***
Ожидание проходило в гнетущих и утомительных разговорах, в предположениях, как абадоны достучаться до Онисея. Достучаться ли вообще… Что делать с Санпавой. Сероземельник и прочие ресурсы потеряны, земли не подлежат восстановлению, облака токсичной пыли летят на нетронутые города и на другие провинциям. Цубасара вышла из зала подышать. И командиры вздохнули с облегчением. Но не Тобиан. Он играл с Фредером в хмурые и недружественные гляделки, неохотно отвечал на вопросы брата, докладывал Джексону последние события и получал новости от него, видел, с какой неприязнью командиры смотрят на винамиатис с Марионом. Из всех вестей, посетивших Тобиана, хорошей была только одна: Люси воссоединилась с братишкой Майком в Загородном дворце. Когда генерал-полковник Вотсон напомнил про преступления Мариона и недобрым словом обозвал Цубасару, общество офицеров и советников начало утомлять Тобиана. Он тоже пошёл подышать. Тобиан вглядывался в окна. Наступил рассвет, огонь Цубасары медленно покидал небо. Тобиан смотрел на возвышающие соседние здания, на их величественность, помпезность, прислушивался к барабану, бьющему скорбь по королеве. Он видел себя мальчишкой, бегающему по многолюдной улице под колёсами карет, видел себя юношей, рассказывающий Люси историю зданий и дворцов. Дома, в Конории, было хорошо, но в Санпаве… лучше. Хочется раствориться на её широкой улице, налить себе вина, осторожным взглядом искать в толпе зорких соколов, смеяться над шутками санпавчан, обойти дом Конела Наторийского, встретиться с Джексоном, сыграть с ним партию в карты, обсудить будущие планы, помечать о светлом дне, поговорить о любви к женщинам, а ночью приехать на необъятное поле и броситься в его мокрую росистую траву. Сможет ли он когда-нибудь вернуться в Санпаву? Увидит ли новых друзей? Цубасара стояла возле окна и гладила тяжёлые занавески. — Сын Эмбер, — с тоской пробормотала Цубасара, — за мной явился? Тобиан прислонился к стене возле Цубасары. — Мимо проходил, и тут ты попалась мне на глаза. — Так иди мимо. — Уже встретил тебя, вместе постоим. Вообще-то я должен вставить тебе в спину нож, ведь так, когда абадона не ожидает удара, её можно убить… Но не хочется. За мать не хочется мстить. Цубасара грустно закрыла глаза. Когда она их распахнула, Тобиан заметил их яркую голубизну. Глаза чистого небесного цвета. Почти как у них с Фредером. — Она просила передать, сын Тобиан, что любит тебя и прощение просит у тебя. «Люблю тебя, мой сын, мой Тобиан. Прости меня, неразумную маму, прости за всё плохое. Я всегда любила тебя. Я ухожу и думаю о тебе. Прости меня, Тобиан. Прости. Будь счастлив». — О мёртвых плохо уже не скажешь, — проговорил Тобиан. — Цубасара, ты её долго мучила и убивала? — он уже видел, какие муки огонь приносит людям. — Сыновье отречение принесло ей больше боли, — с горечью сказала она. — Да скажи ты прямо! Ты сожгла её мгновенно или заставила маму страдать в огне?! — вспылил Тобиан. — Мгновения многообразны для разных людей. Ты молвишь, что Эмбер познала много огня, Фредер поспорит, что мало, — и Цубасара недовольно нахмурила лоб. — Не налетай на меня, прими то, что слышишь и отстань. — Фредер тоже любил маму. Мы оба её любили, хотя нам казалось, что ненавидим, — выдавил Тобиан. — Как она восприняла, что её пришли убивать? Достойно встретила смерть? — Эмбер умоляла убить её… Умоляла отпустить… Мольба внемлена, желание сбылось. Я сотворила с Эмбер то, что возжелала она. И советами одарила, как жить там, идеже она не будет королевой. Молись о несчастной душе. Тобиан хотел сказать, что он ни за кого не молится, но Цубасара вступит в спор, а спорить Тобиана отнюдь не тянуло. — О чём вы говорили так долго? — О наших сынах, о наших мужах, о народе и доме. О сожалениях и раскаянии, о том, что не возвращается. Мы вспоминали прошлое. Эмбер яко священнику исповедовалась мне. А я внимала её речам и обещала, что боги одарят её прощением, еже она покается. Цубасара отвернулась и уставилась в окно. Она смотрела на дома из белого камня, на чистую улицу и бегущих на ней людей. Даже быстрая походка случайного пешехода выдавала в нём страх перед будущим и скрытом в Конории чудовищем по имени Цубасара. Столица познала ужас, и он смоется лишь с кончиной последних свидетелей стонущего павшего дворца Солнца. Тобиан, не боясь ничего, развернул Цубасару к себе. — Ты хотела её убить? — Я хотела её узреть. — Уиллард просил тебя не убивать нашу маму. — Эмбер просила отпустить её. — Жалеешь о совершённом? — Жалею, что мало с ней поговорила, что быстро отпустила, что ныне она одна. — Ты убила человека, — утвердил Тобиан, пряча за спину кулаки, которые начинали чесаться. — Я убью не одного человека, еже вы все не смолкните. Эмбер нет. Оплакивайте её, молитесь за неё, еже вы любили её. Я помогла, я исполнила скорбную мольбу несчастной. А ты, Тобиан, забери её последний подарок. Цубасара сняла с пальца кольцо, которое сразу узнал Тобиан. Его когда-то подарил маме их отец. Тобиан взял кольцо и быстро спрятал в карман. Ещё одна отцовская память, ещё один подарок, которым он напоминает о себе после смерти. Пальцы в кармане брюк погладили нежное колечко, Тобиан испугался, что потеряет драгоценное обретение. Он переложил его во внутренний карман пиджак и застегнул. — Мама знала, что мне дорого. Спасибо ей хоть за это. Тобиан переминался с ноги на ногу, вспомнил о не менее важных задачах: вернуться на совет, узнать о состоянии дел, поговорить с Джексоном, который, выйдя из опалы, развернул в Хаше, разрушенном в недавней резне, лагерь беженцев и контролировал выход людей из всех уголков Санпавы. Когда Тобиан собрался покинуть Цубасару, он увидел Фредера. Брат был в окружении офицеров и, хромающий, опирался на трость как покойный дядя. — Явился сковать меня в цепи? — спросила Цубасара холодным как лёд голосом. — Нет, поговорить, — напрягся Фредер. — Я стоял за стеной и слушал вас. И желание поговорить пропало. Убить хочется самому, так же жестоко, как ты расправился с нашей матерью. Стражу я взял, чтобы она удерживала меня, если я сам не сдержусь. Цубасара лукаво улыбнулась. — Эмбер вспоминала, как Тобиан любил её и как ты проклинал да предавал её. Сын, предавший мать, что с ним сотворят Псы Создателей? Цубасара вернулась к занавеске и принялась развязывать её толстые шнуровки. Фредер доковылял до соседней и занялся той же кропотливой работой. Они связывали и развязывали шнуровки, теребили толстое полотно, чтобы успокоить расшатанные нервы. Тобиан смотрел на брата и думал, что ему сказать. Разговаривать с живым Фредером было сложнее, чем с его бессознательным телом. Уже испарилась та былая ненависть, но Фредер оставался в стороне. Брат тормошил верёвки измученной занавески, разделял их на ниточку, он метался между Тобианом и Цубасарой, с каждым хотелось поговорить. Но только с глазу на глазу. — Вы так занавески порвёте, сами будете дырки зашивать, — Тобиан попытался пошутить. Глаза Цубасары обратились к Фредеру. — Что со мной будет, когда сему аду приидет конец? — За убийство королевы человека полагается казнить, — сказал Фредер, — но ты не совсем человек, большую часть жизнь проводишь в другом теле. И вряд ли абадонка даст себя убить. — Тебя вернут на Абадонию, как и всех, — добавил Тобиан. — А мы с Фредом приложим все силы, чтобы забыть тебя. Цубасара пошатнулась, отпустила занавеску и бросилась к Фредеру. Офицеры загородили принца, но Цубасара обратилась огнём, проплыла мимо них, приняла человеческий облик и упёрлась руками в плечи Фредера. — Убейте меня, но не разлучайте с детьми! Принц Фредер! — она замотала головой. — Принц Тобиан! — Цубасара резко повернулась к Тобиану. — Кто их вас наследник престола? Кто возьмёт корону Эмбер? Не разлучайте меня с детьми! — По права рождения наследник — я, — сказал Фредер. — Но я подписал отречение. Парламент может не признать, что я совершил эти действия под принуждением. Возможно, Тобиан, ты вероятный преемник Эмбер. — Красота! — воскликнул Тобиан, раздавливая в себе подступающий смех. — Разгорается борьба двух братьев за престол. Можно я из неё сразу выйду? Они постояли, помолчали, Тобиан, вздыхая, произнёс: — Я мечтал о твоей смерти, Фред. Не вру, мечтал. Матери, хоть и поломала она мне жизнь, никогда зла не желал. А вышло… Ты жив, выкарабкался с такой-то раной, а мама умерла. За стеной послышались голоса и приближающие шаги, скоро показались граф Роберт Отлирский и Риан Рис. Премьер-министр был задумчив, майор хмур и нелюдим. — Абадонское отродье, — произнёс Рис хриплым голосом. — Муж человеческий, — фыркнула Цубасара. Фредер демонстративно покашлял. — Отставить ругань. Рис хмуро, с вызовом взирал на Цубасару. «Я убью тебя» — говорила его напряжённая поза, согнутые в кулаках руки. Тобиан усмехнулся. Гвардеец хочет воздать за госпожу, а сын в мести не нуждается. Лишь непонимание зудело в Тобиане, как Цубасара ради удовлетворения своей ненависти могла пожертвовать чувствами и доверием Уилла, как могла жалеть Эмбер и в то же время убивать её? Вот уж абадонская природа… Тобиан взболтнул головой. До Онисея Цубасаре далеко, и они должны пользоваться её помощью. — В спальне Её Величества мы отыскали её письма, в которых Её Величество поведала о вчерашних событиях, как Огастус забрал у неё власть, — сказал Рис. Отлирский протянул принцам ворох бумаг. Фредер поспешил взять их первым, но бумаги выпали из его скользких рук. Тобиан собрал листы и встал поближе к брату. Мама писала неторопливым красивым почерком, выводя буковку за буковкой. То было раньше. Перо, видно, затаилось в её дрожащих пальцах, жирные чернильные пятна грязнили бумагу. Эмбер перечёркивала испорченные листки, разрывала их и писала заново. Первое письмо она посвятила уловке про смерть двенадцатилетнего Тобиана. Эмбер не скрывала собственного участия и признавалась, что они с Огастусом захватили в свои игры мальчика. «В тот день я перестала быть матерью Тобиана. Я убила своего сына» — заканчивала это письмо Эмбер. Потом она описывала, как встретилась с Тобианом после его явления Зенруту, как Огастус заставлял её пробудить абадон и атаковать Санпаву, как кричал брат, что санпавчане должны быть уничтожены. Эмбер стояла за защиту своего народа, и её объявили безумной. Капли слёзы падали возле строчек, в которых Эмбер рассказывала, что видела, как люди Огастуса вталкивают избитую девушку, подругу сыновей, в тронный зал. Вечером слуга наведался к Эмбер и сказал, что Фредер отрёкся от прав кронпринца. Мой сын Фредер, первенец по праву рождения, является истинным наследником престола. Огастус запугивал нас, угрожал насилием, применял насилие, я и мои дети многие годы видели его жестокость. Он искусно знает, за какие рычажки тянуть, чтобы выдернуть из человека душу, заставить сознаться в любых грехах. Он сломал множество людей, казавшихся ему угрозой к власти, которую он сам потерял, когда по собственному желания отрёкся от отцовского трона и отдал его мне. Мой Фредер подписал отречение под зловещими угрозами Огастуса. Он дорожит людьми: братом, друзьями, даже мною, беспутной матерью. Он спас жизнь девушке, но потерял наследие. Как всё ещё законная королева Зенрута, я заявляю, что жизни моего сына угрожали, его заставили взять эту проклятую бумагу. Мой наследник — принц Фредер Афовийский. Он достойный сын Зенрута. «Ты же сама хотела лишить Фредера прав наследника», — вздохнул Тобиан. Он перечитал ещё раз письма. Ни в одном Эмбер не сознавалась, что вчера говорила Фредеру обратное, что он дрянной сын и предатель, что он никогда не взойдёт на трон. Общий враг вновь разбудил материнскую любовь к Фредеру. «В который раз», — усмехнулся Тобиан. — Эти письма Её Величество оставила для Отлирского, а вот это для вас. Рис достал из внутреннего кармана мундира маленькую коробочку, открыл её и передал братьям письмо. На нём было ещё больше следов от слёз, уголки бумаги мятые, скомканные в нервной дрожи. «Мальчики мои, Фредер и Тобиан, пишет вам ваша заблудшая мама. Я сижу взаперти, к моим дверям прикована стража, увижу ли я вас, услышу ли ваши шумные голоса… Помните день, когда вы малютками сели на поезд и поехали с папой в неизведанную таинственную Санпаву погостить у него на родине? А я ждала вас в Конории и впервые осознала боль разлуки, поняла, что жизнь без вас невыносима. Помните, как вы прижимались ко мне, когда мы хоронили папу? Я показала на светящее солнце и сказала, что видела лицо вашего папы. Вы впервые за тот день улыбнулись, а я впервые солгала вам. Помните, наши немногочисленные счастливые дни? Как мы были беззаботны, дружны, мы дарили любовь. Но я предала вас. Наделила шрамами войны, нанесла несмываемые клейма. Вы познали предательство и боль, и это из-за меня! Я предала вас, мои любимые сыновья. Вы живёте людьми, справедливыми и честными, а я двуличной тварью. Запертая, брошенная близкими, объявленная сумасшедшей, я начала понимать вас. Тоб, милый Тоб, хотя бы частичкой своего тела, частичкой загубленной души понять бы на себе, что ты перенёс, когда я забрала у тебя имя, семью, прошлое и будущее. Ты жил рабом в грязи, спал под свист плетей и крики товарищей, а я называла твои страдания очищением. Ты погибал в горе и в терзаниях из-за мятежника, чью судьбу определила твоя фальшивая смерть, а я лишь с отвращением смотрела на твою боль. Слишком поздно я поняла, как ужасно, когда человек хочет умереть. Фред, мой наследник Фред, ты жил в роскоши и в любви, но дворец стал для тебя клеткой, а я превратилась в жестокого птицелова. Дорогой мой сын, я окутывала тебя нежностью, оберегала тебя от бед, но злейшего чудовища, проникшего в твою прекрасную жизнь, не приметила. Чудовищем была я сама. Я ковала тебя под своё подобие, стремилась сделать из чудного мальчика свою куклу. И ты взял от меня жестокость и коварство. Когда пришло время, ты наказал меня. По заслугам. Фред, я молюсь богам, чтобы в твоём сердце осталась доброта. Ведь ты сын Конела Наторийского. Ты его сын, Фред. Помни об отце, мой дорогой мальчик. Если б вернуться в прошлое я смогла… Рыболовный причал, затерянный в кустах кипариса, он зовёт меня… Я когда-то обещала отвезти вас к этому причалу, где познакомилась с вашим отцом, к заливу, наполненному светом. Обещала показать вам это сакральное место, в котором положила начало наша семья. Я обещала, что мы пойдём по песочную берегу, будем подставлять глаза под тёплое солнце, будем вспоминать, будем мечтать. Будем жить. Живите, мои сыновья. Живите, но без меня. Любимые сыновья, я держу старую картинку в круглой рамочке, на которой запечатлена наша семья. Ваши крохотные улыбки на этой маленькой картинке… Я чувствую их теплоту. Сыновья, вы были моей отрадой, вы были моим счастьем, вы были моим миром. И я сама разрушила этот мир. Я насмехалась над вашими мечтами, обрекла на тяжёлые судьбы. И вы отказались от такой матери. Вы ненавидите меня, но я люблю вас. Я разделяла вас, пестрела над Фредом, была холодна с Тобом. Но лишь сейчас, запертая в теле полубезумной женщины, осознаю, что между вами нет разницы. Фред и Тоб, Тоб и Фред, вы две половинки моего разбитого сердца. Простите вашу глупую и жестокую маму. Или убейте меня». — Но убили её не мы, — Тобиан вздохнул. Цубасара поёжилась. — Для тебя важно, что Эмбер раскаялась? — Это для неё важно, — Тобиан сложил письмо и вернул обратно Рису. — Граф Отлирский, вы верите признанию нашей матери? — спросил Фредер, отойдя от брата. — По мнению парламента кто из нас законный наследник престола? — Я видел следы побоев на теле Люси Кэлиз, — ответил Отлирский. — Покушение герцога Огастуса на вашу жизнь говорит само за себе. Этот документ написан под принуждением, — Отлирский взмахнул листком бумаги, на котором Фредер вчера поставил свою подпись. — Вы наследник королевы Эмбер, принц Фредер. Но не забывайте о ваших прошлых преступлениях. Кто стоял за случайными убийствами людей на площади Славы? — Ответственность за убитых людей лежит на мне, я был организатором освобождения приговорённого к смерти человека. — Вы будете его судить и отдадите трон мне? — встрял Тобиан. — Можно, но стране необходим крепкий король, который будет поднимать её из хаоса, созданного абадонами. Не то время, чтобы разбираться в преступлениях Афовийских. Принц Фредер, не забывайте, с какими окровавленными руками вы вступаете на трон. Фредер мрачно взглянул на Отлирского. — Я спасал своего брата, который пошёл на смерть вместе человека, столь значимого для миллионов санпавчан. — И тех же санпавчан вы привели к могиле. Их убивают абадоны, их приказал уничтожить Огастус, но к этому решению своего безжалостного дядю привели вы. Жестокий, мстительный, ненавидящий весь мир, вы лучше всех знали, каков герцог Огастус. Вы знали или должны были хотя бы понимать, что такой удар в спину он не простит вам. И пойдём мстить, но не только вам, а всем, кто является преградой. Ради чего вы открыли тайну Тобиана, Ваше Высочество? Для спасения Санпавы? Дабы парламент разочаровался в герцоге Огастусе, предъявил ему обвинения и дал Санпаве вздохнуть свободно? — Да, — сказал Фредер. — Вы не подумали, как отомстим герцог Огастус вам и миру. На протяжении всей войны он был терпелив, осознавал, что предполагаемый бой абадон оставит ужасные последствия, которые могут скрыть даже радость победы. Наличие абадон больше сдерживало противников, угрожая им катастрофой. Огастус был терпелив, пока его не ударили родные люди. Санпава свободна, Ваше Высочество. Умирая, она обрела свободу. Тобиан вновь почувствовал, как тело начинает колотиться, отдавая болью за Санпаву. Фредер молчал. А что ещё говорить? «Мы не осознали все последствия», — подумал Тобиан. — Вы воскресили брата, — сказал Отлирский, — но привели к смерти многих людей. Ваше Высочество, вы хотели победить, направив на Огастуса оружие в виде тайны Тобиана. Такова ваша победа. Про принца Тобиана, — он почесал подбородок, — я-то верю, что стоящий с вами юноша принц Тобиан. И парламент его признает, вернёт фамилию, имя и титул. Но поверит ли Зенрут? Королева Эмбер и герцог Огастус так любили играть с двойниками, что существование близнецов уже кажется шутовством. Фредер кивнул, не заставив себя заговорить. — Королева Эмбер получила прозвище Строжайшая, — продолжал Отлирский, — но она была тенью строжайшего Огастуса. Даже народная слава бывает обманчивой, даже близкое окружение может не замечать сущности правителя. Каким вы запомнитесь королём? Тоже ложным? Ваше Величество, не подведите Зенрут. Премьер разорвал на четыре куска акт об отречении. Пока Отлирский и Фредер выясняли будущее, Тобиан вспомнил про Цубасару, забытую у окна. Возле неё, вплотную к лицу стоял Риан Рис, пальцы майора теребили револьвер, спрятанный в кобуре, но спрятанный до поры до времени. Цубасара приняла отчуждённый вид, как будто она тут не причём, сомкнула плотно губы и глазами спрашивала: «Что вам нужно от меня, вечный человек?». Искусная лицедейка. Или же боится осознать содеянное и сказать самой себе: «Я убийца». Рис мерил их сил, вокруг Цубасары играл огонь. — Майор Рис, — Тобиан встал между ними и отцепил пальцы Риса от револьвера. — Цубасара наш союзник в борьбе за последние клочки Санпавы. Она нам нужна. Один ваш выстрел перевернёт доверие лояльных к нам абадон. — Божья кара придёт к каждому, — угрожающе произнёс Рис, не сводя яростного взора с Цубасары. — Кара уснула вместе с богами на середине дороги. Забудьте про богов! — прикрикнул Тобиан. — Забудьте про месть, про потерю близкого вам человека, забудьте про всё! Санпава погибает. Место, где вы родились, майор Рис. По ней ходит дьявол с невероятной силой и нескончаемой ненавистью к людскому роду. Его не убить никаким оружием, он глумится над просьбами своих соплеменников. И в этот час вы хотите расквитаться с Цубасарой? — Хочу! — прогремел Рис. Лицо Цубасары потемнело. — Когда падёт Онисей, забирай мою главу. — Убей Онисея, и, может быть, не отрублю голову на твоём зверином безобразном теле! — прокричал Рис. — Майор Рис, — прозвучал суровый голос Отлирского, — вы же понимаете, что ликвидировать Онисея сложно даже для абадон. Он сильнее их. Он их кумрафет. Не разбрасывайтесь словами про отрубание головы зря. Мы надеемся, абадоны донесут до Онисея, что война между тремя государствами закончилась, Санпава остаётся за Зенрутом, пора ему вспомнить своё обещание и прекратить свою войну. Мы надеемся… Фредер зашевелился. Он вытянул голову вперёд и показал, чтобы все следовали за ним. — Возвращаемся в совет. Мы уже надышались воздухом. — Ваше Величество! — окликнул его Тобиан. — Как ваш младший брат, как второй наследник нашей покойной матери, я прошу отпустить меня на встречу с абадонами. Вы ещё больны, сознание может предать вас в ответственный момент. Здоровье не позволяет вас исполнять обязанности правителя и посла Зенрута. Я пойду к абадонам от имени нашего государства и нашей династии. Фредер в удивлении вытянул лицо. — Я уже король. Мой долг принять бремя правителя и… — И править, — пылко закончил за него Тобиан. — Правь же, Фредер. Взойди на престол и исполни наши мечты. Ты король, а я твой преемник и регент, пока ты болен. А ты ещё не излечился, слаб и едва стоишь на дрожащих ногах. Долг встретиться с абадонами, со смертельноопасным противником переходит ко мне. Ничего личного, Ваше Величество. За кислым выражением лица Тобиана спряталась улыбка. Он обвёл взглядом брата, Цубасару, Отлирского и Риса. Сверкающие глаза Тобиана говорили за него: «Я возвращаюсь в родную стихию». Фредер смотрел на него тёмными глазами и говорил «нет». Тобиан оглянулся на Цубасару, её суровое задумчивое лицо пронзила светлая улыбка. — Брата оберегает, коего избивал при мне. Есть же в Афовийских любовь, но глубоко запрятана она. От её слов Тобиан встрепенулся. — Нет, — произнёс вслух Фредер. — Тоб, этой мой долг. — Оба брата останутся в столице! — неожиданно заявила Цубасара. — С Онисеем не будет мира. Он не желает его. Дома Онисей учил нас ненавидеть людей, кийджо годину вспоминал злодеяния Кекир, вспоминал лихим словом королей манаровских, что отправили Кекир в Тенкуни, и магов тенкунских, уступающих нам в силе. Он жаждал расправы. Аахен Тверей растопил сердца Онисея, но гнев не изничтожил, лише упрятал его. Онисею мира не надобно. Не пытайтесь с ним говорить. И бороться не пытайтесь. Он сильный, вы слабые. Цубасара встала перед Фредером. Огонь играл на её одеянии, но жара не ощущалось. Огонь верным слугой обволакивал свою хозяйку и шлейфом развевался на полу. — Король Фредер, отправьте меня к Онисею. Я поборюсь с ним за ваше человечество. — Если ты говоришь, что абадоны не справятся с Онисеем, почему ты сможешь? — возмутился Фредер. — Ибо я развивала силу аки Онисей. Я ненавидела род вечных людей и кийждо год сидела в храмах богов да копила силу, возвышала её. Сила росла равно мои чувствам. Вечные люди растят магию свою долгим учением, абадоны свирепыми чувствами и крепкой душой. Король Фредер, я пойду на Онисея. — Только что говорила, ненавидишь вечных людей, — угрюмо подчеркнул Рис. — Ненавидела, — поправила Цубасара. — Ныне печалюсь по умирающий и страдающим людям в Санпаве. Ваши жизни, наши жизни, они равноценные. Люди должны жить. Тобиан видел, как мрачнеет лицо Фредера, как он опускает вниз потемневшие глаза. — Но у одного человека ты отняла жизнь, — сказал Тобиан. — У нашей матери. — Ибо так возжелала королева.***
Онисей отдыхал. Он встал, оперившись широкими доспехами ног в вулканический туф и пемзу, и дышал смертельным обжигающим воздухом. Своеобразная маска на лице защищала его от подземных испарений, каменные латы спасали от ожогов. Онисей чувствовал теплящуюся жизнь. Недалеко, в двадцати минутах бега стоит город. И там ещё есть люди. Слава богам, он прошёл леса и пустыри, где ему попадались только жалкие деревушки, которые не то что тронуть, но и плюнуть в них не хотелось. Много чести для ничтожных людей. Онисей любовался. Некогда красивый лес превращён в камень, затем измельчён в песок. Освободившиеся подземные породы кружат по воздуху, слышен страшный грохот, подземные толчки. Камни чёрные, обожжённые и растрескавшиеся. Пыль закрывает небо. Жизни нет, сгорели или превратились в прах все существа, населявшие этот лес. Неповоротливые змеи, рыбы в илистых прудах, мелкие жуки. Все они были поглощены возмездием Онисея. Жизнь за жизнь. Вечные люди отняли у него дом, посмели согрешить на священной Абадонии, смотрели на его соплеменников как на презренных животных. Убили дочь. Вмешали в войну. Пусть же поплатятся. Этот век войдёт в историю как падение человечества перед высшими тварями. Никто больше не осмелится напасть на Абадонию. Что там напасть! Никто не вздумает переплыть Чёрный океан и вступить пятой на запретную землю. Абадоны доживут своё проклятие в покое и отрешении от мира. Только их народ, только их история, только их память. Только их спящая сила, что не дождётся больше пробуждения. — Кумрафет Онисей! Друг мой! — за спиной пронёсся ровный голос Мегуны. Гилия, Фахаил, Адвий, Захав, воссоединившийся с братом Фекоем… Абадоны Мегуны, абадоны, сопровождающие Нулефер и Уилларда, и сами дети Цубасары… Они подкрались к Онисею незаметно. Паря в воздухе, абадоны с нахмуренными лицами стояли перед кумрафетом. Мегуна и дети Цубасары и впереди всех. Сила магов заставляла лаву и туф возвращаться под землю, из частичек пыли заново воссоздавалась почва, хотя её можно было назвать только подобием земной твери. Огонь потухал, вода орошала угли. Под ногами Онисея не было даже смерти, только чёрная пустота. Мгла. Под ногами его соплеменников шла отчаянная борьба вернуть земле первозданный облик. — Явились, — буркнул Онисей. — Аще нет конца войны. А вы явились! — Онисей, друг мой, кумрафет наш, куда ты зашёл?! — с болью воскликнул Мегуна. — Абадоны измучились на войне. Конец должен приити. Короли подпишут завершение рати, слезами отметят свой позор. Мы же посмеёмся над ними, возрадуемся победе народа абадонского и возвратимся домой героями, умытыми кровью. — Мало крови, Мегуна, мало, — язвительно сказал Онисей. — Мы залиты ею на века, — ответил Мегуна. — Короли сдались. — Я ратую за Зенрут. Его враги не сдались! — Сдались, — утвердил Мегуна. — Мы ждём тебя. Абадоны ждут тебя. Не предавай нашего доверия. — Оно предано, — проворчал Фекой. — В тот миг, когда ты наделил болью Хелеза. — Сея вина на нём. Старец был неповоротлив, слаб. Он должен мыслить о жизни и смерти, об упокоении души, а не злословить на бранной земле. Абадона не убивает абадону. Я помню. Помню. Помните и вы, что есть истинный абадона. — Онисей, короли сдались, — сдержанно повторил Мегуна. — Успокой свой гнев, выполни обещание, дай королям встретиться и подписать конец войны. Так ты возжелал в день, когда убил Ваксму Видонома. — Враги Зенрута не сдались! — Сдались! Уиллард вылетел перед Мегуной. Он долго вглядывался в Онисея, затем снова произнёс: — Враги Зенрута сдались. Санпава осталась за ним. Я свидетель, как король Иги и король-регент Геровальд объявили о капитуляции и отказались от всех прав на Санпаву. Поверь мне, сыну Цубасары. Враги Зенрута сдались. Война завершена. Онисей удивлённо заморгал. — Сын Цубасары… В былое время се гордо звучало. Ныне сын Цубасары — раб, пёс презренный, даже не человек. Человек тот, кто пса в себе убил. Я узрел тебя в темнице, скованным рабским ошейником. Раб герцога Огастуса, как я могу надеяться на твои слова? — Ты избрал Уилларда своим гласом, рабство его не зрел! — закричал Агэм. — Я убил Огастуса. Я уже не его раб, — ответил Уилл. — Я посланец наследника зенрутской короны кронпринца Фредера Афовийского и посланец абадон. Говорю тебе, кумрафет, враги Зенрута сдались. Онисей хрустнул каменными костяшками рук. — Огастус, Фредер… Один муж сменяет другого. Идеже Эмбер? Ей я клялся убить врагов Зенрута. — Эмбер убили. Цубасара забрала её жизнь. Теперь наследники Зенрута принц Фредера и принц Тобиан, его брат, считавшийся мёртвым. Онисей будто вздрогнул, когда услышал имя Цубасары и узнал про её месть. Спесь на некоторое время покинула его недовольное лицо. Но затем рот растянулся усмешкой. — Враги Зенрута сдались, — так же отчаянно заявил Уилл. — Онисей, довольно убийств. — Враги не сдались! — заорал кумрафет. — Сдались. — Не сдались! От его рёва задрожала земля. Поднялась пыль и впитала в себя отблеск солнца, освобождённого абадонами воздуха. — Эмбер и Огастус нарекли врагами своими санпавскую землю и санпавский люд. Я всё внемлил, когда был бессловесным пустоглазом. Санпава предала Зенрут, её народ духом мятежным объят, воздвиг себе нового короля. Санпава — враг Зенрута. Я клялся уничтожить зенрутских врагов. Вот они: Санпава. Враг. Сердце мятежа и непокорности. Зарождение войны трех королей. Хранилище сероземельника, поработившего древнюю магию. Я изничтожу Санпаву. Я клялся зенрутским королям умерщвлить их врагов. Воины камерутские могут сдаться. Санпава лишена слова, и я изничтожу её. Вода за Уиллом поднималась, жёсткой стеной заграждала абадон. — Новый правитель Зенрута кронпринц Фредер, а также брат-преемник его прощают Санпаву. Она больше не враг Зенрута. — Когда мы с Эмбер и Огастусом речи молвили, не исходили слова о прощении. Было лише поражение врага. Собери передо мной весь санпавский народ, все милльоны человек. Всех. Они падут на колени, и я приму их поражение и унижение. Король Геровальд сдался. Король Иги сдался. Санпавский народ нет. — Вот лжец! — огрызнулся Гилия. Онисей недобрым взглядом посмотрел на друга. — Не лжец. Лицедей. Я жду санпавчан. Всех. Онисей стоял выжидающе, будто надеясь на атаку, которую первой нанесут ему друзья. Абадоны переговаривались, шептались, призывали кумрафета сдаться. В небе гремел гром, на земле бурлила разъярённая вода, ветер закладывал уши. Нулефер смотрела то на хмурого Онисея, то на изумлённых абадон, не понимающих, что им делать. Кумрафет не пойдёт на сделку с людьми, это стало понятно. Он придумает себе другие причины, когда он закончит войну, хоть даже если все миллионы санпавчан выйдут к нему и склонят головы. Онисей не намерен идти на мир. Нулефер смотрела на его идеальные доспехи. Как пробить этот камень? Никакая пушка не справится. Глаза Онисея, на них нет камня. Можно ударить по глазам. Тивай смог убить абадону. Ирвин Шенрох и иширутские солдаты тоже совершили невозможное. Но сперва нужно победить камень. Огонь Цубасары дал знать, что магия может жить отдельно от хозяина. Земля новыми кусками тянулась к Онисею, твердела на нём, увеличивала щит. Каждый камушек трепетал перед Онисеем и дрожал под его порывистым дыханием. Единый организм, послушная стихия, лишённая души, наделённая только рабской преданностью и содроганием перед Онисеем, покорёженная больная земля сама страдала от своего повелителя, тихим шорохом она будто молила «спасите». По воле Онисея она превращалась в камень и, освобождённая от его гнёта, теряла силу, разлеталась пылью. Нулефер смотрела в его серые глаза. Одна струя воды или одна пуля лишит Онисея зрения. Раненный, он потеряет на мгновение рассудок, щит ослабнет. И тогда… — Нулефер, дщерь Цубасары, дщерь мстителя, кто ты? — внезапно Нулефер задрожала от голоса Онисея. Глаза кумрафета темнели. Разрывая ногами мёртвую землю, он люто смотрел на Уилларда и Нулефер. — Кто ты, дщерь Цубасары? Нулефер смутилась такому вопросу, но быстро взяла себя в руки. — Я человек. Как и ты. — Спрошу иначе. На чьей ты стороне? — Аахен Тверей, мой друг и возлюбленный, встал на сторону абадонского народа. Но я не буду выбирать между двумя народами. Абадония — моё место и моё призвание. Зенрут — моя родина. Я хочу, чтобы все жили. Я пришла в Санпаву, чтобы спасти не только вечных людей, но и вас. Не погубить, не восстать против вас, не предать, а вернуть живыми домой. Я знаю, на что способны загнанные в угол люди, знаю их месть. Вы будете жестоко истреблены. Ночь уже сменилась утром. Вы же обречены. Ты обречен, Онисей. — А ты на чьей стороне? — выбросил он Уилл. — За Санпаву и за Зенрут. Онисей засмеялся. — Раб избрал страну рабства? Сын Цубасары встал на сторону королевы, павшей в огне его матери? — Я выбрал свой дом и семью. Онисей, где твой дом? Где семья? Где народ, избравший тебя кумрафетом? А народа нет. Все эти люди, стоящие за мной, не хотят, чтобы ты был их кумрафетом. И Гилия, и Мегуна, твои верные друзья, разочарованы в тебе. Хелез, друг твоего отца, лишился половины лица и едва не жизни. Хелез от тебя отрёкся, Цубасара готова пойти на тебя огнём и нарушить абадонский закон. Но Мегуна ещё… — Я дорожу тобой, но терпение теряю! — сказал Мегуна. — Онисей, останься человеком. Онисей бросил на друга жалостливый взгляд, посмотрел на журчащую воду, что витала вокруг Мегуны и развернулся. Взмыли пепел и пыль, тёмные тени поползли по выжженному камню и звали Онисея за собой. — Мы выше вечных людей. Я их выше. Мегуна, заблудшая душа, никто не доверит человеку мир, доколе он не создаст сей мир. Замкнутый круг, и я встал в него. Прощай, Мегуна, ты был хорошим другом. Но слаб на душу оказался, — Онисей тяжко вздохнул. — Смерть я преодолел, природу покорил, лише в петлю коварства и предательства увяз. Он быстро пошёл на встречу городу, не оборачиваясь. На месте, где он стоял, был измельчённый грубый песок. Осколки земли дрожали, от них исходил шорох, схожий на шёпот измученного, умирающего в нестерпимой боли человека. — Стой! Водной лозой Мегуна схватил Онисея за руку. — Стой, предатель и словоблуд! Ты не уйдёшь. Война окончена. Онисей попытался вырвать руку, не получилось. И он открыл рот в возмущении. Стонущий песок собрался в сотни камней и, просвистев, обрушился на Мегуну. Онисей укрепил щит, взлетел, прикрыл глаза от несущихся на него столбов воды и пламени, воздушных вихрей. Один из камней обратился в острие ножа. И бросился на Мегуну. Послышался громкий удар. Нож разбился о плотную стену воды. Мегуна даже не вздрогнул, он бросил на Онисея второй столб воды. — Братья, абадоны! Он предатель! — закричал Мегуна. Онисей, уворачиваясь от атак, закусил губу. Вдруг дёрнулся, по нему попали огнём. Каменный щит немного треснул, тут же накалился и выплюнул обратно пламя. Горящий сгусток отскакивающим шариком ударил по собственному хозяину. Фахаил закричал, завыл от боли, рухнул на землю. Его тело погрузилось в пелену пыли, лава ужалила беспомощного мужчину. Водная верёвка Мегуны вырвала Фахаила из плена огня и пыли. Но спасаться нужно было ему самому. Земля колыхалась, разлеталась на камни и булыжники. Они метнулись на Мегуну и на всех абадон, что обратили гнев на Онисея. — Прячьтесь! — Харим закрыл потоком воздуха Нулефер, Уилларда и магов. — Идите прочь! — сказал он, обращаясь к проходящим. — Не ваша битва, не ваша! — Нет! — в один голос воскликнули Уилл и Нулефер, когда проходящие захотели унести их из пекла сражения. Дрожала и земля, и небо. Вот-вот, рухнут луна и звёзды. Так казалось, когда Онисей вознёс в небо скалы. И они взорвались, ринулись на абадон. Скалы объял огонь, воздушные маги бросились вперёд. Но разрушающиеся в полёте камни неслись, невзирая на вражескую силу. Они падали в расщелины, на пустынную землю, сбивали с ног абадон. — Остановите его! — пыхтел Мегуна. Абадоны плотным кольцом окружили Онисея. С их лбов потёк пот. Они пыжились, едва дышали. Кто-то атаковал, кто-то блокировал силу Онисея на невидимом магическом поле. И вдруг сам Онисей вспомнил, что он может не только нападать, но и усыплять силу противника. Он расправил руки и закричал. Пронзительный возглас Онисея разлетелся молнией по пустыне. Падающий с неба пепел стал гуще и горячее. Онисей парализовал абадон. Он дышал свирепым быком и держал на кончиках пальцев магию друзей. Сила бурлила внутри Онисея, разрывала его по частям. Абадоны, изнемогая от боли, пытались преодолеть сопротивление. Но их ветра, воду, пламя и землю контролировал Онисей. Спали щиты и маски. Абадоны прикоснулись к палящей земли и взвыли от ожогов, их лёгкие вдохнули прожжённый воздух, подземные пары попали внутрь тела. Спаслись от земли только Нулефер и Уилл. Онисей забыл про них, мошек, недостойных его внимания. Нулефер и Уилл, стоящие позади боя, упали на водную гладь. — Мне больно дышать, — Уилл схватился за горло. Нулефер закрыла глаза. Вспоминай, вспоминай, чему тебя учили брат и тенкунские наставники, что тебе передали сами абадоны в те короткие дни, когда в Тенкуни их болью и угрозой смерти обращали в людей. Она перестала слушать абадонские вопли и проклятия, выбросила из памяти Онисея и сосредоточилась лишь на воздухе и воде, что грязным шлейфом летала возле неё. Нулефер затаила дыхание, забыла про боль, глазу предстали мельчайшие частицы воды. Их сковала копоть, мгла, яд. Осторожно, совершая ювелирные движения, Нулефер отделяла воду от дряни и подносила частички свежего воздуха. Нулефер не знала, сколько прошло времени, но смрад и яд она отодвинула назад. Её и Уилла обволакивала вода и не позволяла подземным испарениям дотрагиваться до своих хозяев. — Смотри! — с изумлением воскликнул Уилл, вскакивая с ног и проверяя свою воду на способность сражаться. Пока абадоны хотели вырвать у Онисея власть над своими силами или хотя бы заблокировать его, проходящие маги не дремали. При себе у них были револьверы и магические зелья. Прыжком маг оказался возле глаза Онисея. Как вдруг остриё камня вонзилось в его горло и перебило шею. Едва приблизился второй проходящий, два камня сплющили его голову. Онисей стоял смирно и скучно, словно попал в рой жужжащий и занудных насекомых. Третьего проходящего мага земля схватила и ударила об камень с такой силой, что маг больше не встал. Четвёртый оказался у самого носа Онисея. От каменного щита выскочил кусок и вонзился в сердце мага. «Стойте! Стойте!» — просила их Нулефер. Скалы и камни, зависшие над Онисеем, загремели и полетели над беспомощных абадон. — Не возьмёшь! — раздался отчаянный крик Мегуны. Он преодолел барьер Онисея. Высвободил товарищей, водой пронзил камни и превратил её в меч. Едва водный клинок воцарился у головы, кумрафет уклонился. Онисей подался назад, вдруг нога соскочила в лаву. Молниеносно огонь вспыхнул красной рукой, поглощая тело Онисея. Кумрафет взвыл. Щит тут же затвердел и отбросил огонь. — Кто посмел? Возле Мегуны легонько усмехнулся лежащий Фахаил. Абадона отрывисто дышал. Фахаил бросил ехидный взгляд на Онисея осколками выжженных, едва отрытых глаз. Он цеплялся за шею, почти раздирал её, ловя воздух. Горло сгорело, остальное тело тоже. Фахаил усмехнулся ещё один раз и замолк. Камень на Онисее осыпался. Щит восстанавливался медленно, в его щелях сверкал огонь и трещал словно сгорающие поленья. — Убью! Онисей сорвался на бег, закричал. Он оказался перед Мегуной, взмахнул рукой, скованной камнем, и ударил по лицу противника. Раздался хруст костей, Мегуна отлетел. — Не убьёшь, Онисей! Прошу, Онисей! По земле текла вода, из неё вылезла Нулефер. Вся бледная, взмокшая, волосы закрывают глаза, одежда местами порвана. Нулефер досадливо повела плечами, глубоко вздохнула, показывая, что и маг воды может дышать, улыбнулась, благодаря воду за помощь. На плечах показались тонкие голубые руки, они обволакивали её, обнимали, напоминали материнские объятия. Водная рука протянулась к настоящей и слилась с ней. — Онисей, — Нулефер протянула распахнутую ладонь. — Абадона никогда не убьёт абадону. Помни. Мы всё забудем. Даже у демонов есть предел. А ты человек. Не просто человек, ты высшее существо. Помни о своём предназначении — защищать свой народ. Онисей, они тебя не тронут. Ни люди, ни абадоны. Прими наше прощение. Мы прощаем тебя. Она осмелилась пойти вперёд, не отпуская руку. — Нет ему прощения! — взвизгнул Гилия. — Замолкни! — рыкнула Нулефер. — Я верю в благородство Онисея. «Нельзя его прощать», — про себя Нулефер говорила иначе. Но кто она такая, дабы судить других? И Онисей не тот враг, с которым будешь биться, пока не убьёшь его. Он сильнее тринадцати абадон, что сражались против него. Он само возмездие проклятого мира. Убить вряд ли можно. Если и можно, сколько ещё падут, пока кто-нибудь не прострелит глаз Онисея, не пробьёт его щит? — Онисей, я прощаю тебя. Ты был прав, люди заслужили смерти, — говорила Нулефер, твердя себе: «Тебя надо убить». — Так отступи! Не мешай мне! Нулефер шла к Онисею, спиной закрывая Мегуну. Перед собой она видела не кумрафета абадон, а плаху, к которой она добровольно идёт. Ибо разъярённее Онисея человека нет. Вода бурлила за ней, рвалась на врага. Если усыпить внимание Онисея, хорошо прицелится… Она сможет ударить сквозь сломанный каменный щит. Придётся, скорее, ударить со спины грязным приёмом и грязной водой. Только как быстро спохватиться Онисея? Успеет или нет? Не получится — погибнут все. А если удача ей улыбнётся, она станет второй абадоной, кто нарушил запрет. — Почему ты ненавидишь людей? — спросила она, хотя слова застряли в горле, в голове вертелась назойливая мысль «Предай абадонские устои, пусть от тебя все отрекутся, но ты спасёшь остатки Санпавы и непричастные к войне земли». — Люди погрязли в грехах, — сказал Онисей, стоя на месте. Он сдерживал силу абадон, но не причинял вреда, приковал взгляд на Нулефер. — Воспоминания предков, коих ты лишена, полны их. Я зрел смерть, боль, страдания, я зрел жестокость вечного человека и его коварство. Абадоны иные, абадоны избавлены от бремени греха. Абадоны не вечные люди. Мы благороднее их. Я зрел и впитывал жизнь человека из кийджо народа. У тебя, дщерь Цубасары, нет воспоминаний, сути мира тебе не постичь. Абадоны никогда не убивали абадон, вечные люди творят смерть денно и нощно. «Потому что абадонам даётся один день на человеческий облик, и нет времени ссорится и драться. В этом году абадоны больше одного дня были людьми и уже перессорились насмерть». — Да, наши грехи не смыть, — щит Онисея всё ещё слаб. Как же хочется ударить! — Прошла тысяча лет, а человек так же подл и жестокость. И абадоны должны это знать, должны понимать, что никогда нельзя верить вечному человеку. Ты можешь донести до них эту истину. Если вернёшься на остров, то на скрижалях напишешь мудрость, поставишь в центре храма, дабы до скончания проклятия абадоны не подпускали вечных людей в свой дом. Онисей, лишь ты один можешь уберечь от беды наш народ. Твой народ. Другие абадоны не справятся. — Я спасу народ? — Онисей переспросил с неверием. — Ты, сильнейший из абадон. — Моя сила — ярость. Лише она возвышает абадон. Вспомни мать свою Цубасару. Нулефер выше подняла руку, не отводила глаз с кумрафета и видела, что его поразило сомнение. — Абадоны прощают тебя. Говорю тебе я, дочь Цубасары и абадона, вхожая в запретные для вечного человека храмы. Онисей, возвращайся домой. Возвращайся к нам. Тебя прощают. И мы просим прощение перед тобой. Нулефер шла с раскрытой ладонью, вода мирно лежала под ногами. — Онисей, будь кумрафетом, будь мужчиной. Возвращайся. Рука Онисея колыхнулась и потянулась. — Возвращайся. Онисей дотронулся до пальцев Нулефер, на ладонь посыпались рыхлая земля. Щит спадал. — Возвращайся, Онисей. Упала ещё одна горсть земли. И кусок камня. — Нет! Нет! Я не прерву свою месть! Утоплю вечных людей в крови! Нулефер лишь почувствовала, как вода исчезает из-под ног, и перед лицом растёт чёрная глыба. Шум восставшей земли оглушил, глаза закрыла пыль. Схватили за плечо и метнули назад. Вода! Нулефер ощутила холодные скользкие руки, обнявшие её. Она упала, но не ударилась. Вода пеленой смягчила падение. Вокруг была лишь дрожь, вой, падающие камни. Вода хлынула на глаза и промыла их. Нулефер увидела себя в водной шаре, над которым летали глыбы, схожие с метеоритами и крушили израненную землю. Уилл своим телом закрывал шар, перед ним была воздвигнута водная стена. — Сестра, сестра моя, — улыбнулся он окровавленным ртом. — Что ты делаешь? Взмывал огонь, ветра бросались на встречу обломкам. Абадоны восстали. Когда Онисей направил силу на одну Нулефер, абадоны сняли магические оковы. — Сестра, ты его не убьёшь и не уговоришь на мир. Не рискуй, не жертвуй. Камни Онисея пронзили спину Уилла, плечи, изранили руки и ноги. Хоть было темно, Нулефер в отблеске пламени видела, как на лице брата выступает кровь. Творилась неразбериха. Только слышно было воюющих абадон да гнев четырёх стихий. Уилл как истинный хранитель стоял за Нулефер и направлял все силы на её защиту. Разливалось пламя, вода соединялась с ним и атаковала Онисея, воздух бил по камням, сковывающим кумрафета. Небо лишь играло бликами красок да вспышек, содрогалось и грозилось рухнуть. Воздуховики отчаянно хотели лишить Онисея кислорода, и на себе их попытки прочувствовали все. Однако Онисей надёжно защищал себя от любых покушений на своё тело, территорию и воздух. Два человека, сестра и брат, оказались в жерле абадонской битвы, переглядывались между собой и пытались в тумане пыли и серы найти Онисея. — Уилл, брат… Она не смогла вымолвить: «брат, давай обнимемся и попрощаемся». Слёзы залепили глаза. — Цыц! — крикнул Уилл. — Ты не умрёшь! Абадоны резко остановились. Водя и пламя, вихрь и камень воинствующе встали против Онисея. В тумане мраке покачивались лёгкие тени. Огонь осветил поле боя тусклым светом. Аахен Тверей, Ададон, Дионс и десять абадон порхали в воздухе между двумя противоборствующими сторонами. Они мрачно озирались, косились на Онисея и на товарищей, что лежали на земле, а над их телами властвовал огонь и лава. Схватка закончилась смертью пяти абадон. — Онисей, вечные люди не врали про тебя… — неторопливо сказал Дионс. — Ты пошёл на нас, на народ свой. — Мне бросили вызов! — воскликнул Онисей. — Меня предали! Дионс взмыл к Гилие и Мегуне, перемолвился с ними несколькими кивками и обернулся на Онисея. Нулефер не видела его взгляд, Дионс был стоял к ней спиной. Зато видела пронзающую тело Ададона ненависть. Раненые абадоны вставали на ноги, укрепляли щиты и маски, ветряной ладонью проводили по распахнутым глазам мёртвых. Плотной стеной они окружали Онисея. — Аахен, окаянный! — бросил Онисей на человека, которого некогда называл старейшиной. — И меня ты предал, и другов моих отклонил от меня! Мегуна, Гилия, Дионс, Ададон… Окаянные предатели! — Скоро подойдут все абадоны, — сказал Аахен, окружённый проходящими магами. — Предатели! — Человекодемон! — вскричал Ададон. Земля закачалась от новых толчков. Небо озарилось огнём. Оно вспыхнуло из рук Ададона и полетело в Онисея. И вновь яркое пламя да чёрный ветер накрыли небо. Со всех сторон летели вспышки, камни. Нулефер слабо увидела ухмыляющегося Онисея. Он вогнал клинок в грудь абадоны, снёс голову второму соплеменнику. На него бросились четверо, он ловко блокировал их силы. Нулефер ощутила удар внутри шара. Пробили! Но в шар Уилл засунул Аахена и проходящих. — Аахен, забирай Нулефер! — кричал брат. Пахло кровью, серой, дым бил в глаза. Зарево огня растянулось. На Онисея бросался Ададон, огненный абадон. Пламя извергалось из его рта, вырывалось из ушей. Онисей не справлялся мыслями и движениями рук. Как начинающий мальчишка-маг, он ёрзал всем телом. Атаковал и блокировал противника. Ададон перескочил через его камни и растущие скалы и бросил в лицо огненную булаву. Треск перебил прочий шум. Шлем Онисея раскололо на две части. Посыпались осколки камня. Голова Онисея обнажилась. Он покачивался, потеряв от удара координацию. Земля пыталась удержать Онисея на ногах, голова была открыта. Рядом лежало расплющенный камнями Ададон. Его огонь затухал, тьма приходила на смену света. Нулефер ещё не пришла в себя, приглядывалась к Онисею через пыль, мрак и стоящий впереди абадон. Уилл исчез. Резвым стремительным потоком он понёсся на Онисея. Вода раздробила камни, проскочила острые осколки, взвихрила воздух и возникла ледяным ножом. Уилл, вооружённый клинком, перескочил через Онисея и нацелился на затылок. Земля бросилась на кумрафета, сомкнула его тело, его беззащитную голову. — Берегись! — пронзил воздух Дионс, схватывая Уилла. И за ним закричал Онисей. Неистовый рёв всполохнул Санпаву. Грохотало, трясло, на кумрафета нападали абадоны. Потом все звуки слились воедино. И бой затих. Нулефер и Аахен лежали в слякотной воде, обнимая друг друга, в их ногах стонали проходящие. Абадоны сидели на дрожащих коленях, защищаясь от скверной отравленной земли и лавы последними силами. — Где мой брат?! — закричала Нулефер. — Со мной, — приземлился Дионс. Уилл держался за одежду абадоны, хватка была крепка, но пальцы разжали тунику, как только он оказался перед Нулефер и кинулся на неё, задушив в объятиях. — Онисей оказался быстрее, — удручённо сказал Уилл. «Я бы точно не успела». Сестра и брат обнимались, абадоны приходили в себя и подсчитывали павших. Выжила лишь половина. Онисей бежал к городу, которому оставалось жить минуты. От кумрафета исходил грохот, земля под абадонами содрогалась. Страшно было касаться песчинки, даже вдалеке от глаз Онисея она может их убить. Цубасара уже показала всю широту зрения и остроту абадонского слуха. — Его нужно убить, — сказал Аахен. — Да, — Мегуна сцепил зубы от ярости. — Убить. Убить абадону Онисея. Но как? Двадцать пять абадон не осилили одного… Но как? — Убить! — Убить! — Убить! — повторяли абадоны. Уилл отпустил Нулефер. — Больше абадон нужно. Собрать всех единой армией. Направить магов разных способностей. Пытаться, пытаться… Ададон сломал защиту, я почти попал по голове. Гилия окинул трупы скорбящим взором. — Прощайте, друзья, — произнёс он, сдерживая в голосе проклятия, а в глазах слезы. Огонь поднял ещё уцелевшие трупы и вспыхнул факелом. Абадоны, которые, умирая, исчезают в водах Чёрного океана, сейчас уходили в свете костра и искр. Абадоны шептали молитвы, Аахен прощался молча и едва раскрытыми губами произносил: — Уничтожить, уничтожить. Онисей убежал, но ещё взрывалась и лопалась потревоженная земля. Её испещрили чёрные пятна воронок от недавнего сражения, витала густая пелена тумана. Гремели далёкие отзвуки кумрафета, горизонт закрывался чёрным облаком пепла. В небо уходил похоронный дым от тел абадон. Умершие возвращались к своим богам, живые обессиленно бродили, не зная, куда поставить ногу: ямы и впадины застилали землю. Нулефер даже сквозь водный щит чувствовала, что кожу начинает жечь, на лбу выступали маленькие капельки пота. Природа была мертва, воздух был мёртв. Онисей мечтал уничтожить жизнь и превратить Санпаву в бездушную пустыню. Но земля дрожала, взрывались кратера вулканов, ветер разносил пыль. С исчезновением Онисея пришла не пустота, а хаос. — Мы восстановим убитое, Санпава будет сиять, — скорбно сказал Мегуна. Нулефер стояла рядом с Аахеном под водным щитом в окружении абадоны, чуть в стороне Уилл и проходящие маги докладывали обстановку Конории. — Поздно взялись за ум, — с отвращением стрельнула Нулефер. — Кабы сразу отказались содействовать Онисею. А теперь что обещать? Даже абадона не вернёт мёртвого. — Мы лише возжелали дать людям наказ и уберечь будущие поколения абадон от вашего гнёта, — объяснил Мегуна, стыдясь смотреть Нулефер в глаза. — Вы желали так, но Онисей думал по-другому: как отомстить, как истребить. И никто из нас не раскрыл его замыслы. — Мы верили нашему кумрафету, ибо мы его избрали. Когда обратились в людей и когда вернулись в зверя — мы избрали Онисея своей главой. И он предал нас. Онисей заслужил смерти. Абадона… — Мегуна напряжённо смолк, — должен убить абадону. — Так убейте. Вас же боги наделили невероятной силой, а не вечных людей. Абадоны смыкались кругом. Голоса ритмом отбивали «Убить. Убить. Убить». — Убить тварь! — вскричал Дионс. — Изничтожить! — согласился Гилия. — Старейшина Аахен, собирай всех абадон. Мы победим Онисея числом! — подхватил Фекой. Мегуна взмахнул водой, окружающей его. В руке вырос голубой искрящийся меч. — Убить. Верно молвите, абадоны. Онисей предал и народ свой, и богов наших. Убить его. Лише… Потребуется все абадоны. А се огромная кровь и разруха по многострадальной Санпаве. Бой не будет скромным, затрясутся небеса. И последняя жизнь сгинет в нашей схватке. Хотят ли вечные люди восстания абадон против их кумрафета? Нулефер хмыкнула: — Выбор у вечных людей есть? У Онисея впереди целый день, чтобы разносить Санпаву в щепки. — Вы сможете его убить? — сомневающимся голосом спросил Аахен. — И двадцать пять человек не выстояли против одного Онисея. — Цубасара клянётся, что убьёт его. Уилл протиснулся через плотное кольцо абадон. В руке был зажат винамиатис, из него исходили вопросы и указания командиров. — Цубасара хочет вступить с Онисеем в схватку, ликвидировать его самой, избавив абадон от убийства сородича. — Она велика духом… — вздохнул Мегуна. — И сила подобна Онисею. Нулефер взглянула на Уилла. Уже необычно, что брат озвучил желание абадонки. Он дорожил Цубасарой, считал матерью, как Нулефер своей сестрой, и представить не мог, чтобы подвергнуть Цубасару опасности, заставить даже волноваться. Как несколько часов пошатнули заботу Уилла о приёмной матери. И как последние минуты стёрли в Уилле надежду остановить войну малыми силами, не прибегая к чудовищной ярости Цубасары. — Она требует, чтобы её переправили к Онисею? — переспросила Нулефер. — Да, рвётся в бой, — неохотно ответил Уилл. — Одна Цубасара и Онисей, — задумчиво протянул Дионс. — Чую, не выстоит она. Цубасара, еже и станет частью битвы, то в ряду с абадонами. Мы будет прикрывать её, а она нас. Мегуна кивнул. — Да, надобна сила всех абадон. И согласие вечных людей. — И согласие, — повторил Дионс. Мегуна поднял взор на проходящих. — Несите нас в Конорию. Но послушные проходящие возразили: — Вы время теряете и наши силы. Мы не можем скакать туда-сюда как стрекозы на такие большие расстояние. Целесообразнее переправить Цубасару сюда… — Мы хотим поговорить с матерью в спокойной обстановке, — перебил их Уилл. — С её горячим нравом, в Санпаве она тут же понесётся на Онисея, не выслушав никого. — С полководцами зенрутскими тоже надобно словом молвиться, — сказал Мегуна. — Отравляйтесь в Хаш, — ответили проходящие. — В городе мирно, до него не дошли абадоны. Руководство Хаша примет вас и обеспечит связью с Конорией. Нам же ещё с Твереем перемещаться ко всем абадонам и соединять их в единую группу. Мегуна стоял на своём. — Ваши переговорные камни не заменят живой лик. Мы желаем узреть и Цубасару, и полководцев. Абадоны не приучены к говорящим камням. Нулефер понимала возмущение проходящих магов. Каждое перемещение с людьми на плечах забирало у них часть силы, дальние расстояния тоже плохо сказывались. Такие как Идо Тенрик рождаются раз в сто лет, а то и реже… Зенрутские проходящие маги не хотели пускать во дворец их королей вражеских абадон, что пообещали принести победу Камеруту. Камерут-то вышел из войны, сдался, абадоны дружно пошли на Онисея, забыв про разделение между манаровскими странами. Но их обещания могут тоже оказаться пустыми словами, подобно прошлым речам Онисея. Спорить с решением абадон виделось безнадёжной задачей, к тому же Нулефер и Уилл поддержали Мегуну. И проходящие, вздохнув, пошли на их условия. Мегуна, Гилия, Дионс и Фекой отправлялись в Конорию с детьми Цубасары. Аахен и остальные абадоны отправлялись за подмогой. Нулефер ещё раз обернулась на разорённую землю. В груди замерло сердце. Показалось, что замер и весь мир, звуки затихли, ветер замедлил движение, туман стал прозрачнее. Сколько им ещё предстоит воевать? Не ей с братом, не им, пленённым абадонам, а человечеству. Мятущиеся санпавчане, к которым идёт Онисей, кричат в бессмысленных мольбах к небесам, чтобы враг остановился, чтобы война, родившаяся в теле одного человека, прошла мимо них. Но срок Онисея выйдет с наступлением полночи, а эпоха войн никогда не узнает, что такое конец. Её взяли за руку. Аахен. Он прижал к себе Нулефер и склонил голову. — Боги, почему вы покинули нас? — Нулефер едва ворочала языком. — Почему? Столько людей умерло, столько ещё умирает. Почему вы покинули нас? Аахен наклонил к ней голову. — Где был Бог-Создатель, когда развернулась первая в истории война? Нулефер ответила не сразу. Взгляд застыл на исчезающих искрах, что меркли, приближаясь к небу. — Бог был убит. И, немного погодя, добавила: — Его убило любимое дитя.***
Совет хотел увидеть не только мятежную Нулефер, но и бывшего неприятеля, пленного союзника Камерута — абадону Мегуну. За что можно было похвалить Онисея, так за примирение всех прошлых врагов. Хотя долго ли продержится их хрупкий и прозрачный мир? Нулефер помнила, с какой неприязнью её и Цубасару встречало зенрутское командование. Мегуна в их глазах был не лучше убийцы королевы. Его одаривали косым взглядом, а то и вовсе отворачивались. Револьверы были заряжены, офицеры держали руку на поясе. И только Фредер невозмутимо встречал Мегуну. Льдистые глаза уже короля, не выражали никаких эмоций. Наверное, Фредер тоже испытывал к Мегуне неприязнь, но свои чувства он ловко прятал за непроницаемой маской. За креслом Фредера стояла Цубасара. По правую руку от него находился Тобиан. Глаза искрящиеся, гневливые, шея набухшая, тело согнулось к столу, руки сжаты в плотные кулаки и положены с вызовом на карту, между ними лежит винамиатис и стекло. — Он уже поругался, — понял Уилл. И впрямь, не на Мегуну Тобиан обращал свою злость. Он обменивался ненавистными взглядами с зенрутскими офицерами, а генералу-полковнику Вотсону так едва ли не слал проклятия. Абадоны встали за противоположный край стола, они не присаживались. Нулефер примостилась возле Мегуны, Уилл даже не задержался с абадонами, а сразу подошёл к матери, королю и принцу. Проходящий маг-офицер выступил с докладом о неудачной встречи с Онисеем и о потерях среди абадон и земель. Говорил он кратко, потому что уходило драгоценное время, а Уилл ещё в Санпаве по винамиатису передал в столицу важные сведения. — Двадцать пять абадон проиграли одному Онисею. Восемь погибло, — закончил проходящий. — Могущество Онисея безгранично, — недовольно сказала Цубасара, впиваясь ногтями в спину кресла, за которым сидел новый король. — Говорила же вам — явите меня к нему. — А у тебя, женщина, получится то, что не смогли двадцать пять товарищей? — недоверчиво полковник Уайтс. Стены королевского совета вспыхнули пламенем. Люди зажмурились, глаза защемило от боли. Цубасара погасила пламя и только улыбнулась. — Обычными магическими силами не ликвидировать Онисея, — сказал генерал Лендарский. — Выбора не остаётся, как положится на абадон, в том числе на Цубасару. Да, последствия будут разрушительными. Они не подадутся восстановлению. Но если будем терпеть и ждать превращения Онисея в пустоглаза, он уничтожит ещё больше земель и людей. Подземные толчки, облака пыли, грохот и гул ощущают уже Рысьина и Гинорская провинции. — А что с людьми? — спросила Нулефер, не ожидая услышать положительный ответ. — Проходящие продолжают их уносить, — принц Тобиан разжал кулаки. — Люди Мариона получают сведения о местонахождении Онисея и уводят поселения другими тропами, держат связь с проходящими. Мы задействовали не только всех проходящих Зенрута, но и манаров, которые умеют перемещаться, испив магическое зелье. Этого, конечно же, мало. — Онисей идёт на запад Санпавы, он изменил свой маршрут идти к Камеруту. Сколько там поселений? — Крупных городов нет, но несколько маленький деревушек спрятались в лесу. Ещё два часа назад туда были посланы проходящие, но связь с ними пропала. Возможно, деревни попали под удар абадон ещё до самовольства Онисея. — Или марионовцы их убили, — язвительно хмыкнул офицер, стоящий в углу у самой стены. Тобиан со скрежетом провёл ногтями по столу. Он слегка повернул голову к офицеру и процедил: — Марионовцы и Марион, лишённые оружия, карт и медикаментов, в последние моменты приводили к проходящим магам сотни санпавчан, сажали их на поезда, предоставляли летающие кареты и лошадей. Разведка Мариона за эти часы несколько раз предупреждала задницу санпавских командиров. Пока временный губернатор в Хаше думал, как уводить всех хашиан и как отбивать город от всесильного противника, Марион с помощью винамиатисов организовал перевязочные пункты в Хаше, в Дренго, в мелких городах, даже в полях, направил целителей, которых ему предоставила Конория. Марион отдал свои тайные укрытия под убежища и полевые госпитали для военных. Марион самолично должен вступить в схватку с абадонами, чтобы смыть ярмо злодея в ваших глазах? — Возможно, — проронил офицер и резко замолчал, когда на него взглянул Фредер. Король что-то шепнул Тобиану, тот лишь громко выдохнул. Удивительно, задумалась Нулефер, как бы держался Тобиан с бывшими врагами, если бы Фредер не выжил, и он стал королём? Старые раны дали о себе знать. И верховное военное командование, и столичное чиновничество было для Тобиана нетерпимым врагом. Перемирие возможно, а постоянный мир… — Направить на Онисея всех магов и абадон. Здесь война на выживание, — сказал король Фредер и потёр подбородок. — У вас, абадон, есть план, стратегия, как атаковать Онисея? — Надобно числом атаковать, окружить Онисея, измотать его, — кивнул Мегуна. — Распределить абадон на четыре стихии и не дать камню стать сильнее. Тверей собирает наших братьев, отряд за отрядом будет нападать на Онисея, изнемождать его. Крепость Онисея в его каменных доспехах, но тело примет смерть. Надобно расколоть доспехи и пронзить Онисея. — Мой огонь крепче его камня, — произнесла Цубасара. — Но твой огонь пропустит его атаку! — воскликнул Лендарский. — Онисея не победил даже воздух. Прежде, чем совершить решающий удар по Онисею, ты должна суметь защититься. — Цубасара, — сказал Уайс, — ты ни разу не сражалась. Только убивала беззащитную королеву. Мы не можем доверять твоим словам и отпускать одну к Онисею. Не будь столь горделивой, знай своё место. Драка с королевой и тенкунскими магами не сравнится с твоим кумрафетом. Умерь гордыню. Цубасара, к удивлению Нулефер, кивнула. Высокомерия в ней было по самую макушку, но Цубасара где-то в душе понимала, что она не самая сильная. Ведь даже будучи пустоглазкой, она никогда не бросала вызов Онисею, как пытались побороть его заносчивые соплеменники. — Онисея пронзит даже манар. Сорвать щит — наш долг, — сказала она. — Пока собираются абадоны и готовится Цубасара, созовите с уголков фронта всех магов, способных дать ему отпор, — распорядился Лендарский. — Фарар, Бларка, Калвена, Йенда. Лендарский назвал ещё несколько фамилий зенрутских и тенкунских магов. Конечно, это капля в море, но смог же искалеченный Тивай проникнуть через щит к телу абадоны и убить его. Смог же иширутский манар револьверной пулей победить всемогущего противника. Если б магов было больше… Увы, Тенкуни отказалась помогать и разбрасываться людьми, которых без зазрения совести отдаст Зенруту в следующий раз, когда он способен будет уплатить за каждого мага. Камерут и Иширут сбежали, как только признали поражение. Санпава им не нужна, так что Онисей только зенрутская проблема с этих пор. — Цубасара, готовься, — сказал Лендарский. — Ты пойдёшь с Мегуной, Дионсом, Фекоем и Гилией. — Я подчиняюсь вашим приказам, — Цубасара склонила голову. — Время не ждёт! — Лендарский с грохотом встал. — Отправляйтесь в Санпаву. Ваше Высочество, — он взглянул на Тобиана. — Предупредите санпавчан, что собираются все абадоны. Кто может бежать с проходящими, пусть бежит, не задерживаясь на спасение других. Сила абадон ограничена расстоянием, но предупредите даже Хаш, чтобы он был готов к любому исходу. За Лендарским поднялся весь совет. Подтянулись проходящие маги, офицеры взялись за стёкла. Король Фредер, держась слабой рукой за кресло, повернулся к Цубасаре: — Я хочу поговорить с тобой наедине, Цубасара. И с твоими детьми. Это займёт не так много времени. — Что ты хочешь? — спросил Тобиан. — Поговорить с ними наедине, — спокойно повторил Фредер. — Тобиан, их скоро отправят в Санпаву, свяжись с Марионом и санпавским командованием. Не задерживай нас. Нулефер, Цубасара, Уилл и король Фредер прошли в уединённое помещение. Зал воинской славы, поняла Нулефер по обилию картин со знаменитыми сражениями, на которых победу одерживал Зенрут, по рыцарский доспехам, острым мечам, по медалям и орденам павших в бою полководцев. Последними экспонатами были ружья и трофеи, доставшиеся с Анзорской войны. «После нашей войны в музей передадут только комки грязи». — Ваше Высо… Ваше Величество, — Нулефер поклонилась, — мы вас слушаем. Цубасара потянула руки к Фредеру. — Окаянный, что же ты ещё хочешь от нас? Зачем тебе мои дети? Нулефер потрясла её за плечо. — Цубасара, принц… король Фредер по твоей вине потерял мать, имей к нему уважение. Фредер помолчал, потом угрюмо поглядел на Цубасару: — Пусть ненавидит. Моя мама, по всей видимости, много хорошего про меня ей рассказала. Наши чувства с Цубасарой взаимны. — Фредер, ближе к делу, — поторопил Уилл. — Цубасара, — произнёс Фредер, смотря на абадонку долгим взглядом, — я верю, что ты можешь сойтись с Онисеем в равном бою. И Онисей знает, что вы равны по силе. Фанеса Свалоу, правильно я вас понял, что Онисей испугался, услышав про Цубасару? — Да, — ответила Нулефер. — Он поменялся в лице от страха. — Значит, он постарается убить в первую очередь Цубасару, — безжалостно сказал Фредер. — Меня будут защищать братья-абадоны! — воскликнула Цубасара. — Онисей слаб перед огнём, — продолжал Фредер. — Огонь может разбить его камни и обнажить беззащитное тело. Фахаил взял Онисея в ловушку, Ададон сломал шлем. Но их ждала быстрая смерть. Цубасара, с тобой будет то же самое. — Понимаю, король, — Цубасара обвила руками Нулефер и Уилла. — И этого я боюсь. Ты разобьёшь доспехи, и он тут же убьёт тебя. Пока абадоны атакуют его, Онисей заново укроет тело. Я внимательно прослушал доклад: Уиллард не успел приблизиться к Онисею, абадоны тоже. Ведь Онисей распределяет своё сознание по камню и земле, как и ты, Цубасара. Его внимание отвлекла только Нулефер, заболтав Онисея. Это помогло. И это нам ещё раз поможет. — Нам опять болтать с Онисеем? — отозвался Уилл. — Сколько можно! — Не болтать, а отвлечь, — ответил Фредер. — Фанеса Свалоу, вы сможете в последний раз обратиться к Онисею? Внезапно в кожу Нулефер с болью проникли тысячи игл. — Могу… — Почему моя сестра? — с пылом воскликнул Уилл. — Она погибнет, если абадоны атакуют Онисея в этот момент! Я не уверен, что спасу её во второй раз! — Нулефер ещё не отреклась от Онисея, — пояснил Фредер. — Она протянула ему руку, и Онисей почти взял её. Нулефер сжала ладонь Цубасары, подержала, насладилась теплом и отпустила, вздыхая. — Я подам опять ему руку и… Подведу под удар Цубасары. Фредер тоже вздохнул, но не от сожаления, а от слабости раненного тела. Помялся на месте, собирая силы в ноги и подошёл к красному столу. Фредер вытащил из ящика стола ключ. — Это не все, о чем я вас прошу. Цубасара расколет щит, Онисей приготовится к мощному удару абадон. Убеждён, он отразит его. Фредер оказался у стеклянной витрины. Ловко вставив ключ в щель, он открыл дверцу. Король осторожно взял в руки нож с острым длинным клинком и изогнутой рукоятью. Он подошёл к Нулефер и подал ей нож. Прежде холодный надменный взгляд Фредера показался Нулефер горестным и кающимся. Она забрала нож, рассмотрела украшающие оружие рисунки — люди возносили хвалу солнца. Нулефер подпёрла рукоятью щёку. — Я должна ударить его в спину… Как подло. — Я нанесу этот удар, — Уилл положил ладонь на нож. — Нулефер, ты погибнешь… Отдай его мне. Нулефер, охватив рукоять ножа двумя руками, локтями оттолкнула Уилла. — Нулефер, ты называешь себя абадонкой, хочешь вернуться на остров. И кем ты вернёшься?! — выплеснул Уилл. — Человеком со спрятанным в рукаве ножом, который обманул кумрафета сладкими речами? Абадона никогда не убивает абадону. На острове кто-нибудь обязательно поддержит Онисея, тебя не примут. Я остаюсь в Зенруте, с меня абадоны не спросят. Фредер помотал головой. — Ты нападал на Онисея. Он видит тебя врагом, его стихия уже предупреждена. Нулефер сжимала нож, которым она должна совершить ещё одно убийство. И оно будет основано на предательстве доверия и лжи. «Сколько прошло времени?» — вдруг спохватилась она. Кажется, они долго разговаривают с королём, Онисей всё бежит и летит, оборачивая земли в непригодные пустыни. — Если так нужно, я нападу с ножом. — Нет! Цубасара выхватила нож. — Нет, дщерь моя, не иди! Я справлюсь одна. Фредер, оставь уже меня и моих детей! — Его Величество говорит правду, — сказала Нулефер, выставив руку для ножа. — Один атакует, второй обманывает доверие и нападает. Я гожусь на роль подлого обманщика, нож в моей руке всегда хорошо смотрелся, — она вздохнула. — Если бы можно было вернуть разрушенное и утраченное… Как там говорил Шеилия? Отнятая душа возвращается в тело, отнятая магия в землю. С душами, летящими к богам, так уже не поступишь. Их мирской путь навеки закончился. Даже абадоны не способны побороть смерть. Санпава держится на последнем вздохе, половину — куда там половину! — две трети населения не вернуть. Человеческие силы не восстановят Санпаву, разве что наивысшая магия поддержит жизнь. Где достать эту магию? Боги лишь раз взглянули на людей, когда проклинали агасферовцев. Можно призвать абадон на помощь, надавить на их совесть, они закроют трещины и провалы, возвратят и очистят воду и воздух, но магический сероземельник навеки уничтожен. Убьёт Нулефер Онисея или Онисей растопчет её, а ночью пустоглазом получит пулю в лоб — не важно. За все зверства его ждёт лёгкая смерть и, скорее всего, от одного из сородичей, который предаст святейший закон. Абадона не убивает абадону. Ей, так старающейся стать одной из них, вверили эту миссию. Ей, не наделённой даже памятью абадон. Есть ли иной путь победить Онисея? Ныне живущие полагаются только на смертельный бой и на нож в спину. — Цубасара… — Нулефер измученно скривилась. — Покажи мне воспоминания предков. И можно кое-что спросить у тебя?