Отщепенцы и пробудившиеся

Doctoribus atque poetis omnia licent Ученым и поэтам всё позволено (лат.)

      — Санпава принадлежала Ишируту и будет частью Иширута, — властно сказал король Иги и, хорохорясь, стукнул кулаком по столу.       Нулефер и Уиллард отправились к Онисею несколько минут назад, а милый разговор между королями и полководцами всё не утихал. Аахен, назначенный представителем абадон, не успевал вставить и слова. Впрочем, ему, как тенкунцу и старейшине, было всё равно, как поделят Санпаву. Война должна немедленно прекратиться, абадоны должны узреть исполненные требования и отправиться с проходящими магами в Тенкуни.       «Как бы я поступил на месте короля?» — задумался Аахен. Отдать Санпаву врагу и спасти последние неразрушенные частицы провинции или же стоять на своём, сохраняя честь всех сражающихся командиров и солдат? Мёртвая территория всё равно территория. Аахен следил за реакцией принца Тобиана, объявленного представителем зенрутской власти, и видел, как тот колеблется. Милосерднее заявить о поражении и в будущем нарастить силы, чтобы забрать Санпаву, но в таком случае воинская честь Зенрута будет здорово пошатана.       Дворец Солнца задрожал.       Мгновенно вылетели оконные стёкла. Люди не удержались на стульях, упали на пол, на их головы рухнула штукатурка с потолка. Зал пронзил свист воздуха, который едва не оглушил собравшихся. Аахен с криком закрыл уши. Что это было? Взрыв бомбы? Где взорвалось? И он ощутил вырванные с корнем деревья в саду. Магические замки сломлены, разрушены.       — Что… где?.. — Аахен поднялся на ноги, прикрывая голову от падающих сверху щепок.       — Нас взорвали! — подскочил министр Лендарский и закрыл руками Тобиана. — Снять замки! Проходящие, позаботьтесь о принце!       — Замки… разбиты, — проронил магический офицер Зенрута, набрасывая на принца и министра защитный воздушный купол.       — Да, разбиты, — подтвердил Аахен. — Я чувствую растения… Они… Кажется, Ваше Высочество, сада в вашем дворце больше нет.       Ветер свистел, дворец содрогался как при землетрясении.       — Не трогайте меня! — Тобиан отбился от проходящего мага, вырвался из купола и подлетел к окну. — Взрыв со стороны королевской части!       Внезапно глаза ослепил ядовито яркий свет, стены и внутренний двор вспыхнули огнём. Принц с ужасом отпал назад, когда под его руками возникло пламя.       — На нас напали! Напали! — у зенрутского офицера заиграл винамиатис вопящим голосом. — Тимер Каньете! Абадоны! Они захватили короля Сиджеда! Воздушный абадона и женщина, похожая на…       Связь утонула в громком крике офицера. Ветер не прекращался, а пламя нарастало и окутывало дворец. Пока Аахен приходил в себя, Тобиан был уже возле стены, встал перед магическим стеклом, который пробрала трещина, и прокричал:       — Регент Геровальд, этот взрыв… вы подослали своего абадону Сальвару и Тимера Каньете! Подумать только, вы продолжаете якшаться с этим павшим террористом!       Ноздри Геровальда расширились, рот растянулся в горделивой и счастливой улыбке.       — Своего сына я вызволю из плена любыми средствами. Сиджед! О, — Геровальд вознёс руки к небесам, — возвращайся домой!       — Кто вторая абадона? — вставил слово Аахен. Он в ужасе догадывался, но отчаянно задал вопрос. Вдруг ошибается!       — Цубасара, — сказал Геровальд после недолгой паузы, во время которой читал шёпотом благодарственную молитву. — Я не планировал отправлять двух абадон. Но Сальвара посчитал нужным взять её с собой.       — Зачем? — вздрогнул Аахен.       — Так захотел Сальвара, — упрямо ответил Геровальд.       Воздух хлестнул в окна, разбил магическое стекло, в крошки обратил осколки и мебель, пробил щели в стене. Проходящие маги бросились за Тобианом и за Аахеном. Что принц, что старейшина абадон заранее предвидели, что их попытаются спасти, и отскочили в угол.       — Мне нельзя убегать из дворца! — воскликнул Аахен. — Иначе никогда не дождётесь слова от абадон. Перенесите лишь на безопасное место…       Дворец вновь затрясся. На сей раз причиной толчка был не воздушный взрыв, а яростное пламя, что взрывало крыши и стены. Небо заволокло пеплом и дымом. Ночь стала ещё темнее. Вместо ярких звёзд на небосклоне танцевали искры. С залов и с площади раздались первые крики о помощи и безнадёжный плач людей. Огонь сожрал стены, потолок, подступал к забившимся в угол военным. Он раскинулся по залу и приобрёл форму женских длинных рук. Стоило проходящим магам возникнуть в помещении, дабы унести в безопасность своих подопечных, огонь схватил их за одежды и вышвырнул из окна как ненужные вещи. Пламя чуяло, видело магию. Попытка водного мага побороть его провалилась. Огонь, будто смеясь, поглотил воду, и унёс мага за пределы дворца, схватив его цепкими пальцами. Второй, третий маг… из совещательного зала пламя выдернуло всех боевых магов, оставив манаров и хлипкого растеневика Аахена наедине с неподвластной стихией.       — Поставьте замки! — закричал министр Лендарский.       — Мы не можем! Огонь не позволяет! Он набрасывается на нас! — ответили в винамиатис перепуганные голоса. — Ааа! Помогите!       — Цубасара пришла за моей матерью, — голос принца Тобиана задрожал с болью. — Ей нужна королева Эмбер.       Зал пробирала адская жара, дым застилал помещение, в горле защипало от его острого запаха. А за окном в безумии танцевал огонь. Разделившись на несколько языков, вернее, изящных рук, он подбрасывал магов, кружил в лёгком вальсе и уносил за горизонт. Маги не могли оседлать силу абадонки. Горели стены, оконные дыры, пол, нестерпимый жар обжигал кожу.       — Бегите! Спасайте принца и старейшину! — отдал команду Лендарский. — Всем наружу! Спасайте… Спасайте… Королеву Эмбер!       — Где моя мать? Свяжитесь с Рианом Рисом! О нет! — лицо Тобиана исказилось в первобытном страхе. — Мать была в лазарете в Фредером и Люси!       Тобиан, пригибая голову от дыма, заполонившего комнату, выпорхнул в коридор. Военные тоже бросились из захваченного помещения. Медлительный Аахен выбрался последним. Всё в огне! Все стены! Но вообразившееся перед ним зрелище оказалось страшнее будущей стихии. Поглощённые паникой королевские придворные и дворцовая прислуга прыгали из окон. Внизу они видели только беспомощных магов, что по-детски нелепо боролись с ожившим пламя, разделённым на множество разумных частей. Огонь гнался по земле за людьми, преследовал магов на крыше дворца, врывался в окна и находил бесстрашных смельчаков. Вниз, вниз, только вниз люди видели спасение. Пламя обдавало их жаром, с треском разламывало преграды. И люди летели вниз, дабы спастись, не сгинуть в безжалостных жалящих лапах.       — Убьёшься же, глупая! — Тобиан вскочил перед женщиной, что залезла на окно.       Он схватил её за край платье. Но было поздно. Женщина спрыгнула с подоконника и тело её приземлилось с треском. Тобиан сам едва не выпал вместе с ней.       — Ваше Высочество, даже не смейте подходить к огню! — с силой оторвал принца граф Отлирский. — Прикройте лицо платком! Вы задохнётесь!       Тобиан поглядел на свои руки, которые коснулись огня, и поражённо произнёс:       — Я не обжёгся… Я не чувствовал огня… Он… ненастоящий…       Наступила оглушающая тишина. У принца болевой шок? Аахен не поверил и сам направил руку к пылающей стене. Он провёл по жаркому пламени, едва дотронулся до красного жала абадонки и, набравшись смелости, сунул руку прямо в огонь. И не ощутил ничего, кроме жара, который приносил лишь неприятные ощущения. Даже спичка кусалась больнее!       — Огонь — фальшивка! Цубасара играет с нами! — с криком заметил Аахен.       Тобиан отмерил его взволнованным взгляд.       — Цубасара пришла за моей матерью. Уилл на ферме говорил мне, он боится, что Цубасара захочет мести.       — На Абадонии она пообещала простить мучителей Уилла.       — Но на ферме готова была порвать за сына. И если она явилась во дворец, поглощённая огнём, то не для того, чтобы сказать моей матери: " Я прощаю тебя».       Тобиан взболтнул головой, кашлянул и направил взор на офицеров и премьера Отлирского.       — Эвакуируйте дворец! Избавьте людей от бессмысленных самоубийств! Огонь не тронет их! А высота убьёт! И найдите королеву. Цубасара скрывается возле неё. Генерал Лендарский, займитесь восстановлением связи с Камерутом и Иширутом. Переговоры должны быть продолжены. Узнайте, как идёт продвижение у Уилларда и Нулефер.       Сквозь дым и огонь зенрутские офицеры, премьер-министр и Тобиан с Аахеном направились вглубь дворца. Дышать было почти невозможно, огонь щекотал носы, однако не обжигал лёгкие как на обычном пожаре. Даже дым оказался иллюзией. По винамиатисам офицерам кричали, что во дворе нашли служанку, приставленную к королю Сиджеду. Цубасара приказала девушке передать всему дворцу, что она пришла за королевой Эмбер. Сомнений, что абадонке нужна только королева, уже не оставалось. Вскоре в винамиатис закричал некий Риан Рис: Эмбер заперта Цубасарой в коридоре в северном крыле дворца. И к ней не пробраться. Огонь захватил коридор и несколько залов. Он настоящий, всепожирающий, обжигающий любого, кто замахнётся на него! Уже пятеро офицеров и четверо магов получили увечья и ожоги. Магические замки были испепелены, только их взяли в руки. Проходящие не могут проникнуть внутрь очага, ибо не знают, есть ли там свободное от пламени место. Воздуховики пытаются подглядеть, что же происходит внутри пекла, но огненные руки Цубасары набрасываются на них и выкидывают из дворца. Даже слежку ощущают на расстоянии трёх миль! Огонь поразил не только дворец, но и ближайшие высоты, с которых маги стремятся атаковать или подсмотреть за Цубасарой.       Дворец Солнца, он был оплотом зенрутской монархии, недосягаемой твердыней. Пока не явилась мать, отмщающая за сына.       Были бы здесь абадоны, они остановили бы Цубасару! Аахен выругался про себя. Надо было оставить хотя бы одного на собрании. Соплеменник Цубасары обуял бы её стихию. Ведь кто победит абадону кроме другого абадоны? Аахен взглянул за окно, залепленное дымом. Цубасара размножила своё сознание, наделила им каждый кусок пламени. Стала единой со своей стихией. Цубасара окружала весь дворец, оказывалась на мгновения быстрее замков. И даже маги не могли бросить в её сторону силу — Цубасара нападала на них до появления первой капли воды или первого ветерка.       Аахен осторожно направил магию на устоявшее в саду дерево. Единственную выжившую пальму. Листья качнулись под влиянием растеневика. Ветка выросла и поползла ко дворцу. Быть может, он тот самый, кто остановит Цубасару? Вот умора, если слабый растеневик победит саму абадону! Аахен даже позволил себе улыбнуться. Нет, это бред. Не получится у него пробиться ветками пальмы или настенным плющом в логово Цубасары, обезоружить её и спасти королеву, если та, конечно же, ещё жива. Цубасара поймёт его замысел и вышвырнет как котёнка. Да и ветвь превратится в пепел, едва коснётся настоящего огня, который плотной неприступной стеной окружил королеву Эмбер.       А толпа одуревших людей, бежала по всем коридорам. Доносились крики, что огонь не поранит их. Но люди верили своему страху, а не храбрым крикам товарищей. Канцлеры и лакеи, прислуга и помощники советников бежали, не зная куда. Из окон открывался вид на восточную часть дворца, в которой жила королевская семья и придворные. Матери неслись с детьми на руках, молодые фрейлины обнимали старушек и кричали в окна, звали на помощь. Паника отказывалась покидать людей.       И в то же время солдаты оттаскивали безумцев от пропасти. Под окнами растянули одеяла и полотна. Отчаянные маги натянули над землёй водное покрыло, чтобы удержать придворных от смерти. И на удивление Аахена Цубасара не разрушала это полотно. Огонь ласкал стены, едва касался человеческих голов, но не думал нападать на водных магов, которые уже прекратили бороться с ним. Цубасара огненными глазами наблюдала за людьми и пресекала лишь тех, кто мешал ей вершить месть. Даже проходящие маги робко стали совершать первые скачки, спасая обитателей дворца.       Покорные цепочки людей выходили из дворца во внутренний двор. Полковник Уайтс на улице руководил эвакуацией. Лендарский восстанавливал сообщение между Конорией и противоположной стороной. Принц Тобиан, не слушая предупреждения офицеров, бросался за людьми, которые стояли на краю окна, и заталкивал в коридор. В залах также сидели запуганные отчаявшиеся люди. Тобиан, перехватив один из винамиатисов военных, направлял отряды солдат к закрытым комнатам и залам. Страшнее дьявольского огня абадоны был только животный страх. Цубасара добилась своего — отвлекла от судьбы королевы обитателей дворца и сбежавших на огненное зарево конорийцев.       Но Аахен задумался. Если Цубасара хочет предать жестокой смерти только Эмбер, почему же она подняла этот шум, ведь должна осознавать, сколько жертв будет от её «невинного» ложного огня! И почему же пламя всё ещё горит? Спали человека, которого ненавидишь, и остановись. Цубасара решила растянуть страдания королевы?       — Ей нужна наша мать, ей нужна наша мать, — твердил как заведённый Тобиан. Принц прятал от офицеров и Аахена своё лицо. Он не хотел, чтобы кто-либо увидел, как он содрогается в страхе за мать.       — Боги, зачем же я полез в Чёрный океан! — Аахен не заметил, как оживил свои мысли.       Несмотря на отчаяние, надежда достучаться до Цубасары не покидала его. Может быть, она услышит его, увидит через свои чары, если именно он подойдёт к истинному огню. Аахен — возлюбленный её дочери, почти жених. А Нулефер, как и Уилл, не оценит мести своей второй матери. Аахен предупредил принца Тобиана, что идёт к Цубасаре. Вслед услышал предупреждение не жертвовать своей жизнью. Возможно, и правильнее ждать, пока наладят связь с Камерутом и Иширутом, вступить снова в переговоры и представлять сторону абадон. Но короли не раз слышали условия абадон, а в спасении сейчас нуждался дворец Солнца и душа Цубасары. Про королеву Эмбер, наверное, думать бесполезно. Она должна уже погибнуть или получить раны, несовместимые с жизнью.       Аахен побежал к северному крылу, соединяющему личную королевскую и государственную часть дворца. Навстречу ему бежали люди, в лестничных пролётах было не протолкнуться. К запертой в огне королеве Эмбер также спешили офицеры и целители, толкая Аахена. Он слился с толпой, стал неузнаваем, чуть не упал, когда его в бок больно толкнула грузная женщина.       «Так не пойдёт. А если свернуть?» Он видел узкий коридор, через который проходило мало людей. Аахен припомнил карту дворца, которую от любопытства изучал месяц или два назад. Кажется, можно нырнуть в малый коридор и выйти к северному крылу. Пусть будет дольше, зато безлюднее. Главное, чтобы двери были открыты, и он нигде не ошибся.       Людей действительно оказалось меньше. Аахен бежал по тесному коридору, в который выходили двери подсобных помещений. Только бы успеть! Погрузившись в мысли, он не заметил, как налетел на человека в плаще. Оба стукнулись лба и упали на пол.       — Простите, я не со зла! — Аахен быстро подскочил.       Он хотел было бежать дальше, нет времени, чтобы поднять на ноги человека и извиниться вежливее. Но взгляд всё равно устремился на мужчину, и Аахен обомлел. Перед ним был Карл Жадис собственной персоной. Карла выдала белобрысая голова, а дальше Аахен сразу узнал его, ведь он читал все сводки и вести про членов Кровавого общества. Хоть Карл и убегал от ужасного врага, его глаза горели звериным бешенством. Лицо было в синяках и запёкшей крови, оно казалось более резким и противным, чем Аахен видел по стеклу и в газетах.       — Карл Жадис, — Аахен произнёс его имя, как будто зафиксировал факт.       — Аахен? Тверей? — неприятно воскликнул Карл, тонки голоса отдавали змеиным шипением.       Из плаща топорщился нож, Карл протянул руку в рукоятке. Но Аахен не двигался. Он смотрел на Карла и изучал буйный вид человека, бежавшего от абадоны. И думал больше не про абадон, а про старые атаки Кровавого общества. С таким же диким оскалом Карл Жадис, славный поэт Фанин Ястреб, взрывал людей и вонзал в чужие спины ножи? Карл тоже замер, ожидая, что предпримет старейшина. Как-никак за слабаком Аахеном могут прятаться вооружённые офицеры или сильные маги. Ехидно улыбался, словно в жизни не осталось ничего, кроме животной улыбки, и трепетал рукоятку ножа.       «Был бы у меня нож, — в голову Аахена проникла мысль и обдала вкусом горячей крови. — Хотя винамиатисы при мне, я могу позвать офицеров».       И он сказал на зенрутском языке:       — Я тебя не трону. Мне нужен ответ: вы были в восточном крыле дворца. Карл, как ты попал в западное крыло? Цубасара заблокировала проход.       Карл засмеялся мерзким скрипучим смехом.       — Да, заблокировала. Дворцовые люди не могут проникнуть к своей королевы и спасти её. Кто находился поблизости — тех она выбросила на площадь Славы. Но для меня Цубасара погасила огонь. И я пробежал! Цубасара сохранила мне жизнь. Не знаю, как объяснить это чудо!       — Я объясню — её дочь Нулефер называла тебя другом, — заметил Аахен. — Цубасара не убивает друзей своих детей. Лишь их врагов. Однако я бы на её месте сжёг тебе все внутренности. Вы с Тимером Каньете усердно сбили Нулефер с пути.       — Нулефер — взрослая девочка, — Карл вытер слюни со рта возле смеха. — Она сама решает, с кем её путь.       — Да, ничего не поделаешь. Нулефер по своей воли ушла к вам и сражалась с вами, помогала убивать и творить хаос. Она называла вас друзьями.       — И бросила нас, когда мы были на грани.       — Магией спасала вас от смерти в имени Казоквара, последними силами держала вас в канализации, когда Фарар направила на площадь Славы всю подземную воду. Молила моего проходящего мага отправить вас в Камерут. Нулефер не бросала вас, она ушла жить своей жизнью.       Аахен замолчал и чуть погодя произнёс:       — Ради Нулефер, Карл, я помогу тебе. Поверни налево, если правильно помню, за третьей дверью будет лестница вниз, ведущая в подвал. Но ты в сам подвал не спускайся, а беги через левую дверь наружу.       Карл хмуро покосился:       — Ты уверен?       Аахен не был уверен. Он легко мог уговорить Жадиса бежать в ловушку. Аахен зажмурился, от стены за окном, что был в одной из ближайших помещений, потянулась ветвь плюща. Она пролезла к Аахену, почесала у него за ухом и поползла за угол. Ветвь росла и росла, обвиваясь змеёй по стене.       — Там выход, — сказал Аахен. — Беги и быстрее. Ты задерживаешь меня.       Карл моргнул удивлённо глазами, его мозг ещё не до конца принимал помощь, предложенную Аахеном. Но жить хотелось. Карл кивнул и побежал. Аахен, вздыхая, слушал его ускользающие шаги. Мало ли что он планировал сделать с Жадисом в своих несбывшихся жестоких мечтах, не Аахену Тверею, сыну Леокурта Тверея, судить террористов и душегубцев. Он сам недавно расписывал в мечтах, как красочно будет убивать Ваксму Видонома. Онисей опередил его. И показал в дальнейшем, во что превратило Санпаву любопытство Тверея. Аахен ненавидел каждого члена Кровавого общества, кроме Нулефер. Когда узнал, что общество разбито, он оставил Нулефер одну в комнате и смеялся взахлёб счастливым смехом. И при этом любил Нулефер.       «Если я хочу наказать Жадиса, я должен сперва отдать Зенруту Нулефер, а её голову — лезвию воительницы. Нельзя одного прощать за преступления, а второго наказывать за них. Тем более, когда у самого руки чуть не искупались в крови».       Аахен выкинул из головы Карла как ненужное и лишнее в своей жизни. Надо бежать к Цубасаре. А этот пусть выкарабкивается сам. Может, на улице кто-нибудь узнает Карла и схватит его.       — Ааа! — услышал он пронзительный крик.       Падший Агасфер, это же за углом!       Аахен резко повернул и увидел солдата с окровавленным горлом. Карл крепко держал дрожащее тело и вжимал в шею нож.       — Ты его убил? За что? — закричал Аахен.       — У солдата револьвер. У меня только нож, который не всегда оказывается полезен, — Карл ухмыльнулся и склонился над телом солдата.       — Я дал тебе уйти…       — Спасибо, Тверей, — желчно сказал Карл, быстро снял с тела огнестрельное оружие и положил себе за ремень. — Я тоже дам тебе уйти. Ради Нулефер. Не стой над душой, не зли. Или я передумаю.       — Немедленно остановился! — прозвучало властно.       Карл только усмехнулся и направил на Аахена нож.       — Ты убьёшь меня, Тверей? У тебя нет ни оружия, ни магии, ни крепких кулаков. Что у тебя есть против меня? Цветочки и листики? Сопливый ботаник, зуб даю, я тебя ударю, и ты захнычешь как дитя.       — Ты не дорожишь своими зубами, — голос Аахен был холоден.       Он скрестил руки на груди и встал неподвижно. Карл пробурчал ругательство и впился глазами в Тверея. Нападать или нет? Он был в раздумье. И вдруг вскрикнул. Над головой Аахена пронеслись ветви плюща. Их было шесть штук, они стремительно обвили Карла, выхватили нож и револьвер и сжали в длинным путанных оковах.       — Пусти! Тварь! — захрипел Карл.       Чем больше он сопротивлялся, тем сильнее ветви впивались в кожу. Они росли в длине и окутывали Карла новыми путами, расширялись, дабы бывший освободитель их не смог порвать. Плющ обвил руки, ноги, вонзился в живот, сжал шею. Одна ветвь подняла нож и револьвера и принесла оружие в руки Аахена.       — Я дал тебе уйти ради Нулефер, которую огорчит твоя смерть, — сказал Аахен. — Второго шанса не будет.       Карл харкался, плевался, сыпался проклятиями, вырывался, не теряя надежду спастись.       — Нравится мой нож? — кричал Карл. — Давай! Ну же! Вонзи в меня! Или задушишь меня лианами?       — Фанин Ястреб, куда пропал ваш изысканный поэтичный слог?       Раскрасневшаяся морда Карла немного позабавила Аахена, и он издал смешок. Нож отливал серебром, сталь изящная, красивая. Только как им управлял? И зачем за это грязное дело браться ему? Аахен пробудил карманный винамиатис и сказал:       — Говорит Аахен Тверей! Я связал Карла Жадиса!       Он кинул под ноги Карла его и личное, и краденное оружие.       — Не я тебе судья. Зенрут.       Карл улыбнулся, хоть ветки и сжимали его тело до боли, через одежду стекала из ран кровь.       — Благодарю, Тверей! Умру с честью на глазах у Зенрута! Площадь Славы услышит последние стихи Фанина Ястреба! Да уж, — захохотал он, — я испугался, что умру бесславно как крыса в жалком и тёмном коридоре от руки, извиняюсь, от ветки уродливого учёнышки. Фанин Ястреб даст зрелище на площади Славы не хуже, чем Джексон Марион! Тверей, приглашаю тебя в первые ряды!       Аахен старался не слушать фанатичные счастливые речи. Хотел спасти Жадису жизнь, а поможет по-другому — подарит ему красивую смерть перед восторженной толпой. Аахен назвал в винамиатис местонахождение Карла и собрался уже бежать к Цубасаре, но проходящие быстро оказались возле него. Взяв Карла, они подхватили и Аахена. Генерал Лендарский наладил связь между Камерутом и Иширутом и ожидал его вместе с принцем Тобианом и советниками в здании Центрального полка. На все попытки Аахена объясниться, что он хочет протиснуться к Цубасаре, проходящий не стал слушать.       Когда Аахен оказался в Центральном полку, Тобиан скупо одарил приветственным взглядом. Под пустым выражением лица, который пытался изображать принц, пряталось отчаяние. Уж Аахена можно не обманывать напущенным равнодушием. Он сейчас тоже красовался перед Жадисом безразличием к его судьбе. А так хотелось задушить ветвями плющом! Ещё лучше впиться зубами в мерзкую морду. Тобиан показал рукой на свободный стул, говоря как бы «садитесь». И Аахен сел.       — Старейшина Тверей, — сказал Тобиан, подчёркивая титул, что наградили Ахена абадоны, — моя мать обречена. Её жизненный путь закончился в первую секунду, когда к ней пришла Цубасара. Я… не знаю, почему Цубасара так долго стоит в северном крыле. Я только… молюсь, что она убила нашу мать сразу, а сейчас погружена в свои раздумья и просто не хочет никуда уходить. Мы связались с отрядом Уилларда и Нулефер. Наверное, у детей Цубасары получится лучше докричаться до матери. Но у Уилларда и Нулефер другая миссия, которая важнее, чем спасение одного человека, хоть это и королева Зенрута. Пожалуйста, старейшина Тверей, не покидайте собрание. В отсутствии других абадон — вы их голос.       — Где ваш брат? — спросил Аахен.       — Во дворце Солнца, — слова дались Тобиану тяжело. — Он пришёл в себя и пожелал остаться во дворце, где погибает наша мать. Я люблю… любил её, Фредер ненавидел. Но Фредер остался с ней, а я ушёл.       Тобиан поправил уголок географической карты, разложенной на всём столе. Красными точками были отмечены территории, которые уничтожили абадоны. На карте почти не осталось белого места. А места, что отдавали светлым цветом, были пустошами, зарослями леса или глухими никому не нужными деревеньками. Хаш и Дренговский пролив ещё жили, несколько крупными городов тоже хранили белое молчание. К ним тянулась чёрная полоса, означающая путь абадон.       — Я принял решение, — сказал Тобиан. — Я отдаю Санпаву Камеруту и Ишируту.

***

      Сальвара бросился вниз, в окно. Взлетел стрелой и оказался на вершине колонны. Вроде она носит имя короля Жоао Первого, вспомнил Сальвара отрывки из истории Зенрута, которые подслушивал от Геровальда и его приближённых, когда ходил в шкуре зверя. Сиджед слабыми тонкими ручонками схватил его за тунику и прижимался к груди, мальчик боялся смотреть на ужасный творящийся вокруг хаос.       «Я спас его. Спас его», — повторял про себя Сальвара. Он страдал маловерием в свой успех. Неужели успел? Неужели вырвал Сиджеда из когтей Тимера Каньете, воистину оказавшегося оборотнем в теле друга!       — Я спас тебя… — Сальвара поцеловал Сиджеда в голову.       Он посмотрел вперёд. Площадь Славы, дворец Солнца были залиты светом и огнём. Ввысь поднимались чёрные столбы дыма, весь дворец был сражён красным безжалостным языком Цубасары. Подобно разбушевавшемуся вулкану огонь взрывался, плевался искрами, кусками лавы. Водные маги отчаянно стремились погасить пламя. Бесполезно. Что их жалкие потуги против гнева абадоны? Из окон прыгали обречённые люди. И почтенные придворные, и простые слуги, все были охвачены страхом. И видели только один путь. Вниз. Они падали, разбивались, ломали шеи и спины, на их покалеченные или уже мёртвые тела бросались другие люди. Пожилые слуги, доживающие свой век во дворце, маленькие пажи, прекрасные фрейлины — страх перед смертью от огня не щадил никого.       Только огонь был ложен. Он не съедал заживо, даже не кусался. Он прятал Цубасару и её добычу. Сальвара видел своим дыханием, что в недрах дворца таится истинное пламя, которое сожжёт любого, кто приблизиться к его повелительнице. Но люди, объятые страхом, не понимали, что Цубасара лишь отводит от себя внимание, Цубасара помиловала их, и они бросались навстречу смерти, нелепо веруя, что спасаются от неё.       Люди были охвачены безумием, дрались за прыжок из окна, неслись наверх, как будто на крыше меньше пламени. Под ногами Сальвары кипел муравейник. Они бежали, сами не зная куда, подчиняясь панике, другие мчались на помощь раненным, несли жалкие вёдра с водой. Храбрые мужчины развернули плащи и ловили падающих детишек. Отчаянный плач несчастных обитателей и гостей дворца взывал на помощь. Кто-то кричал, что огонь не жжётся, но их слова превращались в гул среди безнадёжного воя.       «Я могу их спасти», — подумал Сальвара. Он тоже абадона. Можно попытаться угасить огонь или же вытащить из дворца людей. Но стоит ли? Если они не понимают, что Цубасара играется с ними, отвлекает от расправы над их королевой, если они оказались заложниками своего страха и не способны разглядеть в огне уловке, зачем тратить время, чтобы открыть глаза слепцам?       Сальвара поднял вокруг себя небольшой вихрь и быстро заставил его исчезнуть, когда взгляды сотен перепуганных людей поднялись на колонну.       — Свобода! Свобода! — проревел Сальвара.       Он быстрым движением оторвал от груди Сиджеда и показал мальчика всему ошарашенному Зенруту.       — Свобода! Свобода! Король Сиджед возвращается домой!       При нём был винамиатис, который он отобрал у Тимера. Пробудив камень, Сальвара закричал Геровальду:       — Посылайте проходящего.       И воспарил к обусловленному месту, оставив дворец и зенрутский народ на растерзание страха.       Сиджед не отпускал тунику Сальвары, когда оказался в Торжественном дворце и увидел знакомые стены, знакомых людей, услышал голос родного отца. Сальвара заглянул мальчику в глаза и тихо сказал, почти шёпотом.       — Ты дома, моё дитя. Узнаёшь ли ты меня, Сиджед? Я спас тебя.       — Узнаю, Салли, — улыбнулся Сиджед. — Я тебя никогда не забуду. Когда ты человек, ты тоже хороший.       — Аще все абадоны оставались людьми, когда принимают человеческое тело… — грустно усмехнулся Сальвара. — Небеса единожды низвергли наш род, когда мы возвысились над миром. И сей ночью мы вторим предкам…       Он подошёл к Геровальду, окружённому гвардейцами, и бережно протянул Сиджеда. На лбу регента блестели капельки пота, от падающего света лампы казалось, что сбоку поседела прядь. Отец осторожно взял на руки сына и стиснул в крепких объятиях. На его глазах выступили слёзы. Сальвара усмехнулся и лёгким дыханием смахнул их. Встреча Геровальда и Сидежда должна стать счастливым событием двух самых близких людей, но Сальвара не выдержал и третьим присоединился к ним, обняв мальчика со спины. Абадона, регент, пленивший его, и малолетний король стояли как одна семья, разделяя общее счастье, проживая в мыслях возможное горе, что случилось бы, если Сальвара не успел бы.       — Сальвара, как мне отблагодарить тебя? — наконец, Геровальд пришёл в себя и приклонил колено перед абадоной. — Ты вернул мне сына. Спас его дважды. От плена. И от убийцы.       — Прежде встань. Ты мой друг, Геровальд, — сказал Сальвара. Он хотел улыбнуться, но не смог, взглянул на свою раненую ладонь, лицо исказилось болью. — Верни меня домой к жене и детям. Мои руки кровь познали, я человека убил. Не хочу жить с кровью, Геровальд. Верни домой.       — Ты увидишь скоро свой дом, Сальвара! — воскликнул Геровальд, не скрывая радости в голосе.       Сальвара повернул взгляд на Сиджеда, пощипал за щёки и сказал, как будто обращаясь в пустоту:       — Абадоны, соплеменники мои, завтра умрут?       — У нас появилась надежда остановить абадон до начала дня и отправить вас в Тенкуни под защиту семьи Твереев, но… Кто-то должен сдаться в этой войне, — вполголоса пояснил Геровальд. — На совете, который вы с Цубасарой прервали, старик Хелез и другие абадоны согласились закончить войну против людей. Они разочаровались в Онисее, ваш кумрафет подвёл друзей, соврал. Он ударил их и атаковал тенкунцев, прибывших с Аахеном на мирные переговоры. Но всё равно… Одна из враждующих сторон за Санпаву должна сдаться, чтобы и абадоны закончили войну. Какой вы задали нам трудный выбор.       — Поздно вы сотворите выбор, — Сальвара поймал рассеянный взгляд Геровальд и забрал у него Сиджеда. — Я отнесу младенца к Мариэлле. Геровальд, решай. Будь со своей страной. И не проси совета. Я уже ратовал. Я покоя хочу.       — Сальвара! Постой! — крикнул Геровальд. — Абадоны… Они переступят границы Санпавы, войдут в Камерут?       Сальвара бросил исподлобья туманный взгляд.       — Мы договаривались ратовать лише в Санпаве. Но Онисей нарушил одно слово. Быть может, нарушит и второе. Геровальд, не нарекай нас абадонами аки мы иные существа. Мы люди, такие как и вы.       Сальвара закрыл за собой дверь, и Геровальд остался наедине с офицерами. Он приказал всем выйти, кроме Нанцирского, который благодаря бинтам напоминал древнюю мумию. Раненый генерал сидел, король-регент мерил шагами кабинет. Признать поражение или сражаться до последнего, когда абадоны превратятся в безмозглых тварей и прибить их, и попытаться ещё раз отвоевать, используя последние осколки своих сил и вооружения? Прошло минут десять с исчезновения Нулефер, Уилларда и Тверея, как Цубасара напала на дворец. Переговоры тотчас прервались. И чего ждать в дальнейшем — неизвестно.       Цубасара пошла за Эмбер. Что ж, королева обречена. Герцог мёртв, наследный принц при смерти, а вместе него воскресший близнец. Или же самозванец, использующий магию лиц… Зенрут сломлен изнутри, он потерял не только доверие Санпавской провинции. Погублена династия! Завтра ему будет не до Санпавы.       Ах, если бы так было просто. Геровальду от отчаяния хотелось завыть на яркие звёзды и сверкающую луну. И он бы наверняка завыл, но ловил на себе выжидающий взгляд генерала Нанцирского. Где он ошибся? Когда? В чём? Проявил мягкость и не отправил абадон сокрушать зенрутские части, когда только получил их? Или мог бы успеть захватить Санпаву до похищения Сиджеда? Может быть, не потеряй Сиджеда, и Санпаву он завоевал, не прибегая к помощи тварей с прокажённого острова? Или не нужно было воевать вообще за этот кусок чужой земли, который никогда не принадлежал Камеруту? В чём ошибка?       Геровальд ясно представлял, как захватит Санпаву, завладеет её бессметными ресурсами, как превратит тихий край, который впервые в истории начал развиваться лишь стараниями Джексона Мариона, в богатую провинцию, что станет сокровищницей в Камеруте. У него ещё есть время побороться за Санпаву… Что получит взамен?       — Генерал Нанцирский, какие ещё залежи сероземельника и других ископаемых целы?       — Почти до всех добрались абадоны, — ответил генерал, тяжело роняя слова. — Уничтожена крупная шахта по добыче угля вблизи деревни Лиса. Шиское месторождение сероземельника, Крэйское, Потское, Пирсонское — их нет. По последним сведениям, абадоны своей магией находят даже те глубокие захоронения сероземельника, о которых санпавчане и не знали. Брейская шахта, Пантенская шахта разбиты. Река Сквожд разбилась на два русла, местами высушена. Ураканский хребет разбит. В местах преобладания водных магов — потопы и болота, в остальных же местах — сожжённая земля.       — Не продолжайте, — жестом руки прервал его Геровальд. — Двумя словами — Санпава мертва.       — Я бы сказал, тяжело больна. Район Хаша не тронут. Дренговский залив ещё не захвачен.       — Что мне этот Хаш? — сказал Геровальд после небольшого раздумья и внезапно вскричал. — Мне нужен сероземельник! Будущий винамиатис, которым Камерут будет торговать со всем миром! Им же Камерут будет кормить даже этих надменных тенкунцев! Воевать за Хаш? Чтобы получить его завод, на котором выращивают людей? Без винамиатиса я даже этот завод не заставлю работать!       Геровальд чувствовал, как его тело немеет, хочется плакать и выть. Он лишился доброй половины армии в первые же полчаса атаки. Он едва не потерял сына! И от руки кого? Врагов, что держали мальчишку в заложниках? Нет, преступника, которому глупо доверился отец короля! Сына вернул лишь благодаря помощи абадоны, чьё племя объявило ему войну.       Надежда есть отвоевать ещё Санпаву. А дальше? Восстанавливать разрушенные испепелённые земли? Лишь местные жители будут рады, что Санпава присоединилась к Камеруту, и они теперь свободны от бездушной Конории, а рабы могут снять ошейники и обрести права камерутского подданного. Конечно, придётся признать и Джексона Мариона, ставшего для санпавчан вождём и отцом народа. И насладится той разорённой частью, которая перешла к Камеруту. Именно что частью, ведь треть Санпавы забирает Иширут. Можно и с ним повоевать…       Геровальд взглянул на лицо Нанцирского. Высший генерал стал уродом, потерял руку, его нахождение рядом с регентом лишь чудо. Другие доблестные генералы, бывшие в Санпаве в момент нападения абадон, не выжили. И тел вовек не найти, чтобы похоронить с честью.       Не можно. У Камерута нет уже сил воевать! Ни камерутской армии, ни тенкунских наёмников — всех смели абадоны.       Нужно объявлять о поражении. Обратиться по винамиатису к Зенруту и сказать, чтобы забирали свою мёртвую Санпаву к себе. И пусть дальше что будет, то будет. Он сядет в своём дворце, обнимая сына, наслаждаясь обществом Сальвары, пока абадоны терзают Санпаву. Переждёт кровавый день, отправит проходящих за пустоглазами и вернёт их на остров, отдав долг Сальваре. Вот ещё, заявлять о капитуляции при абадонах в самой Санпаве, подставляя опасности свою жизнь! Ведь что у них на уме на самом деле? Может, только и ждут, чтобы собрать трёх королей и оторвать монархам головы? Первейшего старейшину не спас высокий пост. Даже если абадоны и не тронут королей, один чёрт — какое это унижение для монаршей особы!       — Генерал Нанцирский, — нахмурился Геровальд. Тягучие мысли так и бурлили в голове. — Сколько абадоны будут добираться до границы Камерута и Зенрута?       — Два часа, или меньше, — кашлянул Нанцирский кровью в бинт.       — Я объявляю о капитуляции Камерута. Соберите генералов.       И он с раздражением отвернулся от генерала. Вот бы стать как Сальвара, взять на руки ребёнка, сказать, что устал от крови и уйти. Не получится. Когда-то он смотрел на умирающую жену и ждал её гибели ради этого дня, дабы стать повелителем Камерута и принимать от имени целой страны сложнейшие решения. Это его бремя, наказание за ошибки.       Камерут потерял Санпаву и армию. Но отец вернул себе сына. И нужно быть благодарным нынешней ночи хотя бы за Сиджеда.

***

      Известие об абадонах застало Ирвина Шенроха ночью, когда он, ничего не подозревающий, утомлённый долгими штабными осуждениями лёг поспать перед завтрашним возвращением на фронт. Первые минуты доказали всю чудовищность абадон и ничтожность людей, пытавшихся противостоять им. Иширутские войска, сражающиеся за Зелёную низину, были потеряны меньше чем за час. И абадоны шли дальше, к границам Иширута, где засели оставшиеся ряды.       Такого вероломного нападения мало кто ожидал. Зенрут и Камерут всё дальше и дальше отодвигали день атаки абадон, страшась их боя, их мощи. Абадоны сдерживали Зенрут и Камерут от нападения друг на друга океанскими тварями, ведь каждая яростная дуэль между соплеменниками приведёт к разрушению местности в Санпаве, и во век не восстановишь их земли. А враг ещё может переправить абадон к тебе в столицу… Но, когда Зенрут захватил короля Сиджеда, для Шенроха прояснилось, что задница у Геровальда теперь без штанов. Первым он не атакует. Нужно ждать абадон Зенрута.       Шенрох закупил у Тенкуни ещё проходящих наёмников, боевых магов, снабдил солдат и офицеров зельями перемещения и прочими магическими снадобьями. Он хотел отступать, переждать битву абадон в Ишируте и лишь после боя снова занять земли, если только победят абадоны Камерута… Король Иги, главнокомандующий армии, запретил поворачивать назад. Санпава принадлежит Ишируту! И ни один солдат не переступит обратно через границу, пока не закончилась война! Своё должно быть возвращено назад.       Побрал бы его императорский выродок!       Зенрут не будет играть по правилам, когда изнутри Санпаву разъедает ещё и Джексон Марион, правитель без короны. Уж Шенрох-то знал, как воюет Зенрут. Будь он на месте короля, владеющего абадонами, он бы направил их тихой ночью на незащищённые спящие войска. Далёкая анзорская школа… Никогда не забыть твои уроки.       Ирвин Шенрох изнывал от нетерпения, сидя в генеральном штабе, что базировался в иширутском городе Вайл на границе с Санпавой.       — Генерал Шенрох, через тридцать минут абадоны будут возле шахты сероземельника в Никиасе! — доложил штабс-капитан Грей. — Проходящие маги не справляются с эвакуацией наших трёх дивизий.       — Его Величество запретило вам отправляться на фронт, генерал! — вспылил генерал Феслинский. — Он приказал вам поддерживать командование в штабе.       Обгорелое лицо Шенроха дёрнулось, белёсые шрамы заалели кровью.       — Если мы будем сидеть на этом стуле, через несколько часов от нашего штаба останется пыль! Грей, приведите ко мне проходящего мага.       — Но Его Величество… запретило… — штабс-капитан медленно стал отходить назад, когда Шенрох вперил в него суровый взгляд. Шрамы генерала покраснели, возле глаз вылезли вены.       — Грей, сопроводите Его Величество в Камерут на переговоры трёх королей.       Шенрох обвёл взглядом военный штаб и иширутских командиров, склонившихся над картами. За короткий срок, пока служил Ишируту, он немного… привязался к новому окружению и новой жизни. Шенрох на полях сражения вёл иширутские войска в ожесточённые битвы, в ставке корпел над тактикой и стратегией, совещаясь с иширутскими командирами, которые хоть и относились к нему как к чужаку, но почтительно следовали за его приказами.       Ирвин Шенрох опасался абадон, планировал уйти в тыл и дождаться решающего боя, что свершат островными проклятые создания. Король Иги дал наказ: идти вперёд. Против воли короля, который изредка вспоминал, что он, оказывается, король, не мог пойти даже его главный командир.       — Генерал Уистлицкий, генерал Феслинский, генерал-майор Эрхат, займитесь выводом людей из Вайла. Я предсказываю, что абадоны пересекут нашу границу.       — Почему вы так полагаете? — спросил генерал-майор Эрхат. — Абадоны обещали захватывать только одну Санпаву для государства, выставившего их на фронт.       Шенрох оскалился. Он снял фуражку, обнажая лысую голову, усеянную незаживающими рубцами.       — Вы верите абадонам после их игры слов с кем же Онисей и Мегуна хотят биться? Я вас умоляю. Для них нет ничего святого, кроме их острова. Абадоны воюют не за справедливость, а за кровь. Я их понимаю.       «Я сам упивался чужой болью».       Сборы Шенроха были короткими. Он снял с себя оружие, оставил фуражку на столе и сказал своему адъютанту, проходящему магу Гэрри Дасу, переправить его к войскам, стоящим у Никиаса.       Шенрох оказался на холме, так он приказал проходящему, и увидел с высоты хаос, окутавший ужасом дивизии. Люди были будто муравьи, копошащиеся, лезущие друг на друга. Лошадей не хватало, конница давно покинула местность, прихватив тех, кого могла. Триста проходящих изнурительно спасала шестьдесят тысяч людей. Земные маги возвели оградительную стену, дабы как-то захватить лишние секунды, когда к ним придут абадоны. Каменная широкая крепость возносилась на тридцать метров. За нею толпились бежавшие спасающиеся санпавчане, тщетно стуча по камню кулаками, разбивая их в кровь. В самих войсках раздавались крики бежать, нестись прочь на своих двух ногах. Но командиры не разрешали отступать.       Поздно, понял Шенрох. Они опоздали на несколько дней. Побежишь, и абадоны побегут за тобой в Иширут. Шенрох глянул в бинокль. На чёрной узкой полоске горизонта блистали яркие огни, возгорался столп света. Как смертельный рассвет абадоны шли к людям.       — Гэрри, доставь меня вниз, — сказал Шенрох       — Так точно, — ответил проходящий, тридцатипятилетний капитан с вытянутым лицом. Гэрри Дас в лучшие молодые годы променял Тенкуни на Иширут ради военной славы и уже не возвращался в родную страну. Шенрох взял Даса в адъютанты за его скорость и сноровку, а также видя, что Дас лучше всех понимает своего генерала.       Шенрох переместился в пекло суеты. Солдаты, сержанты и наёмники бились за место в очереди. Их крики были сильнее приближающего грохота абадон.       — Генерал Ирвин Шенрох! — он представился командиру. — Дайте мне револьвер и саблю!       Пальцы ощутили гладкий металл револьвера. Какие же родные чувства! Шенрох для лучшего вида перед солдатами вскочил на чёрного коня и сделал выстрел в небо. Сразу затихли голоса. Море отчаяния сменилось могильной тишиной.       — Захотели под трибунал? — зарычал Шенрох. — Так вы пойдёте. Предупреждаю, следующая пуля вонзится вам в голову. Устроили гвалт! Собраться с духом! Встать смирно! У нас есть время эвакуировать часть людей. Оставшиеся сразятся в последней битве и вонзят свои острые зубы в глотки этим адским тварям! Вы хотите бежать? А куда? За вами Иширут. Давайте же, приведите абадон в дома ваших матерей и дочерей! Вы барьер, охраняющий наши границы! Двинетесь назад, и кровь иширутских детей поляжет на ваши руки!       — Мы не спасёмся! — истошно закричал юноша с меткой летуна на груди.       В воздухе бахнуло. Кровавые брызги вылетели из головы мага. Тело упало под ноги товарищей, и мозги потекли на чужие сапоги.       — Я не повторяюсь, — прищурился Шенрох.       Он разразился приказами, обскакивая толпу. Куда вставать, кто пойдёт первый, а кто вторым. Маги и отличившиеся в боях офицеры с солдатами были отобраны для мести абадонам. Слабых уводили проходящие. К отправке людей в безопасные зоны Шенрох привлёк и Даса. Ни один проходящий не должен оставаться в стороне.       — Мы смертники! Мы погибнем, но не дадим абадонам вступить за наши границы! Верьте в нашего короля! Верьте в ваших командиров! Верьте в свои силы!       Изуродованный генерал, не прячущийся в ставке или в столице, подарил иширутчанам мощный прилив энергии. Ни один мускул ни дрогнул на его лице.       — Мы побьём абадонам! — кричал герой Анзорской войны.       — Мы защитим наши земли! — яростно взывал беспощадный убийца прошлого.       «Мы погибнем» — Шенрох говорил себе другие слова. Правильнее было бы остаться ему столице или пойти с королём Иги в Камерут на переговоры. Но долг не позволял бросить на жестокие игры абадон людей, которых он взял под свою защиту. И не спас, когда было время избежать встречи Иширута и абадон. Когда он мог выступить против короля и вывести иширутчан из Санпавы. Гэрри Дас то появлялся, то исчезал. Пусть будет занят делом. Хоть не сможет унести в тыл своего командира.       Последние приказы Шенроха потонули в грохоте оглушительных выстрелов. Офицеры стреляли вверх и кричали:       — Посторонние! Назад!       Через каменную крепость на верёвках и кошках перелезли отчаянные санпавские смельчаки. Пятеро мужчин, покрытые пылью, с израненными лицами застыли на коленях под прицелом иширутских револьверов.       — Спасите нас! — взмолился один из них, переводя дыхание. — Они идут… они близко… Они не пощадят нас! Наших домов уже нет. Ничего нет…       — Пошли прочь! — вскричал офицер. — Через пятнадцать минут абадоны уничтожат наше укрепление! Мы не можем ещё и вас спасать!       — Прошу! — мужчина схватил офицера за сапоги. — Там наши дети! Мы бежали к вам в надежде, что вы спасёте нас! Я помогу вам, я врач!       «Жаль, ты не целитель», — вздохнул Шенрох. Санпавчане не поднимались с колен и только просили, чтобы иширутчане послали хотя бы парочку проходящих к их детям. Армия захватчиков была для санпавских людей единственным спасением. «Как вы нам поможем?» — подумал Шенрох и поймал себя на мысли, что за долгое время хочет о ком-то позаботится. Проходящие маги не спасут даже иширутские части, не вырвут тенкунских магов, уж не до санпавского народа им. Отдаст Шенрох своего коня, далеко ли умчится на нём санпавчанин? Абадоны подступают.       Он слышит свист ветра, трясение земля, чувствует, как иссушается воздух. Небо затмили стаи птиц, летящих с ужасом от врагов всего живого. Маги-разведчики сообщили, что абадоны уничтожили последнее месторождение сероземельника, которое было на их пути к Никиасу. Земным абадонам стоило только взглянуть вниз, как волшебный камень распался на тысячи мелких бесполезных крошек.       — Откройте проход, чтобы санпавчане могли бежать дальше! — приказал Шенрох. — Выделите пятьдесят проходящих для гражданских! Спасайте в первую очередь женщин и…       Пронеслась чёрная пелена. Шенрох увидел улыбающегося мальчугана с вырванным зубом, чьи полосы на лице, нарисованные углём, зыбким сумраком освещали звёзды. Мальчик скалился и держал перед Шенрохом острый нож.       -… и детей, — зашептал Шенрох.       Что такое? Опять эти воспоминания? Так, расслабься, набери полные воздуха лёгкие! Подумай о другом, более приятном. И он представил.       Шенрох находился в оккупированной анзорской деревне. Местные жители были схвачены и стояли на коленях в луже из свиного дерьма, руки были связаны за спинами. Шенрох, воссев на белого поджарого коня, проезжал взад-вперёд мимо людей, позвякивая медалями на зелёном мундире.       — Кто разведчик? Кто разведчик? — бархатным голосом повторял он.       Анзорийцы лишь лютой ненавистью взирали на полковника Шенроха.       — Не скажут, — молвил Сэмил Даргин. — Анзорийцы умеют хранить молчание, мысли их также плотно закрыты для мыслечтецов как и рты. Тут и пытками не поможешь. Пристрелить бы их, полковник.       — Нет, — облизнулся Шенрох. — Пристрелить и закапать? Какая быстрая скучная смерть! Столько наших солдат и магов положили! Даргин, принесите мне топор и ножи».       И Шенрох с болезненным удовольствием принялся за дело. Отрубал анзорийцам палец за палец, отнимал кому ноги, кому руки, кому глаза. Он проходил через связанную толпу людей, вглядывался в них, изучал муки ужаса на лицах пленников и спрашивал адъютанта, чем занимается тот человек. Доярка оставалась без рук, пахарь без ног, певец без языка, художник без глаз, пекарь без носа. И каждому Шенрох отнимал пальцы, наделяя анзорийца жуткими культями.       — За Миковского, за Фавровского, за Натансона, за Меччи, — повторял он фамилии боевых товарищей, первыми погибших за войне. — К реке их!       Анзорийцев привели к реке. Шенрох приказал их развязать и засмеялся:       — Переплывёте, то считайте, вы заслужили от меня милость.       Пленников бросили в реку. Шенрох вооружился револьвер и стрелял. Из тридцати изнеможённых израненных людей только десять пересекло другой берег, преодолев бурное течение и пули полковника. Зенрутские солдаты тряслись, со страхом смотрели на своего командира и с жалостью на анзорийцев. От их нелепого сочувствия Шенроха пробрало отвращение. Уже завтра эти покалеченные анзорийцы разведут костры, схватят непутёвого воришку или распутную девку и сожгут на костре, моля богиню Арб об отмщении полковнику Шенроху. Он воотчию видел, что анзорийские жертвоприношения это не мифы.       — Пойдёмте в другую деревню, — немедленно распорядился Шенрох. — Много у нас дел. Кровь за кровь.       Кровь за кровь… Проблема не в крови, а в удовольствии при её виде.       Небо покрылось серовато-сумрачным светом. Алая заря в виде огня абадон, застывших над вершиной крепости, встала перед иширутчанами. Тучи расступились, магический лучик света освещал врагов, которым так хорошо шли к лицу старинные одеяния.       — Пощадите! — закричали санпавские женщины и дети, беспомощно цепляясь за иширутских офицеров.       Абадоны о чём-то пошептались. Их главарь Дионс взмахом руки перебросил санпавчан через высокую стену на сторону абадон. И уступил дорогу другу. Мужчина, окружённый каменными доспехами, вяло покачал ногой, паря в воздухе. Шенрох вперился в его уставшие скучающие глаза. Абадона был явно не на своём месте. Он смотрел на иширутчан как на ненужный мусор, которого его заставили убрать. Утомительно же разгребать завалы отходов и грязи! Шенрох изучал его тоскующий взгляд, пока камень осыпался со стены, а земля под ногами раздвигалась и проглатывала иширутчан. Никакой страсти и желания наиграть вдоволь с врагами! Шенрох на его месте повёл бы не так.       — Пронзите их огнём и камнем! — заорал во всё горло пришедший в себя генерал. — Цельтесь в глаза! Они защищены меньше всего!       Шенрох на своём коне бросился вперёд, ведя за собой иширутчан. Нужно сбить абадон с воздуха, прострелить их поганые головы! Раз не спастись, то погибнуть в бою с достоинством. Времени совсем нет, скоро покажут свои силы оставшиеся твари, и от их рядов не будет даже пыли.       Едва Шенрох переварил эту мысль, его конь задел каменный выступ. Закричал, встал на дыбы и упал, не удержавшись на ногах. В глазах потемнело. Шенрох упал, мчась на большой скорости, тяжёлое тело коня рухнуло на него.       Поднимаясь, держась за голову, генерал видел воспаряющие красные огни, бешеные камни, давящие иширутчан. Нога подкосилась, Шенрох вновь упал. И вдруг он увидел, что абадоны стали опускаться к земле. Шенрох лежал за телом коня, впереди были руины стены, за ними абадоны.       Твари, океанская погань, внимательно изучали местность, чтобы наверняка прихлопнуть каждого живого иширутчанина. Внезапно на руинах что-то зашуршало. Показался иширутский молодой солдат. По щеке с головы тёк ручеёк крови, солдат прижимал правую руку к груди. Он замер, посмотрел на абадон, резко подскочил и метнул руку. Камень вырвался из его кулака. И попал точно в глаз земному абадоне.       Абадона схватился ладонью за глаз, зашатался на ногах, непроизвольно подался вперёд и оступился о камни, в которые сам же измельчил стену. Его земной щит вздрогнул, осыпался, и абадона рухнул. Удар пришёлся виском на острую глыбу. Абадона раскрыл глаза, в них застыло мучение, он протянул руку. Голову солдата охватили каменные тиски. Абадона сжимал кулак, и вместе с ним сжимались оковы солдата.       Громыхнуло так сильно, что враги встрепыхнулись. Земной муж расслабил руку, пуля Ирвина Шенроха разорвала его голову на кровавые ошмётки.       — Гэрри! — закричал Шенрох.       Он пронёсся к солдату-герою, схватил за шкирку и толкнул в руки проходящего мага.       — Вперёд! Мы их убьём! Мы их убьём!       Шенрох занёс перед собой саблю, как вдруг перед ним воцарился Дас. Генерал лишь мельком увидел летящую на них сверху лавину камней, как в глаза проник яркий свет.       Он, вытащенный своим адъютантом-магом из битвы, стоял на мягкой холодной траве, покрытой ночной росой. Мерцала яркая луна, а маги света и тьмы вдобавок освещали густое зелёное поле. Солдаты, офицеры, санпавские жители, все кучковались толпой на западе Иширута, за двести миль от кровавых боёв. Шелестели птицы, дрожали листья. Трава была совсем тонкой, нежной, молочной, ждущей летнего рассвета. За деревьями бил родник, наполняя воздух свежестью.       Шенрох поёжился. Сразу стало неуютно и противно. Этот холод, эта лёгкость, тихие звуки птиц и животных, всё напоминало анзорские ночи, когда войска грозной армии оказывались беззащитными перед чудовищными врагами с детскими личиками.       — Гэрри! Верни меня на фронт! — потребовал он.       — Генерал Шенрох, абадоны уже напали. Всё кончено, — заметил проходящий.       — Не всё, Гэрри. У меня ещё есть возможность прибить одну из этих тварей. У тебя — спасти выживших. Возвращай на фронт, или отдам под трибунал.       — Трибунал пройдёт в эту секунду при помощи вашей пули в лоб, — хмыкнул Гэрри. — Знаю я ваши методы, генерал. Было приятно с вами познакомиться. Вы прекрасный человек.       Гэрри поникши улыбнулся.       — Встретимся ещё раз со злом? Я вас не оставлю в Санпаве одного.       Шенрох глянул на него с сожалением и вздохнул. Какой бесстрашный человек, ему бы жить да жить. Но он увидит сейчас изувеченные и искорёженные трупы людей и уже никогда не вернётся к нормальной жизни, если выживет. Шенрох вернулся после Анзории в Зенрут, но не домой. Обыденность так и не стала частью его. Всё насущное, повседневное умерло с ним на Анзории. Шенрох стремился на фронт, только там он чувствовал себя живым, целым. В этих бесконечных звуках стрельбы, под дурманящим чувством мести и злобы он расцветал.       — Ты со мной, Гэрри? — тихо спросил Шенрох.       — С вами, генерал, — ответил проходящий.       — Перемести меня аккурат перед абадонами, — доверительно сказал он.       — Будет исполнено, генерал!       — И запомни, с того дня, когда впервые вступили на войну, мы убили в себе человека и стали воинами. Мы… бракованные люди. Погоди… Передам в винамиатис королю Иги, чтобы заканчивал войну.       Огонь, пыль, удушливый дым, расплавленные людские тела, Шенрох и Гэрри оказались под завесой дыма. Грохотала земля, слышались обвалы, выстрелы и взрывы. Абадоны шли вперёд, гордо переходя трупы сожжённых, задушенных или раздавленных людей. Под их ступнями ещё дышали выжившие. Абадоны с лёгкой брезгливостью отходили в сторону.       — К нему, — прошептал Шенрох, показав на спину воздушного мага. Тот больше всего крутил головой и создавал впечатление нерасторопного и медлительного человека. Шенрох вздохнул. Он живой. Ещё живой. Он справится. Револьвер плотно держится в руке.       Гэрри, схватив генерала, прорвался через заслон дыма и с лёгкостью бросил его перед спиной абадоны. Типичный звук проходящего мага заставил врага повернуться. Шенроха обдало холодным воздухом. Где же лицо абадонской сволочи? Где его надменные глаза? Тварь скрывал плотный воздушный поток. И всё равно он нащупал её.       Ту мелкую брешь, которую прорвала его пуля.       Абадона утробно заревел. Шенроха отбросило назад. В магических доспехах засияла дыра. Генерал едва заметил её, как она начала затягиваться. И он рванул. Вцепился пальцами в поток воздуха, который был прочный как каменная изгородь, и выстрелил снова.       Кровь брызнула ему на лицо. Шенрох упал вместе с абадоной, придавленный его телом.       — Убили! Убили! — вознёсся рокот абадон над пустошью. — Озию убили!       И вдруг люди стали подниматься на ноги. Иширутчане пробирались через завалы трупов, разгребали себе проходы к воздуху, вылезали сотнями на свободу через тела своих товарищей. Маги летели на абадон, подбрасывали вооружённых манаров к врагам. Раздавались новые оглушительные взрывы и выстрелы, абадон атаковали их же огнём. Маги-перемещатели старались разорвать врага на части.       — За генерала Шенроха! — закричали несущиеся на смерть иширутчане. — Мы их убьём! Мы умрём!       Упал один абадона, побеждённый пулей, затем второй, раздробленный на части.       И когда Шенроху показалось, что всё уже заканчивается, его взяли за горло. Магической силой подняли воздух и посмотрели в глаза. Шенрох столкнулся с древним ужасом, закипело и заклокотало в душе. Тёмные глаза абадоны смотрели прямо вовнутрь генерала, обнажая всю его сущность. Шенрох дёргался, стремился сорвать невидимые оковы. Абадона молча развернул его и показал сражение. Град камней летел на иширутчан. Земля засасывала и давила противника. Огонь пожирал скованных узников.       Ещё одно сражение, в котором сила и благословение богов остались за абадонами.       Абадона повернул генерала к себе.       — Узри смерть, полководец.       — Увидь смерть!       Так шептал анзорский мальчик, крутящий перед носом Шенроха ножом. Ребёнок смеялся дьявольским тихим смехом, обнажая полубезубый рот. Он резанул по горлу. Кровь хлынула из раненной шеи. Полковник схватился за рану, прижал сосуд. Воздуха! Как он задыхался! А мальчик и не думал убираться. Нож прошёлся по животу. Следующее ловкое движение превратило эту рану в крест. И ещё взмах ножа. И ещё. Мальчик резал и резал полковника Шенроха по животу и груди, вырисовывая узоры на его сломленном теле.       Шенрох не видел, как убрался ребёнок. Он не поверил, когда целители сказали, что прошла уже шестица. Её Шенрох провёл в бреду. Он выжил и превратился в исполосованного сталью урода.       — Какими были анзорские дети? — после войны спрашивали у Шенроха гражданские люди, далёкие от битв и пороха.       — Чудовища! — говорил он, сжимая зубы, чтобы не прикончить любознательного идиота. «Чудовища с кроткими лицами и дикими глазами».       У абадоны был иной лик. Полный мести и злобы, изжигающий из себя страстное желание стереть с земли всё человечество. Абадона поднял Шенроха повыше. Маг воздуха, догадался генерал. Тут же, не позволяя ещё подумать и попрощаться с жизнью, его пронзила боль. Абадона разрывал противника. Воздушный поток лезвием снёс Шенроху половину носа, оторвал пальцы на правой руке, избавил генерала от пальцев на левой ладони.       — Кровь за кровь. Мы на войне, не моли о пощаде, — туманно произнёс абадона.       Боль прошлась по пальцам ноги. Но оторвать их абадона не успел. Вспышкой молнии появился Гэрри Дас и выдрал генерала из лап противника.       Проходящий маг сам был ранен, правая рука тряпкой свисала вниз. Он тяжело дышал, но улыбался, смотря на лежавшего на молодой траве генерала. Шенрох протянул над собой руки. Культи с обрубками! Горячие слёзы поползли по щекам. Шенрох всегда ненавидел свой изувеченный живот, долгий шрам на шее, обезображенное огнём лицо. Ко всем уродствам добавились и руки-обрубки, отрезанный нос.       Серая дымка тумана витала над Шенрохом. Пролетел кричащий ворон. Сорвавшись с ветки, лист осины упал на почерневший ладонь, обдав рану жгучей болью.       — Сколько времени… — выдавил из себя Шенрох. — Король Иги уже сдался?       Гэрри совещался с офицерами, пока целители ухаживали за генералом.       — Нет, генерал. Король настаивает на капитуляции врагов.       Тьма! Проклятие! Дурак! Война уже проиграна абадонам! Санпавские ресурсы уничтожены. Ишируту больше не за что держаться за чужую землю! Проклятье! Придётся повидать короля лично.

***

      Нулефер вдохнула обжигающий лёгкие воздух. Она закашляла, почувствовал острую боль.       — Стой в моём куполе! — молвил Хелез.       И её накрыла успокаивающая завеса. Звёзд не видать. Впереди и сзади только неприступная тьма и удушающая пыль.       Вдруг Нулефер услышала за спиной.       — Сестра!       Она обернулась и тотчас оказалась в объятиях Уилла. Сначала Нулефер не поверила своим ушам. Как так Уилл оказался почти в одном месте с ней? Почему она не заметила его по хлопкам проходящих или по световым знакам, если он прибыл раньше неё? Брат тоже парил в воздухе, в защитном куполе абадон. За его спиной стояли тенкунские воины и абадоны, что отправились за Аахеном. Сквозь печально лицо Уилла проглядывала улыбка. И Нулефер тоже невольно улыбнулась. Может быть, она больше и не увидит своего брата-абадону. Глаза Уилла были тёмными, голос осел, шею сковывал чёрный ошейник. Глянув на него, Нулефер поняла, что этой ночью он пережил куда страшные события, чем она, когда видела разодранные санпавские земли на переговорах с Мегуной.       — Мы появились на секунду раньше вас! — сказал Уилл, дуя себе на ладони, на которых вскочили волдыри. Видимо, он тоже познал на себе абадонский жар отравленной огнём местности. — Скоро придёт Онисей. Представь себе, вчера на этом пустыре были горы!       — Уилл, у нас мало времени, но расскажи, что произошло во дворце? Говоришь, Огастус пытался убить Фредера? А его кто убил? Ты?       — Очень долго рассказывать. Огастус собирался убить Фредера. Мы с Люси набросились на него…       — И Люси в этом замешана? — удивилась Нулефер.       — И Люси, — чесал горящие волдыри Уилл. — В итоге, я убил Огастуса, разбил об его голову керосиновую лампу. Но Фредер... Он смертельно ранен и отравлен. Королева Эмбер стоит рядом с кроватью Фредера и проклинает всех на свете. А Тобиан объявлен новый наследником. Долго опять же рассказывать, почему премьер взял Тобиана. Прими как данное. Я тебе потом все расскажу. Идёт Онисей.       Рокот и гул усиливались. Ветер нарастал, Хелез и воздуховики напряглись, чтобы устоять на месте и удержать купола, в которых прятались люди. Вдали показался огонь. Он зажегся маленькими точками словно звезды и летел, растаптывая под собой все живое.       — В пяти милях дивизия камерутского генерала Тикского! — воскликнул Осюрмат. — За ней городок Эпел численностью десять тысяч человек.       Абадоны встали перед людьми. Они слышали, что Фаджая ударил их кумрафет, избранный ими же. Онисея было не узнать. Как рыцарь, закованный в латы, он был в каменном доспехе поверх железного. На поясе висела связка винамиатисом. Взгляд был ожесточён, беспощаден. К ненависти примешалась ещё и жгучая обида за разрушенную спокойную жизнь, из которой вырвали Онисея. Возле него стоял верный Имван. Другие же абадоны летели чуть медленнее, сзади.       Онисей остановился перед маленьким человеческим отрядом, бросившим ему вызов во второй раз. «Похоже, мы его только злим», — подумала Нулефер.       — Кумрафет Онисей, — Нулефер и Уилл, взявшись за руки, выступили вперёд. — Признаешь ты нас абадонами, сыном и дщерью абадоны Цубасары?       Онисей скрестил руки на груди. Земля под ним задрожала. Злится, теряет терпение.       — Признавать признаю, но разговаривать не хочу. Я объяснил уже человеческому старейшине, что жалеть врагов не буду. Они будут убиты. Дабы абадоны жили, покуда не спадут их чары.       Было время, когда и Нулефер думала как Онисей. И вот она оказалась по другую сторону врат. «Мы ничтожны перед ними» — снова появилась эта мысль. Было время, когда перед лицом и стихией Нулефер ничтожны были другие люди…       — Короли договариваются о мире, — сказала она. — Скоро они выберут победителя и проигравшего. Онисей, облегчите страдания неповинным людям. Подождите их решения спокойно и без убийств. Так вы вернётесь домой и расскажите свою историю детям и потомкам.       — Мы не смеем пойти на ваши условия, ибо верны своим словам! Нулефер и Уиллард, дети Цубасары, уходите прочь. Вы абадоны, вас я не убью. Но вашим друзьям мало не покажется, еже вы не подчинитесь кумрафету, коему подчиняется ваша мать.       — Абадоны! — закричал Уилл. — Вы слышали, ваш кумрафет угрожает друзьям абадон! Мы пришли к вам безоружные только поговорить, но Онисей собрался убить наших друзей, с которыми мы разделяли пищу на корабле, бились спиной к спине, с которыми вместе расправлялись со старейшинами, что пленили вас!       Онисей ощетинился, земные доспехи увеличились в объёме. Хелез и Харим притянули купол Нулефер и Уилла к себе. Опасно злить Онисея. Тем более, в его рядах чувствовался раскол. Имван смотрел на вечных людей тем же взглядом, что и кумрафет. Ватаж, Амас и Наав переглядывались со смятением и возмущением.       — Цубасара, ваша мать, горела местью за вас, утерянных чад и погубленного мужа, вашего отца! Огонь испепеляет её душу! Рвётся к возмездию! А вы, её дети, признающие её богов, встали на сторону её врагов. Вы али заблудились и достойны лише моей жалости, али предали свой народ! А предатели не могут нарекаться абадонами.       Хелез ловко перепрыгнул через головы Нулефер и Уилла, затянул щит вечных людей второй воздушной плёнкой и сказал:       — Когда храмы богов и дворец Агасфера закроют двери перед Нулефер и Уиллом, когда их укусят окиянские твари, таче абадоны отрекутся от детей Цубасары. Онисей, не забывай наших законов. Скинь пелену со своих очей. Тебя взывают забыть ненависть.       — Советуешь сдаться, страче? — заревел Онисей и кинулся к Хелезу.       Адат схватил Онисея за руку и опалил его броню своим огнём. Онисей взмотнул головой. На него смотрели его соплеменники, а он сорвался. Бросился с кулаками на абадону, на пожилого мужчина из своего же селения.       — Абадоны не сдаются. Мы верны нашим словам. В пяти милях камерутские воины, их проходящих мало, дабы спасти двадцать тысяч человек. Наше слово, данное зенрутским королям, — уизнечтожить сею армию. Но за ней град. Обойди, его. Иссуши реки, вырви с корнями деревья, окружи град безднами, но людей не осязай. Пройди мимо града и вражеской армии, что стоит под его стенами.       — Враги должны сдаться! — возмутился Онисей.       И едва он это сказал, как земля разверзлась, расщелина понеслась к городу и войскам. Исчезло всё, проваливаясь в необъятную пустоту: и камни, и песок, и реки лавы. «И люди», — вздохнула Нулефер.       — Онисей, — крикнул Уилл. — Послушай нас, абадон, выросших с вечными людьми! Ты победитель в этой войне. Закончи её красиво. Вернись домой к детям, жене и соплеменникам мудрым вождём и достойным предводителем народа. Смилуйся над теми, кто лишён защиты богов.       Вдалеке слышался треск ниспадающей земли и бьющейся об края пропасти лавы. Раскалённая жижа, веками заточенная под землю, фонтаном взмывала ввысь, радуясь встречи с воздухом и ночным небом.       — Ты взывал абадон показать глас. Чем же ты опечален, Уиллард?       — Я просил вас не идти на поводу у вечных людей, сохранить честь. Но вы её потеряли.       Онисей угрюмо посмотрел на Уилла, сузил брови. На некоторый миг показалось, что он в сомнении. Ведь в чем смысл жизни абадон, заложенные в них богами? Нести бремя проклятия и охранять тайны, скрытые на острове. Но не воевать на чужой, не доказывать свою силу ничтожны людишкам.       — Мы жили в дружбе с миром, — буркнул Онисей. — Но однажды явились вы, убили наших родных и друзей и хотели поругаться над нашими святынями. Послежде вы снова явились к нам и созревали на нас аки на уродливых макак. Послежде вы лжой нас увезли с родимого дома, заставили ратовать, угрожали, что не вернёте нас домой. И сею ночью нам сдаться, ущедрить вас? Я изъявил Аахену Тверею иной путь — отыграться на Тенкуни. Он отперелся. Мы, пленники Зенрута, убьём зенрутских врагов. Пленники Камерута погубят камерутских и иширутских врагов.       — Мегуна признался, что не хочет столько крови, — сказала Нулефер. — Я разговаривала с ним и мне удалось его убедить. Он не пойдёт убивать невинных горожан.       — Предатель! Не достойный абадона! — угрюмо ответил Онисей. — Нельзя было нарекать его десницей.       — Онисей, почему же столько не достойных абадон? Я, Уиллард, Хелез… Фекой, Фаджай, Иэгафап, Атазай и даже Дофиран не вынесли твоего оскорбления и отправились к восьми отрядам абадон, чтобы воззвать их к рассудку. Онисей! Посмотри, сколько нас, не достойных, прислушайся к нашим словам, кумрафет селения! Остановись ради будущего абадон, дабы все твои соплеменники вернулись домой и передали свою историю детям. Дабы будущие абадоны знали, что они будут жить под тенкунской защитой, а весь мир будет вспоминать их в страхе. Иначе не будет защиты, только страх, который однажды растает. И что ждёт Абадонию… Мы с Аахеном, Уиллардом, воинами «Встречи» обещали вас защищать. Но если вы плюнете на нас, мы не предскажем, как поступят Тенкуни и манаровские страны… Вас истребят. Вечные люди с пустоглазами на кораблях, — с вами же! — пересекут Чёрный океан и убьют всех ваших сородичей, да ещё взорвут и храмы. Пустоглазы ведь беззащитны, завтра ночью абадоны и люди поменяются местами. Слабый заплачет, сильный запоёт. Что ждёт Абадонию, Онисей?       Онисей горделиво отмахнулся от её вопроса. Он засмеялся:       — Абадоны всегда возражат. А вы должны размыслить, куда вам запрещено заходить.       — Мы уже поняли, кумрафет Онисей, — сказал Уилл. — Поступи как твои товарищи, находящиеся под покровительством Мегуны. Обойди город. Мы не просим тебя ни о чем другом. Просто обойди.       Онисей рассердился:       — Кто так поступил? Горстка глупцов? Абадоны мои, повелеваю вам не внимать лепету трусов и быть верными слову. Уиллард, Нулефер, Хелез, вы не победите. Мою волю разделяют шестнадцать преданных мне отрядов, чьи полководцы — мои верные друзья. Они не послужат трусам. А Мегуна… Пусть его совесть терзают псы богов.       — Твоя совесть велит тебе убивать обычных людей, которые сейчас в положении как у твоей беззащитной дочери? — быстро нашёлся Уилл.       — Я убиваю врагов Зенрута, как обещал его королеве! — с криком возразил Онисей. — Санпавчане — враги. Ибо так молвила не раз зенрутская королева и её соправитель-брат. Санпава — враг Зенрута. Короли возжелали ей смерти — я исполню их желание. Для того меня пленили вечные люди Зенрута, дабы я убивал его врагов. Абадоны мои, полно трепаться языком! Воспарили, нас ждут камерутские воины, всего-то пять миль лететь.       Онисей и его товарищи взмыли к городу.       — За ними! — закричал Хелез.       Минуты промелькнули незаметно. Абадоны, управляющие воздухом, летели быстрее соколов, неся за собой товарищей с другими способностями. И вот впереди был город. Его разделяла на две части пропасть, в которой не видно было дна. Лишь жар плевался горящими языками пламени. Сорвались с небес и птицы, а вместо звёзд плясами искры огня. Всюду стояла пыль, копоть, гарь. Они поглотили дома, люди задыхались. У городских деревянных ворот — что уж говорить, Эпел был мелким провинциальным городишкой, — лежали перебитые солдаты, офицеры и маги. К пропасти тянулись борозды рук, оставленные людьми, пытавшимися за что-нибудь ухватиться и не дать земле поглотить себя. Тех, кто ещё оставался жив и цеплялся пальцами за спасительные выступы, товарищи вытаскивали из пропасти. Проходящие забирали в первую очередь не раненых, а людей, способных стоять на ногах и держаться руками за их плащи. Онисей мигом вычислил проходящих магов и метнул в их головы острые, как ножи, камни.       Дивизия генерала Тикского, ожидающая своего звёздного часа в резерве после недавнего захвата незащищённого Эпела, сама оказалась в западне.       — Онисей! Не глупи!       Хелез опустил Нулефер, Уилла и воинов перед спиной своего кумрафета. Онисей дёрнул уголком рта, как будто мимо него пролетела муха. Он стоял на земле, перебирая пальцами ног мелкие песчинки и готовился. Вот-вот вечные люди взглянут ему в глаза и окостенеют от страха. Онисей вдыхал предсмертный воздух своих жертв, стоял смирно, будто играясь с ними, прикидываясь наживкой для атаки. Кто сможет убить всемогущего абадону? Кто пробьёт его природный щит?       Деревянные ворота Эпела вдруг открылись. На белом коне, с белым флагом в руках шёл генерал Тикский. С головы генерала сочилась кровь, левая рука болталась как на тонкой нити. Конь хромал и спотыкался. За ним следовали камерутские офицеры и наёмные тенкунские маги, тоже несущие флаги поражения.       — Кумрафет Онисей, — на тенкунском языке сказал, вздыхая, генерал. — Первая пехотная дивизия сдаётся абадонам в плен. Я, генерал Элфрид Тикский, мои офицеры и маги, мои солдаты, город Эпел — все мы ваши пленники. Пощадите наши жизни.       — Сдаются короли, а не полководцы. Я вмемлю лише слову короля. Ваш король-регент аще молчит.       Стремительно под ногами Тикского раздвинулась земля и поглотила и генерала, и его коня. Секунда-другая, и земная твердь, напоминающая поток грязи и мусора, хлынула в город. Камни падали на висящих над пропастью людей, булыжники разбивали головы офицерам, дома рушились в расщелины. И за десятки миль раздался крик людей, вобравший в себя их отчаяния и боль.       — Онисей, они сдались! — кричали абадоны.       Адат и Гапиж схватили своего кумрафета за руки, Наав заслонил город своей спиной. К ним же на подмогу бросились Хелез, Агэм и Эдуэг.       — Они сдались! — надрывались абадоны.       — Король не сдался! Я могу их убивать! Король не сдался!       — Будьте в кулоне, — шепнул Харим вечным людям, оставаясь на защите. — Таклиано, подай ваши замки!       Харим бросил в четыре стороны магические камни. И те заморозили силы кумрафета. Рассыпались каменные доспехи, под ногами Онисея перестала дрожать земля.       Абадоны удерживали своего вождя, а тот в ярости толкался и бил по ним кулаками, пинался. Чего стоило Онисею схватить Адата за волосы, врываться из хватки и перебросить через плечо! На земле отыскал камень и замахнулся на Амаса.       — Не смейте меня осязать! Я ваш кумрафет! Король не сдался, война аще идёт! — раздался грозный клокочущий рёв абадоны.       И тотчас небо содрогнулось. Винамиатисы-замки разбились вдребезги. Никто не заметил, как взлетели камни и гранитные плиты. Никто не успел моргнуть, как они рухнули вниз. На людей, на дома, по повозки и лошадей.       — Харим!       Защищающий людей абадона сам стоял под открытым небом рядом с разбитыми винамиатисами. Нулефер дёрнула его под купол, спасая от падающих глыб.       — Мы пришли не прятаться! Спасайте, кого можете! — отдал приказ Тивай и вынырнул из купола.       Между кумрафетом и его абадонами назревала драками. Кто словами утешения, кто могучей хваткой пытался остановить Онисея. А тем временем Эпел загибался. Мучительно, как в агонии, извивалась земля.       Нулефер не верила, что видит такие поистине колоссальные масштабы смерти. Недавно она ужаснулась, когда стояла на умершем поле перед Мегуной. А тут… Камни размазывали бегущих людей в лепёшку, дома сталкивались и обращались в пыль.       «А началось всё с того, что я прочитала дневник Юрсана Хакена», — захотелось даже горько засмеяться от отчаяния.       Нулефер и Уилл переглянулись, молча пожелали удачи и бросились в город. Пока есть ничтожные крупицы времени, можно ещё хоть кого-то спасти! Нулефер и Уилл ловили падающие с небес камни, хватали людей, оттаскивая на безопасное место. Земельники раскалывали камни прямо в воздухе.       Вдруг перед Нулефер возник Имван. Она попятилась назад, а там стена, оставшаяся от часовни. Впереди Имван, окружённый водой.       — Возвращайся в купол, абадона! — закричал он.       — Вернусь, если поможешь остановить камнепад и землетрясение.       — Вечные люди заслужили свою смерть! — взвыл Имван. — Онисей ведает, как воздавать за наши унижения! Не мешай ему!       И для заверения своих слов Имван бросил могучие волны на ближайшие дома. Одной силы воды хватило, чтобы разорвать дома в щепки. Нулефер двинулась вперёд. И вдруг её блокировали. Имван, стоя смирно как солдат, сдерживал её воду.       «Абадона не убивает абадону», — Нулефер произнесла про себя. Она хочет вернуться на остров к своему народу. Да, такая у неё судьба, жить в окружении чудовищ. Значит, она должна помнить главный завет. Но стоять на месте она не будет.       — Что там?! — воскликнула Нулефер.       Имван оглянулся. Нулефер волной обогнула его, хлынула в утопающие дома и вылетела из окон с тремя людьми под её водами. Имван дёрнул её к себе.       — Не смей идти против Онисея! — ревел он.       Меж тем вокруг Онисея завязалась драка. Абадоны всё пытались остановить кумрафета, а он набрасывался на них с кулаками. Как в старые времена, как он, пустоглазом, дрался с сородичами за найденный на земле сочный финик. Против Онисея была толпа из пяти абадон. Эдуэг, Хелез, Тахан, Ватаж и Адат боролись с ними всеми человеческими силами, пока Агэм и Харим, Наав и Амас пытались утихомирить стихию, разбуженную Онисеем.       Вокруг абадон земля и небо перевернулись с ногу на голову. Они не понимали, да и времени для понимания было мало, где враг, а где их друзья.       — Надоели, черти! — вдруг бухнул Онисей.       Он закрутился, оковал себя кусками земли, вырванными из-под ног, расправил руки и бросил эти глыбы в абадон. Новая мощная волна, освободившаяся из его тела, рванула за город, чтобы разрушать и разрушать, пока Онисей стоит на этой земле. Он запел, махнул рукой вдаль, говоря: кто ещё со мной, вперёд!       Но абадоны не двигались. Резко затихли крики склоки, Агэм, Харим, Наав и Амас опустили руки. Харим дунул и пригнал друзей на место брани абадон. Имван тоже забыл про Нулефер и бросился к своим. На чёрном песке, некогда бывшим плодородным весенним дёрном, стонали абадоны. Тяжко поднимаясь на ноги, ворчали, охали, прижимали ушибленные части тела. С красных тог стекала кровь. Хелез встал последним.       Правая сторона лица потемнела от крови, глаз был выбит, из сломанного носа торчала кость. Хелез едва держался на ногах. Пошатнулся. Его поймали Эдуэг и Тахан. Хелез будто ничего не понимал, взгляд был пустым, мёртвым.       — Идеже я? — протянул старик, не помня и себя.       — Ты нас едва не убил! — закричали абадоны Онисею.       Онисей повернул шею, чтобы поглядеть, что сотворило его нетерпение. Топчущиеся вокруг Хелеза соплеменники заставили его передёрнуться.       — Я не убью абадону! Я лише ранил его, ибо он перешёл дорогу покою абадонскому народу!       — Не народу, а тебе помешал старик! — воскликнул Уилл. — Он ранен, Хелез умирает! Его смерть будет первой смертью абадоны от руки такого же абадоны! Онисей, ты предал и свой народ, и законы богов!       — Лише закричи на него! — взбесился Имван и положил руку на плечо своего предводителя. — Онисей, я за тебя.       Абадоны роптали, бухтели, приводили израненного Хелеза в чувства, огородив его братской любовью. Среди пепла и пыли, руин города и истощённых полей раздавались проклятия на древнем языке. Нулефер и Уилл на некоторое время тоже забыли, что в них нуждается Эпел. Но вспомнили. Надо, пока Онисей в смущении, пока вновь не учинил бед, найти выживших под обломками. Вернее, под песком от обломков.       В этот момент Нулефер и Уилл увидели зыбкую полосу песка, летящую к Онисею. Как быстрая резвая змея, песок нёсся в спину кумрафета. В жёлто-грязной волне Нулефер мельком заметила голову Тивая. Воин слился с песком, почти телом сросся со своей стихией.       Вдруг песчинка упала на землю. Онисей заметил её. Вскричал. Не разворачиваясь, сомкнул перед собой камни, созданные за мгновения.       Загрохотало, воспарило облако пыли. В её серости блеснул нож. Нулефер и Уилл, не успев прийти в себя, метнули в песок воду. Не поняли даже, что или кого они вырвали. Бросили к себе и закрыли своими телами.       — Аааа! — с болью закричал Онисей. — Убили! Убили, твари!       Под Нулефер и Уилла стонал Тивай, держащий в правой руке стальной нож. Под ногами Онисея лежал Имван с ножом в сердце.       — Тварь, не его убил! — Тивай сплюнул песком и кровью. — Себя он успел защитить, а своего приятеля не сообразил предупредить о моей атаке! Тварь!       Земля оторвалась ото дна и взлетала в небо, прямиком над Онисеем. «Грядёт новый кошмар!» — со страхом подумала Нулефер. Машинально она закрыла голову руками. Но абадоны, не раздумывая и немедля, закрыли своими телами и своими стихиями ряды вечных людей. Все сразу поняли, Онисей добьёт воинов прежде, чем пойдёт дальше.       — Бросишь камень, — сказал Эдуэг, — и убьёшь абадон. Мы без щитов стоим пред тобой.       — Вечный человек убил абадону! Сей несчастный калека, кий жаждал с нами жить на острове, убил нашего друга! — воскликнул, брызгая слюной, Онисей.       — А ты изранил нашего старца, — сказал Адат.       Глаза Онисея блестели жаром, тело тряслось в судорогах. Нападать или быть верным заветам — перед кумрафетом предстал невозможно тяжёлый выбор.       Онисей изъял из-под доспехов связку с винамиатисами, провёл по ним пальцами, пробудил и закричал соплеменникам во всеуслышание:       — Братья! Абадоны! Сражайтесь! Ратуйте! Среди нас предатели! Бейтесь, не взирая на их крики и сладкие молвы! Мстите за Абадонию! Мстите за ваших посрамлённых богов! Враги ещё не сдались! Бейтесь! Ададон, Дионс! Тварь человеческая умрёт сим днём!       Онисей взобрался на большой кусок камня.       — Кто опять пресечёт меня — того я убью. Вы не абадоны, вы окаянные предатели.       И исчез за горизонтом.       Грохотание становилось тише и тише. Земли не было. Абадоны и люди снова висели в воздухе. Там же целитель обрабатывал рану Хелеза, харкающего кровью от любого прикосновения к телу. К ним со стороны Онисея попутным ветром летел пепел.       — Онисей… обезумел… — поморщился от боли Хелез. — Остановите его. Убейте… Он не абадона. Он демон. Ададон, Дионс… Гилия, кой пленён Камерутом, они будут на его стороне… они его друзья с молочных времён… Аже Имван был за Онисея, они известно будут за него… Короли… Долго ли будут измыслять над исходом войны?.. Уиллард, с тобой ли винамиатис? Свяжись с дворцом…       — Так точно! — Уилл поклонился Хелезу и полез в карман за винамиатисом.       Нулефер смотрела то на мёртвый город, к руинам которого подлетали абадоны и выискивали людей, то на пепел, предвещающий о гневе Онисея. Вот, вероятно, с чего и началось проклятие богов, которое сковало целый народ тяжёлым унизительным проклятием. С гордыни, с веры в свою несокрушимостью и вседозволенность, в перевёртывании смысла собственных слов. Вечные люди с помощью Тенкуни и Нулефер строили мосты, пробивали дороги к абадонам, считая их если не братьями, то приятелями. Никакое будущее братство не смоет с абадонам всю санпавскую кровь. И дети их, и потомки должны помнить, что Онисей не герой, а обиженный на весь мир мститель, опозоривший и имя своего великого народа, и их богов.       Абадоны передавали проходящим магам людей, не разбирая на гражданских и военных. Хелеза тоже отправили в Центральный полк подальше от войны. «С чего вы взяли, что вы не люди, — задумалась Нулефер. — Неважно, как долго мы проводим в человеческих шкурах, неважно открыты нам храмы или нет, неважно величина нашей магической силы, называемся мы-то все людьми. Абадония — лишь дом, абадоны — его лишь домочадцы. Человек — наша суть.»       Нулефер взглянула на небо в надежде увидеть хоть одну звезду. Вдруг за спиной услышала голос Тивая:       — Как проходят переговоры, Уилл?       Калека стоял на двух ногах: настоящей и песчаной. Первый в истории, кто убил абадону. Единственный, кто не побоялся взглянуть в глаза демону и бросить ему вызов. Гибель абадон, под таким прозвищем оставит свой след Тивай покалеченный, Тивай телохранитель. Тивай, мечтающий провести свой век на Абадонии…       Нулефер повернулась к нему. В глаза бросился не Тивай, а Уилл, прижимающий винамиатис, бледный как смерть.       — Цубасара напала на дворец Солнца. Королева Эмбер сожжена.       Все звёзды давно оказались потушены, когда в Санпаву явились абадоны.