечтала со школьной скамьи? Если так, ты идиот, Джек. Она сверкнула глазами. Шевельнула рукой, и верёвка из воды обвила тело Джексона. Вышел слабый вздох из её груди. Бородатый чёрт заставил вспомнить не самое приятное: её собственные пламенные речи о свободе, о высшем пути, мечты и планы на будущее с Грэди и Линдой, рукопожатие двадцатипятилетнему Тимеру Каньете. И первый поцелуй в шестнадцать лет, подаренный Джексону. Она мотнула головой и швырнула одноклассника в руки соратников, у которых были приготовлены настоящие верёвки. — Командир Райз, Марион теперь ваш. Под ногами, в канализации дребезжала вода, стремясь поглотить отряды за площадью. Весь город окутал хаос: дома с повстанцами уходили под землю, огонь заглатывал улицы, лёд замораживал мятежников.***
Эйдин тяжело вздохнул и опрокинул голову на спинку стула, когда услышал из винамиатиса: — Они атакуют! Атакуют! Маги начали… Раун, ты болван! Редко его называют по имени, генерал хмыкнул. Звенели другие винамиатисы, он ловко швырнул их под стол и замер в блаженной спящей позе. — Генерал Эйдин, — с отчаянием воскликнул адъютант Лэган, — мы проигрываем! — Не-а, мы проиграли, — уточнил он и покрутил пальцем перед носом адъютанта. — Пушками нам не отбиться, а маги, видно, мертвы либо скованы цепями. Адъютанта поразил флегматичный тон генерала. Лэган заметил, как ясно он проговорил «мертвы», сказанное первее до позорного плена. Другие генералы яростно кричали Эйдина, связывались с командирами в городе. А Эйдин закрыл глаза. — Господа, как вы считаете будет лучшее? Мы сдадимся и сохраним жизнь бойцам, что стерегут нашу ставку, либо попытаемся с честью встретить плен? — Смываться нам нужно, и всё тут! — бахнул по столу полковник. Эйдин кивнул ему — разрешаю. Сам продолжал сидеть, не шелохнувшись. Слышны, кажется, первые крики солдат. Его маги-телохранители начинают сдавать позиции. — Полковник Тулепс, вы сбежите, как в Анзории? — презрительно спросил вдруг лейтенант Лэган. И, забыв про субординацию, выкрикнул: — Испугались мальчишки с ножом! Пшик — прощай, родной полк! Названный Тулепсом полковник вспыхнул краской. Эйдин устало вздохнул, ну вот, даже доблестно не посидеть последние минуты. — Эйдин тебе это нашептал?! — вскричал Тулепс. — А он тебе, лейтенант, рассказывал другое? Например, как сам приказал магам земли стереть анзорскую деревушку, где укрывались два, всего лишь два, наших дезертира. Маг воспротивился приказу. Дескать, не могу — деревня огромная, а наша магия имеет ограничения. И вообще жалко невиновных сельчан. На что Эйдин засмеялся и пустил пулю нашему магу в лоб. Эйдин мучительно сжал пальцы. Тулепс вспомнил не самый страшный случай, но, боги, почему так противно во рту? — Если мой адъютант захочет, он покопается в архивах и найдёт детали ещё одного инцидента, где я командовал утоплением анзорского наушника. Что вы придрались ко мне? Думайте о своей судьбе. Эйдин зажмурил глаза. Вжик! Бах! — доносилось из окна. Эх, в кого ты превратилась, манарская земля? Эйдин выглянул в окно и увидел вдалеке, впереди отряда королевских магов рослого мальчишку, окружённого водой. Телом взрослый мужчина, но лицом ребёнок. Наверное, это и есть тот раб-телохранитель, о котором говорили Марион и Даргин. Интересно, о чём он думает, несясь уничтожать людей? В этот момент Уиллард думал совсем не о том, что представлял Эйдин. Не напортачили ли Нулефер и Люси в его комнате и шкафу, ища средства от снотворного? Не наследил ли Тобиан своими грязными ботинками? Приказ от хозяина дан, пусть и необычный, и его надо как всегда исполнить, не зацикливаясь на нём. Первые лишние мысли появились, когда маг света и тьмы обрушил на территорию казармы кромешную ночь, и тут же раздались мольбы. То кричали мятежные маги, уносимые молниеносным вихрем в стену казармы. Воздуховики били их головами, дабы те не сопротивлялись, и бросали в плен своим. Уиллу предстояло, тотчас вырвут замки-винамиатисы, схватывать врагов водными щупальцами. Его шея сжималась в плечи, как только он чувствовал тело какого-нибудь повстанца. Раб лучше всех остальных в его отряде представлял судьбу пленных. Но поделать ничего не мог. У него приказ. «Они против Зенрута. Они — враги», — успокаивал себя Уилл. Даже великодушный Фред, даже Тоб, стоящий за угнетённых, не будет милосерден к тем, кто пошёл против его семьи и королевства. «Я поймал Рауна Эйдина». Лицо мерзко скривилось. «Только моя ли это родина?», — снова отвлёкся на дурацкие мысли Уилл. «И правда, у раба есть родина? Есть ли у меня страна, с её дорогой сердцу историей, с людьми, называемыми соотечественниками? А может, родина не всем принадлежит?». Уилл стоял во дворе казармы. Он вытащил на свет Эйдина и загляделся на его лицо: тёмное, печально-смиренное. Генерал не сопротивлялся, он расставил руки по швам, не забывая ни на миг о выдержке. Только взгляд Эйдина был направлен не на захватчиков, а голубое небо, в прощание с будущим, которое он потерял. Уилл передал генерала Эйдина полковнику Бинку. Вдруг белая тень проскочила возле ног, скуля и повизгивая. — Живчик?! — воскликнул Уилл. Пёс обернулся на знакомый голос, его морда была перекошена от страха. Но Живчик радостно завилял хвостом, завидев друга. Сомнения можно выбросить, Марион один из их лидеров. Он притащил тенкунских магов, он жмёт руку Эйдину, он будет приговаривать Фреда к эшафоту. В душе стало горько и противно. — Беги! Ну, кому я сказал? — зашипел Уилл, поднял камень и кинул в пса. — Беги! «Безусловно, Джексон заслуживает наказания, — Уилл закрыл за собакой щель в ограде, — но я его отблагодарю. Живчик, живи!». Он прислушался к лаю, пёс убегал. Больше ничего Уилл не мог сделать для этого человека. Пусть хотя бы так он скажет «спасибо» Мариону, который за всю его жизнь оказался вторым, кто осмелился защитить его, раба, встав тем самым против всего государства. А пока Уилл вспоминал Джексона, вдали раздавались выстрелы. Столица зачищала улицы от клопов, мусора, словом, — мятежников.***
Он чувствовал запах немытых коров, гнилого прошлогоднего сена. Сквозь дымку видел отца и мать, уходящих за скрипучую дверь в какое-то белое зарево. Он бежал за ними, наступая босыми ногами на торчащие из половых досок гвозди. — Линда, Грэди! — кричал Тимер и слышал вместо глухого баса звонкий голос тринадцатилетнего мальчишки. Вонь от коров становилась сильнее, их противное мычание перебивалось блеянием овец. «Обычно во снах мой нос не мучается от этого смрада. Что происходит?» — смотрел вслед родителям чумазый подросток. Тумана меньше. Глаз заплыл и болит, как, впрочем, и всё тело. Под ухом кудахчут курицы. «Я умер? Я вернулся в свой кошмар?» — Эй, Тимер пришёл в себя! Он в сознании! — пронёсся радостный возглас Карла. Тимер смотрел одним глазом в потолок и видел деревянные доски. Шуршала грязная солома, мычали коровы. Как всё похоже на повторяющийся по ночам кошмар. И тело также сильно стонет боли, какие-то люди щупают больные руки и ноги. — Тимер, ты не шевелись. Лежи спокойно, — заохал Карл. — Опасно тебе двигаться. У тебя пулевое ранение в грудь, переломаны кости после падения с крыши. Лежи в покое, целитель сращивает твоё тело. Он повернул голову направо. Демоны всех богов, как больно же дались простые движения! Тимер увидел левым глазом усердствующего над ним мага. В углу, сидя возле скота, раненые, разбитые освободители устремили глаза в пол и не смели их поднимать. В окно уставился Идо и вздыхал каждые три секунды. — Ч-что с этими? С лид-дерами? — прошептал Тимер, превозмогая боль. — Они… — он повернул голову направо на тяжёлый голос и увидел Ирвина. Лицо генерала было полностью перебинтовано, торчали одни глаза да красная сожжённая кожа возле них. Волос он лишился. — Раун Эйдин, — яростно сжал кулаки Ирвин, — Филмер Фонский и Джексон Марион схвачены. Сэмил Даргин мёртв. — Наша пташка… Она? Карл зло запыхтел носом. — Поймана, — тихо ответил за поэта Идо и отвернулся от окна. Глаза мага были опустошены. Повисло молчание. Затянувшееся, склизкое, убивающее человека изнутри. Каждый понимал, какой вопрос следующим задаст Тимер, и боялся, что именно ему придётся отвечать, разрушать мельчайшую надежду своего предводителя. Силы для этих мучительных слов нашлись только у Ирвина. — Восстание повержено. Мы проиграли.