Приручение

Две недели. Целых две недели прошло после того, как Энма принял. Наверное, это был последний раз; так лучше думать всем тем, кто заботится о нем сейчас и всеми силами старается его вылечить, однако сам Савада так не думает. Он внимательно наблюдает за происходящим в доме. Раз в день его навещают брат и осьминожка; мама ничего не знает — она думает, что он всего лишь болеет, но парень не переживает на эту тему. Все еще ни разу не выходил из дома, и эти четыре стены давно уже начали угнетать — осталось еще немного времени для того, чтобы удостовериться в своем здоровье. Возможно, жизнь вне дома сможет напомнить о том недешевом способе развлечения, и поэтому лишний раз выходить не стоит. Комната превратилась в небольшой уголок затворника: дверь всегда закрывалась на ключ, свет всегда оставался выключенным. На сиротливо стоящий на столе компьютер Энма не обращал никакого внимания; иногда он гонял музыку на своем плеере, желая расслабиться и отойти от своих мыслей. Тогда ритм выбивал его из жизни, и вокруг не оставалось ничего, что могло бы хоть как-то привязать к этому месту. К этой кровати. У лежачих больных часто появляются пролежни — если они не двигаются. Пролежни нужно смазывать мазью, но гниющая плоть все равно станет отслаиваться от тела, заставляя полностью почувствовать собственную ничтожность. Энма боялся, но не мог пошевелиться — это казалось трудновыполнимой задачей, которая наверняка заставила бы его вернуться обратно. Из своих гнетущих мыслей в не менее гнетущий мир. Из которого хочется сбежать. На столе лежит шоколадка, оставленная заботливым братом, и о ее существовании хочется забыть. Хочется хоть как-то выпасть из реальности и ничего в этой жизни не вспоминать. Это как сесть за руль и вырулить на безлюдную трассу, где перед тобой будет только дорога, а вокруг — ни души, которая могла бы хоть как-то вывести на разговор и заставить рассказать все, как это делали случайные попутчики. Никогда не ездил автостопом. Нет никакого желания работать, нет желания учиться. Хочется молча лечь на кровать, укрыться одеялом и спать, чтобы отдохнуть раз в кои-то веки. Сессия и каникулы начнутся не скоро, но Кее по большему счету наплевать: он смотрит на дверь, потом на бумаги, что лежат перед ним. Радует то, что остальных он отправил по каким-либо делам, которые нужно было срочно уладить. В дверь постучали, и юноша прекрасно знал, что это Фонг; ответом было тихое «войдите», и китаец вошел, сразу же прикрыв дверь. – Я на чай заглянул, – произнес юноша, усаживаясь на небольшой диванчик, и Кея лишь сдержанно кивнул, продолжая читать документацию. Слух раздражали звуки втыкающегося в розетку штекера, но юноша постарался абстрагироваться от всего, что его окружает. Но мысли совсем не хотели выходить из головы, и Фонг это прекрасно понимал; он налил кипяток в чашку, после чего опустил в нее пакетик и кусочек лимона, внимательно наблюдая за юношей, что почти справился с проверкой документации. – Завтра Кусакабе выйдет с больничного, – негромко произнес китаец, усаживаясь в кресло. Кея лишь кивнул, закрыв папку с разобранными документами. – Я знаю. Дальше он будет выполнять обязанности проверяющего, не хочу лишний раз гонять Дино, – вздохнул он, поднимаясь со стула для того, чтобы поставить папку в шкаф. Фонг усмехнулся. – Он все еще работает в комитете? – Дино — хороший сотрудник, - отчеканил Хибари, после чего внимательно посмотрел на собеседника. Его взгляд был цепким, и говорил он им лишь одно: «Не лезь в то, что не принадлежит делу комитета» – как, собственно, дело и обстояло. – И исключению он не подлежит. То, что случилось – случилось именно между нами и никаким боком не относится к работе нашего комитета. – Вы уже даете сбои в работе, – Фонг отпил немного чая, после чего глянул в окно, словно стараясь убежать от разговора – но нет, так он формулировал свои мысли. – Все делается с некоторым опозданием. Если это тот ритм, с которого вы начали, то я удивлен, - китаец говорил внятно, расставляя над «i» все точки. – Все будет исправлено в кратчайшие сроки, – вздохнул Хибари, понимая, что сейчас был задет в самые нервы. Или же просто... Дино сидел на своей кровати, держа в руках конверт с деньгами. Нашлась подходящая работа, и именно сегодня он получил аванс, которого так долго ждал — стипендия была выдана в начале месяца, и сейчас, как можно было выразить, парень палец сосал с голодухи. Конечно, это утрирование — Кея продолжал покупать продукты, Каваллоне продолжал готовить, и все было обставлено так, словно вообще ничего не произошло — продолжалась работа в комитете, продолжалось совместное существование, однако одна вещь безукоризненно изменилась. Общение. К Кее было опасно подсаживаться во время обеда, было тяжело общаться наедине, а если парень и произносил что-либо, Хибари это просто игнорировал. Исключением были только разговоры по работе в комитете, и то глава старался завершать их быстро, вроде: «Получил указания — свободен». Это не раздражало, это выбивало из колеи. Дино много раз прокручивал в голове момент, когда Хибари ему признался; он не обращал внимания на то, что тогда Кея чувствовал себя неуютно — он старался вести себя так, чтобы не выдавать своих мыслей, но глаза его смотрели прямо и честно в тот момент. Такое ощущение, словно ребенок рассказал свою тайну взрослому. И почему тогда Дино этого не заметил, почему он нажрался, наговорил гадостей и оттрахал этого мальчишку. Каким бы богатеньким и заносчивым идиотом сосед ни был, он оставался человеком — имел свои чувства и привязанности, и почему-то этой привязанностью стал Каваллоне. Смешно. Значит, у этого мальчишки не было друзей и он не влюблялся ранее; Дино — первый опыт в его жизни, и вот как круто все повернулось. Влюбись он в девушку, своди ее на свидание, пригласи в ресторан и пару раз оттрахай в гостинице, дабы не смущать коменданта в общежитии и чутко спящих однокурсников, которые потом будут тыкать пальцем — и все было бы совершенно иначе. Быть может, от такого поворота событий Хибари смог бы быть более чутким и менее заносчивым. Возможно. Становится стыдно перед самим собой, становится грустно и несколько злостно. Черт возьми, Дино — натурал, обычный парень, которому нужна обычная баба. Перепихнуться, поцеловаться, на свидание сходить, в кино сесть на задние ряды и обнять. «У него есть жопа, ебать можно, как и девушек», – вспоминает он собственную мысль. Да, в пьяном состоянии было особо плевать, если не учитывать того, что было узко практически до боли. Возможно, и запах некоторый был — обычно геи готовятся к сношению всяческими способами, а Кея наверняка подобного не ожидал. Интересно, а каково это — целовать плечи человека, который принадлежит к твоему полу? Мужской запах тела более яркий, чем у девушек, но он остается приятным, если тело тебе нравится. Соски и грудь — тут уже дело зависит от волосатости, но Дино прекрасно помнил, что его сосед не бреется, да и отличается высокой чистоплотностью. То есть секс можно считать реальным за исключением одной вещи: его дать Хибари можно. Только зачем? Разве блондин сможет его полюбить, как-либо проводить с ним время, может ли он представить Кею в роли своего возлюбленного? Это тяжело, но реально. На психологии как-то сказал препод: «любовь для людей — вещь, в которой совмещается сексуальное влечение и тяга к общению». В каком-то смысле он был прав, но Кея не подходит — страсти к нему Каваллоне не испытывает, хотя общаться был бы не против. Это всего лишь глупые мысли, и Кею здесь можно только пожалеть. – Прости, – произносит Дино, когда сосед заваливается в комнату и кидает торбу на кровать. Тот изумленно смотрит, после чего мышцы лица начинают дергаться — похоже, он пытается навести на себя спокойствие, но сейчас это не получается, и Ханеума продолжает. – Прости, правда. Я действительно не хотел сделать тебе как-либо больно. Я не могу представить тебя в отношениях со мной, и это правда, - Дино не знает, что еще он может добавить к этому. Он сидит на краю кровати, опустив голову, а его руки сложены в «деловой замок» – тот самый, который он делает только при попытках помириться, но Кея этого не знает. Он смотрит свысока, прислонившись к стене и сложив на груди руки, просто наблюдает. Пожалуй, обоим интересно, во что это выльется. – Но я хотел бы загладить свою вину. Я хочу быть твоим другом. – Другом? Хм. – Кея усмехается, но внутри него что-то начинает тянуть, и тянуть вниз. Хочется упасть, хочется не слышать того, что говорит этот непонятный конь, ведь это дает некую надежду; точки над «i» уже были расставлены, и нельзя все менять — юноша слишком долго сооружал внутри себя стену, которая закрывала его от всех напастей. Эта стена была построена всего лишь две недели назад — раньше все ощущалось чутко и придавало мыслям и жизни полноты. Эта стена может рухнуть в любой момент, и нельзя позволить Дино ее разрушить. – Я тебя трахнул против твоей воли, верно? Парень поднимает голову, смотря на соседа, что не сдвинулся со своего места; его руки все так же сложены, как и сложены они у Кеи, и он расцепляет пальцы в жесте раскрытия. Сердце ноет и бешено бьется, желая загородить себя от того, что происходит, но Дино заставляет себя говорить и слушать. Надо же закончить начатый разговор. – Верно, – Хибари кивает. – Именно. Я хочу быть тебе другом, поэтому я прошу прощения за то, что пошел против твоей воли. Слова вырываются с диким хрипом, который исходит изнутри, и именно сейчас Дино готов себя придушить — он несет ересь, херню, что идет против самого него, но в каком-то смысле он произносит верные вещи, и остается лишь услышать вердикт Кеи. Кея молчит, после чего протягивает ему пакет с продуктами. – Испытательный срок — шесть месяцев, потом я подумаю, сможешь ли ты быть моим другом. Мукуро стоит на балконе и смотрит вперед: его голова занята мыслями. Занзас храпит на диване и просыпаться не собирается, небольшая часть товара находится на его же кровати, но основная часть все-таки находится в баре — вряд ли копы заявятся к такому спокойному месту. Кому какая разница? Раздражает лишь одно: Энма не появляется уже около двух недель. Возможно, сдох от передоза, возможно, дилера сменил. А может, решил завязать. Не стоило ему давать такую сумму денег, передавать записку. План по мести Саваде просто-напросто провалился, а начистить рожу этому мальцу хотелось. Конечно, пострадал Энма — таки стал конченным нариком, что вряд ли слезет с иглы, но случайно он услышал от лягушонка одну вещь. В Варии был один медик, который занимался тем, что вытаскивал наркоманов и алкоголиков в нормальную жизнь, и младший Савада стал его пациентом, который достаточно быстро пошел на поправку. А ведь совсем недавно он валялся на пороге бара, вгоняя себе в вену раствор с порошком, после чего пел что-то не совсем внятное; рыдал там же, кусая ногти, и таким его жалким состоянием Рокудо был безумно доволен. В какой-то момент начала душить злоба — хотелось уничтожить Саваду, если растоптать не его, то хотя бы его брата: так же оттрахать, чтобы потом стоять не мог, избить, резать на кусочки — делать что угодно, лишь бы заставить этих двух стоять на коленях и молить о прощении. Невовремя вспомнился Фонг, который мягко улыбался, но трахал жестко, вбивая в кровать и не давая шанса вырваться. Он казался хищником, сильным человеком, однако выбросил он его слишком слабо — не устроил истерики, прощального секса и всего того, что могло бы ранить так же сильно, как и игнор. Но игнор раздражает больше всего. Хочется выматериться и сплюнуть. Родители обещали выслать небольшую сумму денег — они свято верят в то, что их родной мальчик работает официантом и снимает квартиру, но все оказывается совершенно не так. Хочется взвыть от собственной лжи, но на ней построена не только его жизнь, но и жизнь его родителей. Пожалуй, это в крови. Вспоминается Бельфегор, который странно именует себя принцем — чем он занимается, хрен его знает. «Принц» подходит к лягушонку и дает ему затрещину, после чего кусает его в шею — но мальчишка терпит, едко комментируя все действия принца, за что огребает еще больше. А потом лягушонок спешит к Рокудо, дабы и перед ним поязвить, выставить себя в лучшем счете и свалить, помогая одному из клиентов вогнать иголку под кожу. Бизнес есть бизнес, соратники есть подонки. Это бесит, раздражает, но нет никакого способа устроиться лучше: заработок Рокудо имеет, и немаленький — во много лучше, чем просто получать стипендию в университете. А что потом? Да ничего, думает он. Обзаведусь квартирой, продолжу бизнес, перейду на другой путь. Родители оставят свой, будет и наркоторговля — от которой стоит избавиться, пока еще есть время — и родительское дело. Нужно будет просто поступить в другой институт. Или же вернуться в этот, но вряд ли ему сможет дать там выжить Фонг, который будет внимательно наблюдать за его поведением и сможет придраться ко всему. Хороший ответ от любимого человека, ничего не скажешь. Гокудера спит, обнимая во сне Саваду, который льнет к нему всем своим телом; в ногах довольно устроилась кошка, мурлыкая на весь дом, словно являясь воплощением трактора на земле. Часы тихо стучат, отбивая секунды, и просыпаться вовсе не хочется — пусть и проснутся они к вечеру, проспав учебу, пусть и снова протрахаются полночи, что измотает и позволит снова прогулять пары. Будильник звенит, и осьминожка недовольно зевает, понимая: чтобы выключить будильник, надо вылезти из-под рук Тсуны. Этого делать не хочется совсем. Трещание будильника заставляет Саваду проснуться, и тот лишь крепче обнимает своего парня, стараясь залезть под одеяло и не слышать больше этого звука. – Уже пять вечера, – сообщает блондин, после чего недовольно смотрит на Тсуну. Тот зевает, наконец расцепляя руки, и Гокудера спокойно поднимается. – Иди пока в душ, я поесть что-нибудь придумаю. Нам нужно будет проведать Энму. Дино наконец заносит в комнату кастрюлю, из которой слышится достаточно вкусный запах — похоже, парень опять перемудрил со специями, стараясь сделать что-то интересное, и Кея заинтересованно подтягивается к столу. Блондин молчит, раскладывая приготовленную пищу по тарелкам, после чего садится на свою кровать — по нему понятно, что в горло ничего лезть не хочет, и его состояние безысходности невольно перебрасывается и на Хибари, что сидит за столом вместе с тарелкой. Ему тоже есть не хочется, но он заставляет себя, отмечая, что получилось действительно неплохо — пусть и жидковато, но порция мисо-супа с креветками не вредила еще никому. Они так и сидят в тишине и темноте — свет никто не включал еще со дня – и только стараются не стучать ложками, чтобы не производить лишнего шума. Обоим есть о чем подумать. – Иди сюда, – Дино произносит это через полчаса после того, как Кея вымыл всю посуду и отправил в холодильник кастрюлю. – Просто подойди. Хибари не спрашивает, зачем, хотя ему хочется. Хибари не остается на месте, чтобы выслушать — он молча подходит к парню, который быстро наклоняет его к себе, заставляя сесть на корточки, и целует. Почему — непонятно, но Дино действительно его целует, прикрыв глаза и не отпуская; он покусывает его губы, после чего раздвигает их языком, чтобы ворваться внутрь. Кея отстраняется слишком быстро. – Ты не видишь меня в отношениях с тобой. – Я хочу видеть тебя рядом, – тяжело усмехается Каваллоне, после чего бросает смешок — словно вызов. Теперь злится Кея, его рука поднимается и только желает нанести удар в челюсть, когда ее вновь перехватывает вставший конь, притягивая парня вновь к себе, и снова целует, на этот раз добиваясь того, чего хотел — Хибари не кусается, но продолжает вырываться, однако сильные руки не дают ему этого сделать, а поэтому приходится смириться и даже ответить на поцелуй — это действительно манит. Зря я простил его, думает парень, чувствуя себя униженным и растоптанным. Фонг лежит на кровати, обнимая одной рукой подушку, а другой щелкая кнопками на телефоне. На душе скользко и противно, хочется уничтожить себя за то, что все еще помнит дерзкого парнишку, с которым долгое время встречался, спал. Freesea (20:48): привет. я завтра свободен, приедешь? Fong Li (20:48): Вряд ли смогу — надо помочь родителям, только если к вечеру. Freesea (20:49): оя, сделаем проще. жди вечерком с визитом~ Fong Li (20:49): Чай не забудь. Freesea (20:49): ах, а я надеялся мы будем пить вино Действительно, противно. Даже слишком. Мукуро был спокоен, он действительно любил Фонга, как думал тот; мог подстебывать, смешить, что-то интересное рассказывать. Скучно с ним не было. Без него — да, скучно. Но все это не должно сейчас волновать парня, и тот это прекрасно знает. Нужно приниматься за домашнюю работу — скоро будет зачет, и к нему нужно быть готовым. Он так и лежит на кровати, наплевав на все; лень задергивать шторы, но китаец сам не понимает, как засыпает.