***
Сиджед лежал на ковре, окружённый стеклянными шариками, пирамидками, деревянными шпагами. Мариэлла вязала, усевшись на кресло. Сальвара смотрел в окно. Отрываясь от недостроенной башенки, Сиджед поворачивал голову на Сальвару: чем же любуется его «мишка», что привлекает зверя в окне? Папа оставил их одних, а сам уединился с дядей Джейгардом. Впервые Сиджед встретился со своим дядей. Почему-то он представлял папиного брата грубым и свирепым мужчиной с близко посаженными суровыми глазами, но дядя Джейгард оказался человеком с добрыми большими глазами, курносым и растрёпанным, волосы торчали во все стороны. Дядина причёска позабавила Сиджеда. Не долго он посидел у дяди на руках. Его оставили в детской комнате с няней и Сальварой. Сиджед только делал вид, что играет, он прислушивался к вздохам Сальвары и мечтал услышать далёкий шум из окна. Дядя Джейгард жил возле торговой площади. Наверное, на рынке сейчас громко кричит торговка зеленью! Что-то не поделили мальчики, продающие газеты. Торговец сладостями созывает детей. Какого там — на улице, среди людей? Папа редко вывозил его за пределы дворца. Он — настоящий законный король, его жизнь дороже всего золота Камерута. — Мариэлла, можно я погуляю у дяди во дворе? — спросил Сиджед. — Погуляешь вместе с папой, когда он поднимется к тебе. Пока папа занят, дитя моё. Папа всегда был занят. Он исполнял его долг, принять который Сиджед ещё не мог. «Не хочу быть королем, — думал он всякий раз, видя хмурого и усталого отца. — Я хочу погулять по Эрбу. Хочу съесть уличное пироженное». Даже мишка Салли видел Камерут снаружи, от глаз Сиджеда почти никогда не скрывались дворцовые врата. У дяди нравилось больше, чем в родном дворце. Ограда были на уровне окна, не стояла охрана у каждой проёма. Выйти во двор, пройти чуть-чуть, отворить дверь, и вот ты уже на улице. Но для Сиджеда не выполним был и первый пункт. — Малыш, я отлучусь на парочку минут? — Мариэлла положила спицы и пряжу на стол. Сиджед тихонько кивнул, и няня тут же вышла из комнаты. Он услышал громкий вздох, за ним азартное ворчание. Салли ворчит, значит, увидел ворону или голубя и хочет поймать. Но почему он вздыхает? Тоже хочет покинуть высокие стены? — Салли, посади меня на плечи! — окликнул его Сиджед. Он похлопал по своим плечам, которые скрывал бархатный чёрный камзол, зверь тут же понял, что от него хотят и посадил Сиджеда на свою могучую спину. Вид за окном разочаровал. Всего лишь чужой и мрачный соседний дом. Но ведь за соседним домом площадь, люди, угощения, красивые игрушки и безделушки! — Салли, тебе надоело жить во дворце? — спросил Сиджед. Раздался тяжёлый вздох. «Салли тоже хочет погулять». — Там интересно? Сальвара снова тяжело и безнадежно вздохнул, вытянул лапу и протянул её навстречу ветерку. — Салли, — Сиджед притих. — Отлучимся на парочку минут? Сальвара глянул на его непонимающе: человеческая речь ему не знакома. — Туда. Вниз, — зашептал Сиджед. Королевская гвардия охраняла парадный вход, дежурила возле детской комнаты и комнаты, в которой разговаривали папа и дядя. Задний двор не охранялся. По крайней мере, сейчас! — Вниз! Вниз, — указал пальчиком Сиджед. И Сальвара его понял. Он всегда выполнял желания своего маленького друга, если только они не противоречили указу Геровальда. Но папа не говорил же Сальваре, чтобы он не вылезал с Сиджедом на руках. «Присматривай за мальчиком», — вот что сказал папа. И Салли будет за ним смотреть. Салли взял Сиджеда на руки и, цепляясь за ветви садовых деревьев, которые примыкали к окну, спустился вниз. Зверя потянуло к воротам, которые были у лицевой части дома, но Сиджед остановил его. — Нет. Нас засекут. Полезли через забор. Через забор! — показал он за каменную ограду. Сальвара поскулил. Он не знал, чего хочет Сиджед. Но раз просит перекинуть его через забор, то надо помочь ему. Иначе детёныш будет плакать. Сальвара отыскал какие-то доски, залез по ним с Сиджедом на руках и оказался перед брусчатой улицей. — Как хорошо! — заулыбался Сиджед. — Скажем папе, что это ты придумал сбежать? Тебя он даже ругать не будет, а меня накажет и запрёт в моих покоях. Я только возьму свою шляпку. Сиджед надел бархатную чёрную шляпу, в которой по наказу отца он должен всегда выходить на свежий воздух, и прижал большую щеку Салли к своему лицу. Зверь облизнул его, замурлыкав. Сальвара опустился на четвереньки и побежал, следуя указательной руке маленького друга. Минуя ряд тесных домов, они выбрались на широкую улицу. Сразу открылась Ярмарочная площадь. Какой большой ряд деревянных лавок! О, жонглёр! А это маг огня или фокусник, который выдыхает пламя изо рта? Как вкусно пахнет мятой, специями, мясом и молоком! Мальчишка бежит с запечённым на палочке яблоком. Неужели он попробует запечённого яблоко из рук самого настоящего лавочника! У Сиджеда разбегались глаза, уши ловили каждый звук, что могли распознать. В нос ударяли сладости вперемешку с вином. Сальвару привлекали кони и бараны, которых хозяева привели на продажу, обезьянки шарманщика, говорящие попугаи. Он ловил их запахи и спешил обследовать других живых существ. Но и еда не отпускала внимание Сальвары. Схватил из корзинки толстой торговки яблоки и закинул себе в пасть. Забрал из рук девочки леденец и протянул Сиджеду. Сиджед озарил толпу. Почему все напуганы? Почему не рады, что к ним приехал их король? Почему отходят назад? «Надеюсь, они не отправят меня во дворец», — заволновался Сиджед. Как быстро возникло желание сбежать из дядиного дома и погулять по Ярмарочной площади, так стремительно оно стало ускользать. Люди обратили на его друга Салли злые и страшные глаза. — Салли, остановись. Я должен поприветствовать свой народ. — Пустоглаз! Боже, спаси нас! Пустоглаз! — донеслись до мальчика тихие отголоски человеческой речи. — Сальвара не причинит вам вреда, — Сиджед быстро поспешил успокоить свой народ. — Мне страшно, — зашептал он Сальваре. И не заметил, как затрясся. Его дрожь в одно мгновение уловил пустоглаз. Ощетинился на людей, ловким движение перекинул Сиджеда со спины к своей груди, поднялся на ноги и зарычал. — Где городская стража?! Зовите городскую стражу! — по ушам ударили тяжёлые крики. Толпа, встав на далёком расстоянии, окружила Сальвару и короля Сиджеда. Страх исходил от каждого человека, но любопытство приковало людские ноги к земле. Сальвара, прижимая Сиджеда, пошёл к лавке с мармеладом. — Стой! Это не твоё! — останавливал его Сиджед. Но для Сальвары со дня, как он стал жить с Геровальдом во дворце, перестало существовать «чужое». Ему разрешалось брать всё, что хотел, а уж дворцовая кухня всегда была открыта для него. Салли набрал в лапы мармелада и пошагал вглубь площади. — Мой папа вам всё вернёт! Всё заплати-ти-т! — закричал торговцу Сиджед и почувствовал, что заикается. Сальвара его не слушал! Сальваре казалось, что хозяин рынка он, а люди просто слуги, которые окружали его во дворце. Он съел ватрушку, разбил куриное яйца и выпил желток, отведал иширутское вино. — Салли не нарочно хулиганит! Он глупый зверь! — Сиджед оправдывал друга. Люди кричали, звали стражу. Сиджед сперва разбирал отдельные слова, а потом всё смешалось в общий гул, больно ударяющий по ушам шум. Сальвара в это время подбежал к загону с лошадьми. Торговец преградил ему дорогу и что-то закричал. Но разгулявшегося зверя остановишь криками? Он дёрнул калитку и прыгнул в загон. Кони заржали, когда перед ними предстала незнакомая морда с пустыми глазами, запаниковали и бросились бежать, куда могли. Калитка открыта! Лошади рванули на площадь. Чёрная кобыла ударила по руке Сальвару, он уронил Сиджеда. Мальчик забился в угол. Сальвара, увлечённый криками, шумом, бросился за лошадьми. Видимо, этого он и хотел. Погоняться за кем-то! Догнать! Сальвара словно опьянел. Может, повлияло выпитое вино? Может, незнакомые запахи? Может, он принял людей за пустоглазов, а ярмарочных коней за живность Абадонии и вспоминает старые вольные дни? Сиджед не знал, он еле сдерживал поступающие к глазам слёзы. Королю нельзя плакать посреди народа. Он король, и он должен успокоить своего друга, пока не пострадают его люди. Сиджед выполз из укрытия и уже открыл рот, как увидел военных, расталкивающих людей. Риварх Элисар, Ривилф Катвин, Кедвальд Кинател, они представляли королевскую гвардию. Элисар пальцем поманил Сальвару и протянул яблоко, облитое мёдом. «Мы возвращаемся домой!» — с облегчением улыбнулся Сиджед. Его друг так не думал. Сальвара покачал головой и фыркнул на гвардейцев. Катвин что-то сказал в винамиатис, военные медленными шагами пошли в их сторону. Такое положение дел не устраивало Сальвару, который впервые за долгие месяцы почувствовал себя вольным зверем. Пустоглаз побежал к гвардейцам, остановился перед Кинателом, размял спину, повернул голову и озарил всю площадь. Это выражение лица! У мишки такого не было. Мишка добрый и смешной, мишка озорной проказник… Лицо мишки вытянулось в оскорблённую мину. Он отвесил офицеру пощёчину и зарычал. «Сперва рождается гордыня, потом абадона вылезает из чрева матери», — Сиджед вспомнил слова придворного учёного Пэдрика Вона, который изучал абадон и пустоглазов. Показывая всей площади своё превосходство, Сальвара нагло развернулся, дошёл до лавки с пирогами и одним укусом умял половинку вишнёвого десерта, а вторую понёс Сиджеду. Сиджед сидел в углу у деревянного ограждения. А что он ещё мог делать? Только сидеть и дожидаться, когда его заберёт мишка или гвардеец. «Ну теперь я заставлю его вернуться к папе и дяде!» И вдруг показалась обезьянья морда. Мартышка с верёвочкой на шее склонилась над ним, улыбнулась, обнажив острые клыки и завизжала, будто хохоча над принцем. Её внимание привлекла чёрная и красивая шляпка Сиджеда. Сорвав шляпку с головы, обезьяна в один миг оказалась на крыше шатра. Сальвара выронил пирог, схватил на руки Сиджеда и закричал на воровку. А её только веселила злость Сальвары. Примчался шарманщик. — Сюда пошла, негодница! — Сиджед распознал в хаосе звуков. Мартышка покрутила шляпкой и перепрыгнула на другой шатёр. Шерсть Сальвары вздыбилась, но в горле раздалось довольное урчание. «Он хочет поиграть с мартышкой», — понял Сиджед. Сальвара никогда не видел обезьян, на Абадонии они не водились. А за последнее время он так ждал увидеть хоть одну родственную душу. Геровальд, как разлучил Сальвару с другими пустоглазами, так больше не давал им встречаться. Мартышка поскакала по крышам шатров, а потом перелезла на крышу жилого дома. И Сальвара, не отпуская Сиджеда, прижимая его к груди, как своего драгоценного детёныша, бросился за ней. Пустоглазы любят играть в догонялки, рассказывал папа Сиджеду, а как им нравится друг друга дразнить! С Сиджедом так резвиться было нельзя. Он покалеченный детёныш, которого нужно оберегать. А вот мартышка другое дело. Обезьяна осмелела, про хозяина-шарманщика забыла, она неслась по крышам, подоконникам, деревьям и скамейкам улица за улицей. Салли бы поймал её, если бы она бежала по земле, но она цеплялась за возвышенности, на которые Салли не забраться. И его замедлял Сиджед, вцепившийся в сильные лапы друга. Сиджед боялся плакать, он чувствовал себя самым беспомощным созданием на планете. Даже не закричишь, а если мишка опять рассвирепеет? Вдруг Сальвара перестал бежать. Высунув голову из-под его лохматой лапы, Сиджед увидел чёрные высокие дома, прогнившие от сырости и старины. Впереди была каменная стена. Стояла невыносимая вонь. Мартышка привела их в трущобы. Она сидела на выступающем из стены камне, загнав саму себя в угол. Шляпка держалась в крепких лапках. Салли положил Сиджеда на землю и запрыгнул на мешки, которые кто-то прислонил к стене. И обезьяна поняла, что придётся сдаваться. Бежать некуда. Стену ей не перелезть, на крышу тоже не забраться: не за что ухватиться. Только в окно прятаться… Да, точно, окно! Обезьяна, держа шляпку, нырнула в разбитое окно дома. И Сальвара, не раздумывая, прыгнул на самый верхний мешок, подпрыгнул ещё раз, схватился за выступающий край рамы и в тот же миг оказался внутри дома. Что там творится? До Сиджеда не долетало ни звука. Он закричал имя своего друга. Даже если Салли отвечал ему, Сиджед всё равно ничего не слышал. «Сколько я буду тут лежать?» — думал он. А что если Салли забыл про него? Или, ужас, кто-то напал на мишку?! В этот момент страшно захотелось пить, в камзольчике стало холодно. Сиджед продолжать ждать Салли, но пустоглаза всё не было и не было. Стены становились чернее и ужаснее, на них появлялись злые зубастые морды, слышалось будто они клацкают зубами и спешат ожить и съесть короля. Сиджед встал на колени, опёрся руками о скользкую землю и пополз на свет, где, должно быть, есть кто-нибудь живой. Через три дома появился узкий тротуар, по которому шли люди. По дороге ехали повозки, запряжённые грязными лошадьми. — Помогите! Помогите, кто-нибудь! — закричал Сиджед. Он потянул за подол длинного платья первую попавшую женщину. — Помогите! Женщина остановилась, взглянула на Сиджеда, её губы раскрылись в словах. — Я вас не слышу. У меня плохой слух. Погромче, пожалуйста, фанеса! Я король Сиджед Апекатский. Я заблудился и потерял своего друга пустоглаза Сальвару. Пожалуйста, отнесите меня полицейским или гвардейцам, мой отец щедро вознаградит вас. Женщина поставила на землю большое ведро и присела к Сиджеду. Он разглядел худощавое лицо женщины, бородавку на правой щеке, чёрные усики над верхней губой, волосы были седыми и прятались под платок. Женщина потрепала камзол, рассмотрела его ботиночки. — Я король Сиджед… — Тише! Будь нем! — она рукой закрыла ему рот. — Закричишь — я тебя зарежу! Пока другие люди не успели обратить внимание на богато одетого мальчика, женщина достала из кармана платья тряпку, засунула Сиджеду в рот и посадил его в ведро, укрыв его сверху головным платком. Сиджед отчаянно бил по ведру. Женщина, неся ведро в правой руке, левой удерживала короля под тканями. Она бежала, и через несколько минут оказалась возле дома. Сиджед в ведре не мог даже увидеть здание. Его вытащили из ведра, когда женщина прошла две комнаты. Окон не было, только слабый огонёк освещал пустую комнатушку с кроватью и столом. В тесном и тёмном помещении мужчина при свете свечи считал деньги. Некрасивый, обросший бородой, зверь лесной! Сиджеду вспомнил страшные сказки, которыми иногда его пугала Мариэлла. Мужчина обратил внимание на мальчика, что-то сказал женщине. — Нам сегодня попалась крупная рыбка! — воскликнула она. — Без удочки, без наживки, в ведре у нас оказался король! — Кто нам даст выкуп за него, с ума сошла, Элфа?! Нас повесят! — вскричал он. — Тише! Тише говори! Тебя не только глухой король, но и все соседи услышат! — Элфа сложила руки в успокаивающем жесте. Они заспорили. Размахивали руками, топтали ногами, мужчина заносил руку над Элфой. При всём их бурном споре Сиджед ничего не слышал, бранясь и чуть ли не дерясь, мужчина и женщина шептались и озирались по сторонам. Через какое-то время они стали затихать, обнялись и поцеловались в губы. Элфа протянула к лицу Сиджеда стакан молока и подала хлеб. — Ешь. Тебе предстоит долгая дорога. Сиджед выплеснул стакан с молоком на Элфу. — Мой отец не даст вам выкуп. Он отрубит вам голову и скормит собакам! Он убьёт ваших близких! А я попрошу Сальвару вас искусать! Элфа криво усмехнулась и показала рукоять ножа: — Мы продадим тебя не отцу, а Зенруту. Мальчик, впредь помалкивай, а то станешь немым королем.***
Посчитав, что назад пути не будет, Геровальд сказал: — Брат, разрешишь мне вступить за порог твоего дома и выслушать меня? Ноги ощущали слабость, пальцы рук едва заметно тряслись. Нелегко давалась Геровальду первая встреча с братом спустя много лет. Если бы не толкнувший его вперёд Сальвара, он так и бы и остался у дверей ворот. Геровальд стоял на низеньких ступенях, ловя спиной туманное фырчанье зверя и тихое дыхание Мариэллы и Сиджеда, Джейгард был в шаге от него и смотрел тяжёлым сомнительным взглядом. Джейгард стоял в шаге от него. Младший на три года, брат был противоположностью Геровальда. Круглое лицо, смешной маленький носик как у ребёнка, голова со взъерошенными волосами, утончённый фрак из коричневого сукна и нелепо торчящая из-под него цветная рубашка. — Мы разобрались с родительским наследством. Что тебе ещё надо? — спросил он недоверчиво и отошёл назад, пропуская Геровальда в свой дом. — Я не о наследстве хочу поговорить. О другом. Я хочу… Ты сможешь… Прости меня за мою низость, грубость, подлость и… — он мучительно выдавливал слова. Джейгард изменился в лице. Большие глаза расширились, нос вытянулся, кожа побледнела. — И за нашего отца, которого ты довёл до могилы, и за Нириду, которую ты отказался лечить и медленно умертвлял, тоже извиняешься? — За отца и Нириду меня даже сам Бог не простит. «И за убитую нашу мать тоже», — стыдливо напомнил Геровальд, подавляя режущие грудь спазмы. Он слышал свой голос: слабый, неловкий, заикающийся. Дыхание Сиджеда становилось тревожным. «Я не опущу руки перед лицом моего сына», — лишь желание быть мужчиной в глазах Сиджеда и Сальвары давало Геровальду силы. — Проходи в дом, — вздохнув, ответил Джейгард. Взгляд у брата был холодный, чужой, изумлённый. Геровальду намного полегчало, когда Джейгард повернулся к нему спиной и повёл его вглубь дома. — Посидим в моей комнате. Твои домочадцы будут при тебе! — Нет! — внезапно выкрикнул Геровальд. — Я хочу остаться с тобой наедине. Не для Сальвары или Сиджеда он пришёл к Джейгарду! Не для них он должен сказать самые тяжёлые слова. Для себя он затеял эту пытку. Для себя! Признавал Геровальд и бил себя в грудь невидимым кулаком. Сальвару, Сиджеда и Мариэллу отправили в комнату детей Джейгарда, которые сейчас отдыхали вместе со своей матерью в гостях у тётки на побережье Эренского моря. Джейгард привёл брата в свой кабинет и показал на диванчик с высокой спинкой. Вокруг дивана на тумбочках, на письменном столе, на комоде стояли плюшевые игрушки сыновей, в углу примостилась арфа: Джейгард и его жена Берта были замечательными арфистами. «В этот кабинет вхожи только члены семьи и приближенные к ней друзья» — озарило Геровальда. Ещё в детстве Джейгард любил сооружать потайные убежища, переделал заброшенную комнатку дворца в свои личные покои и разрешал входить только самым-самым близким. — Ты пришёл ко мне с больным ребенком, чтобы я сжалился над тобой, и привёл зверя, чтобы я побоялся тебя выгнать? — спросил Джейгард, усевшись на стул напротив Геровальда. — Нет, он со мной, чтобы я не струсил и не повернул назад. Геровальд кашлянул, собираясь с духом. Перед зеркалом, смотря на себя, и перед кивающим ему Сальварой так легко было проговаривать нужные слова. А перед братом он онемел. Джейгард тоже молчал, лишая его права отвечать, а не говорить самому. — Я хочу начать новую жизнь, — Геровальд нашёл в себе силы. — Я только сейчас, в пятьдесят лет, получил озарение, что всю жизнь я жил отвратительно. Гонялся за властью, за признанием деда и дяди королей, за божьим одобрением, и в этой погоне растерял всех, кем я должен был дорожить. Ты мой брат, мой единственный брат, а я относился к тебе как к слуге. Если можешь, разреши мне снова стать твоим братом. — Что навеяло тебе такие мысли? Ты внезапно сорвался в горы, как я слышал, вернулся, стал готовить закон, уравнивающий горные племена с потомками Рутской империи, и даже ко мне прибежал с прощением. Тебя подменили или околдовали? — Возможно, и околдовали. Магия абадон ещё не изучена. Какие силы они ещё могут от нас скрывать?.. У меня впервые в жизни появился друг, он показал мне, насколько ужасный я человек. Джейгард усмехнулся: — Стало быть, попытка попросить у меня прощение, это решение твоего друга, а не твоё? — Нет, моё. Но без помощи Сальвары я к нему не пришёл бы. — Твой друг Сальвара сам тебе сказал, что ты живёшь неправильно? — Нет. Я ещё ни разу не видел его в человеческом теле. Но во взгляде пустоглаза мудрости побольше, чем у меня. — Если пустые глазницы пустоглаза мудрее тебя, ты точно осел, — рассмеялся Джейгард. — И трус, раз не нашёл сил услышать прямой ответ Сальвары, что он думает о тебе. Ребёнок, зверь, влюблённая в тебя робкая служанка. Ты оградил себя теми, кто не осудит тебя, не скажет правду. А я скажу. Трус, ты, Геровальд. А в своей трусости винишь других. И по этой причине ты мечтал стать королём, чтобы тебя боялись. Но трусов, даже если у них на голове корона, не боятся. Их презирают. — Ты прав, я трус. И сейчас начинаю обретать силу, — наконец-то ему хватило решимости признаться, сказать эту вслух! Геровальд растянул в рот в улыбке и вдруг он уловил ещё одни слова Джейгарда. — Мариэлла в меня не влюблена! Она лишь передана мне и моему сыну, как и её родители были переданы нашей семье. — Ты слепой, если не замечаешь её неоднозначные взгляды, которые она бросает в твою сторону. Улыбку, которая появляется тут же, когда ты обращаешься к Мариэлле. И глухой. Голос девушки становится сладким и нежным, когда она разговаривает с тобой. Геровальд пожал плечами. — Глухота это наследственное. Наверное, и слепота была скрыта в моей крови. Джейгард снова засмеялся. В его смехе совсем не было злобы или злой иронии. — В нашей семье хватает глухарей. Ты им не становись. Я почему сижу так близко перед тобой? Чтобы слышать тебя и не переспрашиваешь: «Что? Как? Куда?» Ты хорошо отделался, когда получил при рождении не плохой слух, а боль в ногах. Кстати, как твои ноги? Сильно тебя беспокоят? — Раз месяц прихватывают. Я не жалуюсь. — Бегать сможешь раз так, когда мы с тобой, с Сиджедом, Бертой и моими сыновьями отправимся в лес в следующей месяце! — Ты приглашаешь меня на охоту? Со своей семьей? — Какая охота? У тебя всё сводится к убийствам и завоеваниям, Герол. Мы просто погуляем, подышим воздухом, дети походят по мху и траве. Геровальд угрюмо молчал. Он хотел провести с время с братом, которого потерял многие десятилетия назад, но совесть упрямо говорила ему «не соглашайся, мучай себя дальше!». — Дай воды. Горло болит. — А нечего по ночам напиваться ромом! — Джейгард оказался возле него со стаканом воды. Геровальд схватил стакан и дотронулся до тёплой руки Джейгарда. — Твоё обоняние как у собаки. Не хочешь ли свой талант использовать на благо страны? — Хорошо. Я буду предупреждать твой совет о том, что регент Камерута немного не в себе. Его Регентство напился ночью, проиграл свои сбереженья днём в бильярд и снова напился вечером. Из ящика стола Джейгард достал бильярдный шарик и бросил брату в руки. Неуклюже поймав шар, Геровальд растерялся. Он ожидал подвоха. Но не так долго, как обычно. Через несколько секунд, Геровальд пришёл в себя и засмеялся: — Где же кий? Где столик? — Следующая дверь — игральный зал! В игровом зале находился карточный стол, мячи и ворота, детские воланчики, деревянные мячи, в центре стоял бильярдный стол. — В какую игру будет играть? — спорил Геровальд. — Ни в какую из известных. Кто больше забьёт шаров за короткое время, тот и выиграл, — и Джейгард бросил двадцать шаров, которые нашёл под столом. Красные рассыпались, когда он стукнул по единственному белому. Два шара остановились в шаге от лузы, оставшиеся крутились по всему столу. — В порядке очереди! — крикнул Геровальд. Джейгард установил свои правила. Очереди не существовало, бил, кто хотел. Главное, быстрее завладеть битком! Геровальда охватил азарт. «Я не сдамся!». Толкая Джейгарда, он целился кием по белому шару. Джейгард толкал его, перелезал кошкой под столом и получал шар уже с другой стороны. «Ухх!» — Геровальд вытирал со лба пот. Давно он так не потел и не бесился. Братья превратились в мальчишек, бегали вокруг стола. Когда белый шарик вылетел, то бросились за ним с шумом и криком. — Один шар остался! Я его забью! — воскликнул Джейгард. — Промажешь! Джейгард закрыл стол своим телом, закрыл Геровальду лицо рукой. Забыв про королевский этикет и свой статус, Геровальд нырнул под стол, выпрыгнул с левого края и ударил по битку. Белый шар стукнулся с красным, завертелся и бросился к лузе. Но вдруг ударился по углу, отскочил в сторону и покатился назад, снижая скорость. — Ещё чуть-чуть! Ты сможешь! — подпрыгивал Геровальд. — Быстрее! Быстрее! — кричал Джейгард. Шар, повторяя улитку, медленно и бесшумно остановился у лузы. Он замер. Неожиданно качнулся и упал в дырку. — Ура! Я победил! — восклицал Джейгард. — Вообще-то я ударил по битку! — попробовал с ним спорить Геровальд. — Я ударил, пока ты ещё полз у меня под столом! — возразил Джейгард. Геровальд не отступал от своего. Разразился спор, в которой каждый настаивал на своём и не собирался сдаваться. «Сколько десятилетий назад я так яростно спорил со своим братом?» — внезапно задумался Геровальд. Нахлынули их детские ссоры с Джейгардом. Конец был один: он схватывал Джейгарда за рубашку и бил кулаками по голове. Джейгард перестал возражать брату, когда ему исполнилось семь лет и молча соглашался во всём, что творил Геровальд. Но Геровальд видел отрицание в глазах брата или ему казалось, что видит. И бил младшего брата за неумение выражать свои мысли. Геровальд внезапно остановился, прервал их с Джейгардом спор удар по шару и прижал брата к себе. — Сорок лет мне потребовалось, чтобы понять, что я люблю тебя. Объятия братьев прервал стук в дверь. Лицо гвардейца напоминало предсмертные мучения приговорённого к смерти. — Ваше Регентство! Сальвара и король Сиджед сбежали из дворца! — То есть сбежали? — Геровальд схватился за сердце. — Ушли через окно, Ваше Регентство на Ярмарочную площадь! Городская стража хотела их поймать, но Сальвара погнался за мартышкой и забрал с собой Сиджеда. — Где была Мариэлла?! — побагровел Геровальд. Он вылетел из кабинета Джейгарда. Гвардеец, поспевая за регентом, быстро объяснял, что местных жителей и торговцев ярмарки напугал явившийся к ним пустоглаз, который обезьянничал и смеялся над людьми. Стража подоспела не сразу, а когда прибыли, то не смогла угнаться за пустоглазом. У дверей детской комнаты регента ждала заплаканная Мариэлла. Рука затряслась, когда Геровальд взглянул на няню. — Я отлучилась на пять минут, Ваше Регентство! Я вышла по нужде, пять минут, всего пять минут! Не казните меня, Ваше Регентство! — Мариэлла упала на колени и прижалась лицом к сапогам Геровальда. Его пробрал озноб. Неужели он такое чудовище, которое заставило дрожать эту смеющуюся и улыбающуюся девушку? Но его рука продолжала трястись в надежде ударить Мариэллу. — Встань. Ты не виновата. Я сам распустил Сальвару. Я должен был предвидеть, что нельзя оставлять Сиджеда и зверя наедине. Он не человек, и не сможет должным образом уследить за ребенком. — Сальвара не первый раз сидит с Сиджедом? — ужаснулся Джейгард. — Да, — буркнул Геровальд. — Иногда Сальвара два часа сторожил один Сиджеда и укладывал даже спать. — Это неразумное животное. — Умное животное, Джей. Вот собаки тоже умеют справляться с детьми и смотреть, чтобы они не покинули комнату и не навредили себе. Сальвара умнее этих собак. Сальвара выполнял просьбу Сиджеда… Он пытался помочь моему сыну увидеть город. — Сальвару нашли! — закричал Риварх Элисар, прижимая винамиатис. — Он на Цветной улице! Играет с мартышкой! — Где мой сын? Бледный гвардеец и его винамиатис прискорбно молчали. С проходящими магами, гвардейцами и Джейгардом Геровальд оказался на Цветной улице. По обеим сторонам улицы росли апельсиновые деревья. На верхушке одного из деревьев сидела перепуганная обезьяна. Сальвара стоял к ней спиной и озирался на отряд военных, которые, направив ружья на него, взяли пустоглаза в полукруг. Сальвара злобно фырчал, размахивал шляпкой Сиджеда, когти ворошили землю. — Сложить оружие! — приказал Геровальд. — Вы не справитесь с Сальварой. Геровальд отошёл от Джейгарда, который держал свою руку на его плече, раскрыл ладони и медленно стал двигаться к Сальваре. Заглянув мельком в своё отражение в небольшой лужице, он увидел своё побледневшее, больное лицо. — Салли, здесь все свои. Никто тебя не тронет. Узнай меня. Я твой друг — Геровальд. Салли, Мишка, погони за тобой нет. Салли, загляни мне в глаза. Это я, твой друг. Прости, что не уследил за тобой. Иди ко мне. Я протягиваю тебе руку. Возьми её, мы возвращаемся домой. Он протянул дрожащую руку к лапе Сальвары. Зверь принюхался, перевёл взгляд на враждебных гвардейцев, на незнакомого Джейгарда и ухватился за костяшки пальцев Геровальда. Он попытался зарычать, что-то объясняя на своём зверином языке, но Геровальд обнял его и ласково прошептал: — Ты не виноват. Мы возвращаемся домой. Геровальд отдал приказ прочесать каждую улицу, каждый дом. Немедленно найти его сына и короля Камерута! После того, как Сальвару вернули во дворец и оставили и в покоях Сиджеда, убедившись, что он успокоился, Геровальд направился на поиски сына. Джейгард оставался с ним, отказавшись покидать брата. Геровальд подключил к поискам сына лучших тенкунских магов, но ему отчитывались, что «нет результатов». Так прошли день, вечер и ночь. — Парализованный ребенок сквозь землю провалился?! — срывался Геровальд. — Он не мог никуда убежать! Он или забился в какой-нибудь подворотне, или упал в канализацию, или его похитили и где-то прячут! Смотрите каждую щель! Ищите моего сына за пределами Эрба! К нему приходила Мариэлла, вновь упала на колени говорила, что согласна на любое наказание, которое ей вынесет Геровальд. — Подними голову и посмотри на меня, — степенно ответил он. В глазах Мариэллы был только страх и мучительная вина за то, что оставила Сиджеда со зверем, которого сам регент превратил во вторую няньку ребёнку. «И каким местом она в меня влюблена? — подумал Геровальд. — Влюбилась бы, то не боялась бы». — Больше не проси прощения, — сказал он. — Я тебя не обвиняю. Никто не виноват, кроме меня. Ты остаёшься няней Сиджеда. Ты ему как мама, я буду проклят, если отниму у ребёнка ещё одну мать. Утро Геровальд встретил во дворце королевской полиции. С ним был неустанно поддерживающий его Джейгард. За ночь полицейским и тенкунским магам удалось поймать нескольким скрывающихся преступников, отыскать троих пропавших детей, найти похищенную девушку, но не обнаружили никаких зацепок, ведущих к Сиджеду. — Герол, преврати Сальвару в человека, — сказал Джейгард. — Нам нужна его помощь. — Он ничего путного нам не скажет. Следы Сиджеда затерялись в тупике на Чёрной улице. — Сальвара сможет помочь. Он маг воздуха. Вероятно, он сможет найти Сиджеда по запаху. — У абадонских воздуховиков нет такой способности! — Геровальд сделал вид, что не верит в Сальвару. — А ты узнай! Вместо того, чтобы обратить Сальвару в человека и проверить его способности на деле, Геровальд связался под натиском брата с Аахеном Твереем из Тенкуни. Он выдохнул со спокойствием, когда старейшина абадон ответил ему, что воздуховики с Абадонии не могут быть ищейками. Но внутри всё лихорадочно задрожало, когда Тверей промолвил, что если между абадоной и другим человеком сложилась связь, длительное знакомство, то, возможно, абадона сможет отделить силуэт Сиджеда от силуэта сотни других людей в толпе. — Это только его догадки. Я не буду мучить Сальвару. — Тебе придётся встретиться с Сальварой в человеческом обличии! — закричал Джейгард. — Что ты сделаешь, когда тридцать первого герматены абадона Сальвара превратится в человека? Сбежишь из дворца, поджав хвост? Твой сын в беде, если вообще ещё жив! А ты боишься осуждения от своего друга! Геровальд смолчал. Он разослал людей на улицы столицы узнать, что об исчезновении Сиджеда думает народ. Весь Камерут шумел о сбежавших из-под ноги Геровальда пустоглазе с мальчишкой, и в первые часы стало известно, что Геровальд нашёл Сальвару, а Сиджед пропал. — Люди обвиняют в исчезновении короля Сиджеда тебя! — говорил Джейгард. — Родились слухи, что ты избавился от сына, чтобы стать настоящим королём. — Дураки! Если с Сиджедом случится страшное, трон перейдёт к родной сестре Нириды. — Народ считает, что ты узурпируешь власть. Попробуй им объяснить, что они не правы, но ничего не докажешь ни горожанам, ни своему дворцу. Я слёзно прошу тебя — сделай Сальвару человеком. — Не сделаю. — Ты в которой раз вредишь своему сыну. Этот раз может быть последним. Сиджед может быть вывезен похитителями из страны. Утоплен при попытке переплыть океан на слабом судёнышке. Ты даже не представляешь, где он и с кем! С безумцем, потерявшим грань? С растлителем? С сектантами, верящими, что королевская кровь даст им бессмертие? Если бы ты ещё занимался Сиджедом, готовил его к королевским обязанностям, воспитывал в нём выдержку и умение разговаривать с врагами, я был бы уверен, что Сиджед выстоит. Но ты спрятал короля во дворце, закрыл от мира и растил из него инвалида, нуждающегося в жалости, а не короля. Сиджед боится незнакомцев, не может достойно ввести диалог. Он обречён! — Сиджед больной ребёнок! — вскричал Геровальд и поддался на брата. — Я щадил его организм и его детство! — Он король. Расставаться с детством в столь малом возрасте и приступать к изучению государственных дел — его неизбежный рок. Не передать словами, как я благодарен богу что мои сыновья избавлены от этой страшной участи. Твой сын — король. И ты, отец, когда женился на его матери, то избирал своему сыну судьбу. Так готовь его к будущему. Если найдёшь… Если когда-нибудь увидишь Сиджеда живым. На следующий день на королевском совете было шумно. Пока военные и маги обсуждали новые планы по поискам пропавшего короля, министр иностранных дел разразился бурной речью, что за исчезновение Сиджеда к ответственности необходимо призвать Геровальда. Регент, который потерял короля, не может больше оставаться регентом. Сиджеду подыщут более ответственного опекуна. Геровальд обвинил министра Мибоунского в попытке государственного переворота и приказал его арестовать. Ночью он не спал. До его покоев доносился вой Сальвары, зверь был покинут в эти дни. Геровальд закрывался подушкой, но вой Сальвары находил его даже под грудой подушек и одеял. Не дожидаясь рассвета солнца, Геровальд позвал канцлера Вабеского: — Скиньте Сальвару с башни, он должен стать человеком! Заручившись поддержкой Джейгарда, Геровальд смотрел, как офицеры заманили лакомством Сальвару на Звёздную башню и, как только пустоглаз отвлёкся, толкнули его вниз. Всё произошло так быстро, что Геровальд не заметил, как в воздухе падающий пустоглаз стал человеком и всупил ногой на землю. Слуги мгновенно укрыли его зелёной мантией. Впервые Геровальд посмотрел на человеческое лицо Сальвары. Большой открытый лоб, янтарные глаза, волевой подбородок, гладкие скулы. Лицо было как у настоящего аристократа, русые волосы слегка развевались под лёгким ветром. — Друг мой, — заговорил Сальвара. — Почто раньше человеком меня не обратил? Дни мимо походят, многоболезненный Сиджед в напасти томится. Эх, Геровальд. Геровальд смотрел ему в глаза и чувствовал накатывающий страх. Больше не спрячешься от осуждения своих ошибок и слабостей. — Ты сможешь учуять Сиджеда как собака? — спросил Джейгард. — Сам ты собака! — сурово нахмурился на него Сальвара. — Маги воздуха не чуят. Маги воздуха видят. Я ведаю Сиджеда, я узрю его. Геровальд, прости, я потерял твоего сына. Мозги у меня были звериные, душа у пустоглаза беспечна. Обернувшись человеком, я застыдил себя. — Не вини себя, — Геровальд положил Сальваре руку на плечо. — Ты поступал правильно для пустоглаза: радовал мальчика, которого я скинул на тебя. Пожалуйста, найди Сиджеда. Сальвара взлетел на Звездную башню и расправил руки. Через бинокль Геровальд видел, как абадона набирает полную грудь воздуха, медленно выдыхает и опять вдыхает. Дрожали зрачки в закрытых глазах, дёргалось статное лицо, сжимались тонкие пальцы. Спустя три минуты Сальвара спустился. — Я не обретаю Сиджеда в оных двадцати милях. Он дальше от тебя. Мне нужен проходящий. «Только найди моего мальчика! — взмолился Геровальд. Время шло медленно, от проходящего мага не поступало вестей. Спустя два часа проходящий прилетел во дворец и попросил его заменить. Он устал перемещаться сквозь пространства, силы закончились. Сальвара был в разных концах Камерута, в ближайших городах Иширута и Зенрута, но Сиджеда не ощущал. Новый проходящий вместе с Сальварой и водным магом перемещался в Линское море, чтобы найти короля в трюме какого-нибудь корабля. Или же труп мальчика на морском дне. — Сиджеда нет в Камеруте, — Сальвара явился к Геровальду в Торжественном дворце. — Он за его пределами. Ваш мир долгий и большой. Мне не хватает двадцати миль, дабы объять его. На лице Геровальда мелькнула тёмная тень. Сальвара вздохнул: — Я найду Сиджеда. Готов поклясться своей жизнью. — Ваше Регентство! — в кабинет Геровальда без стука ворвался Вабеский. — Вы нашли его?! — Геровальд не смог произнести слово «труп», взирая на опустошённое лицо своего канцлера. — Сиджед в Конории. В заложниках у королевы Эмбер. — Вот дьявол! — заругался Геровальд. — Эмбер требует от вас немедленного освобождения из плена генерал-лейтенанта Гарского, генерал-лейтенанта Гунского, полковника Милфорда, полковника Грисмана, мага-лейтенанта Шаля, мага-лейтенанта Веделя и других пленных офицеров, а также прекратить войну и уйти с территории Санпавы. — Я не пойду на её условия, — не сменяя грубого тона, ответил Геровальд. — Я не сдам войну. Оставьте меня, фанин Вабеский, я приду в зал совета, когда соберусь. Когда канцлер ушёл, Геровальд что ей силы ударил ногой по стене. И приложил ещё кулаки. Сальвара тяжело вздохнул: — Я разрушу дворец зенрутской королевы. Позволь забрать твоего младенца. Для человека, наделённого божественной силой, всё решалось довольно легко. — Нет, — подавленно сказал Геровальд. — Проходящий перешлёт Сиджеда в другое место, хоть на край света. А за твою попытку уничтожить дворец, твои собратья абадоны, подчиняющиеся Зенруту, сметут мой дворец и Эрб. Я не должен рисковать страной даже ради короля. — Не уничтожат. У абадон иная война. Сальвара подошёл к Геровальду на несколько шагов и прижал лоб регента к своему лбу. — Я помогу тебе. Проси меня о помощи во всякое время. Я обыденность острова Абадония, но для твоего младенца я останусь в Камеруте, покуда он пленён. Они стояли рядом, скованные одним горем. Геровальд так боялся этого часа, предчувствуя острые и больные слова, летящие от Сальвары. Вместо них он видел поддержку, сострадание, такую же вину за исчезновение мальчика. Будто всё своё осуждение Сальвара высказал Геровальду раньше, когда был немой и глупой обезьяной. Да, настолько глупой, что видел и понимал все его ошибки, злость на мир, презрение своего народа. — Я меняю положение горных людей, — хрипло произнёс Геровальд. — Я дал им права, уничтожил оскорбляющие их законы. — Почто ты их ненавидел? — спросил Сальвара, взяв в руки курительную трубку регента. — Ты же один из них, твой отец был сыном… — Вот за своё происхождение и ненавидел их. Я был обделён наследованием престола из-за того, что мой дядька имел больше прав, чем моя мать. Я жил с мыслью, что судьба насмехалась надо мной. И все: дед, дядя, Нирида, Джейгард, родители, горцы повинны в моей неудаче. — Абадон почто не возненавидел? Мы из иного народа и верим в других богов. Наши предки смеялись над твоим Единым богом, я вижу се в воспоминаниях Агасфера. — Вы не знали, как ужасен регент Геровальд. Я не увидел в вас злости или вражды, а только надежду, что когда-нибудь война закончится и вы вернётесь домой. Я боялся, что абадоны станут врагами, убьют меня как Ваксму Видонома, но из вас вышли соратники, которых не так быстро найдёшь даже в собственном королевстве. Сальвара смотрел на Геровальда с сочувствием, рот прочно застыл в грустном движении. Он чего-то хотел сказать, но не говорил. — Когда битва абадон? — Мы ещё не завоевали нужные позиции. Я хочу поскорее закончить эту войну, но если сейчас отправлю абадон на фронт потеряю и земли Санпавы, и её запасы. Абадоны же и песка не оставят. Сальвара, не бойся, я не отправлю тебя воевать. Я не дам тебе погибнуть от руки твоих прошлых друзей. — Не трепетай за меня. Абадоны не убьют меня. — Ты самоуверенный. — Я же абадона, — улыбнулся Сальвара и сменил тему. — За что веру нашу ненавидишь? За что? Геровальд бы много сказал, за что ненавидит ложных зенрутских и тенкунских богов. За их гордыню, за их самонадеянность, за тысячелетние проклятия, за распри внутри самой религии. Геровальд ненавидел веру в Пятнадцать богов за инцесты, в которых по преданиях родилось человечество. Андорина и его возлюбленный демон — сестра и брат по крови, а были разделены и названы чужими лишь с лёгкой подачи Создателей. — У пятнадцатибожия странные обряды, — сказал он. — Свадьба. Мужчина и женщина обмениваются кровью и становятся мужем и женой. У Единого бога обмен кровью совершают люди, когда хотят стать родственниками по крови. Во времена, когда даже не все придворные знали письменность, а про крестьян молчу, через кровь люди усыновляли детей. Человек и дитя проливали друг на друга кровь, и этого было достаточно, чтобы считать ребёнка членом семьи, наследником имущества. Девочка и мальчик, совершившие обмен, становились сестрой и братом. И никто не мог их выдать друг за друга, ибо грех женить брата и сестру! А если названных брата и сестру ловили на горячем, то наказывали также сильно как прочих развратников. Из-за вашего свадебного обряда для меня каждый зенрутчанин или тенкунец — грешник. А зенрутские и тенкунские дети — рождены в грехе. Сальвара сжал губы. — Не тебе судить пятнадцатибожцев за кровосмешение. Чадородие наших жён праведнее чадородия твоей покойной Нириды. В зал совета Геровальд спускался вместе с Сальварой. Он ещё раз заявил министрам и военным, а также Джейгарду, который ждал его возле зала, что не намерен плясать под указку королевы Эмбер. Война в их руках, Камеруту и Ишируту отходят земли, за которые Зенрут уже физически не может сражаться. Камерутские войска знают санпавские земли получше самих зенрутских офицеров, которые базировались на другом конце страны. — Если она убьёт Сиджеда? — испугался Джейгард. — Передайте королеве, что этот грязный и ужасный ход обернётся смертью для её династии и столицы. На войне, как правило, воюют солдаты и маги, короли только выжидают окончания битвы и подписывают итог войны на бумаге. Я не войду в её тыл, пока мой мальчик будет почтённым заложником. Граф Нидальский, — Геровальд остро впился глазами в министра полиции. — Найдите мне Тимера Каньете. Он не мог уехать далеко в другие страны, ведь он ещё не расквитался с Зенрутом. Он где-то поблизости. У Каньете есть карта подземелий, которые соединяют все стратегические дворцы в Конории. Мы освободим Сиджеда тайно.***
Тобиан подскочил от крика петуха. — Что? Где я? Над головой был деревянный потолок, сбоку коптила свеча, часы с расколотым стеклом, вдоль стены стояли скромные шкаф со стульями, на гвоздях висела одежда. Стоял стёртый душный воздух, солнце било в растворенное окно. — Где я? — протирая глаза, Тобиан нащупал край одеяла. В руку больно отдало. Повернув голову, он увидел перевязанное левое плечо. — Что со мной случилось? Из комнатушки возле шкафа вышла худая женщина в суконном платье. Положив горячую руку Тобиана на лоб, она сказала: — Ты был ранен, когда пытался перебежать через укрепление зенрутской армии. Пуля поцарапала тебе плечо. Пустяки, говорит наш врач Лазак! Она тебе кожу только рассекла. Но ты свалился с холма в озеро. — Сколько я провалялся в постели?! — Тобиан схватился на лицо. — Десять часов, ты был вымотавшимся. Фух, хорошо, не десять дней! Зелье превращения не стало бы замедляться, Тобиан раскрыл бы себя. Он смутно вспоминал, как попал под обстрел, будучи принятым за вора или того хуже, — шпиона. По заданию Мариона он ехал в деревню Козья Лилия на переговоры с санпавской гвардией. Лишённый сил из-за прошлых вылазок, перебежек через границу с преследуемыми зорким соколом людьми, из-за пряток в густых лесах от столичных ищеек, Тобиана смогла сразить простая царапина. — Где я? — спросил он у женщины, наливавшей в глубокую тарелку душистый суп. — В Козьей Лилии. Меня зовут Кэлин. Ешь, пока не остыл, — женщина протянула ему суп. — Мужчины вытащили тебя из озера и отправили ко мне. Мой дом один из немногих, который не заняли эти разбойники. — Я Бобби! Я Бобби! — воскликнул щуплый мальчишка. Тобиан принялся за суп. По телу пробежало тепло, ароматный лук и сочная свинина пленили его. За стенкой кудахтали курицы, блеяли овцы, в доме повизгивал маленький мальчик. Мир остановился под властью крестьянского супа. Свиные кусочки, нежная петрушка, веточки укропа, мягкий хлеб, обжигающий язык бульон. Казалось, все девятнадцать лет Тобиан жил ради одного момента, чтобы вкусить этот суп. Вежливость и тактичность никогда не были его сильными сторонами, съев тарелку, он попросил ещё такую же большую порцию. Хозяйка, не пожадничав, налила ещё. Кэлин мыла в тазу Бобби, мальчишка дёргался и всем видом давал знать, что не любит водные процедуры. — Я на озере вымоюсь! Пусти, мама! — Какое озеро? — проворчала мать, намыливая голову сыну. — На озере воюют. И сейчас на дворе первое ино. В герматене искупаешься в озере. Молодой человек, вы вчера домой пришли в потёмках! Так что не возражайте мне! Сегодня сидите дома! Так, не вертеться! Мальчик назло махался головой как собака, обрызгивая водой Тобиана. Закончив мытьё сына, Кэлин приготовила чай и достала склянку с малиновым вареньем. — Угощайся, Бонтин. Так ты к этим, к гвардейцам, пожаловал? — нахмурилась она. «Оборванцы, а не гвардейцы». — Да, я послан Джексоном Марионом на переговоры. — Прогони их прочь! Разбойники, объявившие нашими защитниками, оказались хуже камерутчан или иширутчан. Пришли в нашу деревню, заняли наши дома и диктуют свои условия! «Воюйте против Зенрута, убивайте солдат, подчинитесь Ишируту и Камеруту!» Вырыли волчьи ямы, в которых убивали упавших в ямы солдат, устраивали подлые убийства. Теперь мы должны за них страдать. Боги праведные, почему зенрутская армия так и не схватила их?! Не знает, что разбойники засели в Козьей Лилии? Когда офицеры спросят меня, что я слышала про санпавскую гвардию, я всех сдам. Корми их, клади на свои постели, а они воевать за врагов будут. Повезло, что я живу на отшибе, мой дом им не по нраву пришёлся. Фанин Марион не говорил, что мы должны перейти под корону Камерута. Они переврали его слова. И ладно бы камерутскую корону, земли Фаберского озера достанутся Иширута. С кем на озере бьётся Зенрут? С Камерутом? С Иширутом проклятым! — На озере бой? Давно идёт? — С четырёх часа утра. Выйдешь к центру деревни, услышишь шум. Как бы нас не смели. Сражаются ведь не манары, а маги. «Когда-нибудь появятся абадоны. Что же мать и Геровальд медлят? Какого момента ждут для введения в войну абадон?» Поблагодарив хозяйку за приют и сытную вкусную еду, Тобиан покинул её дом. На пути повстречал крестьянина с козой на верёвочке и попросил его собрать гвардейцев в местном кабаке. Разговор предстоял не из лёгких. Гвардейцы были ярыми фанатиками Мариона. Они настолько полюбили его, что в своей любви забыли всё, что говорил Марион. Зенрут чуть не казнил Марион — выходит, он враг. Камерут высказывает схожие с Марионом мысли: свободу рабам, свободу санпавским землям — он друг. И Тобиан закрыл бы глаза, если бы гвардейцы умели только красиво говорить. Они ещё пытались воевать. Не обращая на людские потери, в новых сражениях примыкали к вражеской армии и простреливали груди солдатам. «Сила Санпавы в её единстве, — говорил Джексон. — Она не переживёт распада, как Рутская империя. Растворится. Умрёт». Тобиан вдыхал запах поля, коим была окружёна деревня. Ещё не утих утренний туман. К нему подбежала чёрная собака, поласкалась у ноги, дала себя погладить и убежала. Тобиан наивно улыбнулся: не часто в Санпаве встретишь такую толстую и дружелюбную собаку. Хозяева покидали деревни, бросая преданных друзей. Брошенные псы, объединялись с собратьями, которые потеряли хозяев в разрушенных мёртвых деревнях, которые после многодневного воя у бесчувственных трупов, уходили в леса и степи за пропитанием. Однажды возле Ураканского хребта Тобиан повстречал такую стаю собак. Кинул ей хлеб, ожидая, что собаки прибегут к нему, поиграют и развеселят его долгую одинокую дорогу. Но псы, предаваясь своему таинственному инстинкту, зарычали и пошли на него. Ружьё спасло Тобиана. Когда он закапывал их трупы, то горько думал, как же быстро озверели вчерашние друзья, как же легко вспомнили свои волчьи корни, когда от них отвернулся человек. Есть хотелось всем, и собакам тоже, обретя новых властителей в мордах своих вожаков, они отреклись от человека. В маленький кабачок ввалилась толпа вооружённых людей. На некоторых были чёрные рубашки, отдалённо напоминающие мундиры, мешковатые кители, кепки и шляпы. Каждый был оснащён ружьём и шпагой в портупее, которая имела даже самодельный темляк из бело-красной суконной ткани. За гвардейцами вбежали местные жители. Кто держал в руке курицу, кто ребёнка, кто грыз сухой хлеб и намеревался остатком хлеба запустить в гвардейцев. — Бонтин, мы ради тебя видеть! Какие славные вести принёс Джексон Марион? — распростёр руки сержант Хэмпф. Тобиан знал долговязого сержанта-вербовщика, который один из первых присягнул Мариону. — Марион приказывает вам сложить оружие и засорять без того многострадальные деревни и города смутой. Вы неверно истолковали его слова. Санпава не должна переходить к камерутскому королю. — Разве? — удивился Хэмпф, человек с плоскими угреватым лицом. — Я слышал от него чёткие слова, что королева тиранша не получит и ни куска хлеба от наших крестьян, ни одного человека в солдаты. — Где тут слова про землю? Санпава — часть Зенрута. Марион год назад присоединился к восстанию против королевы, а не против своей страны. И сейчас выступает за сохранение Санпавы в Зенруте. Вы же устроили не пойми что. Кричали, что Санпава должна стать независимым государством, потом резко стихли и заговорили: «Можем к Камеруту уйти». — Я предлагал Мариону самое подходящее решение. Но раз уж он отказался от построения государства, в котором он был стал правителем, то будет возглавлять Санпаву под короной Геровальда. — Какими же средствами Марион добился бы независимости Санпавы? У него есть армия? Кто она? — Армия Мариона — это мы! И каждый житель Санпавы. — Да! Мы воины Санпавы! — загалтели люди за Хэмпфом. — Мы стража Санпавы! А вы? Вы, сельчане, так же преданы Санпаве? Вооружённые люди повернулись к местным жителям. Кабак загудел в рокоте и крике. — Мы за Мариона, мы хотим спокойствия на нашей земли! Но мы устали!.. Нам не нужны… Самоназванные гвардейцы кричали громче сельчан и заглушали слова, что люди хотят выращивать хлеб на своей земле, а не отправлять сыновей биться с офицерами и магами Зенрута. «Джексон, представлял ли ты хотя бы три года назад, что у тебя появится своя армия, вооружённая награбленным оружием?». — Армия Санпавы может состоять из, допустим, шестисот тысяч человек. Зенрут всегда найдёт миллионы людей, — сказал Тобиан. — Но сила Зенрута не в солдатах с ружьями. Вы хоть заберёте всё огнестрельного оружие у Зенрута, вам никогда не достать главный козырь — магов. Итог любой войны зависит от количества магов. Зенрут может позволить купить у Тенкуни тысячи магов. Сколько купит Санпава? Джексон никогда не рассматривал идею о независимости Санпавы, он понимает, что манарами он не удержит провинцию. — Я убил трёх магов! — заявил покрытый шрамами гвардеец за спиной у Хэмпфа. — Убил на поле битвы! Они не ожидали атаки от человека, притворившегося трупом! — Молодец, — улыбнулся Тобиан и стёр с лица улыбку. — Покажу вам наглядно разницу в силах магов и манаров. Он вытащил из своей кобуры револьвер, положил на стол, принёс с дровницы старый кирпич. — Первый противник вооружён кирпичом, второй имеет шестизарядный револьвер. Кто выйдет из боя победителем? Может быть, первый герой метнёт кирпич и попадёт прямо в голову человеку с револьвером. Но если он промахнётся, то выиграет револьвер. От пули сложно скрыться, от шести почти невозможно. В поединке «кирпич против револьвера» победит револьвер. Если у нас будет двадцать человек с кирпичами и один с револьвером, перевесит численность. Стрелок уложит шестерых, но четырнадцать забьют его кирпичами. А теперь заменим кирпич магией. Пулю можно оттолкнуть защитным барьером, можно обратить её против врага. Бесспорно, победит маг! Дадим магу десять противников — он их всех сможет уложить. Конечно, мага может убить случай, можно застрелить даже проходящего мага. Но сколько перед гибелью мага будет положено в землю манаров? Теперь посмотрим на Санпаву. У вас нет ни численного превосходства над организованной армией Зенрута, нет ни качественного превосходства над офицерами Зенрута и магами Тенкуни. Конечно, многие скажут, что они воевали и убивали магов, приведут в пример товарищей, которые голыми руками уничтожали могучего огневика или водника. Только вспомните для начала сколько солдат погибали в первые минуты боя, когда их воинственные друзья ещё не совершали подвиг? Застыло всеобщее молчание. Вкрадчивый юный голос нарушил тишину: — Вот бы нам абадону! — сказал юноша, почти мальчишка. — У Зенрута останется восемьдесят четыре абадоны. — Убирайтесь вон! — Кэлин попыталась вытолкнуть гвардейца за дверь, но крепкий мужчина сжал руки женщины за её спиной и прошептал. — Заткнись, неблагодарная! Что ты делаешь для блага Санпавы? — Я гну спину, чтобы земля приносила плоды! — Зенрут задавит тебя налогами, отберёт сына и отправит на фронт. Где твой муж, в каком полку вытирает сапоги офицерам и магам? Даже не знаешь! За тебя сражаемся только мы и Марион. — А короли Геровальд и Иги за кого сражаются? — спокойно поинтересовался Тобиан. — За свои страны, — заявил Хэмпф. — Но про наши интересы и не забывают. Зенрутские вольноотпущенники, беглые рабы, примкнувшие к Камеруту солдаты живут лучше местного жителя. Я жил возле военной базы Камерута. Так камерутские военные относились к нашим людям лучше зенрутских правителей. Местные жители, когда у них завязывался спор, шли к камерутских офицерам за решением, никто не надеялся на наши продажные суды. Камерутская армия забирала земли, но всё меньше крала, чем зенрутская королева. — Камерутская армия сражается за свою страну и за на наши интересы. Что за чепуха? Пощадите мои несчастные уши! — Тобиан помассировал висок. — Санпаву также обложат налогами. Мало чего обещал Геровальд, который презирает людей, живущих в горах Камерута. Впрочем, ваша деревня перейдёт к Ишируту. Санпава будет разделена на две части. Геровальд ещё даёт обещания санпавчанам, про Иги я ничего не слышал. Кому вы будете молиться? Иширут и Камерут захватил Единый Бог. — Мы приняли Единого Бога, который ценит любовь и сострадание. Зенрутские древние боги почитают только сильных завоевателей. — Не все примут этого бога. Марион, ваш лидер и отец, останется верен своим пятнадцати богам. — Лаэрт, принеси нам еды! — распорядился Хэмпф. — Мы долго будем говорить. Тобиан не намерен был задерживаться в деревне. Он хотел побыстрее разобраться с гвардейцами и отправиться в Хаш, пока от полей у Фабеского озера хоть что-то осталось. Грохот боёв порой заглушали громкий голос Хэмпфа. Гвардеец упрямо стоял на своём. Он заслужил славу храброго партизана во время начала войны. За ним шли мужчины и юноши из деревень и городов, он пользовался уважением Мариона. Заслуги Тобиана с его подвигами не были сравнимы. Хэмпф проходил настоящие сражения, Тобиан лишь дрался и скрывался от мелких отрядов охранников и военных. У Хэмпфа были десятки прерванных жизней врагов, убийства Тобиана пришлись только на бродячих собак. Хэмпф относился к Тобиану как полевой офицер к засевшему в столичном штабе генералу. Уважает, но не видит в нём брата по оружию. Хотя какое это имеет отношение к Санпаве, думал Тобиан. Взять хоть Мариона, сидящего в штабе. Джексон Марион вообще не был урождённым санпавчанином, он маг, проживший юность в Тенкуни. Но Мариона приняли как своего, он дал людям то, чего не могла никак понять королева Эмбер. Настоящую защиту и помощь. Тобиан не хотел спорить с Хэмпфом. Он достал повелительное письмо от Джексона Мариона и передал ополченцу. В письме был приказ Мариона, чтобы Хэмпф с людьми вернулся в столицу. С письмом Мариона гвардеец ругаться не хотел. — Мы возвращаемся, — пробубнил он. Бой на поле становился сильнее. Иширутчане шли с севера, Зенрут наступал с юга. Справа было Фаберское озеро, деревня Лилия стояла слева от места боя, пока никем не тронутая. Только по западной дороге, заехав в лес и пробираясь через бурелом, Тобиан мог безопасно покинуть местность. Ополченцы собирали скраб и оружие, Тобиан попрощался с жителями, которые тяжело и грустно отпускали его. — Удачи, Бонтин! — Кэлин поцеловала его в щёку. — Приезжай к нам! — завизжал Бобби. Врач Лазак проверил рану на плече. Удостоверившись, что она наживает, кивнул Тобиану. Женщины бросили в сумку куриные яйца, мужчины подарили ножи. — Мы выдвинемся позже. Нужно забрать людей из соседних деревень, — сказал Хэмпф. — Эх, Бонтин, ты должен быть в Конории. Неужели тебе не хочется перерезать горло своей тётке-королеве? — Нет, не хочется. — «Мать мне противна, но не настолько, чтобы убить её». — А пристрелить своего отца? — Нет. Я не хочу крови на своих руках. — «Разве что набить дядюшке морду». — Поддерживал бы лучше в столице своего двоюродного брата. — Я выбрал Санпаву. — «Фредер мне не брат. Вот его мечтаю убить! Мне нельзя возвращаться в столицу. Я разорву Фредера на несколько частей». Тобиан шёл пешком. Он не стал просить у крестьян лошади. Всадник на лошади будет заметен на открытом поле и неповоротлив в лесных дебрях. Непривычное солнце светило в глаза, поле окутывала молодая зелень, расцветали цветы. Вдали сверкали тёмные леса, закрывающие тонкую ниточку горизонта. Балда! Тобиан вспомнил, что перед прощанием забыл попробовать Кэлин суп. Зато будет повод вернуться назад. Ради одного божественного супа. Дорога из деревни, разветвлённая, играющая змейкой поворачивала прямо на поле. Тобиан раздвинул ногами низкую траву и вдохнул сочный аромат, не смешанный ещё с коварным порохом. — Трру! — внезапно пронеслось перед лицом. На Тобиана чуть не наехали всадники. По форме он сразу опознал их — зенрутские офицеры. Вот влип! — Глядите, Бонтин Бесфамильный! — узнал его офицер с капитанскими погонами. Тобиан пожалел, что не захватил лошадь. Он не успев развернуться, капитан набросился на него. Тобиана связали по рукам и ногам и накинули на седло. — В лагерь его! Тобиан, конечно, брыкался на лошади. Но больше для виду, он понимал, что освободиться будет невозможно. Если чудом вдруг и порвёт верёвки, то его пристрелят. Его привезли в лагерь, который стоял примерно в пяти милях сражениях. — Полковник Митчан, мы нашли Бонтина Бесфамильного! — доложил капитан. — Он шёл, судя по следам, из деревни Лилия. Полковник сурово рассмотрел Тобиана. — Хорошо, что он вовремя покинул деревню. Свяжите его и приставьте охрану. Я позову проходящего, который доставит Бонтина в Хаш. «Вовремя?» — Тобиана пронзило странное предчувствие. Какая разница, если бы его схватили в деревне? Его приковали к пушке и поставили возле него солдат. — Как успехи? — спросил капитан у полковника. — Иширут медленно отступает назад. На поле нет живого места. Со слов полковника выходило, что зенрутские маги оказались организованнее магов Иширута. Маги противника не уступали в силе, но в армии царил плохой дух. Маги не с первого слова понимали приказы командиров. Эти задержки дарили Зенруту новые трупы врагов. Генералы приказывали жёстче бить врага, и так Иширут долго засиделся у Фаберского озера. — Бонтин, ты молодец, — он услышал шёпот солдата, который охранял его. — Ты мне говоришь? — Кто из нас Бонтин? — посмеялся солдат. — Конечно, тебе! Я сам из вольноотпущенников, знаю на своей шкуре, какого людям. Тебя сейчас доставят в Хаш. Ты молчи. Не сдай Мариона. — Ты за него? — подозрительно прищурился Тобиан. — Мы все, — зашептал второй солдат. — Наш батальон организован из санпавчан. Сердцем мы за Мариона. Не отдадим Ишируту нашу землю. Убережём для наших детей. А потом… — Потом вас отправят добивать союзников вождя, — договорил за солдата Тобиан. Солдат не стал ничего отвечать. По его лицу Тобиан прочитал, как горько даётся санпавскому человеку служить в рядах Зенрута. Солдатская участь была вообще одна из самых незавидных. Солдаты считались отвлекающим манёвром в бою, победу которого строили маги. Часто солдаты ненавидели наёмных магов. Почему мы гибнем, когда можем сидеть дома с семьями и смотреть, как дарят нам победу маги? Но каждая война требовала солдатскую жизнь. В бою маг становился слеп. Он видел несущегося на него воздуховика, замечал стихийный огонь, сражался с роем безжалостных ос, которыми управлял насекомовещатель. Маленький невидимый солдат порой становился иголкой, которая пробиралась через дым и ямы и возналась в крупное сердце. Да так, что насмерть! Маг бился не за победу, а за деньги. История показала, что после возвращения наёмных магов в Тенкуни, вставали солдаты и ополченцы и добивали победителя. Бах! В двух метрах от Тобиана прогремел взрыв. Земля разделилась на две части и поглотила тройку солдат. Бах! Зазвучало спереди и сзади. — Маги! Маги! Перед глазами стояли непонятные круги, явления. Возник огонь, вода залила палатки, ветром сносило людей. — Какой мерзавец кинул магов на лагерь с людьми? — простонал солдат. — Это против всех правил войн! — Ирвин Шенрох. У него нет никакой морали в сердце, — ответил напарник. — Пришлите магов на подкрепление! — кричал в винамиатис полковник. — Магов! — Заряжать артиллерию! Тобиана отвязали от пушки и передали под охрану солдат. «Я долго не протяну, если буду полагаться на других». Когда раздался новый взрыв, Тобиан рванул, укусив солдата за руку. Куда бежать? Руки связаны. Оружия нет. Против магов он бессилен. Сам же говорил эти слова сержанту Хэмпфу. За спиной слышались хлопки проходящих магов. Подкрепление. Тобиан едва успел залезть под стол, как вода из Фаберского озера нахлынула на противника. Сверху летали огненные шары, земля грохотала. — Артиллерия! — кричали манаровские командиры. Несчастные солдаты, они стали пушечным мясом, чтобы достать иширутского мага. Они бросались на мага, стреляли из пушек и ружей, в ответ на них летели огонь и вода. Лишь каждая пятидесятая атака манара становилась успешной. Выступил отряд особых манаров: солдат и офицеров, которые умели сражаться боевой магией, используя зелья. Но их число было ничтожным перед противником. Стрелять из ружья можно научиться за один день, на магию в бою уходят годы. Взрыв пушечного удара раздался возле воздуховика. Он оглушил мага, и тот упал на землю. Маг ещё дышал и набирался сил, чтобы встать. «Этой мой шанс!» — осознал Тобиан. Он выбрался из-под стола, побежал к магу. Два противника встретились взглядом. Даже земля чувствовала, как маг набирает в руку силу. Тобиан вскочил на него и повернул руку назад. Вырвался яростный поток воздуха и оглушил иширутских магов. — Есть! — закричали под ухом. На Тобиана хлынула тёплая кровь. Зенрутский солдат повернул нож в груди мага. В магов неслись гранаты. Сила взрыва была мощнее летящей пули. Всё затянулось туманом. Где враг? Где друг? На зрения нельзя было положиться, уши не различали голоса и крики. Лицо Тобиана жгло от порезов, на руках и ногах светили синяки, он полз прочь от жестокой войны. И вдруг ощутил над собой нависшую тень. Тело сработало за него. Тобиан перевернулся и вытащил заражённый револьвер. Куда стрельнула пуля, он не видел. Кажется, поблизости упало тело. Он протёр глаза. И правда, на земле, которая от боёв и взрывов напоминала песок, лежал мужчина и стонал, держась за простреленную ногу. — Улетай, если можешь, — властно сказал Тобиан. — Я не причиню тебе вреда. Пока ты не попытаешься меня убить. Улетай. Тобиан шёл на более отчётливые изображения в чёрном тумане. Под ногами пропала земля, она стала песком, смешанным с водой. В воздухе витал порох и въедливый запах крови. «Может быть, сегодня я умру? Вот так глупо, нелепо, сражаясь за интересы матери королевы. Меня бросят в общую могилу или сожгут, чтобы не возиться с рытьём могилы. Моё клеймо исчезнет со мной. Я останусь Бонтином Бесфамильным». Он воткнулся в строй солдат, которые пушками палили магов. Под ногами лежали люди. Раненые или уже трупы — не разобрать. Полевые врачи прощупывали пульс и уносили на носилках тех, кого могли. Туман стал расступаться неестественно ровно, в обе стороны. И показались маги. — Дадим последний бой! — закричал старый солдат. Воздушная волна вывернула пушки. — Прикройся! — Тобиан уронил солдата к земле. — Нам пришёл конец, — сказал кто-то почти со слезами. Маг взмахнул рукой. Тобиан закрыл глаза. В темноте промелькнули лица отца, матери, Фредера, Уилла, нос защекотал нежный запах Люси. Вспомнилась даже первая любовь: рабыня школьного директора, с которой Исали Фарар разделял постель и обещал ей, что крепче их любви только грозный Чёрный океан. На лицо упали капли дождя. Он крыл глаза, когда вместо воздушного потока услышал всплеск воды. Неслось озеро. В одно мгновение вода закрыла Тобиана и солдат, сделалась твёрдой как камень. В то же время оставалась водой, не образовывая льда. Водную преграду ломали ветровые потоки. Оглушающий свист пронзил купол. В это мгновение позади раздвигался проход. — Выбирайтесь! Я задержу магов! — закричала Урсула Фарар. Она стояла под куполом, одетая в солдатскую форму, пряча пышные волосы под фуражкой. Солдаты побежали. Тобиан через прозрачный купол видел, как Урсула сражается с врагами извне. Не было времени думать, он подчинился её команде и побежал. Солдаты перебрались за небольшой холмик. На месте лагеря было кровавое магическое побоище. Маги грызлись насмерть, отчаянные манары стреляли в них и некоторым счастливчикам удавалось положить тенкунского чародея. Урсула Фарар показалась перед спасёнными ею солдатами. — Фарар, Фарар, — трепыхались обессиленные солдаты. — Наша спасительница… Фарар! Да здравствует Урсула Фарар! Спасительница Мариона! Наша спасительница! Тебя к нам привели боги! Тобиан не верил в милость богов. Урсула не могла оказаться случайно на фронте, и ещё спасти людей в последнюю минуту. С холма открывался хороший обзор на сражение. Манары и зенрутские маги продолжали гибнуть под обстрелами Иширута. — Им тоже нужна помощь, — сказал Тобиан. — Помогу, — вместо согласия Урсула покачала головой. — Я тебя отнесу в безопасное место. Подождёшь меня. Урсуле тяжело было разговаривать с ним и вести атаку. Водные струи, принадлежавшие ей, вели бой за спиной Урсулы, набрасываясь изощрённо на противника. Урсула сражалась с врагом и не смотрела на умирающих манаров. — Принеси мне бинокль, — попросил Тобиан. Урсула кивнула, обхватила его волной и вынесла за пределы боя, бросив на сочную траву за кустами шиповника. В ушах стоял звон, взрывы, канонада и гул выстрелов. «Нет, она не спроста оказалась и подоспела в тот момент, когда мы погибали, — размышлял Тобиан. Что ещё надо? Почему не спасала раньше? Почему бросила на войне других солдат?». Урсула явилась через час. Бой затихал. Уже вяло звучали взрывы, не осталось живых пуше, всё меньше дребезжала земля. — Держи, — протянула Урсула бинокль. Сдержала своё слово. Как в такое поверить?! — Я ушла со сражения, чтобы меня не поймали зенрутские маги, — как бы суетливо извинилась она. — Я потрудилась. Уложила четверо десятков магов. Какая грязная война. Маги не нападают на лагерь. Они идут на место сражения и сражаются наравне. Только Шенрох мог приказать напасть на лагерь, когда основная армия потеет возле озера. Сурово нахмурившись, Тобиан повторил недавние вопросы: — Ты как оказалась? Почему спасла только нас? — Людьми, с которыми ты был, принадлежат санпавскому батальону, — констатировала Урсула. — Они жители Санпавы. Вот их я и спасла. В первую очередь забота Джексона Мариона направлена на жителей Санпавы. За остальных пусть их правители пекутся. — Я понял! Марион через тебя покажет себя спасителем, доблестным защитником, который посылает сильнейшего мага на помощь своим людям. Как будто он не бросает своих людей ни в миру, ни на войне. — Однако я сражалась, рискуя умереть. Впервые в жизни вышла на войну. До лагеря у меня был бой у Фаберского озера. Знаешь, как страшно, когда перед глазами проносится жизнь? — Я с младенчества хожу по краю пропасти. Знаю. В детстве падал с крыши, теперь бегаю под пулями, — разъяснил Тобиан. — Ты оставила Фаберское озеро, значит, победитель ясен? Кто победил? — Не знаю. Я не буду тебе врать. Хотя бы сегодня! — сразу оговорилась Урсула. — Я покинула озеро, когда узнала про вторжение Иширута на лагерь. В лагере был основной состав санпавского батальона, вот я и прибежала к лагерю. — Теперь что будет делать? — Исчезнем. Ты вернёшься в Хаш, я засяду в ожидании новых боёв и новых приказов Джексона. — В Тенкуни не вернёшься? — Нет, Джексон выдвинул тяжёлую артиллерию. И я видела по стеклу Фредера. Возможно, я понадоблюсь твоему брату. Тобиан быстро отвернулся от Урсулы. Он всё ещё не мог ей верить. — Я служу твоему брату. Тобиан, это мой окончательный выбор. Тобиан шёл к деревне Козья Лилия. Урсула пошла за ним. Она попыталась положить ему руку на плечо, он оттолкнул. — Не убеждай меня. Мне всё равно предашь ты Фредера или нет. Он мне больше не брат. — Я его не предам. Мне нечего терять, кроме Фредера, моего короля. Когда Джексона приговорили к смерти, у меня перевернулась жизнь. Я осознала, как была глупа, как тщеславна. Я жила для себя. Я только изображала из себя воинственную деву, приходящую друзьям в трудную минуту. Спасти Джексон мог только Фредера. Он спас и мою душу. «Урсула, ты всё потеряешь, если объединишься со мной. Свою карьеру, своих новых друзей, свою честь, свой дом. Ты получишь в награду Джексона, но что дальше? Он не задушит тебя в поцелуе, ты убила вашу любовь. Скажет «спасибо» и попрощается». Я не ждала даже «спасибо». Я хотела спасти любимого человека. Фредер помог мне подняться. Я поклялась, что не оставлю его. Даже если он… — Урсула смолкла, — окажется подобием Огастуса. Фредер жесток. Он не протягивает руку помощи, чтобы поднять упавшего. Он заставляет человека встать самому и держаться крепче, сильнее, твёрже. — Если Джексон выступит против Фредера, кого выберешь? — Фредера, — без колебаний ответила Урсула. — Он мой король, я его слуга. Я отправлена к Джексону приказом Фредера. И шпион, и помощник его… Принимаясь за новую работу я думаю, полезны ли мои действия будут Фредеру. Тобиан набрёл на возвышенность, за которой лежала деревня Козья Лилия. Никак он не мог избавиться от тех странных слов полковника. Тобиан засел в колючий кустах, чтобы не увидели его. С высоты деревня казалась такой маленькой, узкой. Дома словно друг на дружке. Он вздрогнул. В деревне стояли десятки офицеров в серых иширутских шинелях. Они врывались в дома, выгоняли на улицы людей. В одном из домов засвистел ряд выстрелов. Люди, загнанные под цепь, закричали и бросились бежать. Их настигли пули. — Императорские мерзавцы! — закричал Тобиан. — Шенрох! Шенрох! Больше никто не будет бить крестьян! Урсула схватила его за руку, опасаясь, что Тобиан заскочит в деревню. Она взяла у него бинокль и медленно, испуганно произнесла: — Нет, это зенрутские войска. Под серыми шинелями зелёные мундиры… На часах капитана зенрутская надпись, у Иширута слова «любимому мужу» пишутся иначе. У тенкунского мага зелёная зенрутская повязка. Зенрут убивает своих крестьян. Тобиан вырвал бинокль. Под опрокинутым свиным корытом лежал Лазак. Живой! Врач крутил красный винамиатис, который создаёт цветные карточки, когда его поднесёшь к бумаге. За деревней, на дороге, которой уезжал Тобиан, лежали тела перебитых ополченцев. На них уже слетелись вороны. Зенрутские военные расстреливали земледельцев Лилии. Одновременно палили в домах, одновременно уничтожали связанную толпу. Люди падали лицом на землю, на которой валялось зерно для куриц. Кэлин прижимала к себе Бобби и закрывала его лицо ладонью. Первым рухнул мальчик. Кэлин упала с пробитой шеей, не раскрывая сыну глаза.