***
— Катастрофа! — Француз, словно разбушевавшийся ураган, в панике влетел в кухню, и англичанин, мирно устроившийся в кресле с газетой, от неожиданности чуть было не выплеснул чай на свои свежевыстеранные джинсы. — Господи, что?! — Сознание Артура сразу же начало рисовать все самые худшие варианты развития его, казалось бы, совершенно безоблачно начавшегося дня. Дрожащие руки покрепче вцепились в кружку, и газета бесшумно сползла с его ног на пол. — Только что звонил сосед! — Франциск продолжал разговаривать на повышенных тонах, но, даже несмотря на то, что сердце Кёркленда уже начало выламывать ему рёбра, не спешил пролить свет на столь внезапно свалившиеся по их душу «катастрофичные» известия. Он отдышался, налил себе стакан воды и, осушив его тремя шумными глотками, продолжил в том же духе: — Ты не поверишь! — Твою мать, говори уже, меня сейчас удар хватит! — не выдержал Артур, и Франциск вымученно усмехнулся (хотя и знал, что супруг редко шутит о таких вещах). — Наш бандит разбил соседское окно. Артур закатил глаза и, резко наклонившись, запустил свёрнутую газету в издевательски расхохотавшегося француза. — Ты что, в могилу меня решил загнать?! — Прости. — Блондин всё никак не мог угомониться, поэтому Кёркленд решил его игнорировать. — Альфред, а ну подошёл сюда! — прогремел Артур, повернувшись в сторону гостиной, но Франциск сразу материализовался в поле его зрения и помотал головой. — Это был Мэттью, — парень, казалось, сам не верил своим словам. — Э? — Артур вытянулся в лице. — Слушай, уже не смешно, зови сюда моего бандита, будем учить его уму разуму. — Я не шучу. — Француз помрачнел. Кёркленд несколько безумно напряженных секунд выжидал, пока он рассмеётся, но, поскольку этого не произошло, заметно снизил тон: — Да эта бабуля со своим минус восемь на два глаза наверняка что-то напутала. — Это не бабуля, а тот немец, который на той неделе ругался с нами из-за того, что ты случайно зацепил его забор, когда пытался выехать из узкого переулка. — Какой ещё немец, он австриец, — процедил Артур, однако Франциск сразу же отмахнулся: — Да один хрен — гавкает он не слаще. — Это точно, — согласился англичанин и нервно закусил губу. Как-то слабо верилось, что их ангелок мог разбить что-то помимо сосульки — и то, совершенно случайно упавшей с крыши, когда он пытался открыть окно. — Слушай, может, Родерих был без очков? Они ведь похожи, мало ли, напутал чего. — По его словам, мальчик был в красной толстовке с кленовыми листьями. Ну, помнишь, которую я ему в Канаде купил полгода назад… Думаю, здесь трудно перепутать. — Подожди, и что, Альфреда в тот момент не было рядом? — Артур пытался уцепиться за последнюю ниточку своего отчаливающего рассудка. Парень помотал головой и, запустив пятерню в светлые пряди, в измученном жесте зачесал слегка растрепанные волосы назад. — Родерих их всех знает, так что… Ты сам понимаешь. Кёркленд обессиленно распластался по креслу и одним большим глотком допил уже порядком остывший ромашковый чай. Благо, он волшебно успокаивал нервы. Франциск тихо подошел к Артуру со спины и со всей возможной осторожностью — так, словно он был скульптурой, вырезанной из пены, — приобнял его за напряженные плечи. Как только пульс тяжело дышащего англичанина выровнялся, блондин шепнул: — Поверить не могу… Нам придётся ругать Мэтти. — Я не смогу. — Артур запрокинул голову назад, дабы взглядом передать Франциску всю серьезность своих слов. — У меня язык не шевельнётся. — Ну Арти, — с тихим урчанием произнес Франциск и покрепче прижался к своему супругу. — Ну милый. — Ну чего? — едва слышно пробормотал он, на что француз тут же прильнул к его губам и ненавязчиво увлёк в один из тех самых нежных коротких поцелуев, которые заменяли ему любое — даже самое безнадёжное — «пожалуйста». Артур редко настаивал на своем, когда Франциск пускал в ход свое природное обаяние, однако один крайне неприятный вопрос все никак не переставал вертеться на языке: — Почему это я должен ругать детей за их косяки, а ты у нас такой хороший и добренький папуля? Блондин — от греха подальше — выпустил супруга из объятий и отошел от него на несколько шагов с нескрываемо подлой ухмылкой: — Я много в чём хорош, но, так и быть, в мастерстве занудствовать и ворчать мне тебя не переплюнуть. Лицо Артура погодно переменилось, и француз уже было приготовился ретироваться из кухни, как вдруг послышался скрип входной двери и тихое надломленное «Пап?» заставило сердца обоих отцов болезненно сжаться. Франциск тяжело вздохнул и умоляюще взглянул на рассерженного супруга: — Я заплачу соседу за окно со своей зарплаты, а ты поругаешь нашего ангелочка. — Идёт, — мрачно сдался Артур и скрестил руки на груди. Но не прошло и секунды, как хлюпающий носом мальчик влетел в кухню и дрожащими ладошками вцепился французу в рубашку. Он попытался что-то промямлить, но тут же заплакал, обняв папу за ногу и прижавшись так крепко, словно за ним гналась стая гепардов и всего какую-то секунду назад он захлопнул дверь прямо у них перед носом. — Папа, прости! Пожалуйста, прости! Мы играли с мальчиками в мячик, я случайно, правда-правда! — Мэтти всхлипнул и потянул к папе мокрые от слез ладошки. — Меня злой дядя наругал. Мне так страшно. — Франциск остолбенел, ошарашенным взглядом уставившись на ребенка и почувствовав, словно он сам готов разрыдаться вместе с ним, только бы он перестал так жалостливо на него смотреть… Мальчик поджал губы и, подумав, видимо, что папа тоже на него разозлился, спрятал заплаканную мордашку в ладони. — Я плохой. Мне стыдно. Прости… У англичанина пересохло в горле: он едва удерживался от безумного желания обнять и успокоить своего малыша, налить ему чаю с ромашкой, поцеловать его горячий лоб и заботливо вытереть горькие детские слёзки… Пообещать, что все будет хорошо и никто не посмеет его тронуть. Как вообще можно его ругать? Если Альфред никогда не понимал, что живёт со скоростью один «грех» в час, то Мэттью воспринимал отцовское недовольство слишком близко к сердцу… И чаще всего ему попадало от Артура. Наверное, поэтому первым делом он прибежал к «хорошему и доброму» папе Франциску. Что же это получается? Его собственные дети никогда не придут к нему, когда им будет плохо? Значит ли это… что он плохой отец? Когда Альфреда кто-то обижает, он всегда идёт к Франциску. Когда Мэтти случайно ломает игрушку, он жалуется Франциску. Когда его мальчикам снятся плохие сны, они первым делом будят Франциска. Конечно, ведь папа Артур сразу же начнет ругать их. И даже когда он их ругает, они идут жаловаться к Франциску. Этого его муж добивался своим жалким «пожалуйста»? Выглядеть «хорошим» на его фоне? Получается, он главный злодей в своей собственной семье? Тот, кого в итоге все ненавидят, хотя он всегда хотел как лучше… — Мэтти, — наконец, подал голос Кёркленд, и француз, подняв шмыгающего носом мальчика на руки, метнул в англичанина один из своих самых угрожающих взглядов: — Заткнись. Ни слова больше. Артур потерял дар речи. — Что?.. — едва слышно выдавил он и почувствовал, будто земля под ним превращается в желе. — Ты не будешь его ругать. И я всё еще плачу за окно. Тема закрыта, — проконстатировал блондин и быстро вышел из кухни. — Я не собирался!.. — хотел было оправдаться Кёркленд, но вместо этого стиснул зубы и, подойдя к раковине, резко отшвырнул пустой стакан в стену. Он сдавленно выдохнул и, зажмурившись от обиды, едва слышно выдавил: — Сука. Я тебе это припомню.***
И даже сейчас… Альфред сбегает от него к Франциску, стоит только повысить на него голос. Что он сделал плохого своему мальчику? Он всегда старался отдавать ему всё самое лучшее, самое ценное, что у него есть, а теперь… Наверное, если спросить, с кем Ал хочет остаться, то он непременно выберет «доброго» папу. Того папу, который всегда перекладывал бремя воспитательных речей на своего возлюбленного. Артура вдруг затошнило. Он стоял у двери своего… всё еще мужа и вдруг ощутил себя настолько одиноким, брошенным и никчёмным, что всё происходящее здесь показалось ему одним большим заголовком к одному из самых депрессивных фаталистических произведений Кафки. Его ненавидит собственный сын. И Мэтти, без сомнений, на стороне брата и папы. И Франциск начал пренебрегать им где-то за полгода до того, как он ушел от него. На мгновение Кёркленд допустил мысль, что нужно развернуться, выбросить бумаги в мусорку и оставить Альфреда с Франциском. Возможно, так он никому не испортит жизнь, и мальчик, и его брат, и француз будут счастливы. Хотя бы кто-то будет счастлив… Раз уж он счастья не заслужил. Ни счастья, ни любви близких. — Арти? И в эту же секунду он уже смотрел французу в глаза. Он не видел его пять месяцев. Он забыл, как пахнет его парфюм, его гель для душа. Забыл прикосновения его рук. Его нежные объятия. Его теплую улыбку. Его смех и его любимое вино на вкус. Забыл, когда их общение по телефону длилось больше пяти минут. Забыл… когда он его любил. И когда чувствовал себя счастливым. — Ты пришел за Альфредом? — Франциск попытался выдавить что-то похожее на дружелюбный тон, но Артур сразу же разглядел отчаяние в каждой черточке его лица. — Я пришел поговорить. — Кёркленд снова спрятал бумаги за спину. Он всё еще сомневался, всё еще не был уверен… Но теперь, когда он оказался так близко, всё, из-за чего он ушёл, обрушилось на него ядовитым градом негативных чувств. И ему снова захотелось сбежать. Как можно дальше. И сделать французу так же больно, как было больно и ему самому. — И ты прекрасно знаешь, о чём. — Он решительно посмотрел супругу в глаза, и тот вздрогнул. Нет, теперь он был уверен. Бежать больше некуда.***
— Антонио? — Артур удивленно моргнул и, подняв Мэтти на руки, дабы толпа в кафе его не затоптала, подошёл к сидящему за барной стойкой испанцу. — Давненько не виделись. — О, Артур! — парень солнечно улыбнулся и на каком-то инстинктивном уровне потянулся к смутившемуся Мэттью, ещё больше растрепав его спутанные светлые прядки. — Ты так вырос, Альфред, прям не узнать! — Это Мэттью, — раздраженно поправил Кёркленд, и парень, какое-то мгновение задумчиво почесывая затылок, звонко рассмеялся. — Прости, я ведь действительно давно не видел твоих детей. Мне всегда казалось, что они очень похожи, хотя… Альфред бы вряд ли смутился. — Сразу же после этих слов Антонио подмигнул краснощёкому мальчику, и тот застенчиво уткнулся носом папе в грудь. Испанец снова рассмеялся, и Артур невольно подхватил его настроение. — Слушай, какими судьбами? Я думал, ты устроился в посольство в другом штате. — Так и есть. — Парень пожал плечами и почему-то развернулся, окинув взглядом только что вошедших посетителей. — Но мой парень захотел встретиться с братом. Надо только вспомнить, в каком из ресторанов Фели они засели: обещал забрать Лови к семи. Англичанин усмехнулся. Они с Антонио были знакомы еще до того, как у него появился муж и Мэттью. И даже тогда он называл своего итальянского мальчика «парнем», хотя, по сути, после стольких лет отношений люди просто берут и женятся. — Какое совпадение. Я тоже хочу встретиться с его братом. — Зачем? — Испанец моргнул. Впрочем, он мало что рассказывал старым приятелем о своей личной жизни. В последний раз они с Антонио пересеклись в каком-то парке: он был со своим «парнем», а Артур просто выгуливал детей. Тогда испанец впервые увидел Мэттью, но не стал задавать лишних вопросов из арсенала «откуда он взялся». Возможно, ему просто было всё равно. Так же всё равно, как Артуру на то, почему они с любовником до сих пор не обручены и собираются ли делать это вообще. И порой, чем меньше знаешь о человеке, тем лучше у тебя к нему отношение. Так было и будет. И ничего не хочется менять. — Я когда-то просил Фели посидеть с моими детьми, и они остались целы и невредимы. Достаточный аргумент, чтобы снова к нему обратиться. — Понятно. — Антонио снова адресовал ребенку теплую улыбку. — Я смотрю, у тебя от них никакого отдыха: всюду за собой таскаешь. — Да нет, просто мой француз сегодня весь день работает с какими-то поставщиками, поэтому мне пришлось взять детей на работу. — Артур тоже начал всматриваться в проходящих мимо него посетителей. Времени у него было мало: уморивший сам себя Альфред вряд ли просидит в машине без приключений, когда проснется. — Я не знаю номер телефона Варгаса, поэтому пришлось заехать, чтобы спросить, не сможет ли он посидеть с детьми завтра. Испанец нащупал кого-то взглядом и вдруг нахмурился так, что у англичанина дыхание спёрло. — Антонио… ты чего? — Артур попытался сфокусировать взгляд в ту же точку и тут же стиснул зубы. — Не понял, — процедил брюнет и поднялся со стула. — Что это за хмырь только что вышел из кухни под руку с Лови? — Папа? — вдруг подал голос Мэтти, и испанец, переведя взгляд на ребенка, изогнул бровь. — Ладно, пойдем-ка, разберемся, чем твой папа так сильно занят весь день, — сквозь зубы процедил Артур и незаметно подкрался к столику, куда приземлилась «парочка», вместе с заметно разгневанным, но отчаянно пытающимся это подавить, испанцем. К сожалению, Артур был не из тех, кто позволял себе роскошь подавлять злобу: заслужил — купайся. Франциск вздрогнул, как только рядом с ним, на стуле, словно из воздуха, материализовался Мэттью и нагнетающий обстановку голос мужа прогремел над его головой. — Не хочешь поменять своему сыну подгузник? — Эй! Я уже большой! — Шестилетний Мэтт надулся и сразу же обратился к французу за поддержкой (словно сам сомневался в правоте своих утверждений): — Пап, скажи ему, что я большой. Антонио скрестил руки и метнул в Франциска один из тех взглядов, когда надо было либо объясниться, либо принять смерть, как плату за своё право хранить молчание. Итальянец моментально окатил любовника не менее раздражённой реакцией. — Не ревнуй, это просто друг Фели. — И что с того? — Испанец развел руками. — Не припомню, чтобы они были друзьями, — подбавил Артур, и Антонио хмуро кивнул, как будто и без него это знал. — Эй! Ты что подумал, идиот?! Мы просто общались! — огрызнулся Ловино, и испанец без каких-либо предварительных церемоний схватил его за руку, после чего пара под громкие возмущения итальянца покинула заведение. — Ты всё не так понял, — обеспокоено начал француз, но англичанин тут же перебил его: — Да я вообще отстал от жизни. Ты тут развлекаешься с симпатичными молодыми мальчиками, а мне… — Арти, мы, правда, просто общались… — Блондин хотел было добавить что-то ещё, но англичанин попросту не дал ему шанса: — Ты опять за идиота меня держишь? Я что, не видел, как ты на него смотрел? — Артур, что за чертовщина происходит?! — Франциск повысил тон, и даже Мэтти вздрогнул от неожиданности. — Почему ты всё время пытаешься уличить меня в изменах, которые, ты знаешь, я никогда не совершал?! — Не ори на меня! Это я тут должен повышать голос! — Теперь и Артур вышел из себя. Как и всегда, француз не смог войти в положение и помог и без того прилично растрескавшейся дамбе терпения англичанина разлететься на миллионы заострённых щепок. — Какого черта ты тут вообще забыл?! Ты сказал, у тебя дела, и что я вижу?! Просто картина маслом! — Артур, ты сказал, что будешь на работе и не знаешь точно, сможешь ли забежать к Фели. Я освободился и решил заехать сам. Прости, я, наверное, забыл позвонить… — Да, конечно, был так увлечён «общением» с молоденьким мальчиком Тони, что за… — Ребят?.. — дрогнул чей-то голос прямо за спиной Кёркленда, и тот сразу же проглотил язык. — Что случилось? Вы так ругаетесь, будто делите имущество после развода… Франциск вымученно хохотнул и попытался выдавить хоть какое-то подобие улыбки, дабы не расстраивать впечатлительного Варгаса. — Да куда он от меня денется, Фели? Артур стиснул зубы. — Ах, куда денусь, значит?.. Он окинул взглядом обеспокоенного итальянца и сладкую парочку за соседним столом, что всё это время молча наблюдала за развитием событий и будто бы только и ждала, пока шумные супруги соизволят оставить их наедине. — Артур, черт возьми, ты куда?! — Француз попытался дозваться до удаляющегося к выходу парня, но тот не обернулся, поэтому он схватил дрожащего сына на руки и бросился вслед за супругом. — Подожди, Артур, ну с чего ты взял вообще, что мне сдался этот пацан? Зачем бы я тогда женился на тебе? — Он снова попытался догнать Артура уже на улице, но обтекающая его и Мэтти толпа всё никак не давала шанса сделать это. Англичанин соизволил развернуться только на полпути к своей машине — и то, только тогда, когда сильная рука блондина перехватила его за предплечье. Артур хотел было предъявить как минимум то, что у них три месяца не было секса — что было крайне странно для их отношений, — но сказать это вслух при маленьком Мэтти было бы слишком нетактично. Впрочем, француз уже подхватил эту мысль: — Если ты об этом, то это ты постоянно уходишь от меня спать на диван — по поводу и без повода. И знаешь, у меня складывается впечатление, будто в последнее время ты только и ждёшь удобного случая, чтобы со мной разругаться. Мэтти тихо шмыгнул носом и неуверенно вступился за отца: — Папа, не ругайся. Кёркленд отдернул руку. Испуганный голос мальчика заставил его внутренности сжаться до размеров сливы. — Ах, ну конечно. Я же у всех во всём виноват. Ты у нас, смотрю, просто ангел божий. — Я такого не говорил. — начал было Франциск, но Артур снова перебил его: — Знаешь, ты прав. Я устал от тебя. — Он взглянул в расширенные голубые глаза француза и несчастные — Мэтти, сразу же снизив тон. — Зачем женился, спрашиваешь? — Парень сделал шаг Франциску навстречу. — Так вот, знаешь, все делают ошибки. И я понятия не имею, чем ты занимаешься, пока меня нет рядом. И даже не в мальчике дело. Черт, да даже если в нём: я не помню, когда ты в последний раз так на меня смотрел. Я знаю, что я больше тебя не привлекаю, ну, ты понял… — Он снова замялся, решив не разливаться в откровения перед сыном. — Я не жалуюсь, нет. Это нормально. Тебе наверняка надоело, что я вечно упрекаю тебя в чем-то, что мне не нравится, как ты ведешь себя на публике, что… — Артур, да как ты можешь такое говорить? — на выдохе возмутился Франциск, снова попытавшись перехватить Кёркленда за руку, но тот отстранился и отошел на несколько шагов. — Знаешь, я, наверное, не буду отказываться от той трёхнедельной командировки. — Нет, Артур, подожди. — Француз застыл на месте, уже не решаясь следовать за супругом. — Артур, прости меня, пожалуйста. Я не знаю, чем так сильно тебя обидел, но прости, умоляю. — Посмотри. — Артур развернулся и пожал плечами. Его надломленный голос заставил Франциска дрожать от замыкания в сердце. — Может, без меня тебе будет лучше.***
Альфред приоткрыл входную дверь и, опасливо оглядевшись по сторонам, неуверенно снял свои грязные ботинки. Запнув их куда-то под тумбочку, он пулей ринулся на кухню в надежде поскорее вцепиться в стакан холодной воды, однако тут же застыл в дверях, неожиданно встретившись взглядом с работающим за ноутбуком Франциском. Промямлив что-то вроде «упс», он уже было свернул в сторону детской, но отец вкрадчиво подловил его на напряжённой ноте французского: — Так-так, а ну-ка иди сюда, красавчик. Альфред не отреагировал, поэтому француз не поскупился на более строгий тон (за время отсутствия мужа он приноровился относиться к некоторым проступкам своих детей с куда большей настороженностью): — Альфред, я с кем разговариваю? А ну подошел сюда. Мальчик снова показался в поле его зрения и, спрятав руки за спину, виновато опустил взгляд на свои носки. — Во-первых, — начал Франциск, изучающе сканируя растрепанного сына взглядом, — где это ты был все те три часа, за время которых я не мог до тебя дозвониться? — Его голос был куда спокойнее, чем у папы Артура, но Альфреду от этого легче не становилось: кто гарантирует, что его проступок не дойдёт и до второго папы? — И во-вторых… — Француз чуть прищурился, пытаясь разглядеть сияющий всеми оттенками синего фингал мальчика за его чёлкой. –… кто это тебя так разукрасил? — Что, так сильно заметно, да? — неуверенно пробормотал Ал, стараясь по возможности не поднимать глаза. — Да ты всю улицу осветил своим фонарём. — Отец жестом указал на окно, как бы намекая, что он заметил сына еще минут пятнадцать назад: тогда, когда он мялся на крыльце и всё никак не решался зайти в дом. Несколько секунд Альфред плавился под выжидающим взглядом отца и, не выдержав, затараторил: — Я не виноват! Вчера какие-то мальчишки пристали к Мэтти и хотели отобрать у него телефон, я увидел это и вступился, мимо проходил учитель, поэтому они убежали, а сегодня поймали меня за школой и побили, и ещё у меня ребро болит, только не говори папе, пожалуйста! Француз встал из-за барной стойки и, достав холодный кусок замороженного филе из морозильника, жестом подозвал мальчика к себе. — Альфред, ты у меня настоящий герой, — с нежностью в тоне успокоил Франциск, заботливо приложив обернутый в полотенце «компресс» к синяку мальчика. — Вот вырастишь — и всем им дашь сдачи. — Оттенок его голоса резко переменился. — А пока я схожу в школу и попытаюсь выяснить, кто родители этих засранцев. — Ауч! — Мальчик вздрогнул от резкой боли в боку, как только отец попытался его обнять. — Пап, не надо, мне будет стыдно, если ты будешь за меня заступаться. Просто не говори папе, ладно? Не хочу, чтобы он волновался. — Да как же я ему скажу… — Франциск отвел взгляд и, пальцами зачесав выбившуюся светлую прядь себе за ухо, едва слышно проконстатировал: — Он за все время своей командировки ни разу мне не позвонил… И трубку тоже не берет… Вчера ночью французу больше всего на земле хотелось услышать голос любимого человека рядом. Он часто просыпался во время грозы от кошмаров — голова раскалывалась на части — и единственное, что помогало ему свободно вдохнуть, почувствовать облегчение и тепло на сердце — заботливая суета англичанина рядом. Он прижимал к себе, целовал в горячий лоб и, заправляя мешающиеся светлые прядки ему за ухо, ласково и взволнованно шептал: — «Милый, болит, да? Я сейчас принесу воды. Не вставай, пожалуйста». Артуру не нужно было ходить за водой. Франциску становилось лучше сразу же, как только он понимал, что Артур рядом, что всё, что ему приснилось — лишь больные плоды его разыгравшейся фантазии. Здесь, рядом с Арти, он в безопасности. Он дома. В тепле и уюте. Рядом с ним. Он точно знает, что любит. И точно знает, что любим. — Странно, — пробормотал мальчик, облокотившись на прижимающего к себе папу спиной. — А мне звонил вчера. Сказал, что приедет скоро. Франциск почувствовал комок горечи, резко вставший у него в горле, но постарался не подать виду. — И… как часто он тебе звонит? — Каждый день, — беззаботно ответил Альфред, и француз вздрогнул, меньше всего ожидая подобного расклада. — И Мэтти тоже. Повисло напряженное молчание, и Ал, наконец, понял, в чем дело. — Пап, хочешь, я позвоню ему и передам тебе трубку?.. Вертящееся на языке «Да» несколько мучительных мгновений жгло блондину язык. — Нет… — сквозь зубы выдавил он и почувствовал, как влага скапливается в уголках его глаз. — Просто скажи, что я очень скучаю…***
— Папа! — хором воскликнули дети и, ринувшись к входной двери, тут же вцепились в остолбеневшего от неожиданности Артура. Эта командировка, казалось, затянулась на годы. — О, милые мои, я так соскучился, — с нежностью пробормотал англичанин и поцеловал каждого своего непоседу в лоб. — Я вам кое-что привез. — Он передал небольшой пакет Мэтти в руки и заговорщически подмигнул Альфреду. — Только поиграйте на улице, хорошо? Ал поджал губы и, понимающе замычав в ответ, схватил Мэттью за рукав. — Пошли, Мэтт. — Куда? — Мальчик поправил очки, в непонимании уставившись на брата. — Гулять. — Но я… Однако Альфред уже тащил его к двери. Артур слышал лишь отдаляющийся шепот сыновей: — Ты же не хочешь слышать, как они будут ругаться? — Но они так давно не виделись! Почему они должны ругаться? — Да пошли уже! Как только дверь за малышней захлопнулось, Кёркленд почувствовал себя так, словно его загнали в клетку с саблезубым тигром. Он знал, что Франциск где-то рядом. И он был в ярости. — Ну что, будешь объясняться или мне сразу тебе врезать? — сквозь зубы «поздоровался» француз, как только Артур зашел в зал и застал его сидящим в кресле с ноутбуком на коленях. Кёркленд взглотнул. — Я уезжал не для того, чтобы тебя позлить. Мне просто нужно было подумать… — Ах, ну конечно! У тебя всё так просто! — Франциск вскочил на ноги, и Артур на инстинктивном уровне попятился к стене. — То есть, ты упёрся, хер знает куда, хер знает, зачем и, хер знает, почему не отвечал на мои звонки три блядских недели! И после такого ты заявляешь, что это Ты мне не доверяешь, когда я уезжаю из дома максимум на полдня?! Артур в защитном жесте выставил ладони на уровне своей груди, лихорадочно соображая, как ему лучше преподнести принятое им решение. Казалось, сейчас был не самый подходящий момент для душещипательных речей, но с другой стороны — он в любом случае заработает что-то большее, чем просто пощёчину, так что терять было нечего: — Франциск, пожалуйста, послушай, — вымолвил он сразу же перед тем, как француз схватил его за ворот рубашки. — Прекрати, говорю! Послушай! — Артур уместил ладони на его напряженных запястьях и взволнованно, едва слышно выдал: — Нам нужно расстаться. — Что? — Глаза Франциска расширились. — Ты что, издеваешься?.. — Нет. — Англичанин помотал головой и крепко зажмурился — так, словно каждое слово скучивало ему жилы. — Я… не могу быть с тобой только ради детей. — Что ты несешь? — Голос француза задрожал. Он все еще неосознанно тянул Артура за ворот и чувствовал… холод перехвативших его запястья ладоней. — Очнись, Франциск, — на той же ноте продолжил Кёркленд, на этот раз все-таки набравшись смелости посмотреть супругу в глаза. — Мы ссоримся потому, что ненавидим друг друга. Я больше не могу так жить. И не хочу, чтобы дети однажды осознали, что их отцы… — Заткнись. — Француз почувствовал, что лёгким стало горячо пропускать кислород. И тяжело выдохнул. — Ты ошибаешься, Артур. — Он опустил взгляд. Всё вокруг плыло, словно под водой. — Или что?.. Ты сейчас только за одного себя говоришь? — За нас обоих. — Руки Артура задрожали. Он старался побороть эмоции, но слёзы уже начинали душить. — Отпусти меня. — Это не правда, Артур! — не выдержал Франциск и с яростью ударил ладонью по стене. — Ты не представляешь, чего мне стоили эти чертовы три недели! — Ты можешь с уверенностью сказать, что всё еще любишь меня?.. — дрожащим голосом уточнил Артур, но тут же зажмурился от резко подскочившего голоса француза: — Я не могу без тебя, придурок ты долбанный! Кёркленд спрятал лицо в ладони и почувствовал, что слёзы вот-вот просочатся сквозь пальцы. Он очень долго настраивал себя на то, чтобы это сказать. И больше нельзя было тянуть. Что бы ни случилось. — Мне жаль. Потому что я могу. И так будет лучше… Между строк три этих предложения значили лишь одно: я тебя больше не люблю. Франциск понял это. Ещё до того, как Артур это произнес. Он не сказал больше ни слова — просто пытался заставить себя в это поверить. И, если честно, он чувствовал, что если издаст ещё хоть звук, то его легкие попросту разорвет от жара и лава выплеснется наружу вместе с его кровоточащим сердцем… Или что там отвечает за боль в груди? За что Артур такое сказал, Франциск не понимал. Если он больше ничего не чувствует — пускай уходит. Он не станет его держать. И Артур знал это. Поэтому и соврал. Потому что хотел сделать как лучше. Для всех. Жаль только, что у него всегда получалось наоборот. И он всё еще верил, что поступает правильно.***
— Папа, привет… — нерешительно поздоровался Мэтти, облокотившись на перила лестницы, ведущей в спальню. — Привет, Мэтти, — нейтрально отозвался Артур, и глаза его начало жечь. Если он увидит сына, то впадет в истерику от безумного чувства вины перед ним и оттого, что так давно хотел прижать его к себе. Франциск проводил Кёркленда на кухню и просто по привычке поставил чайник на плиту. Впрочем, он и не надеялся на то, что они мирно побеседуют за чашечкой чая, ведь, судя по выражению лица англичанина, в голове у него разрывалась целая вселенная. Он развернулся, и Артур положил бумаги на барную стойку, жестом призывая своего… всё ещё мужа сесть. Француз горько усмехнулся и отвел взгляд. Да… Похоже, Альфред не соврал…