К новым берегам

      После уезда Наналли жизнь продолжается в прежнем ритме, разве что Элфирия чувствует себя немного одиноко, живя в огромном для неё доме. Пару комнат она переоборудовала для больных, оставив неприкосновенной лишь ту, где раньше жила Наналли. Сама она обосновалась на чердаке, места в котором с лихвой хватало для неё.       Постепенно исцеляя всё новых людей, Элфирия понимает, что устаёт. После каждой процедуры сил остаётся всё меньше, а к ночи она и вовсе падает будто замертво. Тщательно обдумав ситуацию, она решает устроить себе так называемый отпуск в щадящем режиме. То есть, работать меньше, отдыхать больше. Особо больных она, конечно, оставляет у себя, но вот поправляющихся возвращает по домам, дав инструкцию для дальнейшего выздоровления.       С этого момента начинаются дни, наполненные тишиной и покоем, которые в последнее время действительно только снились. Она теперь может в одиночестве прогуливаться по городу просто так, без причины. Разговаривать с людьми, которые чем-то приглянулись, рассказывать свою историю тем, кто попросит. Но работает она теперь редко, отзываясь лишь на совсем серьёзные случаи.       И в один из таких дней она решает прогуляться по лесу и набрать редких трав заодно. Тишь деревьев поможет ей восстановиться, а ветер напоёт колыбельную уставшему телу. А сбор трав — как дополнительная польза, лёгкая и не утруждающая.       Идти можно либо утром, либо ближе к вечеру, когда яркое светило уже не пытается превратить людей в раскалённые угли. Недолго думая, она выбирает второй вариант. Вечерний лес наиболее дружелюбен, да и травы к тому моменту уже созревают и становятся готовыми к священному процессу сбора. Наскоро собравшись, прихватив с собой всё ту же корзинку, повидавшую за свою недолгую жизнь столько печали, она выходит из дому и размеренным шагом направляется в сторону зелёной стены.       А ведь лес с того рокового дня почти не изменился: всё те же отклики затаившихся ручейков, танцы переплетённых ветвей, гомон птиц и тут и там. Хрустальный звон смеющейся листвы дополняет эту чудесную лесную гармонию.       И Эфи впитывает её в себя, растворяется в тени деревьев, небрежно касается тонких венчиков разноцветных цветов, чей аромат пьянит хлеще рома.       Где-то издалека уже распахивает свои объятия тьма, мрачными крыльями своими вытесняя оранжевый цвет не желавшего покидать небесный пост солнца. И тогда Элфирия понимает, что снова задержалась. Как и в тот раз. Ей хочется гнать эти мысли прочь, но они вдалбливаются в голову, как кривые молотки, не желая оставлять в покое недавние раны. Вспоминается и охваченная ярким пламенем деревня, и крики обреченных, и… огромный силуэт, парящий в воздухе. Тогда, среди огня и дыма, она не смогла различить цвета, но то определённо был дракон, причём весьма крупный. И как же хорошо, что он тогда не заметил их с Наналли. В голову тут же лезет ещё одно воспоминание: тело девочки, без сознания лежащее на тёплой земле. И Эфи словно наяву видит знакомые черты впереди на тропе. Или… Глаза её расширяются, из груди рвётся непроизвольный вздох. Нет, ей не мерещится, там действительно лежит тело!       Позабыв обо всем, она тут же подбегает к нему и садится рядом. Беглый осмотр открывает для неё три истины: он не местный, ибо не доводилось ей видеть похожих на него людей, он в сознании и он… обнажён. Наверное, на него напали особо привередливые разбойники, которым потребовалось всё, включая нижнее бельё. А ещё его тело покрыто боевыми шрамами и ранами. На верхней части туловища виднеются синяки и кое-где проступает кровь. Правая рука неестественно вывернута, а на левой ноге красуется всего один, но зато большой синячище. Похоже, варвары попались крепкие и дикие, раз не пожалели даже лица. На него девушка невольно засматривается. В частности, на глаза неестественно яркого зелёного цвета, что просматриваются через пелену светлых длинных волос. Такие люди, конечно, рождаются, но ой как редко. — Вы в порядке? — задаёт она довольно бессмысленный вопрос, ведь какое же тут «в порядке», если он истекает кровью! Господи, ему тут, наверное, очень больно, а она с вопросами лезет. — Позволите, я перевяжу Ваши раны?       Вопрос чисто дежурный, ибо, не дожидаясь ответа, она тут же принимается за дело: достаёт из корзины ворох порезанной ткани и начинает перевязывать раны на руках, попутно прикладывая к ним какой-то мох. Взгляд её весьма требователен. — Я понимаю, Вам больно, но, пожалуйста, приподнимитесь. — Больно? Нет, ничуть, — тихо говорит мужчина, заставив этим немного вздрогнуть.       Но, как ни странно, просьбы выполняет. Хоть он и сказал, что не больно, Эфи видит его раны. Это надо иметь невероятно высокий болевой порог, чтобы было не больно. Раны на боках — более серьёзны, нежели на руке, а потому она достаёт из корзины ворох травы, смачивает водой из фляги, прикладывает к больному боку. — Будет немного щипать, но это ненадолго, потерпите.       Ту же операцию проделывает с животом, а к ноге просто прикасается и несколько минут сидит, ничего не делая. И он чувствует, как по конечности струится тепло, а потом боль отчасти уходит, но не до конца. Его трясёт, он стискивает зубы, зажмуривается — значит, всё-таки больно. А после вправляет на место руку: кость не сломана, но выбит сустав.       Наконец довольная своей работой девушка снова обращает взор к нему. — Простите, не представилась. Элфирия. Можно просто Эфи. Вас обокрали? — спрашивает она, а затем снимает бордовый плащ и протягивает его незнакомцу. — Э… фи… — тихо повторяет он. Голос немного хриплый, как после долгого молчания, но даже так он завораживает. А вкупе с этими ярко-зелёными глазами можно забыть обо всём. — Думаю, будет лучше, если Вы наденете хотя бы это. Некоторые могут… — Эфи задумывается в поиске нужных слов. — …не так понять.       Она немного обработала его раны, но для полного исцеления будет лучше, если он пройдёт с ней. В домашней обстановке работается проще, и в случае экстренной ситуации он будет под рукой.       Он берёт бордовую ткань… и замирает, глядя на неё с какой-то равнодушной печалью. Прикрывает глаза, и девушка видит одинокую слезу, скатившуюся по щеке.       Он… плачет? Может ли быть, что ему тоже довелось потерять кого-то близкого? Глаза Элфирии исполнены неподдельного сочувствия, когда она протягивает ему руку. Но не успевает коснуться: незнакомец резко отшатывается, словно это прикосновение может причинить ему боль. Он пытается встать, и кое-как у него это получается. Наверное, он не привык получать помощь от других; даже глаза, подёрнутые пеленой муки, выдают в нём одиночку, привыкшего со всем справляться самому. Но он врёт. Её дар — благословение свыше, и, помимо того, чтобы исцелять, она может ощущать боль других. Неприятно, зато сразу понятно, куда нужно направить поток.       Мужчина накидывает плащ, как следует запахивает его и надевает капюшон, скрывая почти всё лицо.       В воздухе повисло неловкое молчание, которое срочно нужно чем-то нарушить. — Я… могу Вам чем-то помочь? — спрашивает она, глядя ему в глаза. Рука тянется к лицу, дабы убрать боль, но замирает в паре миллиметров от него.       Девушка выглядит бодрой и улыбается, но усталость тянется волоком, отдаваясь дрожью в руках. Ведь обычно на исцеление подобных ран у неё уходит больше времени, и тело не привыкло к такой порции нагрузок разом. Тем более, незадолго до этого она работала не покладая рук и энергетический запас не успел восстановиться до конца.       И сейчас она чувствует, каких усилий стоило ему подняться, как агонизирующие нити пронизывают каждую клеточку, отравляя тело. Внутренне она восхищается им: это ж какую силу воли надо иметь, чтобы сопротивляться яду такой силы. Но, так или иначе, пока его состояние слишком плачевно, чтобы она могла просто его отпустить. — Спасибо… Эфи… — молвит он. — Дальше я сам. — Извините, но я не смогу этого сделать, — она приближается к нему на несколько шагов. Тянет к нему руки, чтобы поддержать, ведь упадет же. — Вы можете бороться, но состояние ваше пока нестабильно. Я не встречала подобных ядов, но он определённо сильнее, чем те, с которыми я справлялась до этих пор. Поэтому…       Он резко оборачивается к ней, и девушка замолкает. Смотрит немного рассеянно, сжимая свободной рукой длинную юбку залатанного платья. Не знает, как поступить, как отговорить от глупого поступка. Насилие — не её стезя, да и утащить его она не сможет физически: он — не худенькая Наналли.       И снова она смотрит в очи, что как весенняя трава на рассвете. И кажется ей, что есть что-то потустороннее в этом взгляде. Вздрагивает, когда он резко оседает на землю, зажимая руками уши. Ей хочется обнять, оградить от чего-то опасного, и Эфи решительным жестом обхватывает его за плечи. — Меня хотят убить, — коротко произносит он, вновь поднимаясь на ноги. — Ты знаешь, где спрятаться?       Слова звучат как окончательно вынесенный вердикт, и ей становится страшно за этого человека, которого она узнала не более четверти часа назад.       Убить? Но кто? Теперь она смотрит обеспокоенно. Значит ли это, что находиться здесь сейчас небезопасно? Сглотнув, она пытается продолжить оборванную мысль. — … Поэтому будет лучше, если Вы пройдёте ко мне домой. Там я смогу уделить Вашим ранам достаточно внимания, а искать у меня не будет никто.       Она заканчивает тихо-тихо, словно силы покидают её с каждым брошенным словом. Но это лишь страх — за свою и его жизни. Излечивая, она берёт на себя некую ответственность за больного, и каждая смерть — как удар кнута по оголённой спине. Раз за разом такие бичевания режут волю, со временем превращая её в ничто. Однажды ей доводилось видеть публичное наказание одного воришки, и она до сих пор помнит ту адскую боль, что отражалась на измученном лице.       Она мотает головой, силясь отогнать тревожные мысли, и концентрируется на человеке. Поднимается сама, увлекая мужчину за собой. Перекидывает его руку через плечо. — Я помогу Вам, чем смогу. — Знахарь, что ли? — колко бросает он, когда девушка помогает ему подняться. — С остальным ты точно не поможешь, Эфи.       И без лишних вопросов она начинает двигаться в сторону города. Если поторопятся, к ночи дойдут.

***

      Путь занял без малого часа два. Эфи вздыхает с ощутимым облегчением, когда видит двери своего дома, и тут же немного ускоряет шаг, ведь до вожделенных покоев — рукой подать.       Чуть пригибается, ставит корзинку на пол. Отпускает его, указав на перила возле крыльца. А сама достаёт ключ и быстро отпирает замок, открывает дверь. Поддерживая его за руку, заводит в тёмный придел дома. Доводит до ближайшего стула и усаживает. Снова отпускает и направляется в центр комнаты, дабы разжечь камин. К сожалению, живёт девушка одна и некому, кроме неё, этим заниматься. Покончив с освещением, возвращается к нему и снова протягивает руку. Он может заметить капли пота, ползущие по её лицу. — Думаю, сначала Вам всё же придётся принять ванну. Раны не так серьёзны, но шанс получить заражение всё ещё имеется.       Она смотрит на него с немым извинением, но взгляд серьёзен, и в ванну ему всё же придётся последовать. И вместе они проходят в отдельное помещение, дверь в которое находится в конце этой комнаты.       В ванной — темно, хоть глаз выколи, лишь одинокая струя лунного света лениво ползает по стенам, придавая им хоть какие-то очертания. Но девушка уже привыкла к такому освещению. Усадив посетителя на деревянный табурет, она отходит, и через несколько минут бледный свет разгоняет тьму помещения. Маленький костерок полыхает не так ярко, но его тепла хватит, чтобы подогреть воду; совсем немного, ведь она ещё не успела остыть полностью. А тем временем слышится тихое журчание. Это Эфи открыла кран стоящей рядом бочки и вода начала стремительно наполнять пределы высокого деревянного корыта. Чтобы попасть внутрь него, нужно было подняться по небольшой лесенке, но, если у человека широкая поступь, он мог и просто перешагнуть.       Спустя ещё несколько минут она перекрывает бочку с холодной водой и переходит к соседней. Снова слышится плеск воды, но теперь от струи исходит пар. А Элфирия поворачивается к нему. — Вот теперь это можно и снять.       Подходит и собственноручно снимает красный плащ, а затем укладывает его на небольшую тумбочку для полотенец, стоящую недалеко. — Пойдёмте.       Помогает ему добраться до бортика, слегка поддерживает, пока он поднимается. И, когда он уже ощущает тепло льющейся воды, снова отходит, чтобы принести грубую мочалку, травяное мыло и расчёску. — Вам помочь или сами справитесь?       Она смотрит на него открыто и доброжелательно, словно он её родственник, а не случайная находка. И, кажется, совсем не смущена видом обнажённого тела. — Но я в любом случае постою рядом, дабы в случае чего оказать своевременную помощь.       Милая усмешка украшает её лицо. — Хотя кое в чём мне всё же придётся Вам помочь.       Она берёт табурет — тот самый, на котором минуту назад сидел он, и ставит его около «ванны». В её руках небольшой таз с уже плещущейся там тёплой водой, а рядом на небольшом столике расположилось ещё одно мыло.       И, намылив им руки, она нежно касается его волос, потирая кожу головы, а затем, взяв расчёску, начинает планомерную борьбу с застрявшими там частицами коры и прочим сором.       Расчёска скользит по волосам, как разогретое масло по ножу: лишь иногда он ощущает лёгкое покалывание от не хотевших распутываться волос. Видимо, девушка имеет неплохой опыт в обращении с людьми. Постепенно грязь покидает спутанные пряди и волосы преображаются. В конце процедуры Элфирия с нежностью пропускает их сквозь пальцы, любуясь игрой пламенных отблесков. — Холодно, — произносит незнакомец после недолгого нахождения в воде.       Потом приподнимается и дует на огонь, заставляя его разгореться сильнее. Закрывает кран до тех пор, пока пар не начинает валить из котла, а вода — бурлить. Только после этого он вновь пускает воду, почти урча от видимого удовольствия. Помещение практически мигом заполняется почти густыми клубами пара, из-за которого не так хорошо видно.       Кажется, ещё чуть-чуть — и вода закипит, извергнувшись наружу, словно гейзер. Клубы пара уже наполнили помещение влагой, которая оседает на стенах и на теле: так, что спустя несколько жалких минут можно было подумать, что сама Эфи также принимала ванну. Намокшая ткань неприятно липнет к телу, облегая плавные контуры фигуры. Впрочем, из-за пара всё равно не разглядишь.       Хочется сбросить собственное платье, чтобы не липло, и самой вымыться как следует. Но пока нельзя. Этим она займется после того, как проводит посетителя в комнату и позаботится о его ранах.       Мужчина берёт мочалку с мылом, которые принесла Эфи, и на секунду задумывается, а потом с силой трёт своё тело, бередя начавшие заживать раны, пуская свою кровь в воду, сам же исподлобья смотрит на знахарку. Почти рычит в процессе, и Элфирия видит на поверхности воды отмершую кожу, плавающую, словно пена. Грязь также сходит без особого труда, но раны…       Эфи внимательно наблюдает за тем, как он моется, и чудится ей некая неуверенность в его движениях. Взгляд, направленный на неё, немного смущает. Конечно, она и сама не против зрительного контакта, но не так пристально же? Однако глаз не отводит, лишь неловко мигает, когда их начинает жечь.       Она терпеливо ожидает, пока мужчина не закончит омовение.       Он останавливается спустя несколько десятков минут, протягивает мочалку девушке и выгибает колесом спину. — Помой, — тихо выдыхает он, глядя куда-то в воду.       Элфирия послушно принимает мочалку, когда он просит помочь вымыть спину. И начинает тереть: сперва нежно и аккуратно, но затем движения грубеют, повинуясь его словам, когда он прижимается спиной к мочалке и просит сильнее. Горячая вода обжигает пальцы, но Эфи старается не обращать внимания на эту боль и, смыкая зубы, трёт сильнее. Но тот, словно почувствовав её напряжение, приподнимается. Кажется, у неё с ним тот самый случай «безмолвного диалога». — Спасибо, — шепчет девушка тихо, на грани слышимости, но он может расслышать.       Нет, он определенно не из этих краёв: это выдаёт и необычная внешность, и странные пристрастия. Элфирия не знала ещё ни одного человека, который смог бы спокойно касаться жидкости, нагретой до подобной температуры, не говоря уже о радости купания в ней. Наверное, в местах, где он вырос, довольно жёсткие условия.       «Плещется» он довольно долго: больше часа. Усталость наваливается на девушку тучным мешком, а сон практически обосновывается в краснеющих глазах, но зато посетитель становится совершенно другим человеком. Чистым и словно бы родившимся заново. Не стесняясь Эфи, он вылезает из воды и, приняв из рук девушки полотенце, принимается обтираться. И даже не просит одежды. Видимо, там, откуда он родом, так принято.       Девушка смотрит с удивлением, но молчит. В комнате его ждёт теплое одеяло, которое на время сна заменит одежду. А там она найдёт что-нибудь. В крайнем случае мужскую одежду можно будет одолжить у соседей.       Гость послушно идёт за Эфи, когда она ведёт его обратно в дом. Он уже не покачивается и даже не хромает, видно, горячая ванна сделала своё дело.       А Эфи с печалью глядит на оставленную ванну, думая, что перед сном придётся здесь убраться, но здоровье гостя важнее. Они идут пару минут, пока Элфирия не останавливается перед одной из комнат. В ней уютно располагается несколько пустых кроватей, сделанных парой-тройкой благодарных пациентов как раз на случай появления других больных — в особенности драконоборцев, возле каждой из них маленький деревянный столик. Судя по всему, соседей у мужчины не будет, что не может не радовать.       Усадив его на кровать, Элфирия снова крепко перевязывает раны, а после проводит над ними рукой, распространяя то же приятное тепло, что и тогда, на улице. Что-то в его теле меняется, но пока он не чувствует существенных улучшений.       Закончив с перевязками, девушка ненадолго уходит, говоря, что скоро снова будет здесь.       Возвращается спустя четверть часа с объёмным кувшином и чашей, которые сразу ставит на прикроватный столик. Лёгким движением наливает отвар в чашку. Резкий запах тут же заставляет поморщиться от одной лишь мысли о том, что ему, скорее всего, придётся это выпить. — Эта трава — одна из сильнейших в моём арсенале. Способна вывести почти любую пакость, даже самую приставучую. Вкус у неё довольно специфичный, но проглотить придётся.       Она замолкает, видимо, пытаясь подобрать правильные слова. — Отвар следует принимать каждый час, пока он полностью не закончится, — в итоге говорит Эфи и окидывает кувшин многозначительным взглядом. Смотрит на незнакомца с немым сочувствием, ведь жидкости в посудине хватит на всю ночь как минимум. — Она выведет наружу сам токсин, а я потом уберу последствия. С утра я приду и приберусь тут. Если вдруг одного таза не хватит, под кроватью стоит ещё один. Ну, а если не хватит двух, возьмёте из-под соседней кровати.       Ещё с минуту девушка смотрит на него, думает — не забыла ли чего важного? Но нет, вроде она сделала всё, что требуется. — Я проведаю Вас перед сном. А пока обустраивайтесь.       С этими словами она выходит из комнаты, направляясь куда-то по своим делам.       А когда темнота за окном достигает вершины своего могущества, действительно приходит к нему. Правда, совсем ненадолго, чтобы удостовериться, что ничего плохого не успело случиться за время её отсутствия. Обнаружив мужчину за предоставленным делом, склонившегося над тазом, она кивает и, пожелав спокойной ночи, снова покидает его.