***
«Справедливость. Отвага», — читалось на деревянном медальоне. Тобиан держал его в руке, и кулак сам по себе сжимал медальон. Тобиан видел, как отец склоняет голову над рабочим столом и кропотливо вырезает тоненькие древние буквы. Пахло ясенем, свежей краской, лимонным чаем, который так любил отец. Его добрая красивая улыбка… Казалось, отец сидит перед ним. Он жив и никогда не умирал. Тобиану пришлось зажмуриться, дабы ушло виденье. Нет, отец умер. От него остался лишь медальон Фредера, который брат так небрежно оставил в своих покоях на столе. Ну разумеется, Фред забыл давно уже про Конела и не чтит память о нём, у Фреда всегда была мать, и был дядя, что заменил отца. Тобиан забыть отца не мог. Не в этих покоях, принадлежавших Фредеру! Когда-то он проводил у брата всё своё время, сейчас отражение в зеркале, в котором на Тобиана смотрел незнакомый человек Бонтин, яростно показывало — «не твоё». Дворец Солнца. Тобиан приехал, чтобы поговорить с Эмбер. Мать согласилась с ним на приватный разговор. А когда приехал Тобиан, сказала, что у неё возникли важные дела. Джексон Марион. О нём Тобиан только и думал в последние девять дней. И об отце. Яркий образ Конела, его лучистые глаза, тёплый голос и не иссякающая любовь виделись с восходом солнца и с его закатом, во сне и наяву. «Почему этот медальон принадлежит Фредеру? — впал в гнев Тобиан. — Отец вложил в эту деревяшку силу, время, заботу, свой наказ, а Фред не ценит их! Почему этот медальон не мой? Почему в моём шкафу хранится ошейник рабства, а Фред ленится надеть на шею заповедь отца?» В ответ на Тобиана смотрели со стен мечи, картины, с комодов не отводили тёмных глаз золотые львы. Всё это убранство принадлежит Фредеру, но медальон… Он должен быть его. Тобиан повесил медальон себе на шею и покинул покои. Он не считал свершённое кражей. Напротив, возвращение своей собственности. Отцовского наследства. Самокат летел медленно. «Почему я не маг?» Тобиан хотел обладать даром полёта. Просто воспарить в голубые небеса и не возвращаться на бренную землю. Зависть. Она окружала их с детства, она возвращалась вновь. Тобиан завидовал Уилларду, что его друг был великолепный магом. Завидовал Фредеру, что брат был любим мамой. В тоже время Фредер завидовал Тобиану и Уилларду, когда они рассказывали ему о славных мальчишеских забавах на жарких конорских улицах. Фред завидовал их свободе и наивно ошибался — Тобиан и Уилл никогда не были свободны. Уилл завидовал своим друзьям просто за то, что у них всё было. И ошибался. У Тобиана не было ничего. Тобиан хотел взглянуть на надгробный памятник отца. Однако без Фредера не имел на это право. Кто такой этот Бонтин, чтобы оплакивать членов династии Афовийских? Эх, как жаль, что надгробие отца находится в усыпальнице на территории Дворца Солнца. Тобиан был вынужден лететь на кладбище, где его появление считалось тоже странным, но не таким сильным. Городское кладбище Небесной Супруги. Листья падали на небольшие клочья земли, на расчудесные статуи стариков и младенцев.Нил Бадб. Герой, спасший ценой своей жизни принца Фредера Афовийского.
Тобиан поклонился его могиле, хотя не признавал этот бессмысленный ритуал. Сдались мертвым эти цветы, поклоны, лучше бы кланялись родителям героев, воспитавших таких замечательных людей. Но с чем к ним идти, Тобиан не понимал. Нил Бадб не был героем. Нил Бадб не спасал принца Фредера. Это свершил он. Бонтин Бесфамильный. Но стране нужны герои, а Бесфамильный не подходит для этой роли, и потому Огастус превратил в героя солдата Бадба, оказавшегося так не вовремя рядом с принцами. И за это Тобиан кланялся Бадбу. Простил прощение. «Прости, что ты прожил так мало. Прости, что из-за меня у тебя отобрали жизнь. Прости, что Огастус всё ещё жив. Знаешь, я как ни пытался, но я так никого не убил, ни за кого не отомстил». Тобиан не забывал Нила Бадба. Как забыть этого наивного солдатика, преданного Зенруту, верного Фредеру, поплатившегося своей жизнью за то, что узнал тайну спасителя Фредера? Тобиан летел на своём самокате дальше. Чем дальше он был от дворца, тем сильнее мысли начинали возвращаться к Мариону. Тобиан давно стал считать, что так и должно быть, это нормально, это естественно, что принц Тобиан покоится в королевской усыпальнице, что исход его жизни давно решил. «Мальчик сам виноват, решил покрасоваться, выставить себя в лучшем света. За своё хвастовство он поплатился». Оказывается, он не виноват! Не он причина своей гибели, причина разлада в семье, в том, что его смогли превратить в Исали Фарара, затем в Бонтина Бесфамильного и отдать в рабство! Это всё Джексон Марион, решивший его убить. И вот час расплаты за содеянное близок, Марион, истязаемый в камере пыток, скоро взойдёт на эшафот, обвинённый в убийстве Тобиана. Последним палач опустит воительницу, раньше него солдаты закрепят голову осужденного на плахе, ещё раньше королева зачитает приговор. Ещё раньше она подпишет его. Ещё раньше Тобиан молчаливо кивнёт матери. Он не верил, что Огастус выбрал для свершения своего коварного замысла именно его смерть просто потому, что за убийство принца положена только казнь. Помилование убийцы сына навлечёт на Эмбер позор и зародит сомнения. Нет, Огастус готовился, долго, усердно, изощрённо. Закрывая глаза на дерзость, на покушение на жизнь Дриса Казоквара, на снятые ошейники пятистам человек! Возможно, если знал, на участие Тобиана в подпольной благотворительности, связанной с освобождением рабов. Он готовился. А Эмбер, хоть и не знавшая тайны, отказывалась перечить брату. Тобиан видел, да, мать против убийства Мариона, он же весомая политическая фигура на её арене. Но она рада такой участи для своего сына. Проблема в другой — она сама должна была решить, как должен страдать Тобиан. Огастус сделал всё за неё. Собственничество. В обладании этого чувства Эмбер выигрывала Огастуса. Всё существо Тобиана было против казни Мариона. Он позволил им распорядится своей жизни и судьбой, именем и свободой, отцовскими и братскими узами. Из-за них он спасал жизни другим. Но ещё не приходилось ему отбирать чужие жизни. Из-за них. Впрочем, на чьи руки больше ляжет крови Мариона, когда палач отрубит его голову? Как-то Нормут Казоквар прочитал ему лекцию, что убийцей становится не только тот, кто держит оружие. Но и кто позволяет ему взять оружие. Он держался правой рукой за руль, левой прижимал к груди револьвер, который находился под рубашкой. Сталь холодом отдавала по коже. Она казалась Тобиану невероятно прекрасной. Револьвер был заряжён, и Тобиан не боялся, что может пошатнутся на летающем самокате и случайно выстрелить себе в грудь. Он полностью был уверен в себе. «Дядя, ты хочешь превратить меня в убийцу. Будь по-твоему. Я сделаю то, чего ты так хочешь. И, вкусив крови, я приму расправу над Марионом. Я не буду чувствовать себя виноватым. Лишь подчинюсь твоей и маминой воле». Жертву свою он знал. Впрочем, никогда не забывал. Нормут Казоквар. Каждый день, проведённый у него в неволе, Тобиан имел возможность для расправы. Но не воспользовался ею. Он держал уже револьвер над семьёй Казокваров. Но лишь кастрировал Дриса. «И почему я, как и Уилл, не родился магом? Я бы просто взмахнул рукой». «И улетел бы». Шепталась листва. Деревья раскидистой кроной закрывали небосвод. Тобиан узнавал эти чёртовы места, бесовские владения, неонилиавскую землю. Он остановился за широким деревом и принялся наблюдать. И моментально все сомнения, все вопросы, тяга повернуть назад или взмыть в небо исчезли. Кровь обуяла злость, Тобиан не заметил, как впивался ногтями в кору дерева словно дикая кошка. На дороге стояли Нормут Казоквар вместе с Эваном и старшей дочерью Ромилой. Как всегда нарядные, галантные: Ромила в жёлтой курточке сверкала как солнечный зайчик, Эван гляделся в зеркало и поправлял причёску, Нормут благоухал, видимо, аромат заграничных духов. За деревьями виднелись ворота имения. Рядом с Казокварами стояли крытые телеги и шестеро людей в красивых деловых костюмах. Тобиану без слов было понятно, о чём он ведут с Нормутом речь. Нормут держал за цепь пятерых скованных детей. Им всем было не больше шести лет, на шеи ещё не были надеты ошейники. Три мальчика и две девочки, в рванных промёрзших платьях, босиком, они тихо вытирали носы и большими испуганными глазами смотрели на незнакомых мужчин. В телеге сидели ещё дети, Тобиан из-за дерева смог насчитать около восьми ребятишек, но детей явно было больше. Вот на их шеях ошейник. — Значит, за шестерых детей мы вам должны две тысячи аулимов? — на бумажке посчитал один из мужчин. — Да, всё верно, — улыбнулся Нормут. — Но почему так дорого?! Мы не договаривались с вами о повышении цены. — Сами посудите. Мои детишки уже научены домашнему труду или работам во дворе, они знают, что такое жить в доме свободных людей. Это вам не зверьки, выращенные в пробирках, которые вчера жили в приюте. И кроме того, мои ребята немного обучены школе любви. Наведывался как-то ко мне один приятель, он провёл с ними пару уроков… — Нормут подмигнул глазом. — Приятель сказал, что эти малыши в любви искуснее многих взрослых! Тобиан вытащил револьвер. Его рука лихорадочно дрожала. Вот бы прямо сейчас пустить пулю в лоб этому мерзавцу! Один раз он уже наблюдал подобную сцену, когда Нормут забрал у матерей трёх мальчишек и продал молчаливым людям с безумными улыбками. Кому нужны ведь дети, неприспособленные ни к тяжёлым работам, ни к полноценной готовки на кухне, а для воспитания преданного камердинера можно и у родственников или знакомых купить мальчишку… Только тем, кто сильно любит детей. — Не беспокойтесь! Они целомудрены как мои собственные дети, я не позволил приятелю лишнего! — заверил Нормут покупателей. — И сам не прикасался к ним, я не из вашей среды. Один из мужчин недовольно вздохнул и протянул деньги. — Ладно, давайте детей. Но если вы ещё раз повысите цены мы будет покупать рабов только выращенных, прямо с приюта. Фанин Казоквар, ваша сегодняшняя цена разочаровала нас. Нормут будто бы виновато пожал плечами. — Ну что я могу поделать? Цены на рабов возрастают на рынке с большой скоростью. Выращенные в лабораториях рабы требуют больших затрат, но кто отдаст состояние за какого-то несмышлёного ребёнка, неприспособленного к труду? Приходится таким образом на рынке рабов повышать цены с детей на продажу взрослых опытных мужчин и красавиц-женщин. Дети же сейчас продаются, хм, собирателям хвороста, мусора, трубочистам. Хмм, охотникам за жемчугом, в этом опасном деле пловцов нужно воспитывать с пелёнок. И, хмм, вам, любителям нежных тельц. Никому уже не нужны дети с заводов, но их продолжают выращивают… Когда посадили моего соседа Гериона, экономика столько прибыли сразу же потеряла… Он был не жаден на деньги и детей. Кому нужны дети? Кроме вас. Малышей затолкали в карету, и она уехала. — Вот и всё, пойдём домой, моя маленькая наследница, — ласково сказал Нормут Ромиле. — Я тебя чаще буду брать с собой на сделки, после Дриса ты моя главная наследница. — Не уходи! — внезапно раздалось за деревом. Тобиан вылетел как птица, держа перед собой заражённый револьвер. Лицо было раскрасневшемся, к глазам прилила кровь, он сопел как бык. Не дожидаясь ответной реакции, Тобиан ударил Нормута по хромой ноге и выбил из рук трость, из кобуры Казоквара выпал револьвер, Тобиан его поднял и засунул к себе в карман. Он быстро прижал Нормута к дереву и закричал: — Вот и пришёл твой час! — холодное стальное дуло оказалось у самого виска. — Папа! — завизжала Ромила. — Нормут! — крикнул Эван. — Всем назад! — заорал Тобиан. — Если вы шевельнётесь или позовёте подмогу, я выстрелю, не задумываясь! Стойте, прислонив руки к дереву! Молчите, тогда я постараюсь вас двоих оставить в покое. Безумные глаза Тобиана впились в один изумлённый, но смеющийся глаз Казоквара. Тобиан прижал Нормута к большому дереву и даже приподнял над землей. Палец обнимал спусковой крючок. — Ты. Ты. Ты, — зашептали губы. — Бонтин, прошу, отпусти его! — поднял голос Эван. — Не совершай греха! Тобиан не взглянул на него. Тоже ему защитник! Он не понаслышке знал о доброте Казокваров, об их заступничестве на примере его личного защитника Дриса. «Мама, дядя, вы хотели сделать из меня убийцу. Да будет по-вашему! Первым сгинет тот, кто заслужил смерти!» — Ну что же ты стоишь, нажимай на крючок, — улыбнулся Нормут. Тобиан со всей силы ударил его головой об дерево. Зарычал как зверь. Чувствовал запах пороха, готовившегося к выстрелу. — Ты смеёшься. Не боишься умирать? — нечеловеческим голосом спросил он. — Боюсь, — отозвался Нормут. — Но смерть хочу принять достойно. Я перед своей дочерью и перед братом не буду умолять о пощаде. Я никогда не умолял никого. Ну же… Хочешь расправиться со мной, так стреляй! Тобиан зажал палец на крючке. Внезапно отдёрнул руку с револьвер. И приложил пушку ко лбу Казоквара. Тобиан жадно вздыхал, изучая постаревшее лицо Нормута. Да уж, во время его рабства Нормут сиял, так сказать, своей красотой, величием, гордостью. Хотя гордость всё ещё сидела в его помутневшем глазе. — Любопытно, Бонтин, за мою смерть тебе что-нибудь будет или снова сойдёт с рук? — Нормут облизнул засохшие губы. — Не волнует! Пусть помилуют! Пусть казнят! Всё равно! Я уже ничего не боюсь! Суда богов тем более! Я в них не верю, меня в любом случае ждёт пустота! Казоквар, мне нечего терять! Мне абсолютно нечего терять! Мне уже всё равно! — С чего бы так? — Нормут протянул задумчиво. Тобиан устал держать на воздухе огромную тушу Казоквара. Он бросил его на землю, но снова приставил дуло ко лбу. В уме уже считал. «Раз. Два. Три». — Ты взъелся на меня только сейчас. Это из-за твоей девчонки Люси? Я приходил к ней недавно на дружескую беседу. — Заткнись! Ещё раз упомянешь имя Люси… — Бонтин, пожалуйста, оставь моего брата… Давай я выкуплю этих детей… Ты ведь из-за них решил убить моего брата! — послышался молящий голос Эвана. Побледневший и со стекающим по лбу потом, Эван сделал шаг вперёд с поднятыми вверх руками. — Пожалуйста, я их выкуплю… Нормут больше не свяжешься с этими… этими людьми. — Кому я сказал стоять на месте? — зарычал на него Тобиан. — Ты или без мозгов родился или потерял их однажды, придурок! Я не из-за детей! Я хочу уничтожить твоего брата раз и навсегда! Хочу! И всё тут! Тобиан не отводил взгляда от Нормута. Но на мгновение обернулся на Ромилу, что пряталась за дядиной спиной и плакала. — Знаешь, Нормут… Мне нечего терять, я ни за что не держусь в этом мире, меня не волнует моя репутация, даже слова близких мне людей. Ты развратник, садист, убийца, а чем я хуже тебя? Вот чем? Мои корни идут во зло, я происхожу из проклятой всеми семьи. Вот что мне мешает сейчас поступить с твоей дочерью так, как поступят с этими детьми их новые хозяева? Я не буду сожалеть, не буду вспоминать плач Ромилы и её голое тело. Я устал быть человеком. Эван сжал в объятиях плачущую племянницу. Нормут взирал на Тобиан застывшей намертво улыбкой. Но Тобиан так и не подошёл к Ромиле. Он то убирал с Нормута револьвер, то подставлял снова ко лбу, ища лучшее место для пули. Его пот капал на Казоквара, их дыхание смешивалось. — Ты застрелишь меня наконец? — спросил Нормут. — Застрелю, чудовище! — закричал Тобиан, дрожащими пальцами впиваясь в револьвер. — Так не томи меня и мою дочь. Приступай! Но скажу тебе сразу, ты выбрал мне весьма добрую смерть. Я быстро, безболезненно отойду к нашим любимым богам. Бонтин, я только на какое-то мгновение почувствую боль. Твой друг Риоло умирал очень мучительно, минута для него длилась часом. Ох, а бедняжка Ленри! Ох, сколько же она умирала? А вспомни матерей, которые в адских родах принимали смерть. Ты думаешь, что отомстишь мне, когда просто застрелишь? Ах, Бонтин! Я засмеюсь тебе с небес! Решился мстить? Так сделай свою месть справедливой! Нормут залился глубоким смехом. — Я перед тобой! Сколько у тебя пуль? Хватит, чтобы отстрелить мне моё мужское достоинство? Это будет за невинных девушек! А хватит для того, чтобы лишить меня последнего глаза? Ка же я буду, безглазый, упиваться чужим страхом? Возьми самый длинный нож и отрежь мне по очерёдно правую руку, левую руку, правую ногу, левую ногу! Я должен же осознать на своей шкуре свои злодеяния, я должен же стать калекой, беспомощной вещью. Не человеком. Это станет достойным наказанием для меня и моей семьи! Лицо Тобиана перекашивалось. Его руки затряслись. Ненавистная рожа Казоквара! Да, он хотел стереть её в порошок, растоптать собственными ногами. Но не так. Но не так. Выстрел пришёлся на воздух. Над головами повис противный запах пороха. — Я был и остаюсь человеком, — Тобиан зашипел в бледное лицо Нормута. Он спрятал револьвер под куртку и пошёл к своему самокату. Нормут безотрывно дышал, не отводя от него широкого глаза. За деревьями стояли заледенелые Эван и Фалита. Как только Тобиан сел на самокат, они бросились к Нормуту. — Папочка… — бросилась на грудь к отцу Ромила. — Бонтин… Спасибо, что не стал… — прошептал Эван, глядя на Тобиан. За спиной, на поясе, в кобуре у Эвана висел свой револьвер. Только сейчас его заметил Тобиан. «Почему он не убил меня? — поразился Тобиан. — Не заряжен? Сломан? Эван испугался, что я первым выстрелю в него?» Улетая, он крутил безумную мысль. Казоквары… Может, не у всех течёт гнилая кровь?***
Уилл протискивался через толпу. В порту ужасно воняло рыбой, её торговцы стояли едва ли не на каждом свободном пространстве. Но из-за запаха людей не становилось меньше, только больше. Всех тянуло на причал, чтобы своими глазами увидеть военный корабль «Встречу», приобретённый у Зенрута для отправления в Чёрный океан. Уилл, как и жители Дирито, локтями пробивал себе дорогу, перепрыгивал через оброненные сумки. Он чувствовал себя частью исторического события, свидетелем грандиозного явления. Чёрный океан, Чёрный океан, название самого необъяснимого явления Уилл слышал в последнее время ежедневно, однако Чёрный океан по-прежнему был далёк от него и недостижим. Что он скрывает за своими чёрными водами? Такие же чёрные земли или что-то иное? Хотел бы Уилл сам увидеть чертоги океана. Когда ему пришлось внезапно оборвать прошлую жизнь и своё предназначение быть рабом и телохранителем Афовийских, Уилл тут же задумался об океане и его исследователях, тайна, такая же необъяснимая, как и они с Нулефер… Но к сожалению, Чёрный океан не для него. И не для Аахена с Куфирой. Тверей остался дома у Кариев, один его вид вызвал бы ещё большее раздражение у Видонома. Куфира же отправилась в порт, но одна, без Уилла. Где она пряталась, где шла, он не знал. «Встреча». Большущий, устрашающий, выкрашенный в чёрно-белый цвет корабль швартовался в порту. Под сильный ветер развевались огромные паруса. Уилл насчитал где-то сорок отверстий для пушек с одной лишь стороны. Он залез на столб, и поэтому мог наблюдать за кораблём. А под ногами дело чуть не доходило до драки за лучшие места. Вот только толпа была не больно радостная. Слышались проклятия, возмущённые вздохи и перепалки. — Они хотят нас демонам скормить! Корабль прямиком к дьяволу попадёт! Они сами демоны! — Старейшины не дали разрешение плавать в Чёрном океане! Какой корабль? В словах простолюдинов, а их было большинство, — изредка на глаза попадалась красивая шляпка или строгий фрак, — Уилл замечал часть правды. Совет старейшин должен был с часу на час дать своё согласие или запрет на эту безумную миссию. Что же получается, Ваксма Видоном — глупец, который не задумываться, что будет делать с кораблём после отказа, или… Или вопрос решён уже давно? — Демоны! Демоны! — кричали кругом. А ведь люди не знали ещё про абадон, Тверей, Карии и Видоном о воспоминаниях Юрсана Хакена старались не болтать. Когда капитан спустился по трапу, толпа неистово заревела. Уиллу стало немного обидно за капитана Опая Миркогала, который сиял в своей белой прекрасной форме, стоя на грязном кирпиче после прошедшего вчера дождя. Он махал людям рукой, делая вид, что не слышит криков о том, что он дьявол. Возле него оказался проходящий. — Расступитесь! — закричал маг. Военные длинными штыками погнали людей прочь, которые и так стояли за их оградой. Проходящий исчез, и спустя время появилась большая делегация людей. Десять старейшин, их телохранители, их проходящие, помощники, получилось где-то человек семьдесят. Уилл увидел за спиной Видонома Бабиру Кария, который счастливо улыбался. Рядом с первейшим старейшиной шёл мужчина с большим шрамом на всё лицо. Уилл сразу обратил на него внимание. Человек, шедший за Видономом походкой телохранителя и держащий в кобуре револьвер, был одет в чёрную одежду. Шинель, штаны, сапоги, плащ, из-за чёрной шляпы с густыми полями и длинных волос казалось, что и цвет кожи у человека чёрный. Уилл подумал, что телохранитель не может носить широкую шляпу, которая мешает обзору, и отрастить волосы, за которые враг может тебя схватить. Однако этот мужчина следовал за старейшиной не как его помощник или родственник: он внимание изучал толпу и в тоже время не отводил пристального взгляда от Видонома. Вдруг на мгновение Уиллу показалось, что мужчина смотрит на него. Старейшины поприветствовали капитана Миркогала и его людей, которые постепенно спускались с корабля. И тут Уиллу стало не по себе. Среди тенкунцев стояли зенрутские военные. Сомнений быть не могло, Уилл знал многих людей. Он встречал их на флоте с Фредером. Ну конечно, это же зенрутский корабль! Конечно, Эмбер отправила со «Встречей» своих людей! Уилл быстро слез со столба. Он мог обратить на себя их взоры, выделяясь на высоте среди других зевак. Ему стоило было уйти, Уилл понимал, что его лицо, которое и так было знакомо многим людям из-за обязанностей телохранителя Фредера, стало ещё заметнее, когда он напал на отряд Урсулы. Но Уиллу жалко было покидать «Встречу». Он хотел ещё так много увидеть. Неожиданно вспомнилась Нулефер, и стало ещё тревожнее. Ей же тоже не безразличен Чёрный океан, а если она вздумает прийти сюда как на собрание Аахена Тверея? Эта Нулефер, она никогда не умела думать. Кроме того, в порт пришла и Куфира, которой запрещено даже интересоваться экспедицией. Вот где она? И у Уилла, стоящего за двумя-тремя людьми, разделяющих его от старейшин, сильно забилось сердце. Тем временем старейшины разговаривали с капитаном и зенрутчанами. Один из старейшин, Кайлен Торфур, избранный с острова Дирито, объявил, что ровно два часа совет одобрил экспедицию. Старейшин плохо было слышно из-за постоянных «демонов» из толпы. — Чёрный океан проклят! Вы умрёте! И наших людей на гибель поведёте! Он проклят, мы из-за вас заслужим гнев богов! Демоны! Вы демоны! — Капитан Опай Миркогал, — радостным голосом сказал старейшина Торфур, — мы посчитали, что вы лучшая кандидатура, чтобы повести корабль в Чёрный океан. Если вы не против, совет назначает вас капитаном «Встречи». Миркогал преклонил голову: — Для меня это большая честь. Свита старейшин и зенрутчане с тенкунцами, приехавшие на «Встрече» в Тенкуни, радостно захлопали. Толпа бурно вознегодовала. Кто-то растолкнул стражников, и к старейшинам выбежало несколько человек. Они чуть не затолкали Уилла, он удержался рукой за столб. Тут же всполыхнулись охранники старейшин, чёрный телохранитель Видонома распахнул свой плащ, но его остановила рука Видонома. Когда старейшины выпучили большие глаза, Видоном даже не испугался. — Демоны! — закричал кто-то. В Видонома полетел большой предмет. Но телохранитель лишь взмахнул рукой. Из его рукава взметнулся песок, перелетел над лицом Видонома и поймал большой камень. И тут же с правого бока песок перехватил кусок мерзкой грязи. Один взмах, телохранитель скрутил песком двух людей. Мужчину, который держал камни, и женщину, чьи руки были в грязи. Солдаты направили на них ружья, но перед людьми выскочил Видоном и закрыл их собой. — Отпустите! Отпустите! Немедленно убери ружья. Милгус, я сказал, отпусти их. — Вы хотите их простить за это оскорбление? — спросил кто-то из свиты Видонома. — Конечно, я человек не злопамятный. Он забрал из рук своего телохранителя булыжник и подошёл к мужчине. — Тяжёлый камень… Я не видел, чтобы такие лежали в городе под ногами. Вы их собрали в лесу? Похвально. Готовились, значит, чтобы меня камнями забросать. Ваши труды должны быть оценены. — Демоны! Боги запретили людям вторгаться в Чёрный океан! Вы не люди! Вы погубите нас, наступит конец света! — закричал мужчина. — Хорошо, я демон. А вы кто? Вы маг или манар? Мужчине в спину ударили штыком, он, закусив губу, проговорил: — Ман-нар. — Мда, манару особенно тяжело было идти в порт с камнями… Приказываю! — Видоном обратился к одному из своих помощников. — Чтобы вечером у этого человека было столько камней в доме, сколько влезет! Если мешает мебель, то избавиться от неё. Его дом должен стать складом для камней, чтобы он больше не ходил за ними на окраину города или в лес. На глаза мужчины выступили слёзы, Видоном их не заметил. Он подошёл к женщине и спросил её: — А вы кто — маг или манар? Через секунду Видоном добавил: — Ясно, мыслечтец. Мало вас живёт в Дирито. Думаю, я не буду говорить людям бранные слова, которыми вы меня сейчас наградили, — Видоном тонким пальцем пощупал грязь, которой были облеплены руки женщины. — Вы за ней тоже в лес ходили? — Демоны! — воскликнула женщина. — Вы убиваете наших людей! Все погибнут! Нам нужны воины! Они приносят Тенкуни деньги и славу! А вы их отправляете на корм рыбам! Я вдова, у меня пятеро детей, я не могу найти работу, не могу прокормить детей, но должна платить налоги на вашу богоотступническую экспедицию! Видоном хмыкнул: — Это ваши дети? — он заметил сразу пятерых малышей, которые жались за пиками бдящих оруженосцев. — Ваша старшая девочка, вижу, зверовещатель? — сказал он, видя, что двенадцатилетняя девочка что-то шепчет младшим братьям и худому ослику. — Денег, стало быть, нет, но на остров Тенкуни вы можете ездить и создавать детей-магов. Хорошо, я дам вам работу. С сегодняшнего дня вы будете работать на свиноферме. Вы любите грязь? Теперь же сможете искупаться в ней. Ваши младшие дети также будут с вами зарабатывать деньги на свиноферме. Отказ не принимаю. А вот старшая красавица-дочка отправиться на бойню свиней. — Но зверовещателей не берут на бойни, для это них равносильно убийству человека… — промямлил кто-то из свиты Видонома. — Берут. Просто они сами не хотят идти туда работать. Итак, кто ещё хочет попросить меня о помощи? — воскликнул Видоном в толпу. Все молчали. — Вот же дрянь, — тихо ругнулся Уилл. И понадеялся, что его слова никто не услышал. Его тревога нарастала. По опыту Уилл знал, что сейчас что-то стрясётся, Нулефер появится с минуты на минуту. Она точно не сможет пропустить, как в Тенкуни приплывает «Встреча». Уилл высовывался из толпы и хотел найти Бабиру, просто взглянуть на его лицо и понять, как на случившееся смотрит он. Этот «лизоблюд», как звала Куфира своего мужа. Но Бабира где-то затесался за старейшинами, Уилл увидел лишь спину Видонома и лицо его телохранителя. Их взгляды встретились и надолго застыли, мужчина в чёрном не моргал целую минуту. Он что-то шепнул Видоному на ухо и пошёл прямиком к Уиллу. «Он за мной идёт», — решил Уилл. Расталкивая людей, он быстрым шагом стал выбираться из порта. Уилл не знал сил этого мужчины, но понимал, что тот не слабак. Давать бой в людном месте, среди сотен магов, с противником, которого не знаешь, было сверх необдуманности. Кроме того, Уилла учили, что главное в работе телохранителя не драка, а спасение жизни. В этот раз его собственной. Выбегая с порта, Уилл оглядывался назад и видел, как мужчина быстро идёт за ним. Уилл хотел бежать, но в Дирито он мог привлечь к себе много внимания, пришлось очень быстро идти, почти не смотря под ноги. Неожиданно перед глазами у него появился огненный шар. Это мальчишки играли в «мяч». Уилл потушил его водой из фонтана, облив и мальчишек, и ещё больше прибавил шагу. Он распугивал кошек, переступал через просящих милостыню людей, сменил большие улицы маленькими и безлюдными переулками. Мужчина в плаще следовал за ним. Перед глазами оказалась стена. Уилл зашёл в тупик, что находился в грязных трущобах. — Что вам надо от меня? — крикнул он. Фух, за спиной канализационный люк, он нащупал воду. — Зачем вы меня преследуете? — А зачем ты убегаешь? — промолвил мужчина. — Потому что я сразу почувствовал от вас угрозу, а вы потом пошли за мной, — вода была под ногами. — Я увидел в тебе взгляд воина, но ты не состоишь в бдящих оруженосцах. Ты юн, чтобы тебя одели как гражданского использовали для наведения порядка. У тебя взгляд и походка телохранителя и воина, способного драться. Я это понял, когда ты сделался невидимкой в толпе и изучал каждый шаг людей Ваксмы Видонома. Предполагаю, ты дожидался, пока люди, которым ты служишь, появятся в порту. Мужчина раскрыл плащ, и тут же в Уилла понеслись песчаные стрелы. Уилл закрылся их водным щитом. Он сотворил большой шар и бросил его на врага. Песчаная стена остановила воду. Одновременно Уилл и противник выставили за своей спиной и впереди защитный барьер. В одну секунду бросили друг в друга снаряды. И тут же уничтожили их ответным ударом. Уилл атаковал водным щупальцем. Противник отлетел в сторону и песком загородился от неё. Он кинул в Уилла песочное копьё. Но ответная атака, и песок превратился в грязь. — Всё, достаточно! — крикнул мужчина, подняв руки на уровне лица. Песок лёг возле его ног. — Всё. Закончим бой. Я не собираюсь тебя убивать. Убери воду. Всё. Уилл удивлённо смотрел на него. Он остановился, но не собирался расставаться со своим оружием — водой. Обман какой-то. Его обманывают. Но спорить и нападать на слугу Видонома Уилл не хотел. Ему нельзя быть зачинщиком драки, нельзя причинить вред другому человеку, не то положение — в Тенкуни он скрывающийся беглец. Один неверный шаг, про него узнают, и придётся искать новый дом. В лучшем случае. Но и бежать сейчас было не куда. За спиной стена. — Хорошо сражаешься, — сказал человек. — Ты или служишь в настоящее время, или был когда-то телохранителем. Я заметил, что ты перед любой атакой изучаешь местность, как будто кто-то тут прячется. И ты, когда создавал защитный барьер вокруг своего тела, то сделал большое пространство сзади себя, в котором мог поместиться человек. Кому служишь? Уилл недовольно поморщился. Он подумал, что можно назваться дальним родственником Кариев. Но отклонил эту мысль. Пусть Бабира и хочет подставить ещё раз свою жену, он не будет пренебрегать заботой этой женщины. — Вы ошибаетесь, — прозвучал короткий ответ. — Я просто смотрел корабль, я интересуюсь Чёрным океаном. Мужчина кивнул и чуть погодя вздохнул: — Возможно. Извини меня за проверку, я всего лишь исполняю свою работу. Я должен сделать всё, чтобы экспедиции ничего не помешало. Ты меня заинтересовал с самого начала, как я тебя увидел. Я люблю испытывать людей, они сразу показывают свою сущность. Либо трусы, либо храбрецы. Либо мои враги. Парень, ты вроде не враг мне. Но любопытно, почему ты прячешься? Всё же способности у тебя хорошие. Если ты не телохранитель, тогда кто ты? Ты один из сыновей Глэна? — Нет. — Ты из клана Винсеров? — Нет. — Из Ксавов? — Нет. — Хм, здесь два варианта. Ты или из какой-то другой военной аристократической семьи, в которой все её члены,обладающие боевой магией, должны развивать свои способности до максимального уровня, или наивысшей силы требует твоя служба. Поколебавшись, Уилл сказал: — Можно мне не отвечать вам на этот вопрос? Мужчина кивнул. Он улыбнулся Уиллу и сел за старый ящик, что лежал поблизости. У стены лежал другой ящик, мужчина показал Уиллу, чтобы он подвинул этот ящик к нему и тоже присел. Но Уилл не выполнил его просьбу. Мужчина вздохнул, но без разочарования. — Кто вы такой? — спросил Уилл. — Тивай Милгус. Лицо Уилла озарилось изумлением. — Я слышал про вас! Вы герой Анзорской войны! Вы… — вопрос возник сам. — Когда вы стали телохранителем Видонома? — Я слышу акцент? Тенкунский не твой родной язык? — удивился Тивай. «Пропади ты пропадом!» — взбесился Уилл над собственной речью и над проницательностью Милгуса. — Сам не знаю, когда я стал слугой Видонома, — Тивай засмеялся. — Меня никогда не назначали ни чьим телохранителем, но я постоянно охраняю чужие спины. На Анзорской войне защищал генерала Эйдина, потом спасал генеральские жизни далеко на западе, потом оказался на таком жарком пустынном юге, что готов был возненавидеть песок, который окружал меня везде. Парень, как тебя зовут? Где ты живёшь? Я представился, меня можно не бояться уже. Уилл, однако, не проникался доверием к Милгусу. Но ответить стоило. — Уилл, — назвал он своё сокращённое имя. По нему нельзя понять, какое же настоящее имя. Вдруг он какой-нибудь Уильям, или Уиллиз, или Уилвид. — Уилл, что интересного ты нашёл в Чёрном океане? Если ты говоришь, что был в порту ради него, то тебе не безразлична будущая экспедиция. Для чего тебе океан? Уилл промолчал, но потом сказал: — Я хочу узнать, что это такое. Мы ведь ничего не знаем про Чёрный океан, а он может ответить на все наши вопросы. Даже на такие, которые относятся к нашему происхождению… Чёрный океан, он… Просто у человека должно быть дело в жизни. Почему я не могу сделать своим увлечением Чёрный океан? Я верю, что он не пуст. Вы верите, что он скрывает нечто любопытное и нужное нам? — Я верю в преданность делу. Вот моя религия, — заявил Тивай. — Почему вы отправляетесь в океан? Вы можете не вернуться. Что руководит вами? — Уилл не заметил, как вопросы начал задать он. Но уж больно его заинтересовал Тивай Милгус, про которого он не раз слышал. Тивай Милгус! Грозный тенкунский маг! Он прошёл семь войн. Милгус славился своими беспристрастием и хладнокровностью. Он никогда не придерживался определённых правил или убеждений, когда выбирал чью сторону принять в предстоящей войне, деньги также не были решающим фактором. «Фаза луны за меня сделала выбор», — отшучивался на вопросы всегда Милгус. — Борьба. Я сражаюсь с младенчества, войны не оставляли меня никогда. Тьма, которую я видел, в тысячу раз чернее моей одежды. Но всё это время я бился с людьми. Сейчас я хочу испытать себя с природой. Кто я такой? Её дитя или её враг? Кем я стану для абадоновских обезьян — другом или последним, кого они видят? Человеку суждено рождаться и умирать. Я дал себе слово, что не позволю ни одному человеку убить меня, но природа… Ей позволю сделать с собой всё, что она надумает. Уилл, нас называют демонами за нашу богомерзкую задумку проникнуть в Чёрный океан. Но мы — люди. Мы люди… ищущие до конца времён свой очаг… Может, сразившись с природой, наконец, проиграв битву, я назову себя человеком. После первой войны я ещё чувствовал в себе человеческую душу, после второй её стало меньше, после третьей я стал питаться духом смерти. В обществе людей я называю себя магом и не более того. Может, могущество природы покажет мне, что я простой человек с незатейливыми радостями и печалями. Кстати, что не спрашиваешь меня: «а про каких обезьян вы говорите?» Ты тоже знаешь про абадон? Говорил же, что просто пришёл на кораблик поглядел! — и Милгус засмеялся. Уилл не стал ему отвечать. Нет смысла накалять опять обстановку. Уилл сочувственно вздохнул. Он не раз слышал, что многие тенкунские наёмники перестают жить обычной жизнью, они поглощаются войнами. И уже не из-за денег, не за идею они идут на чужой фронт, а для того, чтобы просто дышать и наслаждаться самим присутствием войны. — Вы в чёрном. Это из-за вашего прошлого? — решил спросить Уилл. Милгус встал и расправил плечи. Да, показал он, посмотри, на мне нет ни одного белого пятнышка. Чёрный как тьма. Белое лицо и серые глаза и то прячутся под тёмной шляпой. — Нет. Я люблю быть незаметным в толпе людей. — Человек в чёрном маскарадном плаще очень незаметен среди ярких платьев и пальто, — хмыкнул Уилл. — Верно! Люди видят мою одежду и смотрят только на неё. Моя душа остаётся для них темнее этого плаща. Тивай поглядел Уиллу в лицо и перевёл взгляд на часы. Он чуть занервничал, когда увидел, что прошло сорок минут. — Мы заговорились… Уилл, позволь протянуть тебе руку. Ты сильный парень, на «Встрече» такие нужны. Я возьму тебя на корабль, ты увидишь Чёрный океан. Уилл покачал головой. — Нет, я откажусь. Его ответ удовлетворил Тивая. Хитрая улыбка озарила его лица. — Простой мальчишка бы согласился. Ты скрываешь от меня что-то. Ну да ладно, я не пытаю людей. Ты сам расколешься, если это должно будет произойти. Ладно, удачи тебе! Если надумаешь поплыть с нами в океан, помни: мы не демоны, мы — люди. Тивай собрался уже уйти. Но в последний момент повернулся к Уиллу и спросил: — Тебе нравится моя одежда? Держи мой плащ, стань загадочным и скрытым ото всех. Я другой плащ надену, у меня их много в шкафу висят. — Нет, не нужно… — неуверенно протянул Уилл. В руки прилетел мягкий чёрный ком. Тивай завернул за угол и исчез. Уилл осмотрел плащ. Красивый! Просторный и не жаркий, не вспотеешь. Но всё-таки это был плащ противника. Мага песка. Уилл засунул руки в большой карман и нащупал там множество мелких частиц. И не только в карманах был песок. Он двигался внутри под суконными нитками. Тяжёлый плащ состоял из песка.***
Тобиан возвращался домой. Никогда ему ещё так сильно не хотелось отворить скрипучую дверь этой маленькой съёмной квартирки, проникнуться ароматом хлеба, горячей колбасы, повалиться на тёплую кровать. Но ещё сильнее хотелось увидеть её. Зелёные глаза. Маленькую улыбку. Яркие волосы. Дотронуться до перепачканных в муке руке. И прошептать: «Я живой». Фальшь, иллюзия, обман — это часть жизни, уготованный рок человеку, что прожил на самом деле всего двенадцать лет. А дальше чужая жизнь под чужим именем. Хотя что из этих двенадцати лет было настоящим, когда он ещё успевал жизнь в правде? «Тоб, я люблю тебя, — шептал Конел. — Тоб, ты сильный мальчик. Ты прекрасный человек.» У соседнего дома с друзьями играл Майк. Тобиан помахал ему рукой и открыл дверь. В квартире была пустота. Не готовила еду печь, не свистел чайник. Оглушающим грохотом раздался выстрел из комнаты. Вдребезги разлетелось окно. В коридоре упала картина, и рамка тут же разбилась. Казалось, время замертво остановилось в тёмном ужасе. — Люси! — закричал Тобиан и выдернул из куртки заряженный револьвер. Кровь хлынула в лицо, он бросился в комнату, направляя револьвер на возникшую тень. Его лоб ощутил холодный металл, что больно вдавился в кожу. Люси с большими бешеными глазами держала его на прицеле ружья. В окне была пробита дыра, на полу лежали частицы пороха. — Люси, что ты делаешь… — застонал Тобиан. Люси смотрела на него и не узнавала, в добрых, родных глазах читалась только ненависть. — Люси, опусти ружьё… — Тобиан положил на него руку и отвёл в сторону. — Люси, что ты делаешь? Это же я — Бонтин. Нет… Это я, Тобиан, твой друг. Что на тебя нашло? Вдруг её руки задрожали, она рухнула на пол, зажав в руке ружьё. Плечи заколыхались, на полу возникло мокрое маленькое пятнышко. Тобиан присел с Люси и обнял её. — Что с тобой? Люси, почему ты взяла моё ружьё? Почему ты стреляла? Маленькие осколки стекла падали на пол. — Уйди прочь! — плакала Люси и шипела как змея. — Ты мне не поможешь. Вы все слабаки! И ты, и твой брат, и маги Нулефер и Уилл. Вы бесполезные слабаки. Я сама спасу своего отца. Он умирает, Тобиан, я чувствую. Я сама его спасу, чего бы мне это не стоило! Я взяла твоё ружьё, чтобы научиться стрелять. Я не дрогнула! Не побоялась! Но сейчас… мне страшно, Тобиан. Тобиан забрал у неё ружьё и отбросил в сторону, он положил руку на её растрёпанные волосы. Скорбь и страх, затаившиеся под красивыми глазами синие пятна перенеслись в его сознание. Сколько ночей она не спала? Если бы он знал! Если бы он знал… Его бледное лицо и искалеченное тело давно перестали отпечатывать на себе боль организма. — Люси, прошу тебя, не нужно. Ты не такая, не опускайся до наших врагов. Люси, ради меня не прикасайся больше к ружью. Мы же люди, Люси. Люси не отвечала. Тело вздрагивало под надрывистым всхлипыванием, рука тянулась к ружью, болезненно царапая пол. — Ты слышишь меня, Люси?