Одинокая Волчица

Мара сняла с пояса клинок, положив в высокую траву подле себя. Рядом храпел и прядал ушами Вихрь, серый жеребец хузарской выездки, которого Мара отбила у нападавших несколько лет тому назад. Длинные чёрные волосы спускались до пояса толстой, в руку, косой. Кольчуга почти облегала стройное тело, выдавая породу и стать. Многие в дружине Синегрива хотели её, Мару. А ещё — многие считали её дочерью двух самых страшных богов — Велеса и Морены. Или Морены и человека. Марой её звали не только за причудливые, чёрные, как смоль, глаза и такого же цвета волосы, за бледную, как снег, кожу и острые, хищные черты лица. Нет, не только из-за этого. Ещё и потому, что она была ведьмой. Это было не просто слово, и это не было откликом её на молву и хулу. Это была её душа. Она могла уговорить лес пропустить её, скрыв от погони; она могла разговорить вереск, упросив рассказать о прошедших на веку этого поля битвах; она могла с гордостью сказать, что стала сестрой Лесному Князю, и что сам Златой Змей почтёт за честь унести её к себе во дворец. Мара сладко потянулась и улеглась на траве, не снимая бронь. А что? "Бдительность и только бдительность!" — повторял её учитель, седой варяг по имени Пеплослав. Имя ему подходило — будучи бравым воином, Пеплослав оставлял за собой только пепел, разруху и боль, коль на то была воля командира. Он так и остался в сотниках дружины Велебора, но разве это волновало старого вояку, когда Велебора уж и нет давно, а он сам — учит "молодняк" в дружине Синегрива?... Мара прищурилась на оранжевый диск солнца, неторопливо катящийся к горизонту. Солнце... Ярило на своей колеснице, скачущий по небу в попытке угнаться за колесницей Морены — Ночью. Мара улыбнулась. И снова прикрыла глаза, сощурившись на недовольное светило. Вдали послышался стук копыт о взбитую Вихрем землю. Мара улыбнулась — конная поступь была знакомой. Вот, сейчас донесётся всхрап, мат и конское ржание... так и есть. Вихрь только фыркнул, повернувшись к новоприбывшим филейной частью. Мара только заливисто звонко рассмеялась — её любимец был неподражаем. Всхрап Вредины и звяканье стремян... Шорох снимаемых ножен и тихий стук их об землю... И шорох кожаного доспеха об землю — кто-то ложится рядом. Мара даже знала, кто. — Варяг, — не вопрос, а утверждение. — И откуда ты знаешь, что это — я? — фыркает мужчина, снимая шлем и устало откидываясь на траву. — Я же — ведьма, — пожимает плечами поляница, потягиваясь и щурясь на солнце, наполовину укатившее за горизонт. — Уж я-то об этом знаю, — фыркнул мужчина, чьи тёмно-русые волосы рассыпались по плечам густой волной. — Что ты думаешь о предстоящей битве? — спросил он после недолгого молчания. — Тут нечего и думать, — фыркнула девушка, тягостно вздыхая. Варяг недоумённо посмотрел на неё. — Что? — А то, — девушка фыркнула, перевернулась на живот и уставилась в глаза Варяга — зелёные, как трава, на которой они лежали. — Или Бранлейв — полный дурак, а Стурри — интриган, каких свет не видывал... — парень фыркнул, а в глазах его плясало ни с чем не сравнимое тревожное пламя. — Или Бранлейв позвал кого-то в помощь. — Почему ты так решила? — нахмурился Варяг Да и было от чего хмуриться... — У него всего три сотни дружинников, и все они — устали и вдали от дома. А, значит — от Богов. А мы — на своей земле, у своих Богов. Он не дурак, что бы не понимать, что может с ним случиться. А у Стурри — договор. И с ним, и с нами. Или он предаст его, или он предаст нас, или он выкрутится. Синегрив не собирается ничего менять в раскладе дружины — он не из тех, кому знакомо слово "благородство". — Ты слишком к нему жестока, Мара. — Да ладно, я всего лишь говорю правду. Девушка наклонилась к Варягу и поцеловала его в губы. Тот ответил — уверенно, нежно. — знаешь Варяг... — взгляд девушки стал задумчивым и она приняла прежнюю позу. — если я умру, похорони меня на вересковом поле. — Но зачем?! — от шока мужчина даже привстал. _ Я хочу слышать шум битв над своей могилой и помнить, кем я была, — просто сказала девушка, а затем процитировала свои стихи: — Когда умру, похорони меня на вересковом поле. И пусть не треплет ветер имя моё боле, И пусть не дождь разбудит рано по утру - Похорони меня на вересковом поле, если я умру. Ведь, если вдруг не сдержится душа в оковах тела, Ты вспомни только, что мы повзрослели, И вспомни ты, как говорила я тебе: "Не нить судьбы так долго вьётся по земле, Не ветер шепчет нам, какой из трёх дорог идти. Не зной нам говорит, где — потерять, где — обрести." Читала сказки я тебе о людях и Богах, Писала — о волхвах и простаках, о реальности и снах... Шептала я тебе в ночной тиши о вересковом цвете, Холодным прахом охлаждённом и нагретом. Я говорила, прикрывая чуть глаза, Что битвы все — во все века и времена Случались там, где голубели вереска цветы. Он зацветёт и на моей могиле, только подожди. Ведь вереск — он не просто символ и цветок, Он битв свидетель и решимости глоток, Он старый сказочник, что у костра времён застрял, И, кровью окроплённый, многих в Ирий провожал. Ты можешь храброй не считать меня совсем, И задавать сто раз вопрос: "зачем? зачем?!", Но я прошу тебя лишь об одном. Не много, правда? Похорони меня на вересковом поле, коль не складно*... Парень только с грустью обнял девушку. Всходила Луна. -------------------------------------------------------------------------------- * — Стих написан мною ____________________________________________ На наше счастье, в мире не так много глупцов, как это порой кажется. © Алексей Пехов. "Золотые костры" Неправда, что страдания облагораживают характер, иногда это удается счастью, но страдания в большинстве случаев делают человека мелочным и мстительным. © Сомерсет Моэм "Луна и грош" Чародейство как невроз — это наследственное. © Лоран Ботти "Однажды случится ужасное..."