Просто останься

Эта девочка — полная дура. Хер пойми, как до сих пор осталась в живых. Не слышит же ничего, ни шороха, ни хрипа ходячих, ни щелчка, когда кто-то взводит курок, ни свиста лезвия, что, разрубая густой влажный воздух, летит через заросли кукурузы прямо в дурной кучерявый затылок. Не то, чтобы он такое хоть раз говорил. Дэрил вообще все больше молчит, вот только Конни с детства читает по лицам. — Сбрендила? Сдурела совсем? Нет... ты точно рехнулась... — отдергивает ее с траектории в последний момент, и нож чужого, неизвестного им ублюдка не достигает цели, оставляя лишь легкую царапину на смуглой щеке. Как от хлестнувшей наотмашь мокрой ветки на тропинке в лесу. Конни хмурится, прижимая к груди верещащий сморщенный сверток. Дэрил сдвигает брови, наверное, собирается, отчитать за безалаберность, отсутствие мозгов и общую дурость. Но отвлекается, пронзая арбалетной стрелой гнилую черепушку очередного ходячего трупа. Их больше с каждой секундой, потому что ребенок не прекращает орать, как сигнальный маяк обирая сюда всех мертвых с округи. Конечно, глухонемая девчонка не слышит, и чудо, что прорвалась через плотные ряды мертвецов, которыми эти поля кишат, как глазницы протухшей рыбы — червями. "Ему не понять, что она не могла оставить его на растерзание. Не понять", — твердит она про себя, точно мантру. Ребенок заходится беззвучным для нее, но таким долгим и рвущим душу, безудержным плачем. — Давай, нам надо идти. Путь не близкий, и Дэрил закидывает на плечо арбалет. Скоро стемнеет, и дорога станет опасней в разы. У них нет еды для младенца, а до ближайшего склада, где еще сохранились припасы, не меньше трех часов быстрым шагом. Если дорогу не перекроет орда. Если мелкий уснет и, наконец, перестанет вопить, созывая к ним всю ходячую мерзость. Если люди, носящие кожу мертвых, не возьмут их след. Этого нельзя допустить. Кого-то вывести следом. Он ступает пружинисто, как дикий хищник, точно всю жизнь прожил в этих лесах. Так и есть, ведь все, что было до этого — какой-то вязкий серый сон, как кошмар, из которого с трудом получилось проснуться. Девчонка, молодец, поспевает. Не пытается жаловаться или ныть. Связала какой-то хомут, повесила на шею и пристроила в нем ребенка, как кенгуру — в складках своего живота. Только минут через сорок до нее, наконец-то, доходит, что они направляются в другую сторону — совсем не в Хилтоп. Дергает его за рукав, и знаки руками... да, кое-что он может понять... "Куда мы идем?" — Увидишь. Там безопасно для тебя и малого. Это почти все, что она — не услышит, конечно, — прочтет по губам, до конца их пути, затягивающегося на две долгих недели. * К концу пути они покрыты слоем грязи, измождены. Для мелкого получилось добыть пакет сухого молока и бутылку чистой воды. Сами питались какими-то ягодами, в иные дни грызли коренья. Вздутые консервы с бобами, древние чипсы и слайсы. Несколько зайцев, что попались в расставленные Дэрилом силки во время их редких привалов, вода в родниках — на пути их попадалось прилично. "Куда мы идем?" — раз от раза. В ответ он лишь раздраженно дергал плечом или просто хмуро молчал, курил вонючие сигареты, пряча глаза за прядями спутанных, пыльных волос. Такой... обращенный внутрь себя, молчаливый. Как будто когда-то — годы назад, быть может, только когда это все началось, в нем надломилось что-то, погасло. Как будто внутри он давным-давно мертв. Вот только рядом с ним Конни стало спокойно. Словно он — ее старший брат, что защитит от задирающихся мальчишек и переломает пальцы каждому, кто только дерзнет... "Ты мне не расскажешь? Зачем это все? Почему ты нас вывел и... все же... куда?" — царапает огрызком карандаша на бумажке, баюкая малыша у груди. Ребенка шепчущих, оставленных мертвым на растерзание. — Ты спасла его, — Дэрил тычет пальцем в крошечный кулачок, так крепко сомкнувшийся на ее пальце. — Вам нужно меньше получше, чем Хилтоп, куда они могут прийти хоть сейчас. Почти хрипит после многочасового молчания, матерится сквозь зубы. Она не может слышать, конечно, но понимает. Он сплевывает на траву, потом долго пьет, струи воды из фляги стекают на грудь, пропитывая темную ткань. Выливает остатки на голову. Не беда, сейчас они у ручья. Сейчас воды у них вволю, и можно будет пополнить запасы. "Не его. Это девочка. Я назвала ее Бетти", — Дэрил дернется, как от удара и вскинет глаза на нее. Бледные, выцветшие и больные. — Красивое имя, — его губы едва шевелятся, как онемели. Конни торопливо продолжает писать. "Я не смогу остаться где-то. Келли в Хилтопе уже, наверное, сходит с ума" Точно, у нее же сестра. "Там будут люди, которые позаботятся о малышке?" — Да, девочка. Мы отдадим ее, и можно будет вернуться назад. Дэрил снова замолкает надолго. Он — волк-одиночка, как его Пес, что шныряет все время где-то в кустах, порой пропадает на целые сутки. Огрызается и рычит, если хочешь его приласкать. Что-то там, давно, в прошлом, его подкосило, сломало. Он — настоящий дикарь, думает Конни, засыпая в свете костра. Но когда через пару часов ее что-то разбудит, как будто влажный собачий нос, вдруг ткнувшийся в бок, она замрет на своем ложе, не веря глазам. Дэрил на руках качает малютку, он что-то тихо говорит ей и даже, может быть, поет? По движению губ не понять. По хмурому, заросшему щетиной лицу, блуждает призрак улыбки. — Ты очень красивая, знаешь? Ты понравишься ей... Слипаются глаза, и Конни засыпает опять, а утром думает: "Вот это был сон". Потому что ребенок сладко сопит с ней рядом, а Дэрила поблизости нет. Возможно, отошел искупаться или проверить ловушки. * Через сколько-то дней — она уже сбилась со счета, он сворачивает с дороги на неприметную тропку, заросшую высоким бурьяном. Жестом зовет за собой, придерживая ветки, чтобы было удобней пройти. — Не волнуйся, здесь безопасно. Она кивает, она давно поняла, что Дэрил — не из тех, кто заводит беззащитных в ловушку. Идет за ним следом, подмечая — вокруг что-то определенно не так. Все нарочито дико, запущенно и небрежно. Но за разросшимся густо плющом видит и сигнализацию-проволоку, и ямы-ловушки. Как будто это подступы к тайному убежищу, дому, который охраняют и берегут. Как будто там живет кто-то важный. Вот только... Дэрил и дом. Конни почти врезается в широкую спину, когда он неожиданно замирает, пристально вглядываясь куда-то вперед. Туда, где деревья расходятся в стороны, а на поляне виднеется дом, укрепленный, как средневековая крепость. Дом, от которого к ним опрометью несется хрупкая, тонкая, как ребенок. Девушка, с глазами голубыми, как небо, и полными слез, точно тучи, что лопнут вот-вот и прольются на землю дождем. — Дэрил-мать-твою-Диксон! — Малышка... Арбалет и рюкзак соскальзывают с плеча и валятся в траву, а он бежит к ней вперед и перехватывает на половине дороги. Она запрыгивает на него и целует, вплетаясь пальцами в волосы и прижимая к себе. Она целует, и он с такой жадностью ей отвечает, как будто голодал столько долгих недель, а теперь дорвался до пищи. Конни моргает растерянно. Дэрил? Дэрил, который за мгновение ожил и расцвел. Дэрил, что сразу стал лет на пятнадцать моложе. Дэрил, что скользит сейчас ладонями у нее по плечам, вдоль спины. Так, точно проверяет — цела? невредима? Он будто растворяется в ней целиком. У него от висков, как лучи, расходятся в стороны микро-морщинки. Такие бывают, когда очень счастлив или смотришь на солнце. — Ты не один. — Я привел гостей. Познакомься. Это Конни, она не слышит, но умеет читать по губам, еще у нас тут Бетти-малышка. Это он и одновременно не он. Будто стал светлее лицом и чуть выше. А девчушка почему-то дрожит, как лист на ветру. Но тут же быстро кивает и улыбается, приветливо тянет руки. — Добро пожаловать. Меня зовут... тоже Бетти. Пойдем, вы, должно быть, устали. Мэгги — моя сестра, скоро придет. Хершел... ее сын, чуть-чуть простудился. А я говорила, что еще рано купаться в пруду... Она все же его сильно балует. У нее напрягаются плечи, но Дэрил ведет по ним рукой, как будто втягивая через кожу в себя всю боль, что переполняет ее. — Все будет хорошо. Здесь безопасно. * Их провожают в просторную комнату на втором этаже. Набирают полную ванну теплой воды и приносят горячего хлеба и какого-то сока из ягод. У Конни в голове — карусель, но ей сейчас привести бы в порядок себя и малышку, а потом долго спать — на простынях и настоящей кровати, не на твердой земле. Долго-долго, весь день и всю ночь, ведь утром отправляться обратно. Она проснется ближе к утру от чьего-то присутствия и осторожного взгляда. — Такая красивая, правда? — Бетти в изножье кровати с ребенком. Малышка, кажется, звонко хохочет и хватает за белокурые локоны, тянет. — У нас с Дэрилом тоже... могла быть такая. Мы потеряли ребенка шесть лет назад... он не успел даже родиться. С тех пор больше не получилось ни разу. Наверное, мне не дано. Тебе повезло... наверное, я завидую даже... Конни не поймет, как окажется рядом, обнимет за тонкие, такие худенькие плечи. "Как Дэрил не ломает ее на части, когда..." — мелькнет вдруг глупая, неуместная мысль, и тут же исчезнет. Хорошо, что в кармане всегда карандаш и несколько вырванных из блокнота листов. "Утром мне придется уйти. В Хилтопе осталась Келли — сестра. Она наверное уже прочесывает лес, прошло две недели. Я не могу нести ребенка в такую даль, и там сейчас очень опасно... шептуны... Неважно, Дэрил позже расскажет. И я — не та, кто сможет заботиться о ней и растить. Если бы ты согласилась... забрать и заботиться..." Где-то на середине записки губы у Бет начинают дрожать. Она прижимает ребенка так крепко, что та сначала кряхтит, но вскоре заходится протестующим криком. — Прости... прости, я сделала больно. Конни, у меня просто нет слов. "Слов не надо. Ты будешь хорошей мамой, я знаю. И Дэрил вас защитит, он надежный" — Он самый лучший из всех, кто мог бы быть. * Утром Конни уйдет вместе с Мэгги — та вызовется проводить до половины пути, чтобы опять замаскировать все тропинки к их дому, чтобы их никогда не нашли. Ни враги, ни друзья, ни случайные люди. Бетти сладко спит в кроватке и, наверное, видит сон, в котором новая мама улыбается и кормит из бутылочки смесью. А новый папа обнимает свою семью со спины и тихо трогает губами по очереди две белокурых макушки. — Спасибо, — Бет ползет к нему по постели, как кошка. Ее глаза в полумраке сияют, как будто где-то внутри разгорелся костер. — Спасибо, Дэрил. Спасибо, мой самый лучший мужчина на свете. — Малышка... — его голос сорвется на сип, как будто он очень сильно простужен. — Малышка моя... Столько лет, а он все еще смотрит на нее с восхищением. Столько лет, но у него все сжимается и замирает внутри, когда она вот так склоняется над ним, накрывая собою и каскадом шелковистых волос. Столько лет, но все границы срывает, и он целует ее, забираясь глубоко языком в сладкий рот, сдирая с нее всю одежду, насаживая на себя до конца. Она сжимает бедрами и сладко стонет, приподнимется, чтобы тут же вернуться назад. Он обхватывает губами сосок, чуть царапая зубами чувствительную кожу, и она глухо всхлипнет, вонзая ногти в плечо, откидываясь сильно назад. Невинная, чистая, для него. Все эти безумные годы. Единственная, кто удержал, помог оставаться на плаву и сохранить неповрежденным рассудок после всего этого ада, смертей. — Малышка. Она сливается с ним, а он сливается с нею. Они — это одно. Навсегда. Невзирая ни на что, что когда-то случилось и, может быть, случится еще. — Малышка... — Я люблю тебя, Дэрил. В мире, который давным-давно нахрен сгорел, оставив выжившим ад и руины. В этом мире она — его рай, его дом, а он — ее Эдом, ее убежище, ее тихая гавань. Отныне и во веки веков.