***
Группа из десяти человек продвигалась по скрытому лабиринту под дворцом. Тимер шёл впереди, держа обеими руками карту и направляя за собой спутников. Попасть из жилого района в подземелье оказалось легко: нужно знать скрытые от охраны места, переместиться под землю до появления магических замков и тихо, осторожно красться во дворец. Но чем ближе сияла цель, тем сложнее было к ней идти. Замки сковывали магию даже глубоко под землёй. Цубасара съёжилась, когда попала под их воздействие, обняла себя руками, словно внезапно оказалась обнажённой и беззащитной, и глубоко хватала воздух. Сальвара, живший во дворце, уже привык к замкам и спокойно шёл впереди, подбадривая соплеменницу, что нечего ей боятся. Всё равно абадона сильнее замков, и захочет, то сломает их в два счёта. Но и ему было неуютно под вражескими оковами, замечал Тимер. Коридоры были темны, узки, в них давно поселились крысы и пауки, каменный свод пропах плесенью. Дорогу путникам освящали лишь их карманные винамиатисы, тусклые, дабы врагу не бросился в глаза яркий свет чужаков. На холодных стенах ещё сохранились следы ногтей от сражений и драк вековой давности, когда лишь через эти тайные ходы могли бежать королевские особы, чьих проходящих магов уже убили заговорщики. Сальвара старался повлиять на замки, но те только дрожали в ответ на его магию. Благо, он видел через стены силуэты стражников, замечал присутствие следящих винамиатисов и всё время держал перед собой образ спящего Сиджеда в верхних комнатах. — Я вижу абадон во дворце, — выдыхал он. — Фаджай, Дофиран, Фекой, Атазай, Иэгафап. Они были заточены в Тенкуни, ныне сидят с зенрутскими полководцами за столом. Зрят в магическое стекло. С ними Аахен Тверей, друг нашей стаи. Люди Зенрута и абадоны ведут беседу. Друзья не должны израниться. — Почто же твоя магия сильнее моей? — с досадным любопытством спрашивала Цубасара. — Замки не ограничивают телесную магию, — Карл взяться объяснить. — Это чтение мыслей, понимание языка животных и растений, владение предметами на расстоянии. Способность абадон воздуха видеть тем самым воздухом людей и неживые объекты тоже неотделима от тела и души. — Как сын мой? Как принц Фредер? Идеже Эмбер? Идеже Огастус? — она трясла соплеменника за руку, в глазах застывала такая скорбная мольба, что Сальвара обнимал Цубасару как родную и нашёптывал тёплые слова. — Сын твой сидит с абадонами и Аахеном Твереем. На шее мёртвый ошейник, на теле раны, — отвечал Сальвара. — Принц Фредер издыхает. Вижу женщину, рыдающую возле него, и девушку с рыжими волосами. Цубасара расспрашивала его про каждую чёрточку, которую видел Сальвара в облике этой женщины, пока не убедилась, что над принцем склонилась королева Эмбер. И в этот миг хищная усмешка вытянулась на её губах. Отряд старался обходить пункты охраны, но когда они подошли к главной потайной лестнице, ведущий во дворец, выбрать иной путь оказалось невозможным. Лестницу от чужих злых помыслов защищали гвардейцы. — Карл, доставай нож, — сказал Тимер с наслаждением. — Стойте! — Цубасара кинула им руку в останавливающем жесте. Но Тимер и Карл, быстро переговорив с камерутскими офицерами, как действовать, ринулись на стражников пулей. В одно мгновение оказались возле них, перерезали горла двум первым офицерами, перескочили ко вторым и, едва те смогли пискнуть, оборвали им жизнь. Камерутские офицеры радостно вздохнули: им не пришлось стрелять, ведь пальба могла бы привлечь подкрепление. — Ты мог отъять оружие и лишить их сознания. Цубасара подошла к телам, истекающим кровью, нагнулась, запачкав красное платье, присела на колени и закрыла глаза офицерам. — Прощайте, воины… Тимер, Карл, вы могли отъять у них сознание, но не жизнь. Сальвара, мыслю, смог бы оставить им мало воздуха, дабы воины спали и не просыпались, покуда вы не уйдёте с Сиджедом. Карл усмехнулся и косо взглянул на Цубасару. — Кто тут собрался убивать людей? — Я иду за Эмбер и Огастусом. Сеи люди — зло. Они должны познать моё пламя… Должны… Невинные люди зря встретили смерть. Ох, Тимер, Карл, грех вы великий взяли на душу. Не смыть его никогда. Печальная хмурость воцарилась на лице Цубасары. Сальвара подтолкнул застывшую подругу вперёд и сказал отстранённым голосом: — Сей ночью абадоны впервые познали грех после падения Агасфера. Абадоны убивают людей, уничтожают грады, бьются, выжигая земли и воды, но абадоны спасают наш народ, я спасаю друга Сиджеда, ты спасаешь своего сына и его друзей. Цубасара, не скорби. Скорбь уродлива на твоём прекрасном челе. — Эти офицеры не были невинными воинами, они псы наших врагов, — добавил Тимер. — Собачья жизнь ничего не стоит. — А жизнь пустоглаза? — Любой пустоглаз стократно выше человека, ибо вы избранные богами, — громко провозгласил он, забыв об осторожности. — Цубасара, — вмешался Карл, наступая на ладонь убитого офицера, — ты слышала про улицу Лебедей? — Жампер что-то молвил о Лебедях своим работникам, — Цубасара пожала плечами. — Там было нечто жуткое. — Мы ворвались в жилой дом, когда Кровавое общество было в блеске сил, — отряд поднимался по лестнице, — и уничтожили каждого человека в этом доме. Пятьдесят людей за один день! Да, было жутко. Однако мы сделали мир чище на несколько рабовладельцев и пресмыкающихся рабов. Нашим братьям первые минуты было страшно убивать, даже Тимер задумывался, правильно ли поступает? Но спустя время к нам пришло осознание, что каждый ничтожный человечишка повинен в бедах своего народа. — Тимер Каньете, — зашипела Цубасара, — ты чудовище в образе человека. Как и мы, абадоны… Сын мой Уиллард хотел уберечь меня от войны. Молвил, я буду единственной не запятнанной кровью абадонкой. Я… — она глубоко вздохнула, — вынуждена. — Убийство на улице Лебедей придумал Карл Жадис, — весомо сказал Сальвара, указывая спутникам на левую дверь, за которой не было следящих винамиатисов. — Так поведал мне друг Геровальд. Карл пал раньше Тимера. Они шли цепочкой по узкому коридору, в проходе которого помещался один человек. Впереди Тимер, за ним проходящий маг, после Цубасара, два офицера, Карл, Сальвара, последние офицеры и проходящий. Вновь началась лестница, крутая и неровная. Цубасара оступилась, камерутский офицер дал ей руку и помог подняться, разгладил складки платья и улыбнулся женщине. — Ныне пали абадоны, ведомые Онисеем, — сказала Цубасара, не отводя взгляд от пустых стен. — Паду и я, когда заберу жизни Эмбер и Огастуса. Тимер, моя дщерь Нулефер тоже убивала с вами людей на улице Лебедей? — Нет, она убивала офицеров в Южном лесу, — ответил Тимер. — Убивала их вместе с Уиллардом, спасаясь от засады, в которую угодили. А за день до бойни в Южном лесу Нулефер убила мага в Тенкуни, что мучал другого человека. После Нулефер обмыла руки в крови, когда мы напали на семью Казокваров. Может, ты слышала про них. В Чёрном океане от твоих детей полегли морские защитники острова. Почему твои дети для тебя не чудовища? Почему ты сочувствуешь своему народу, что встал на путь войны, защищая семьи и друзей? Цубасара мучительно отвела лицо в сторону. — Я поклялась сыну перемениться, забыть про месть, простить вечных людей… Я обещала ему не мстить. — Так не мсти. — Я должна. Цубасара вдавила в стену проходящего мага, встала перед Тимером и кивнула, озарившись безумным оскалом. — Я должна. Эмбер и Огастус утонут в моём огне. Я же абадона, дьяволица. Так ли, Тимер? Молви, что я чудовище. Молви. — Ты чудовище, — Тимер поднял её подбородок выше и посмотрел прямо в глаза, жаждущие крови. — Беспощадная, жестокая, карающая, величавая. Будь подобной нашим грозным богам. Не позволяй милосердию соблазнить тебя. Цубасара, я надеюсь, ты подаришь Эмбер и Огастусу смерть лютую и зверскую. Потолок становился ниже, проход сужался. Уже не до разговоров, только бы добраться до покоев Сиджеда. Тимер, ведомый чутьём Сальвары и указателями на карте, встал и повернулся к стене. Камень был строг и холоден, в нём не было щелей и зазубрин, однако именно это место выбрал Тимер. Всматривался в чёрную поверхность, приблизил фонарик, даже принюхался и приложил ухо. — Сиджед за этой стеной, — сказал Тимер. — Но в его комнате нет потайных дверей. Сальвара, ты можешь выбить ударом воздуха стену, или нам придётся выйти в соседнее помещение и через коридор бежать за Сиджедом. Конечно, проще уничтожить стену и взять мальчика до того, как нас найдут и на глазах Сиджеда начнётся драка. Сальвара положил дрожащую руку на стену и покачал головой. — Замок мешает мне. Замок сковывает мои силы. — Ты попытайся, — недовольно произнёс Карл. Сальвара зажмурился, напрягся, выставил ладони на стену. По лабиринту пробежался лишь лёгкий ветерок. — Я чувствую воздух, чувствую и камень, но не могу с ними совладать! — потрясённо выдохнул Сальвара. — Аже я попытаюсь? — горделиво предложила Цубасара. — Младенца обожгу, но скоро освободим его. — Нет, — проворчал Карл. — Мы должны мальчика отдать отцу не только живым, но и в невредимым. Тимер махнул рукой, направляя отряд за собой. Кое-как они протиснулись в узкий проход и побрели дальше. Через несколько метров Тимер снова встал и направил свет на стену. Чёрные очертания выдавали спрятанную дверь в стене. Петли были ржавыми и скрипучими, в замочной скважине забилась пыль. Тимер предоставил дорогу Карлу, его друг взялся за отмычки. Открывать древний замок было не так-то легко, Карл покрылся потом, пока возился с ним. — Мы застряли? — разозлился камерутский офицер. — Нет, замок тот же, что описывался моими родителям, — Тимер сжал зубы. Наконец, дверь поддалась. Они вошли в маленькую комнатку придворной служанки. Как хорошо, что комната пустовала! Должно быть, служанка сидит с Сиджедом, Сальвара видел с королём какую-то женщину. Забрать из её рук мальчишку они смогут, но сперва нужно преодолеть охрану. Четыре стражника стоят у дверей пленного короля. Тимер и Карл обсудили с офицерами план действия. Отряд идёт в комнату служанки, за ней покои Сиджеда. Первыми выскакивают вооружённые офицеры, оценивают обстановку и бьют на поражение противника, Тимер и Карл устремляются им на подмогу, вылетают из-за их спин и добивают оставшихся. Затем они берут мальчика и бегут в потайной лабиринт, офицеры прикрывают их спину. Действовать стремительно и решительно, Тимер сможет затереть следы в дворцовом лабиринте и дать охране ложный след, но стараться нужно как можно скорее сбежать и переместиться с проходящими в Камерут. Если повезёт, гвардейцы снимут замки, чтобы силами магов взять врагов. Вот тогда Сальвара и Цубасара покажут своё могущество и ярость. Тимер подал знак, и офицеры выскочили в коридор, выбив дверь ударом ноги. Тимеру, спрятавшемуся за их спинами, предстала зенрутская охрана. Вернее, их безжизненные тела, упавшие на пол под пулями камерутчан. Офицеры ринулись в покои, за ними Тимер, Карл, Сальвара и проходящие. А вдруг замки снимут? Краем глаза Тимер увидел следящий винамиатис на стене. Чего и следовало ожидать — их засекут, нужно смываться. Выстрелы испугали дворец. За углом раздались бегущие шаги. Сиджед в ночном платье сидел на коленях перепуганной няни, которая забилась в угол кровати, и крупными заспанными глазами озирал нежданных гостей. Его сон тоже прервала пальба. Мальчик заслонил лицо руками и как будто ждал, что сейчас выстрелял в него. Он же заложник, разменная монета между правителями, сегодня жив, а завтра нет. — Дядя Тимер? — пропищал он тоненьким восхищённым голоском, когда фонарь загорелся в комнате. — Вы спасёте меня? Узнал ведь, а сколько времени не виделись! Но не дядя Тимер, а незнакомый русоволосый мужчина отобрал его у служанки, взял его на руки и крепко поцеловал в голову. — Мальчик мой, мы пришли за тобой. Идём домой, — сердечно сказал Сальвара. — Кто ты? Я не твой мальчик! И Сиджед попытался отскочить назад, но его обняли тяжёлые руки. — Салли. Мишка. Ты памятуешь мишку своего, не забыл? — улыбнулся Сальвара. Сиджед помнил только лохматого и задиристого мишку, а странный мужчина, одетый в древнюю одежду, был незнаком. Что и следовало ожидать, король заплакал при встрече с другом в человеческом облике. Сальвара прижал хныкающего мальчика к груди, но Тимер резко вырвал его, больно стиснув Сиджеда за живот. — Нет времени для ваших нежностей! Круши замки и обнимайся с ним сколько сможешь! В покои хлынул град свинца. Зенрутские офицеры разом положили двух камерутских офицеров и проходящего. — Прячьтесь! — закричал Тимер. — Карл, прячься! Его тело действовало быстрее разума. Тимер, едва увидев направленную на себя пушку, подсознательно метнулся в сторону под стол, толкнул перед собой проходящего мага, превратив его в живой щит. Пуля попала тенкунцу точно в лоб. В их маленькую группу устремились непрерывающиеся пули. Карл отстреливался под перевёрнутым столом, за шкафом стреляли камерутчане и защищали Сальвару. — Отдай ребёнка проходящему и Сальваре! — воскликнул Карл. — Пусть бегут через окно. — Ну уж нет! Тимер выскочил вперёд. Сиджед, как погибший мгновения назад проходящий маг, прикрывал своим тельцем грудь Тимера. В руке был только нож, звериный оскал растянулся до ушей. — Сиджед! — завыл Сальвара. По ушам пронеслась пронзительная болезненная волна. Вдребезги разбились стёкла, мощный порыв разорвал шкаф и кровать в щепки. Содрогнулись стены и потолок. В один миг все противники упали и схватились за головы. Только не маленький мальчик. Сиджед повис в воздухе, прямо перед ним спокойно качались две пули. — Свобода! Свобода! — взвывал Сальвара. — Свобода! Трясся дворец, разбивались стёкла во обоих корпусах, с корнем вырывались деревья. Словно рабские цепи пали магические замки во всём дворце перед абадоной. — Тимер, винамиатис мой, связывающий меня с Геровальдом, утерян! — Сальвара всполошился. — Воскликни в свой, заяви, что нужен нам проходящий маг! — Мой тоже потерялся! Или это ты разбил все винамиатисы во дворце! — досадливо поморщился Тимер, поднимаясь на ноги. За стенами дворца гулял ветер. Из выбитых окон хлынул огонь. Цубасара восстала. Горящим зверем она влетела в разрушенные покои мальчика, что дрожал на руках у «чужого» человека. В глазах пылало пламя, в волосах танцевал огненный цветок, алые языки скользили по красному платью. Её взгляд был настолько пугающим, что Тимер отошёл назад. — Идеже Огастус? — Цубасара впилась руками в волосы служанки, что лежала возле кровати, боясь вставать на ноги. — Идеже твой хозяин? Девушка даже не поднимала глаза на прибывшего из подземелий Создателей огненного чудовища. — Я не знаю… Не знаю… Молю, пощадите! Говорят, его убили… Лили забегала… Говорят, герцога убили… — Кто его убил? — Цубасара сразу поникла. Служанка всплакнула. — Его друг Уиллард… Я не знаю! Это слухи! Говорят, герцога сожгли! Цубасара криво усмехнулась и отпустила волосы бедной девушки. — Сальвара, направь меня к Эмбер. Она улыбалась, будто радуясь, что одной желанным куском пирога стало меньше. И не слышала, что к покоям приближаются враги. Огонь играл вокруг ног Цубасары на полу, разгорался в воздухе. Было бы время, эта женщина пустилась бы в пляс с собственным пламенем. Тимер даже забыл про Сиджеда и задумался, что тянет Цубасару за собой? Страстная месть или безумный долг? Только что она сожалела о своём долге по уничтожении династии Афовийских, и вот ликует над смертью врага. Гордится что ли, что её сын своими руками разобрались со своим мучителем? Сальвара создал в воздухе образ Эмбер. Королева Зенрута, лишённая короны, в смятом запачканном кровью платье, плетётся по коридору дворца. — Молви всем: Цубасара явилась за кровью королевы Эмбер! — тёплый, не жалящий огонь схватил служанку. Цубасара кивнула Сальваре, благодаря соплеменника, и устремилась в коридор за исчезающим вдалеке миражом. Огонь, заботливо окутавший служанку, ускользнул с девушкой через окно. — Абадона во дворце! Абадоне во дворце! — в ужасе кричали офицеры. — Враги! — вздохнул Сальвара. Его магия воссоздала фигуры противников. Со всех щелей и проходов бежали офицеры и маги, прыгали проходящие. — Ты же их убьёшь? — взглянул на Сальвару Карл. — Убью, но Сиджеда спасти… — Спасти! — оборвал его Тимер и выхватил мальчика из рук. — Карл, капитан, за мной! Я выведу Сиджеда из дворца! Сальвара, закрывай наши спины! Уничтожь стену, открой проход! Карл мгновенно бросился за своим другом. Сальвара, даже не поворачиваясь, пробил стену и дал дорогу к узкому проходу, ведущие в самые тёмные места дворца Солнца. Тимер побежал, унося за собой короля, быстро крикнул Сальваре: — Благодарю, абадона. Камерутский капитан успел запрыгнуть в тайную дверь за секунду, как комнату объяло пламя. «Цубасара, сожги их, даруй каждой твари мучительную смерть!» — помолился Тимер. По тесному проходу вдоволь не погуляешь, не побежишь с ребёнком на руках. Но он спешил изо всех сил. В мрачной темнице были слышны залпы орудий, грохот. Дворец дрожал как бумажная хлипкая фигурка на ветру. Жар разливался даже по стенам лабиринта. Сиджед тихо хныкал и напевал под нос имя спасителя. — Дядя Тимер… Дядя Тимер… — Малыш, твои мучения скоро закончатся, — переводя дух, ответил Тимер. Путь стал шире, уже могли протиснуться три человека. Тимер остановился, дабы отдышаться. Какой тут воздух? Каменные стены были в огне, месть Цубасара была везде. — Сзади… Там за нами бегут? — Тимер махнул пальцем, поворачиваясь корпусом тела. Капитан вздрогнул и обернулся. — Я не слышу никого. Вы кого-то замети… Капитан не закончил говорить. Нож вошёл в спину, вылез и прошёлся по горлу. — Тимер?! — Карл выпучил глаза. — За мной! Не отставай! Карл, дружище, как ты мог поверить, что я прощу регента Геровальда? Тимер оскалился.***
Эмбер сидела на стуле возле умирающего сына и тихо скулила, упрашивая небеса о последней милости. — Позвольте ему жить… Позвольте ему жить… Отнимите у меня жизнь… Отдайте её Фредеру… За что вы так жестоки с моим сыном? Я заслужила смерти, не он. Но на койке лежала не Эмбер, а Фредер. Целители молча и усердно выполняли свою работу. Пока безрезультатно. Зато целители уже были убеждены, что человек, называющий себя принцем Тобианом, — истинный сын королевы. Эмбер рыдала по нему не меньше, чем по угасающему Фредеру. «Уйди. Уйди. Уйди». Холодные безжалостные и бездушные слова застыли в её сердце. «Уйди». Тобиан отказался от матери. Если Фредер умрёт… Нет, нельзя даже думать об этом! Если умрёт… Она останется одна. Для второго сына мать умерла. Эмбер смотрела на гладкий тёмный паркет, краем глаза видела свет, исходящий от целителей, ощущала его спокойное тепло, слышала громкие команды Синда и всё не могла выбросить из головы тот робкий намёк прощения от Тобиана, когда в тронном зале он обнял её за лицо. Казалось, ей даруют вторую надежду, попытку искупления, возможность снова стать матерью. Но она ляпнула что-то лишнее Огастусу в порыве гнева, и Тобиан отвернулся от неё. Вспомнить бы, что она такое глупое бросила Огастусу. В чём была неправа? Ведь она говорила по делу, высказывала брату всю правду о нём. Но Тобиан почему-то злился не дядю, а свою мать, готовую отрубить себе голову, лишь бы сын простил её. Что лишнего она сказала? Что? В какой миг её возненавидел и Фредер? Два сына, и она теряет обоих! Целители по-прежнему заставляли биться ослабленное сердце наследника и не давали никаких пояснений скорбящей матери и своей королеве. Иногда грудь Фредера резко поднималась и слышался тяжёлый вздох, как у старца с поражёнными лёгкими. Люси Кэлиз ласково гладила его волосы, могла подарить ему тёплый поцелуй. На руках девушки алели следы от наручников. Наверное, больно было ходить в оковах… Но сердцу матери больнее! Эмбер подвинула стул к Люси. Она также хотела бы прикоснуться к Фредеру, однако боялась, что только сделает хуже. Всё, к чему касалась королева Эмбер, превращалось в прах и разрушалось. — Никогда не думала, что мой сын умрёт на моих руках… — Эмбер смотрела на Люси, на аккуратные и плавные движения её пальчиков. — Да… не на моих руках он умрёт. — Сядьте поближе, Ваше Величество, возьмите его за руку. Только не мешайте, пожалуйста, целителям. «Защищай его от этой женщины» Она не может. Ибо она главная отрава в жизни Фредера и Тобиана, их трупный яд. — Люси… — Эмбер склонила голову на плечо девушки и почувствовала вкус солёных слёз во рту, — пожалуйста… верни мне сыновей. Верни сыновей. Верни сыновей. Верни сыновей! Люси оттянула от тебя королеву и взглянула ей в глаза. — Я не заставлю их простить вас. Ваше Величество, станьте им матерью. Настоящей. В глазах Люси тоже скорбь и отчаяние. Она не отталкивает глупую королеву и говорит с состраданием, нет даже ноток злости за своё рабство и за разлучённую семью, за побои, которыми наградил её родной брат королевы Афовийской. — Люси, верни мне сыновей! Ты можешь сотворить это чудо! Ты можешь! Тобиан любит тебя. И Фредеру ты тоже дорога. Верни мне сыновей! Скажи им, что я люблю их больше своей жизни. Я всё сделаю, что они попросят! Попроси их, чтобы они дали мне попытку исправиться. И я исправлюсь, я буду другой, буду лучше. Я отменю рабство, казню всех недоброжелателей Фредера и Тобиана. Я отрекусь от трона и отдам его Фредеру. Не буду мешать моему мальчику править, если он сочтёт, что королём должен быть он. Я же не смогу жить без своих сыновей! Люси, верни их мне! Пусть они простят неблагодарную и негодную мать! — Ваше Величество, — проговорила Люси. — Восстановить доверие Фредера и Тобиана вы можете только своими силами. Мои слова не растопят ваших сыновей. Докажите им, что вы другая. Если вы чувствуете хоть каплю вины… докажите, что поменялись. И они простят вас. Но это будет не скоро. Вы причинили им много зла. Хоть каплю вины! Что она говорит, дерзкая! Какая капля? Эмбер готова вырвать сердце из груди, до чего же сильно оно болит. Хочется выброситься прямо из этого окна, чтобы избавиться от боли и страданий. Совесть может убивать не хуже яда. — Я хочу, чтобы они простили меня сейчас. Люси, я не смогу ждать. Я не выживу без моих сыновей! Ты же можешь их изменить. Любовь творит чудо, не так ли? — Любовь тоже требует времени. — Где мне найти это время? Без сыновей я не проживу. Я умру от горя. — Поддержите Тобиана на войне против абадон. Заберите у него королевский долг, который принадлежит вас. Избавьте сына от мучительной для него судьбы. — И бросить Фредера? Чтобы его убил здесь кто-нибудь? — Здесь вы лишние. Тобиану, Фредеру и стране вы нужнее в зале совета. — Я его мать! Мать! Я не могу быть лишней! Фредер мой сын! Я должна дождаться его выздоровления или… проводить в последний путь здесь. Он мой сын. Он должен быть со мной. Он мой. — Вы говорите про сына, а не про вашу вещь. Не кричите, Ваше Величество. — Я не кричу! — вскричала Эмбер. — У меня горе! «Боги, когда же вы станете милосердны к своим детям?! Почему даже сейчас вы заставляете меня выбирать — Фредер или Тобиан?». Она так хотела стать настоящей матерью, наконец-то прекратить разделять детей и дарить им равную любовь. И вот опять… Фредер или Тобиан. Как она бросит своего умирающего мальчика, как отставит его одного с этими неумелыми целителями? А вдруг они слуги Огастуса и тайно убивают Фредера? Вдруг и Люси не та, за кого себя выдают? Не может человек быть так добр к своему врагу, не может бывший раб без злобы смотреть на королеву. Эмбер нужна Тобиану. Но как подойти к сыну на совете… Он скупым «уйди» отрёкся от матери. И может вновь сказать «уйди». Она не перенесёт второй удар. Нет. Тяжело. Больно. Страшно. Она останется с Фредером и будет молиться, чтобы сын вернулся к жизни. — Люси, я благословляю вас с Тобианом, — коротко промолвила Эмбер, наблюдая за проворными движениями целителей. — На что? — девушка удивлённо вскинула брови. — На долгую и счастливую жизнь, — Эмбер постаралась улыбнуться, да не вышло. — Вы любите друг друга. Так живите счастливо, станьте семьёй. Я вам не буду мешать и ставить преграды. — Спасибо, Ваше Величество, за родительское благословение, — Люси дотронулась до руки королевы. — Верни мне хотя бы Тобиана… Люси, не прекращая гладить взъерошенные волосы Фредера, заговорила твёрдым голосом. — Ваше Величество, я не крала у вас сыновей, поэтому и вернуть их не могу. Вы сами их потеряли, так найдите дорогу к ним. Вы их мать. Что говорит вам ваше сердце? Что нужно от вас Фредеру и Тобиану? Эмбер дрожала от вновь поступающих слёз. — Они хотят, чтобы я перестала быть жестокой, чтобы я стала правильной королевой. Но таких не бывает! Безупречные правители существуют только в легендах. Я пыталась, Люси, ты даже вообразить не можешь, как сильно я пыталась быть в меру доброй и справедливой, в меру строгой и суровой королевой! Но невозможно сохранить чистоту, когда тебя окружают подлые советники, погрязшие в стяжательстве, когда чернь плюётся от любой милости, что ты ей подашь. Я стала той королевой, которую требовала мой народ. Он заслужил меня. Люси, может быть, ты подскажешь мне, как исправить ошибки? Вы с Тобианом были рабами, вы смотрели на меня иным взглядом, замечали грехи, которых не видела я. Как мне исправить прошлое? Как вернуть сыновей? Мне нужны мои сыновья! И Эмбер не выдержала. Она рухнула на колени к Люси и заплакала. Даже целители на некоторое время приглушили свет и обернулись на королеву. Им показалось, что и ей сейчас потребуется помощь. Но Эмбер просто рыдала на чужих коленях. — Я была жестокой, несправедливой. Признаю, признаю! Меня прозвали Строжайшей за казни мятежников и заговорщиков, за ужесточение наказаний для бунтовщиков среди свободного населения и среди рабов. Я требовала от судей суровых приговоров, ужесточала законы для одних и придумывала, как подачки, поблажки другим. Сказала, что у рабов должен быть выходной на шестице, и считала себя олицетворением справедливости. Я стремилась быть хорошей, но оказалась слабой и зависимой. Попала под влияние Огастуса и принимала все те ужасные законы, которые он диктовал мне. Я оказалось слепой, недальновидной. Не разглядела, что народ глуп, что за спиной разгорается восстание Эйдина, не смогла подавить отряды освободителей на точке их зарождения. Я жестока с теми, кто заслуживал милости, и добра к подлым врагам. Признаю, признаю! Я виновата! Я загнала страну в распри, потеряла Санпаву. Но я обычный человек, не свободный от ошибок. Эмбер подняла на Люси красные от слёз глаза. — Я раскаиваюсь. Раскаиваюсь! Как мне вернуть сыновей? Я не знаю как! Люси, подскажи! Люси, ты милая, ты хорошая девушка. А родилась рабыней… Я фыркала, когда слышала, что вы с Тобианом живёте вместе. А сейчас… сейчас хочу, чтобы вы стали семьёй. Я помилую твоих родителей, со всех твоих друзей сниму рабские ошейники. Верни сыновей… Прошу. Люси долго не отвечала. Она пристально смотрела на Эмбер, и взгляд её зелёных светлых глаз становился острее. — У меня тоже горе. Отец в Санпаве на каторге. Я могу потерять его навсегда. Забудьте на время про сыновей, — сказала Люси холодным и отстранённым тоном. — Они не услышат ваших раскаивающихся слов, не сжалятся от ваших слёз. Им сейчас не нужна мать, Фредер и Тобиан хотят получить от вас свободу. Исправляйте старые ошибки. Сделайте всё возможное, чтобы война с абадонами закончилась быстрее. Поменяйте отношение к Зенруту. Вспомните себя в первые годы правления, тогда у Зенрута была надежда, что вы сделаете страну чуточку лучше. И Фредер с Тобианом увидят, что вы стали другой. Потребуются даже годы, но они увидят и захотят вас простить. Ваше Величество, сыновья не отказывались от вас. Вы для них ещё остаётесь матерью. Но скоро перестанете быть. Им нужна не мать-медведица, готовая закрыть их своим телом и убивать врагов. Им нужна мать, наделённая человечностью. Фредер получал от вас душащую любовь, Тобиан безразличие и пренебрежение. Но оба сына видели в вас безумную гордыню. Верните себе человечность, избавьтесь от гордыни. И сыновья, и боги хотят принять другую Эмбер Афовийскую. Королева закрыла глаза. Вот бы двадцатилетняя Эмбер увидела бы её такой. Наверное, та юная девушка перерезала себе вены, лишь бы не превратиться в такое чудовище, каким она стала спустя годы. — Если боги хотели, чтобы я оставалась чистой душой, почему они наделили меня королевской властью? Почему они возложили корону мне в руки? Я даже не родилась наследницей. Люси встала и протянула руку Эмбер к Фредеру. Королева вырвала руку, словно её подносили к огню. — Что ты делаешь? — Дотроньтесь Фредера, Ваше Величество. Пока он без сознания… Пока жив… Скажите ему всё, что хотите. Сделайте первый шаг. Потом будет проще с Фредером говорить. Эмбер осторожно прикоснулась ко лбу сына. Он был мокрым от пота. Она провела рукой по мелким-мелким морщинкам. И это на лице девятнадцатилетнего юноши! Поцеловала отёкшие глаза. Один глаз чернел из-за дикости пустоглазки Цубасары, второй из-за злости Уилларда. Эмбер закусила губу. Нужные слова были запечатаны глубоко, в самом сердце, и не хотели выбираться наружу. Надо. Надо. Ради сына. Вроде лицо Фредера приобретает нормальный оттенок. Она подняла его руку, чернота спадала. «Сын, пожалуйста, услышь меня!» — Фредер, я люблю тебя и твоего брата Тобиана. Вы для меня самые дорогие люди. Без вас я перестану существовать. Я умру, — проговаривала Эмбер сквозь застывший в горле ком. — Я исправлюсь. Для тебя и твоего брата. Война, рабство, Санпава, законы, семья Афовийских, Зенрут — история пойдёт по иному пути. Только прости меня. Прости. Прости… Каждый свой новый день я буду проживать для вас с братом. Фредер, ты молод, но ты достойнее меня. Если захочешь, если дашь мне разрешение, я отрекусь от престола в твою пользу. Уеду в один из наших дворцов, стану обычной женщиной, которая не полезет во власть, которая займётся добрыми делами, благотворительностью. В моей комнате бумаги, моё признание, что ты истинный и законный наследник престола… И мои слова прощения… Если захочешь, останусь твоей советницей. Если считаешь, что ещё молод для трона, я стисну зубы и буду править, но иначе, принося в Зенрут уже только справедливые порядки. Фредер, сынок, прости меня. Прости непутёвую маму… Вы с братом моя жизнь. Вы причина моего существования. Рука Фредера дёрнулась. Ядовитых почернений на ней уже не было. Фредер вздрогнул щекой, задрожали глазные яблоки. — Ваше Величество, Люси, отойдите от принца! — повелел Синд. Один из его подчинённых резко оттянул в сторону королеву и девушку, целители с криком излили на Фредера яркий как пламенное солнце свет. Принц колотился в спазмах и агонии. Он закашлял, рот открылся и полилась струйка чёрной мерзопакостной жидкости, смешанной с кровью. Запах мертвечины и необычного смрада разошёлся по всей комнате. Внезапно тело принца затихло. Целители отошли назад. Фредер покачал головой, сжал закрытые глаза и медленно открыл их. — Фредер! — воскликнула Люси и кинулась к нему на шею. — Люси… Родная… — протянул он и попытался обнять её. Но слабая рука сорвалась вниз, едва принц дотронулся до грязного платья Люси. Люси хотелось не отпускать Фредера, просидеть с ним вечность в тепле и радости. Матери тоже нужно увидеть сына. И Люси отошла, подтолкнула к нему Эмбер. Королева напугано пошла к сыну, на глазах блестели слёзы. Но уже не горя. Счастья! Каждый шаг давался нелегко, Эмбер протянула руку и коснулась впалой бледной щеки Фредера и провела ладонью вниз. — С возвращением, сын, — пальцы сжались на плече Фредера. Фредер, охая и стоная, повернул к ней голову и скользнул по Эмбер взглядом, наделённым горьким разочарованием. — Мать… Ты ещё жива? Уйди к дьяволу. Уйди к дьяволу. Исчезни. Эмбер отдёрнуло от Фредера как от огня. Она вскричала, напугав истошным звуков и Люси, и целителей. Фредер, любимый сыночек, смотрел на неё с равнодушием и тоской. — Мне снилось, что ты мертва, — молвил он через стон. — Жаль, что прервался мой чудный сон. — Фредер! — Люси растерянно заморгала. — Твоя мать просит у тебя прощения. Она плакала, когда ты умирал… — Я слышал… Я слышал ваши слова… — Фредер из-за боли растягивал слова, и в них чувствовалась злость и обида. — Я не верю им. И даже если она говорит правду… Она умерла для меня. Нет пути назад. Пусть идёт к дьяволу. Фредер зыркнул на неё, и Эмбер пробрал холодный пот. Она выскочила из лазарета ужаленной. Сын отрёкся от неё! Два сына отреклись! Грудь Эмбер сдавило тяжестью, ноги одеревенели. Из лазарета доносился смех Люси, слившийся с плачем радости. Фредер тихо просил Люси не душить его, тело ужасно болит, голова кружится и вот-вот он лишится сознания. Эмбер молча, подавив схлип и слёзы, поплелась в свои покои. Нет больше у неё сыновей. Нет света, озаряющего её жизнь. Можно уже и не жить. Сыновей нет… Нет сыновей. Она растеряла их одного за другим своими мерзкими усердиями. Фредер и Тобиан счастливы рядом с бывшей рабыней, с верным телохранителем Уиллом, с повстанцем-неудачником Марионом, запытанным едва не до безумия Огастусом. Но не с матерью. Она шла в свои покои как на эшафот. Медленно волоча ноги, размышляя о неосуществимых мечтах, о нарушенных обещаниях, о всех жестоких словах, брошенных близким людям. Губы обсохли, Эмбер что-то бубнила под нос, сама не разбирая свои же слова. Жизнь закончена. Сыновья отреклись от матери. Нет больше Эмбер Афовийской. Она войдёт в свою комнату и положит на видное место спрятанные письма, которые написала ещё тайно вечером. Первая рукопись посвящена сыновьям, вторая для парламента, в которой она подробно объяснила, как Огастус незаконно объявил её сумасшедшей, захватил власть и через угрозы насилия заставил Фредера отречься от прав наследования. Потом найдёт нож и вонзит в грудь. Без сыновей невозможно существовать. Когда они отреклись от неё, то убили свою мать. Искупать грехи, на время забыть про сыновей и жить исправлением ошибки — Люси говорила верные слова. Но как это осуществить? Как же жить без мальчиков? Сердце матери разбито, а без сердца нет и жизни. Наделил бы кто-нибудь её силой, вдохнул бы жизнь, желание, и она бы всё исправила. Уже поздно. Дворец вздрогнул как при землетрясении. «Кто на нас напал?» — испугалась Эмбер. И пошла дальше. Всё равно. Пусть убивают. Может быть, своей смертью кого-нибудь и обрадует. Сыновья точно будут счастливы, что мать даровала им свободу. Только бы их не тронули. «Пощадите сыновей. Пощадите сыновей», — мёртвой тенью Эмбер брела в покои. Броситься бы к ним, узнать, что это за толчки. Но что это даст? Сыновья опять скажут ей «убирайся». Им не нужна мать. Стена, увешанная портретами предками и восхитительными картинами, воссияла алым пламенем. И страх переборол отчаяние и отрешение. Эмбер взвизгнула, попятилась назад. Чуть не влетела в горящую стену! Королева оказалась в пылающей западне. Огонь был везде: на стенах, на потолке, прыгал в диком динамичном танце прямо перед её глазами. Не тронут был ничтожный клочок пола, и на нём жалась Эмбер, не зная куда деваться, куда бежать. Едкий дым разъедал глаза, попадал в нос и не давал дышать. Пламя разрасталось, жалило, вырывались языки, похожие на длинные костлявые руки, и тянулись к горлу Эмбер. Королева стояла вкопанной. Шаг вперёд — сгорит. Шаг назад — сгорит. — Мальчики! Фредер, Тобиан! Спасите меня! — закричала Эмбер. Глаза метались, голова крутилась направо и налево. В очертании играющего пламени она видела ехидную улыбку дьявола. Слова Фредера оказались пророческими. Дьявол, вернее, дьяволица, одетая в красное платье, вышла из огня. Алая стихия ласкала худое лицо, искажённое злобой и вызовом, порхала сквозь взбешённые очи, развевала поседевшие волосы. — Дьявол, — прошептала Эмбер. Дьяволица раскинула руки. Каменные стены расплавились, мебель превратилась в угли. Вдали прозвучали взрывы. — Имя моё Цубасара. Я пришла за тобой. Эмбер упала на колени и протянула руки к ступням Цубасары. Через распахнутую ладонь прошёл дым, огонь кусал пальцы, обжигал лёгкие. По сравнению с болью сердца эта была терпимой. — Цубасара, мать Уилларда… Огастус мёртв. Ты не успела. На тёмном лице Цубасары прорвалась довольная усмешка. — Я пришла за тобой, королева Эмбер. Умрёт тот, кто должен умереть.***
Тимер и Карл бежали со всех ног. Проскочили узкий тоннель, крутую винтовую лестницу, юркнули в маленькую комнатушку, вылезли в коридор дворца Солнца и спрятались в новом зале, имеющий выход к тайным проходам. Тимер прямой наводкой бежал в дальние покои, в которых их никто не будет искать. Впопыхах он не успевал рассказать Карлу свой замысел. Рот Сиджеда был забит оторванным рукавом убитого камерутского офицера. А дворец горел. Огонь пронзал стены до основания. Дорога Тимера и Карла превратилась в бег по пламенной тропе. — Мы же сгорим! — воскликнул с паникой Карл. — Цубасара! Она не убедилась, что мы покинули замок. — Не сгорим, — ухмыльнулся Тимер, проведя рукой по пылающим стенам. — Этот огонь предначертан не нам. Цубасара пощадила людей, коих не считает врагами. Эх, добрая у неё душа. На ферме я увидел в Цубасаре дьяволицу. Ну ладно, помолимся, чтобы Афовийские насладились муками за всех обитателей дворца. Направляемый верой в карту и Богов, Тимер добрался комнаты, вход в которую открывался нажатием на рычаг. Передал Сиджеда Карлу и, едва раскрылась стена, он скользнул в комнату. Фрейлина! Одна чёртова фрейлина металась по своим покоям, не зная, куда ей деваться. За дверьми всюду пламя. Тимер бросил в женщину нож и попал точно в цель — в голову. Пока дверь не успела закрыться, он сдвинул картину с белой пушистой собачкой и дёрнул за второй рычаг. Для Карла и Сиджеда появился путь. — Клади ребёнка на стол! — резко бросил Тимер и вынул нож из головы фрейлины, заодно пнул тело, дабы проверить, что женщина наверняка умерла. — Тимер, да что же ты делаешь? — Карл озирался по сторонам и ждал появления врага. Лицо Сидежда покраснело от непрекращающихся слёз, грудь подпрыгивала, хотя мальчик собирался вздохнуть. Он мог только с мольбой в глазах смотреть на Тимера и Карла, которых ещё недавно ласково называл дядями. Нелепая попытка вытащить изо рта тряпку обернулась сильной пощёчиной от Тимера. Сиджед упал лицом на стол и перестал мычать от нарастающего страха. — Тимер! Ты пугаешь меня! Не говори, что убьёшь короля! — заорал Карл. — Что же ещё? — проговорил Тимер с восхищением, вонзая нож перед дрожащими пальцами Сиджеда. — Я понял, ты не случайно прикрылся проходящим магом! — Карл смотрел, как Тимер достаёт из кармана винамиатис, связывающий его с Геровальдом. — Так вёл себя Тенрик, когда сдал нас. Случайно дотронулся до винамиатиса Элеоноры, случайно не появлялся долгое время, случайно застал нас в сарае, в котором нельзя было спрятаться от него. — Винамиатис Сальвара тоже случайно потерял: я его украл и уничтожил, — засмеялся Тимер. — Дружище, ты знаешь, я безжалостен с предателями. Король Геровальд предал нас, когда мы нуждались в его признании, а потом позвал нас, поманил пальцем как бездомных щенят. Я отомщу ему. Во дворце Геровальда я не мог рассказать тебе свой план, Карл, нас подслушивали, мы были окружены винамиатисами. Но тут — свобода! Никто не потревожит, враги заняты дьявольским огнём! Тимер наклонился над Сиджедом и сказал громко, чтобы слабослышащий мальчик разобрал его слова. — Ты сын предателя, Сиджед. Да будешь ты убит! — Ты любил этого мальчика, — смотрел Карл с сочувствием на Сидежда, трясущегося мелкой дрожью. — И до сих пор чувствую к нему тепло. — Мальчик не виновен, — не успокаивался Карл. — Ты Карл Жадис или оборотень, испивший зелье превращения? — рявкнул Тимер. В секретере фрейлины он нашёл магическое стекло и поставил на него винамиатис, держа камень перчатками. На той стороне взволнованный напуганным до ужаса голоса взывал к Тимеру Геровальд, не зная ещё, что спаситель его сына накинул на себя роль карателя. — Сиджед родился королём. Он своим рождением уже виновен, что стал фигурой на доске мира и войны, свободы и плена! Его смерть должна стать расплатой регенту-предателю! Регенту-слабаку! Карл, кто шепнул мне зарезать несколько десятков неповинных людей на улице Лебедей? С чьей подачи Лебеди стали самым ужасным нападением Кровавого общества? Кто захотел убить всех жильцов и их рабов в обычном жилом доме? — Это был я, Тимер, — вздохнул Карл. — Но каждый из этих людей порабощал Зенрут своими действиями или смирением! — Ты без зазрения совести убивал обычных людей, не забывая издеваться над ними, смотря в лицо. Как глава Кровавого общества, я принял твой план под своё имя, я взял все твои убийства и насмешки на свои руки, однако не желал. Думал прекратить хаос и уйти, раскаивался первые дни. Но что произошло, то не изменить. Взгляни ещё раз на Сиджеда! — схватив мальчика за щёки, Тимер поднял его голову. — Тебя смущает его детское лицо, наивные печальные глазки. А его отец плакал, когда развязывал войну с Зенрутом, когда его солдаты и маги убивали санпавских детей, превращали их в сирот? Кто из королей трёх воюющих стран задумывался над страдающими людьми? Пройдёт пятнадцать лет и наивные глазки Сиджеда пропадут в гордости, жестокости и безразличии. Я отомщу Геровальду. Сиджед будет моим невинным лебедем! Тимер стянул перчатку и взялся за винамиатис. — Карл, задумайся, какой прекрасный день! До восхода солнца умрут сразу два короля! Эмбер и Сиджед! Геровальд, дурень, слышишь меня? Стекло зажглось, голос Тимера дошёл до Камерута. И регент увидел пламенную комнату, в котором на столе, словно жертвенный барашек, лежал его сын с разбитой губой и пылающей красной щекой. — Геровальд, какого быть преданным, обманутым? — Тимер посмотрел на регента тяжёлым давящим взглядом. — Тимер… Ты же… Спасти хотел моего сына… — выдавил из себя Геровальд тихим голосом, почти онемел. — Ты не убьёшь его. Глаза Тимера полыхнули яростью как у Цубасары. — Вот и нет! Убью твоего сына на твоих глазах! Король-регент, на кого ты понадеялся, на преданного тобой кровавого освободителя, губителя невинных душ? Я убью его. Ты ответишь, что отрёкся от нас. Геровальд не доберётся до них. Он не знает, в какой из многочисленных комнат находится Тимер и Сиджед. А безумный огонь Цубасары распугнёт даже самого рискованного проходящего мага. — Тимер, — Геровальд подавил вздох, из его глаз хлынули слёзы. — Я признаю тебя перед всем камерутским народом. Я подарю вам с Карлом Жадисом титулы, земли, возьму в свой совет. Тимер, не трогай мальчика. Возьми мою голову, но пощади мальчика. Тимер хмуро скривился. — Геровальд, я тут в пламенеющем дворце до головы проклятой Эмбер сам не могу добраться. Видишь ли, монархов хорошо охраняют маги и офицеры. Как ты представляешь меня бегущего за твоей головой? Не обманешь. И кто ты такой, чтобы твоя голова интересовала меня? Регент, зависящий от малолетства сына-короля. Через две минуты ты будешь никем, а камерутский трон по праву наследства займёт тётка Сидежда. Прощай, Геровальд! Прощай, малыш Сиджед! — Тимер! Тимер! Молю! Тимер лишь злобно смеялся. Он поправил стекло, чтобы отец лучше видел, как умирает его сын, и занёс над горлом нож. Резкий звук вспорол воздух. Могучая волна отбросила Тимера и Карла в стену. Мигом померк огонь, разбились окна, посуда и магическое стекло. В комнату влетел Сальвара, обдуваемый ветром. С быстротой молнии он воцарился возле Сиджеда и взял его в руки, вытащив ужасную тряпку изо рта. — Сиджед, мальчик мой, — вздохнул Сальвара. — Ты со мной, драгоценное дитя. Робко и напугано Сиджед дотронулся до гладкого лица своего спасителя и провёл рукой по щеке. — Салли? Ты? — Я, моё дитя. Я, Сиджед. Сальвара уткнулся головой в ладонь Сиджеда и смотрел на него зачарованными глазами. — Ты узнал меня, дитя. — Мишка… — Сальвара, не будь так наивен… Тимер поднимался на ноги. Одежда покрылась пылью, изо рта текла кровь. Он держался обоими руками за нож цепко и твёрдо. — Он сын твоего врага. Твоего пленителя. Сын предателя и лгуна. Геровальд должен познать месть, а Сиджед смерть, он ведь продолжение Геровальда, который однажды станет таким же равнодушным и мерзким, что и его отец. — На сей день Геровальд и Сиджед — други мои, — зло сказал Сальвара. — Я ж тебе верил, Тимер Каньете. Тимера передёрнуло. Предавать доверие короля это одно, но разочаровывать избранных абадон… — Сальвара, как ты не вовремя! — мысль вырвалась в слух. — Я зрю сквозь воздух. И я узрел. Сиджед был под твоим ножом. Боги праведные, слава вам! Я разглядел дворец, преж чем взмыть к помеченному месту и начать ждать проходящих! Тимер, что ты натворил… Убил людей камерутских. И моего младенца захотел отправить к богам, — горько сказал Сальвара. — Уходи. Я не такой как ты. Я хочу спасти твою душу. Уходи. Ради Сиджеда, что любил тебя, я пощажу тебя и друга твоего. Сальвара сильнее прижал Сиджеда к себе. Мальчик не плакал и не стонал, крепкой хваткой он уцепился за тунику Сальвары и разочарованно смотрел на Тимера. Тимер стоял, оперившись в стену. Боги, боги, за что вы посылаете такое испытание! Чуть не вырвался крик. Он и Сальвара должны идти вперёд, сокрушать врагов, вести мир к хаосу, поскольку устоявшийся порядок, основанный на лжи, лицемерии и страдании противоестествен и не справедлив. — Мегуна показал мне память ваших предков, — Тимер не хотел бросать попыток привести Сальвару к истине. — Я увидел только мрак, который ненадолго развеять смогли лишь абадоны, отобрав у человечества магию. Короли предавали друзей, благородные и чуткие наследники вырастали тиранами, во все имена люди, называющие себя высшими, убивали, грабили и издевались над низшими. И вот сейчас твои абадоны вершат справедливость, они мстят трём странам за своё порабощение, за сломанные жизни миллионов людей, за гордыню трёх королей! Дай же и мне отомстить. Сальвара, возьмём нож вместе, двумя руками. Будь истинным абадоной. Тимер сделал шаг вперёд и показал нож, лежащий на его ладони. Возле Сальвары оглушительно засвистел воздух. — Я не убью младенца, ставшего мне званным сыном. — Он тебе никто. Твой сын на острове. — Он человек как и я. — Ты выше людей. Ты абадона. — Стало быть, я не истинный абадона. Я не делю наши народы на разных существ. Сальвара сурово смотрел на предложенный ему нож и проворчал. — Уходи же. Я передумаю вас щадить. — Как знаешь, глупец. Смеешь ещё равнять абадонский народ с человечеством, — от презрения Тимер нарочито плюнул на пол. — Уходим, Карл, нас великодушно пощадили. Не произнеся больше не слова, дождавшись, когда Карл соберётся, Тимер повернулся к проходу возле отодвинутой картины. За окнами крики, плач, стоны, неугасаемое пламя, разгулявшая вовсю волю Цубасара, пожираемая зверским огнём Эмбер. Тимер бросил взгляд за окно. Огонь, кажется, поглотил даже небо. Облака налились багровым пеплом. Тимер поправил Карлу мятый рукав, цокнул языком. И метнул верный нож в Сиджеда. Тимер бросился за ножом, почти не уступая ему в скорости. Сальвара только выкатил глаза и рукой закрыл голову короля. Нож вонзился в его ладонь, выйдя с тыльной стороны. Одно движение. Тимер достал второй нож. И Сальвара ветром отскочил к окну. Успел. Сориентировался. Тимера швырнул в стену новый удар абадоны. Более грозный, разбивший в камни вековые стены покоев. Ноздри Сальвары раздувалис полотном. Окружив Сиджеда сферой, Сальвара изумлённо взирал, как из-под руин поднимается Тимер. И правда, избранный богами! Лицо разбито и забрызгано кровью, однако дух войны и мести теплится в горячем теле. — Ты не с тем связался, — прохрипел Тимер. — За мной стоят боги. От тебя они отвернулись. Сальвара не хотел воевать, не хотел и драться, но его заставили. Но Тимер не спешил сдаваться. Он бросился на Сальвару. В него хлынули потоки ветра. Тимер предчувствовал каждую атаку, умело обгонял летящие на него невидимые удары. Само тело неслось быстрее, чем проскакивала мысль. Сальвара развернулся, он не успевал следить за Тимером. И это стало ошибкой. В открытую спину ударил Карл. Если Тимер проскакивал через атаки Сальвары проворным орёл, Карл тихой мышью незаметно обогнул своего друга и, как только появилась возможность, выстрелил в абадону. Но Сальвара заметил нависшую за ним тень и мгновенно создал щит вокруг себя. Пуля стукнулась о край магической сферы. Взрыв был настолько сильным, что пулю разорвало на несколько клочков. Карл отлетел в коридор дворца, пробив своей спиной дверь. Он упал животом на огонь Цубасары. Будь пламя живым, оно бы поглотило Карла и испепелило красными играющими кистями. Сальвара, создавший новый барьер, устремил к павшему освободителю задумчивый взгляд. — Нет! Я твой враг! — заорал Тимер и вцепился ногтями в щит Сальвары. Он принялся царапать невидимую стену, грызть зубами, стучать по ней ножом. И добился своего. Сальвара отвёл глаза от лежащего Карла, по Тимеру ударили волны ветра, разрезая и одежду, и кожу колючими кнутами. — Карл, беги! Спасайся, Карл! Живи, Карл! Тимер уже не кричал, а выл из последних сил. — Карл, беги! Проживи за нас двоих! Рваные шрамы изъедали лицо, кровь сочилась из глубоких ран. Каждый новый рубец отправлял Тимера назад. В глазах мелькало, плыло, в облике Сальвары он видел тощего фермера, занёсшего над ним кнут. Кровь заклеила веки, смешалась со слезами. Туманным взглядом Тимер увидел, как встаёт и убегает Карл. «Живи, друг. Живи ради меня!». И он улыбнулся. Удар Сальвары в это же мгновение выбил пару зубов и протянул кровавые шрамы на губах Тимера. — Дядя Тимер… — пробормотал тихий Сиджед с нескрываемой жалостью. Боги, нет! Только не она, только не жалость, уничтожающая душу! Ярость выскочила на истерзанном лице Тимера. И у абадон должны быть слабые точки! Держа двумя руками нож, Тимер совершил последнюю попытку и ударил по барьеру. Слабая-слабая, видимая зрению царапина пронзила защиту абадоны перед лицом Сиджеда. «У меня получится, боги!» — улыбнулся Тимер. Стремительно благословив острый нож, он взметнул его, стремясь разорвать магическую щель. Первым же ударом Сальвара, не отпуская из объятий Сиджеда, бросил окровавленного Тимера в стену. Воздушный кнут вырвал из его рук нож и вонзил в грудь. Из колотой раны ручьём потекла кровь. Кажется, сломаны рёбра. Тимер едва мог дышать, вздох причинял ему нестерпимую боль. Захлёбываясь в собственной крови и сгустках тёмной слюны, он сжал руками нож, торчащий в груди. Сальвара смотрел на Тимера, не скрывая печали и разочарования. Его взгляд был устремлён за лик побеждённого противника, назад в прошлое, когда благородный и храбрый Тимер Каньете обещал спасти Сиджеда едва ли не ценой своей жизни, когда слуги Геровальда рассказывали Сальваре про славные подвиги освободителя и легенды, ходящие в Зенруте, что Тимер — пророк самих Пятнадцати Богов. С крохотного личика Сиджеда не сходила жалость. — Не убивай его, Салли, — негромко попросил маленький король. — Я уже убил его. Тимер Каньете скоро издаст последний вздох. Дитя моё, возвращаемся к отцу. И ласково погладив взъерошенные волосы Сиджеда, Сальвара той же чудовищной силой выдернул нож из тела Тимера, а затем нырнул в разбитое окно. Тимер сдавленно хрипел, глухо рычал, он зажимал кровавыми пальцами рану, однако не в силах был остановить льющуюся кровь. За окном били барабаны, объявляющий о неведомом враге, напавшем и покорившем дворец Солнца. Грохот барабанов призывал людей бежать и спасаться, уходить как можно дальше от ужасающей твари, что способна спалить не дворец, а всю столицу. Бежать, бежать… Тимер не хотел умирать в разгромленной комнате, рядом с трупом ничтожной фрейлины. Проход в дворцовый лабиринт ещё держался, не был завален обломками кирпичей и камня. Тимер кое-как встал и поплёлся к дыре в стене. — Карл, друг, выживи… Ты должен прожить за нас двоих… Восстанови Кровавое общество… Стань моим наследником… Карл, живи… — задыхающимся голосом сквозь обломки зубов лепетал Тимер. Удары невидимого кнута Сальвары обжигали кожу, рана сильнее вопила болью, струилась кровь. Тимер перелез завалы и побрёл по тёмному тоннелю. Карты нет, потерял в битве. Ерунда. Он знает тайные тропы наизусть, они заложены в его памяти как жизнь предков абадон в их великих головах. Он выберется из дворца, дойдёт до храма Создателей и умрёт там, на пороге своих создателей. Душа пророка скоро встретится с наставниками. Всё же он пал достойно. Выигрывая бой за боем, уничтожая сотню малодушных и жалких людей, он проиграл лишь абадоне, наделённому силой самих богов. Тимер был счастлив: сверхчеловека убил сверхчеловек. Так подходит к концу благородный путь пророка, что отчаянно мечтал привести мир если не к справедливости, то к возмездию и отмщению. Сведённые судорогой ноги едва совершали медленные шажки, кровь, капающая с тела, отдавала зловоньем, боль нарастала, в глазах темнело. Тимер знал, нельзя останавливаться. Только вперёд, к дому богов! Он притуплял свою боль, думал о небесных садах, о встрече с тринадцатью Братьями и Сёстрами. Боги, подождите ещё немного, дайте сил, чтобы добраться до вашего очага и склонить голову перед вашим порогом, а ещё лучше перед вашими священными и высокими статуями!