Просто останься

Дэрил застегивает штаны и закуривает, откидываясь на спину. Он смотрит прямо в высокое небо, от которого кружится голова, разглядывает пушистые облака, спешащие куда-то на север. У него волосы слиплись от пота, и капельки влаги блестят на широкой мускулистой груди. Губы обхватывают фильтр сигареты, и Гленн будто подвисает от этого зрелища, выпадает из окружающего пространства. Измятая рубашка болтается на плечах, как парус на мачте, и пальцы замирают на поясе брюк, которые он пытается натянуть. Губы Дэрила Диксона – шершавые и твердые, с привкусом лайма и сигарет. Губы, что умеют быть такими мягкими, почти нежными. Губы, что изукрасили плечи и ключицы Гленна такими яркими отметинами, что рубашку снять прилюдно не получится еще долго. — Возвращаться будем в обход, - выдыхает Дэрил вместе с облачком горьковатого дыма и поднимается, закидывая на плечо арбалет. Он даже не смотрит в сторону Гленна, и тот чувствует привычную щемящую пустоту где-то внутри. Конечно, он не ждет нежностей и разговора о чувствах. Тем более, сейчас, когда Рик с остальными гонят стадо мертвецов по главной дороге подальше от Александрии. Парень согласно кивает, хотя, кажется, в его одобрении напарник и не нуждался. Дэрил уже развернул мотоцикл и сейчас, ладонью прикрывая глаза от косых лучей заходящего солнца, вглядывается вдаль, то ли пытаясь рассмотреть что-то вдали за кустами, то ли просто высматривая более удобную дорогу. Гленн сглатывает, уговаривая себя не пялиться на перекатывающиеся под кожей мускулы. Красивый, сильный и дикий. А еще замкнутый и отстраненный. Неразговорчивый и сердитый. — Мне кажется, вон та дорога, уходящая на восток, вполне подойдет. Стадо идет с запада, мы не пересечемся даже при желании. Он даже сжимается, чувствуя на себе тяжелый изучающий взгляд, царапающий кожу. Ни один мускул не двигается на лице Диксона, когда тот, издав какой-то невнятный звук, по всей видимости, выражающий то ли согласие, то ли недоумение, забирается на мотоцикл. — Запрыгивай, - кивает на сидение позади себя, а Гленн зависает, глядя, как красиво блестят на солнце отросшие волосы. — Я ж на машине... Диксон будто не слышит. Он заводит мотор и нетерпеливо зыркает в сторону того, кого назвать другом язык не поворачивается даже сейчас. Особенно сейчас, потому что... — Застрянет на первом же ухабе. А время дорого. Залезай, - раздельно выдает мужчина, и Гленн вздыхает, рассовывая по карманам патроны. Забирается на байк, предусмотрительно вцепившись в пояс Дэрила, когда тот без предупреждения срывается с места, выжимая предельную скорость. "Что же, это может быть небезынтересно", - думает парень, вжимаясь лицом в спину водителя. "Всего лишь мера предосторожности, чтоб не свалиться, не зацепиться обо что-то", - неубедительно твердит себе он, вдыхая запахи кожи, пота, пороха, секса. Чуть горьковатый запашок Дэрила, от которого щекочет ноздри и кружится голова. — Крепче держись, - пытаясь перекричать шум мотора, предупреждает Диксон на особенно крутом повороте. Гленн жмется к нему изо всех сил, сцепляя руки в замок на животе водителя. Мотоцикл ревет так громко, что не слышно ни черта, но плечи Дэрила мелко подрагивают, будто он в эту самую минуту... смеется? "Подумаю об этом потом", - отмахивается парень, пытаясь сдуть лезущую в глаза челку. На самом деле сердце в груди колотится так сильно, что ребра наверняка покрываются трещинами, а этот стук не может не отдаваться в спине сидящего впереди мужчины, к которому так крепко прижимается грудью Гленн. Он готов распластаться по этой спине, растечься слоем тающего на жаре желе, впитаться в кожу с каплями дождя и лучами солнца. Они трахаются время от времени, все так. Без разговоров, обязательств, каких-либо планов. Выпускают пар, быть может. Переключаются. Но Гленн никогда не посмеет озвучить свою симпатию, хоть на мгновение позволить заподозрить то обожание, которое захлестывает с головой, когда Дэрил оказывается неподалеку. Дэрил, пальцы которого пропахли никотином и засохшей кровью. Дэрил, что часто задумывается так глубоко, будто проваливается куда-то в параллельную вселенную. Дэрил, что управляется с тяжеленным арбалетом легче, чем пацаненок с рогаткой. Дэрил, чьи голубые глаза напоминают две блестящие льдинки – такие же холодные, такие же яркие. Дэрил, что спасал его никчемную жизнь столько раз – с самого начала. Это не слепое преклонение, конечно, не обожествление, нет. Лишь уважение и безграничное восхищение, убеждает себя Гленн, когда мотоцикл влетает на лесную просеку, и приходится пригнуться, чтобы хлещущие ветви не выбили глаза, не разодрали лицо. Его пинками вышвыривают из размышлений в реальность, когда мотоцикл, резко вильнув в сторону, ныряет в плотную стену кустов, цепляющихся колючими пальцами за одежду, дергающих за волосы, оставляющих на руках и щеках длинные кровавые полос. Гленн судорожно озирается в поисках опасности, нащупывая в кармане пистолет и нож. Ничего. Лишь задыхающийся рев мотоцикла, продирающегося сквозь подлесок и блеск воды – такой темной в сгущающемся сумраке, будто там, за деревьями, кто-то разлил огромную цистерну ртути - холодной, вязкой, густой. — Здесь заночуем, - Дэрил глушит мотор, и только сейчас Гленн видит покосившуюся хижину на самом берегу изгибающейся дугой реки – медленной, вальяжной, беззвучной. Рассохшиеся доски громко скрипят, когда они ступают на крыльцо, и Дэрил беззвучно подносит палец к губам, призывая хранить молчание. Гленн пожимает плечами – может, он не так крут, как Диксон, но не младенец и не идиот. Серебристые столбики пыли пляшут в спертом воздухе помещения, пропахшего сухими листьями и прелой тканью. Они крадутся беззвучно, как бестелесные призраки, вышедшие на разведку, и только сбитое дыхание Ри и редкое размеренное – Диксона, выдают их присутствие. — Кажется, чисто... – начинает Гленн, но Дэрил прерывает на полуслове, легко, как пушинку, откидывая парня в сторону от распахивающейся прямо в лицо двери. С размаха вонзает нож точно в белесый почти вытекший глаз клацающего сгнившими зубами мертвяка, пинком отшвыривает подальше. Еще два трупа, шаркая ногами, надвигаются из темной каморки, что когда-то, наверное, была кладовкой. Сквозь сладковатый запах разложения и гноя Гленн чувствует аромат сушеных яблок и изюма, к горлу подкатывает волна тошноты, и перед глазами плывет и двоится, словно он нехило так приложился головой. — Блять, да что это с тобой?! – рявкает Дэрил, приканчивает мертвецов как бы между делом, а потом рывком ставит на ноги сползающего по стене парня, ухватив за воротник куртки. – Ты хули зеваешь? Понимаешь, что еще секунда, и вот это вцепилось бы прямо в твою смазливую рожу? Трясет из стороны в сторону и орет в лицо, брызжа слюной. А Гленн только и может, что тупо таращиться и моргать. Потому что язык будто отнялся, и во всем теле слабость такая, что он сейчас, наверное, и шагу ступить не сможет. — П-почему у тебя пальцы дрожат? – выдыхает вдруг он, почти повисая на мужчине. — Это ты, блять, трясешься, как лист на ветру, - беззлобно выдает Диксон и прижимает ладонь к щеке Гленна с какой-то сумасшедшей нежностью. – Ебалом больше не щелкай, я же… И уходит в комнату, не закончив мысль. "Я же испугался, придурок!", - хотел бы выкрикнуть он. "Я же мог тебя потерять, разиня ты хренова", - пульсирует в голове. "Ты же стал для меня таким… важным" Дэрил Диксон никогда не скажет этого вслух. Но когда ночью Гленн Ри перестанет возиться, устраиваясь на неудобной продавленной кровати, он накроет его сверху собственным телом, всмотрится в поблескивающие в темноте глаза, а потом поцелует, прижимая руки к подушке. Глубоко, ненасытно, отчаянно. Торопливые руки запутаются в одежде, пытаясь справиться с застежками и ремнем. Пальцы обожжет о горячую кожу, и искры вспыхнут перед глазами, выжигая сетчатку. Стук крови в висках такой громкий, что слышен, наверное, миль на десять вокруг. И стоны – хриплые, захлебывающиеся, равные. … Утром Гленн проснется плотно прижатым к широкой мерно вздымающейся груди. Почувствовав движение, Дэрил встанет, разыскивая одежду. И бросит будто бы невзначай: — У меня слишком большой дом там, в Александрии. Для одного… Не дожидаясь ответа, уйдет проверять мотоцикл, чувствуя спиной растерянную улыбку парня. Уйдет так быстро – почти что сбежит. Будто смущаясь. Или опасаясь отказа.