***
Огромная пещера освещается горящими углями и отсветами лунных лучей, что отражаются от драгоценных камней и, преломляясь, озаряют пространство разноцветными огнями, создавая впечатление вечного ясного дня. И в центре всего этого великолепия сидит крупный изумрудно-зелёный дракон, с нежностью и страстью взирая на свои сокровища, лежащие целыми горами, где человеку так просто заблудиться без зарубков и какой-либо карты. А если и выберется — то нарвётся на вернувшегося дракона, который испепелит или раздавит бедолагу. Почти так и случилось, когда Эмирисс вернулся с очередной охоты. Только он застал пустую пещеру. Абсолютно пустую. Эти букашки, что считают себя людьми, как-то вынесли всё подчистую. Знают же, что страсть дракона — камни. Это их любовь. Их сила. А для людей — гарантия того, что их поселение будет стоять. Зачем отчислять каждый Новый Год девами невинными, если охотники или какие-то разбойники разграбили его сокровищницу? Зачем ему эти девчонки? Он же сказал, что нужно больше подати, а не моложе девку, однако они собирались её «подарить». Эмирисс находит деревню по следам и запаху. Оттуда как-то давненько, по человеческим меркам, не приходило даров. В пекло. Лживые людишки не отдадут награбленное. И похититель явно из жителей. Даже нет, не так. Похитители. Их было много. И вот он сбрасывает с себя этот ненужный плащ, высвобождаясь из тесных оков человеческого тела. Он ненавидит это перевоплощение, но иногда приходится: всё-таки эта маленькая тесная шкурка иногда бывает очень быстрой и незаметной, если, конечно, развивать её. С удовольствием потягивается, расправляет широкие крылья; у Белнистраза красивее, — думает Эмирисс; и поднимается в небо над этой чахлой деревушкой. Первые крики людей, заприметивших его в закатном небе, сменяются воплями ужаса. Эмирисс низвергает пламя на дома, дороги, стога сена; последние горят лучше всех, преграждая пути к отступлению. Пламя быстро распространяется по территории, заставляя людей в панике бегать по небольшим нетронутым площадям. Знают же, что дракона обижать нельзя и чем это чревато. Знают — но всё равно наступают на те же самые грабли сотни, тысячи раз. Крики слышны даже отсюда, с высоты, но Эмирисс их почти не слышит. Камни где-то рядом. И он найдёт их непременно. Только сначала сожжёт этих червяков. Крики сменяются воплями агонии, уже почти все горят заживо, нужно только им помочь догореть. И Эмирисс спускается ниже, низвергая новые всполохи пламени, и, когда вопли начинают переходить в стоны, возвращается на земную твердь. Накидывает на плечи ненужную тряпку, которую люди упорно именуют плащом, и устраивает себе экскурсию по горящему селению. Всюду струится запах печёной и горелой человечины, но дракону это неинтересно: ему нужны его камни, только и всего. Но их нет. Совершенно нигде. Только запах. Шаг. Другой. Третий. Стоны заглушает треск обвалившейся балки. Кто-то живой? Интересно. Буквально чуть дальше основного источника запаха камней небольшое горящее строение. Обойдя, Эмирисс не верит глазам: живой человек, девочка лет семи, с длинными русыми волосами, только без сознания. На её ногах лежит наполовину охваченная огнём балка. — И что же тебе не дало сдохнуть? — тихо спрашивает Эмирисс, присаживаясь на корточки возле находки. — Может… — начинает и почти тут же замолкает, услышав тонкий запах, исходящий от неё. — Значит, тебя так долго несли ко мне? Кидает на девочку равнодушный взгляд и собирается уходить, но всё же возвращается. Откидывает в сторону горящий кусок дерева и берёт девочку на руки. — Вот как жить хочешь, — усмехается он, уложив находку на безопасное место подальше от жаровни. Проверяет ноги, руки, голову… Надышалась дымом. Так это вообще проще простого. Эмирисс просто склоняется прямо к самому лицу девочки и шумно втягивает носом воздух. Дым медленно покидает её лёгкие, и мужчина склоняется всё ниже и ниже, пока между их лицами не остаётся несколько жалких миллиметров. — Дальше сама, — так же тихо отвечает он, поднимаясь на ноги. — Выкарабкаешься, возьму тебя в жёны. Шутка. И быстрым шагом возвращается в горящую деревню. Камней нигде не видно. Неужто эти людишки успели их разбить? Вновь взмывает в небо, осматривая окрестности, но не находит мест, где даже могли бы их спрятать. «Догорит, и я вернусь, — мелькает в голове мысль. — А пока надо найти новое место для сокровищ» И он улетает, кинув напоследок взгляд на выжившую девочку, которая так и осталась лежать на опушке. Вернувшись на пепелище ночью, он сначала проверяет опушку, где оставил «жертву подношений», и, не найдя её на прежнем месте, идёт на поиски своих сокровищ. Вновь не находит их, а запах и следы снова уводят дальше от деревни. Как их успели унести? И, главное, кто?***
Поиски сильно затягиваются. Обычно они продолжаются намного быстрее, пару суток максимум — но не эти. Кто-то шибко умный заправляет этими разбойниками. Кто-то, кто знает повадки драконов, мысли драконов. Тот, кто думает, как дракон, действует, как дракон. Тот… След приводит его к какой-то деревушке. Снова скрываются? И этих тоже сжечь? Эмирисс уже даже тянется к плащу, чтобы уничтожить и этих людишек — как чуть не попадает под колёса лошадей. Отходит в последний момент, да лошади и сами чуют его истинную сущность, сторонятся его. Карета, как зовут её люди, проезжает мимо, и мужчина успевает увидеть пассажиров. Точнее, нет, не так. Пронзительно-голубые глаза цвета сапфира и счастливую улыбку. — Живи, — кидает он и быстро уходит, сильнее натянув капюшон. Чувствует на себе людские взгляды, похоже, даже так они видят то убожество, которое все считают лицом. Блуждает долго, выискивая местоположение воров, но вновь ничего. И тут один из запахов отделяется, уводя из деревни куда-то в лес. — Немного осталось, — почти рычит дракон, вновь скидывая по ходу тесные тряпки. И вот он у леса. Распахивает крылья и взмывает ввысь. — Ого, правду говорили о твоей красоте, — усмехается некто с земли. — Никогда бы не подумал, что такие остались. Некто говорит на волне драконов. С такого расстояния ему пришлось бы кричать, но он говорит спокойно. Нет даже намёка на повышение голоса. И эти звуки словно завораживают, как бы просят спуститься ниже, на землю. — Знаешь, я хотел бы с тобою поговорить, — продолжает голос. — Спустись ко мне. Ему знакомы эти интонации. Так может лишь Она</I>. — Я сын Кейден, — словно отвечая на его мысли, произносит собеседник. Догадки подтвердились. Это её голос может подчинять волю Эмирисса. Её, и ничей больше. — И возлюблённый Вейесс. А ты, стало быть, Эмирисс. Я твой сват и брат. Только наполовину человек. Удивлён? — А как на это смотрит Вейесс? — Эмирисс тянет время, ищет возможность сбежать, вырваться из-под влияния этого голоса. — Она не против? — А что она поперёк мне скажет? Ты же уже заметил? Из-за верхушек деревьев прилетают горящие копья, пронзая крыло. Он слишком заслушался и не заметил опасности. На спину падает металлическая сеть, пропитанная ядовитой смесью. Сеть тянет к земле, но нельзя. Нельзя сдаваться. И Эмирисс рвётся вперёд, преодолевая чары этого голоса. Чуть снижается и скрывается среди деревьев. Получает в бок новую атаку, успевая заметить лишь ледяной взгляд недвижных светлых глаз. Сбрасывает с себя сеть и летит дальше. Силы постепенно покидают его. — Держите его! — доносится вслед, но дракон большим рывком преодолевает некоторое расстояние. Сил почти нет. Такими темпами охотники настигнут его в считанные дни. Придётся снова нацепить человеческое тело, чтобы не нашли. Он не привык прятаться, но, если охоту объявил полукровка — сын Кейден, унаследовавший от неё чары, дающие право повелевать драконами… Дело плохо. Удар о землю приводит его в чувство. Теперь он не хочет идти в объятия этого чудовища. Руку нещадно ломит, и даже подлечить себя нет возможности. Борьба с ядом отнимает его последние силы. Он бежит не разбирая дороги, словно охотники продолжают погоню за ним. Возможно, так и есть, только они далеко-далеко, остались где-то позади. Повреждённая нога даёт о себе знать, и он падает куда-то к густым кустам. Сердце бешено колотится в груди, заглушая окружающие звуки. Кое-как усмирив его, Эмирисс прислушивается к собственному телу. Как и ожидалось, яд уже начал действовать. Голова идёт кругом, органы чувств притупляются, даря такое долгожданное забвение. — Вы в порядке? — женский голос звучит сквозь пелену. Скорее всего, его нашли и теперь он сидит в клетке на цепи, а кто-то рядом спрашивает о самочувствии ближнего. — Позволите, я перевяжу Ваши раны? Но эта иллюзия рассеивается, когда чьи-то руки начинают перевязывать его раны. Боли нет, лишь странный зуд под кожей, дающий понять, что он всё ещё жив. — Я понимаю, Вам больно, но, пожалуйста, приподнимитесь. — Больно? Нет, ничуть, — мелькает в его голове мысль, но по лицу девушки он понимает, что сказал это вслух. Перед глазами всё ещё плывёт, но реальность уже приобретает чёткость. А после прикосновения к ноге всё просто взрывается дикой болью. Его трясёт, и он еле сдерживается, чтобы не зарычать. Стискивает зубы, зажмуривается, надеясь, что девушка ничего не заподозрит. А потом боль отступает, даруя какое-никакое облегчение. — Простите, не представилась. Элфирия. Можно просто Эфи. Вас обокрали? — спрашивает она, а затем снимает бордовый плащ и протягивает его незнакомцу. — Э… фи… — тихо повторяет он. Эфи. Он не слышал раньше такого имени. Возможно, его дают так называемым леди благородных кровей. Тогда почему на ней такие обноски? <i>«Белнистраз… Я не успел. Даже когтём не пошевелил, чтобы понять твою страсть к людским наслаждениям. Глупый, глупый дракон. Глупый, глупый Белнистраз» Что-то обжигает его глаза, перед взором вновь всё плывёт, но стоя на месте. Что-то мокрое скользит по щеке, щекоча кожу. Он протягивает руку, стирая эту влажность. Ну что ж, Эмирисс, теперь ты тоже пускаешь жидкость о прошедшем. Можно поздравить с этим дурацким и бесполезным достижением. Он поднимается, держась за те самые кусты дрожащими, слабыми руками. Ноги почти не слушаются, того и гляди превратится обратно. Но этого не произойдёт, в своё время они с братом довели это умение до совершенства. Стоять на обеих ногах затруднительно — раненую ногу простреливает болью, но можно и потерпеть. Мужчина накидывает плащ, как следует запахивает его и надевает капюшон, скрывая почти всё лицо. — Я… могу Вам чем-то помочь? — спрашивает девушка, глядя ему в глаза. Рука тянется к лицу, дабы облегчить боль, но замирает в паре миллиметров от него. — Спасибо… Эфи… — молвит он. — Дальше я сам. — Извините, но я не смогу этого сделать, — она делает несколько шагов в его сторону. Тянет к нему руки, чтобы поддержать. — Вы можете бороться, но состояние ваше пока нестабильно. Я не встречала подобных ядов, но он определённо сильнее, чем те, с которыми я справлялась до этих пор. Поэтому… Он отворачивается от протянутой руки, как прокажённый. Делает пару шагов и, покачнувшись, хватается за ствол дерева, впиваясь ногтями в податливую кору. Приваливается, подложив под лоб руку. А через некоторое время отходит от дерева на пару шагов, уже собирается уходить — но вдруг слышит голос сына Кейден. — Эмирисс, где ты? Мы же не договорили, куда ты улетел? Эмирисс зажимает уши крупными кистями рук, чтобы не слышать его. Если поддастся чарам, он поймает его. Нет, нельзя! Он зажмуривается, оседая на землю, а потом резко вскидывает голову к девушке. Тёплые руки хрупкой девушки, что легли на плечи, кажутся и бальзамом, и острым лезвием, режущим плоть наживую. Они пробуждают воспоминания о брате, который так слепо бросился в омут женских объятий. Ведь только он, маленький братишка Белнистраз, мог успокоить одним лёгким прикосновением к плечам. — Меня хотят убить, — коротко произносит он, вновь поднимаясь на ноги. — Ты знаешь, где спрятаться? — …Поэтому будет лучше, если Вы пройдёте ко мне домой, — продолжает девушка. — Там я смогу уделить Вашим ранам достаточно внимания, а искать у меня не будет никто. Она заканчивает тихо-тихо, словно силы покидают её с каждым брошенным словом. Но это лишь страх. К ней так к ней. Там его точно не будет искать сын Кейден. Попросту не пойдёт туда. Просто потому, что у него и так дел полно. Самодовольный тип, решивший, что может повелевать чужими судьбами. Смешной полукровка. — Я помогу Вам, чем смогу. — Знахарь, что ли? — колко бросает Эмирисс, когда Эфи помогает ему подняться. — С остальным ты точно не поможешь. Эфи. Её имя слишком притягательное, так и просится на язык. Эмирисс может сравнить его с каким-нибудь небольшим камнем. Например, сапфир. Такой же голубовато-синий, как и её глаза. Совсем как у той девчонки, что выжила в пожаре, которую так рьяно готовили к смерти в его пасти. Да, определённо. Только не может ли быть, что это она и есть? Просто выросла, пока он валялся под кустом. Нет. Конечности не затекли, получается, лежал он недолго, а значит, что и девчонка другая. Да и того самого запаха нет, которым «пропитывается» тело, приготовленное для дракона. Путь занял без малого часа два. Эфи вздыхает с ощутимым облегчением, когда видит двери своего дома, и тут же немного ускоряет шаг, ведь до вожделенных покоев — рукой подать. Дорога до дома Эфи изрядно его утомила, нога до сих пор стреляет, несмотря на первую помощь. Редкие людишки бросают на него косые взгляды, и это начинает раздражать. Останавливает лишь то, что придётся искать новое место для укрытия, а он даже не восстановился толком. Полумрак дома успокаивает, не хватает лишь огня и горы драгоценных камней. С огнём всё гораздо проще: пока он сидел на… стуле, да, эта штука называется именно так, — Эфи разожгла камин. Покончив с освещением, она возвращается к нему и снова протягивает руку. И он видит капли пота, ползущие по её лицу. — Думаю, сначала Вам всё же придётся принять ванну. Раны не так серьёзны, но шанс получить заражение всё ещё имеется. Принять ванну? Риск заражения? Это смешно. Только у жалких людишек раны гниют, а у драконов просто ни к чему их промывать: зараза не успевает прицепиться. Но девчонка не отстанет, пока он не сделает так, как она скажет. Настырная. Ну да ладно, тем более, так сын Кейден, может, и не найдёт его. Он знает, что Эмирисс нелюдим и одиночка, но, если он немного изменит своим привычкам, сын Кейден его не обнаружит так скоро. А там и окочурится, если Вейесс не даст ему испить собственной крови. Или он уже испил? В ванной прохладнее, чем в той большой комнате. По коже пробегает такая ненавистная дрожь — одна из причин его нелюбви к человеческому телу. Оно слишком ограниченно и уязвимо. Похоже, ему всё же придётся уделить этому телу больше внимания, раз уж есть острая необходимость прятаться. А в этом месте не такая большая вероятность того, что его найдут. А ещё враг не знает, как Эмирисс выглядит человеком. В ванной комнате стоит какое-то деревянное корыто и пара больших чанов. Эфи начинает наполнять посудину водой. «Это и есть ванна? Что ж, интересная конструкция» Он пристально наблюдает за движениями Эфи, запоминает последовательность действий, но со стороны кажется, что он задремал в сидячем положении. Эта иллюзия рассеивается, когда девушка заканчивает с приготовлениями. Он позволяет ей снять с себя плащ и проходит к корыту. Эфи идёт рядом, боясь за его сохранность. Это видно по её глазам, в которые он смотрит чаще, чем на неё саму. Эфи. Девушка, которая привела его в свой дом, не задавая лишних вопросов. И что ей от него надо? Деньги? Ценности? Или, ещё чего хуже, он сам и разделить с ним ложе? А ещё несостыковка её одеяний и устройства в доме. Убранство богаче, чем её одежда. Или она просто обустраивает дом, не обращая внимания на себя? Нет, женщины и себя одевают по высшему разряду, что мужчины шеи сворачивают, оборачиваясь вслед. А Эфи нет. Сама ходит в обносках, а дом обустраивает. Странная, одним словом. Она помогает ему добраться до бортика, слегка поддерживает, пока он поднимается. И, когда он уже ощущает тепло льющейся воды, снова отходит, чтобы принести грубую мочалку, травяное мыло и расческу. — Холодно, — произносит он после недолгого нахождения в воде. Потом приподнимается и дует на огонь, заставляя его разгореться сильнее. Закрывает кран до тех пор, пока пар не начинает валить из котла, а вода — бурлить. Только после этого он вновь пускает воду, почти урча от видимого удовольствия. Помещение практически мигом заполняется почти густыми клубами пара, из-за которого не так хорошо видно. Берёт мочалку с мылом, которые принесла Эфи, и на секунду задумывается. «Белнистраз как-то показывал, что делать с этими штуками. Нужно взять это мыло, намочить в воде и помазать по этой штуке, пока не пойдёт пена, а потом потереть тело» Что ж, так он и сделает, пока Эфи вычёсывает из соломы ветки. И он с силой трёт своё тело, бередя начавшие заживать раны, пуская свою кровь в воду. Почти рычит в процессе, а Эфи может видеть на поверхности воды отмершую кожу, плавающую, словно пена. Грязь также сходит без особого труда, но раны… Он останавливается спустя несколько десятков минут, протягивает мочалку девушке и выгибает колесом спину. — Помой, — тихо выдыхает он, глядя куда-то в воду. Прижимается спиной к мочалке и просит тереть сильнее. Вода, в которой он сидит, до сих пор горячая, для человека почти кипяток. Она обжигает Эфи пальцы, и мужчина услужливо поднимается, чтобы девушка не касалась воды, за что слышит тихое «спасибо». «Плещется» он довольно долго: больше часа. Но зато становится совершенно другим человеком, чистым и словно родившимся заново. Не стесняясь Эфи, он вылезает из воды и, приняв из рук девушки полотенце, принимается обтираться. И даже не просит одежды. А потом послушно идёт за Эфи, когда она ведёт его обратно в дом. Уже не покачиваясь и даже не хромая, видно, горячая ванна сделала своё дело. Эфи приводит его в какую-то комнату с множеством пустых кроватей. Значит ли это, что с ним будет кто-то ещё? Надо быстрее зализывать раны и уходить, пока никто не нагрянул сюда за лечением. Если она действительно знахарь, то у неё будет полно людей. Они какие-то хлипкие и слабые, что касается их здоровья. Постоянно болеют и бегут к знахарям, чтобы те вылечили их от самых различных хворей, а когда запускают лечение и приходят слишком поздно, очень удивляются, что их не могут вылечить. Глупые суетливые людишки. Эмирисс не хочет их видеть. Он послушно садится на кровать. Раны больше не болят, когда Эфи заново накладывает бинты. По телу проходит уже знакомое тепло, навевая давно забытые воспоминания. Когда-то он, кажется, встречал кого-то с похожими способностями, но память упорно не желает выдавать какую-либо информацию. Но он определённо кого-то похожего встречал. Задумавшись, он не сразу замечает, что Эфи куда-то отлучилась. В себя его приводит резкий запах драконьего противоядия. Кажется, люди иногда его используют как сильное лекарство. Эта противная горько-кислая гадость лечит от всех ядов и недугов, с какими только может столкнуться дракон. Эмирисс только однажды пробовал эту траву и запомнил её вкус и запах на всю жизнь. А девушка, вымученно улыбаясь, протягивает ему чашку и, дождавшись, пока он её примет, наклоняется, вытаскивает из-под кровати большой таз и ставит его на кровать рядом с ним. — Эта трава — одна из сильнейших в моем арсенале. Способна вывести почти любую пакость, даже самую приставучую. Вкус у неё довольно специфичный, но проглотить придётся. Берёт из рук девушки стакан, делает глубокий вдох и залпом опрокидывает в себя лекарство. — Отвар следует принимать каждый час, пока он полностью не закончится, — в итоге говорит Эфи, окидывая объёмный кувшин многозначительным взглядом, и смотрит с немым сочувствием, ведь жидкости в посудине хватит на всю ночь как минимум. — Она выведет наружу сам токсин, а я потом уберу последствия. С утра я приду и приберусь тут. Если вдруг одного таза не хватит, под кроватью стоит ещё один. Ну, а если не хватит двух, возьмёте из-под соседней кровати. Отвар противно вяжет в горле, медленно струится по пищеводу, пока не спускается в желудок. Три. Живот начинает крутить, и громкое урчание гулко разносится по комнате, оповещая, что скоро его вывернет наизнанку. Два. Эмирисс чувствует, как содержимое желудка довольно быстро подходит к горлу, противно обжигая стенки. Один. В таз летит всё то, что было в желудке. Один желудочный сок. Больше ничего. Конечно, он же давно ничего не ел. Живот противно крутит, он урчит на всю комнату, словно свора злых шавок. Горло жжёт и дерёт рвотными массами. Руки трясутся, словно от того яда. Он до конца не знает, из чего он приготовлен, но на самих «поваров» он тоже действует. Только слабого человека он убивает мгновенно, а вот для дракона… Неизвестно, насколько он для него вреден. Но Эфи сказала, что этот яд самый сильный, что ей доводилось встречать. Стоп! Эфи сказала это, просто посмотрев на него. Так кто-то ещё мог, но память всё никак не желает помогать. Кажется, этот кто-то и давал такое же противоядие. Только кто? Голова уже проясняется, освобождая от цепких уз чар сына Кейден. Тело, и без того слабое, теряет последнее с рвотой. Как же он нашёл его сокровищницу? И как забрал всё до последнего камня? После ухода целительницы Эмирисс за раз выпивает содержимое кувшина до дна и вновь склоняется над тазом. Живот сковывают позывы почти до утра. И только когда на горизонте появляются первые лучи солнца, Эмирисс смыкает глаза. Однако тревога за свою шкуру не позволяет уснуть. Тело, словно кусок ваты, почти не чувствует ни кровати, ни одеяла, которое он кое-как накинул на себя, завалившись после такой чистки. А ещё его трясёт, как трусливого зайца. Зубы стучат, не желая останавливаться ни на секунду, а вместе с этим докучливым стуком постепенно подкрадывается успокоение. Можно просто лежать, не заморачиваясь обо всём остальном.***
Он медленно открывает глаза, стоит Эфи лишь открыть дверь. Теперь в его действиях не видно того напряжения и готовности к атаке. Он спокойно наблюдает за её передвижениями, отмечая про себя её новое одеяние, которое идёт ей гораздо больше, чем те обноски, что были на ней вчера. Эфи здоровается, уносит тазы и приносит что-то поесть. Эмирисс почти её не слышит, стараясь понять её сущность и намерения. А она пока касается его головы и живота, распространяя тепло, что постепенно становится всё жарче и жарче, пока не пронизывает насквозь сильным жаром. Дыхание перехватывает, а когда она убирает руки, он устало прикрывает глаза и проваливается в сон. Эмирисс находится на грани сна и реальности, когда в дом влетает гостья. «Неужели Вейесс?» — мелькает в голове мысль, ведь голос определённо похож на голос сестры. Эмирисс слышит отголоски их разговора; сначала старается не обращать внимания: какое ему дело до женских разговоров, но, услышав имя легенды, поднимается и выходит из комнаты. Видит у двери брошенную котомку. Всё-таки сестра. Это её котомка, её вещи. Подходит к поклаже и принимается там рыться. На глаза то и дело попадаются различные платья. Синие, зелёные, оранжевые, фиолетовые, цветные… Кое-как найдя хоть что-то мужское, он одевается и проходит в кухню. — Только его лет двести-триста никто не видел, — добавляет он к рассказу об Акхоре. — Говорят, его убили охотники. Он был добрым и справедливым смотрителем предгорий. Жители сами несли ему дары. Добровольно. И правда сестра. Только почему он не удивлён? Она знахарь. Эфи знахарь. Они могли познакомиться когда и где угодно. Она совершенно не меняется, сколько бы лет ни прошло. Он уже не помнит, когда последний раз видел её истинное лицо. Наверное, скоро он даже забудет его. Когда его атаковывали охотники, он всегда шёл к ней, чтобы она залечила его раны. Но в этот раз было рискованно: за ним начал охоту её возлюбленный. Да он и не вспомнил о ней, когда спасал шкуру от этого хитреца. — Не стареешь, ведьма, — усмехается Эмирисс, тянет руку к нарезанным овощам и одёргивает, получив по тыльной стороне от Вейесс. Живот всё ещё болит. Но немного и от голода. Нестрашно. Нужно лишь немного потерпеть, пока приготовится. А сейчас можно пожевать эту странную лепёшку, всё равно Вейесс не даст перехватить во время готовки. Ещё одно неудобство человеческого тела: они едят три-четыре раза в день, пьют много воды и часто устают, спят. Не в пример драконам, которым достаточно питаться пару раз в неделю, и то можно и камни поглощать пару раз в месяц. И не спать неделями. — Ого, на комплименты расщедрился, — Вейесс почти удивлённо вскидывает брови. — И что на этот раз? Чего в поселение прибился? Будто сама не понимает. Или не слышала про своего супруга? Быть не может, чтобы она не знала, что тот не прекратил своей деятельности. А Эфи тут же принимается защищать Вейесс, говоря, что та её любимая сестра. Эмириссу остаётся лишь вздохнуть. За что ему это счастье? Хоть он и не против Эфи, но узнавать, что есть ещё какие-то из ниоткуда вылезшие родственники, не хотелось. Возможно, раньше он воспринял бы это спокойнее, но не после этого полукровки. А Вейесс, похоже, не знает, с кем связалась. — А чего сумку не принёс? — продолжает заваливать вопросами сестра. — Порылся? Порылся. А чего не принёс? В этом вся Вейесс. С тех пор, как она стала жить человеком, её характер смягчился. Да, она ведёт себя уравновешенно, но стоит её разозлить — как она жестоко карает обидчика, осыпает проклятиями, от которых не отмоешься вовек. Ибо за всё надо платить. Сейчас она весело хохочет и много болтает, а ведь раньше каждое её слово было равно золоту. И Эмирисс идёт в прихожую, недовольно цокнув. Подхватывает котомку, выуживает платья, что уже успел присмотреть для Эфи, пока искал себе — что-то в ней цепляет, тянет. Тщательно ощупывает и осматривает ткань, мысленно примеряя то или иное платье на молодую знахарку. Ему иногда кажется, что эта девушка — дракон или прямой потомок, что кто-то из родителей или их родителей был драконом. И тут же вспоминает сына Кейден. Он берёт в прихожей какой-то потрёпанный листочек и быстро пишет сестре записку собственной кровью. Пусть держится подальше от него или с особой осторожностью. — Это Лоусей. Мой младший брат. Сухарь сухарём, но парень неплохой, — громким шёпотом говорит сестра Эфи и, подумав, добавляет. — Относительно. — Я всё слышу! — оповещает Лоусей шепчущихся девушек, а потом возвращается в кухню: Вейесс замучает девочку своей болтовнёй. — Да я и не скрывала, — пожимает плечами она. — Всё посмотрел? На одном локте мужчины висит сама котомка, уже полупустая; через другое — несколько платьев, и ещё пару-тройку Лоусей держит в руках. С интересом он их рассматривает, по привычке заправив за ухо прядь волос, открывая половину лица. Сосредоточено прощупывает ткань, потом отодвигает на расстояние вытянутой руки, окидывая взглядом. И чувствует взгляд сестры на себе. Она наблюдает за ним пристально, словно спрашивая, чего он этим хочет добиться, что от этого приобретёт. Видимо, сильно привязалась к Эфи и боится, что он что-то с ней сделает. Нет, он не тронет её, ведь он никогда не забывает доброты. Она спасла его и даже не попросила ничего взамен, не стала кидаться на шею, ничего не стала выяснять. Он знает, что сестра завалит его вопросами, на которые он не может ответить даже себе. — Дом Эфи спалишь, — бросает Лоусей, не отрываясь от своего занятия. А пока сестра готовит, Эмирисс думает, что платья, принесённые сестрой, пойдут Эфи гораздо лучше, чем те заштопанные обноски, что она носит. Имя благородное. Нужно соответствовать. Вот, например, это, цвета агата. Или цвета жемчуга. Или розового сапфира. Лоусей медленно проходит по кухне, рассматривая наряды. — Встань, — говорит он, не глядя на Эфи, но совершенно ясно, что обращается он к ней. Как бы прикладывает к ней платье нежно-фиолетового цвета, немного задумывается и кивает. — Это подчёркивает цвет твоих глаз. Сестра достаёт из печи горшочек и ставит на стол. Раскладывает еду по глубоким мискам и садится, уже приготовившись кушать. А Эфи смотрит на него взглядом, намекающим, что платья могут и подождать. — Есть садись, — смеётся Вейесс, забирая у Лоусея котомку и платья. — Ещё будет время всё рассмотреть. Он кидает на неё равнодушный взгляд и всё-таки садится за стол. Берёт кружку, из которой недавно пила Эфи, выпивает оставшиеся на дне капли и протягивает её сестре. — Сделай мне тоже. — Пожалуйста. — Что? — на его лице смесь разных чувств и эмоций, среди которых: удивление, непонимание и недоумение. — Когда просишь, нужно говорить «пожалуйста», — поясняет сестра. — И вообще, сколько я тебе говорила, чтобы ты не ел и не пил из чужой посуды, пока её не помыли. Лоусей закатывает глаза, но руку с кружкой не опускает. — Сделай мне то же самое. Пожалуйста. Вейесс качает головой и, помыв посудину, принимается готовить ему такую же настойку. Бросает туда травы, мнёт их ступкой. — Хотя, — вновь заговаривает Лоусей после недолгого молчания, — может, Он просто где-то затаился? Нигде не упоминалось, что те тугодумы-охотники что-то принесли с той охоты, кроме обледенелых товарищей… — Ты когда успокоишься? — вздыхает сестра, наливая в кружку воды, добавляет несколько капель с небольшого пузырька и тщательно перемешивает. — Его никто не видел лет двести-триста, и ты сам это и сказал. — А я найду, — он опускает взгляд в миску, но, так и не притронувшись к содержимому, вновь поднимает серьёзный, даже отчасти злой взгляд. — Это была Его</i\> мечта. Это была <i>Наша мечта. Он</i\> был бы рад. — Найти… того дракона? — уточняет девушка, сверля Лоусея взглядом юного искателя приключений. — Акхора, — подтверждает Эмирисс. В его глазах невооруженным взглядом видна решимость. Вейесс вздыхает и качает головой. Кажется, ей очень не нравится эта идея. Но он непреклонен. Белнистраз погиб, так и не добравшись даже до знаний о судьбе ледяного дракона. Теперь лишь он, Эмирисс, может исполнить его мечту. <i>«Странный ты человек, Эфи. Наивный ребёнок. И подозрительно добрый. Таких не бывает. Все люди алчные и злые. Что тебе нужно?» — Никогда не видела драконов, — почти мечтательно говорит Эфи. — И тем более не говорила с ними. «Ну-ну. Не видела. Не говорила. А как же Вейесс? Эфи, в твоём доме, рядом с тобой, сидят два дракона. Ха-Ха. Смешно. Ну хорошо, поиграем по твоим правилам. Только не пытайся узнать нас. Всё равно не поймёшь нас. Ты совсем ребёнок. Любопытный и наивный. Такие витают в облаках. Живут в сказках» Отодвигает от себя миску и, забрав кружку, залпом выпивает содержимое. Передёргивает плечами и наконец-то принимается за еду. — К твоему сведению, — добавляет Вейесс, — это лекарство надо пить медленнее. — И что? — фыркает Лоусей. — Прошлое я так же выпил. И вообще, это не твоё дело. — Ну, вообще-то, я знахарь, — возмущается Вейесс. — И кстати, чего ко мне не пошёл? Он поднимает на сестру глаза, пытаясь понять, шутит она или действительно не понимает причины. — У тебя искали бы в первую очередь, — бросает мужчина. — Да я и не вспомнил. Сильно приложится головой. — Последние мозги не выбил? — сочувственно спрашивает Вейесс. Вот только Эмирисс знает, что это сочувствие наигранное. Его сестра не умеет сочувствовать, лишь умело притворяется. Порой отсутствие этого качества мешало ей, именно поэтому она научилась его играть. — Слушай, а может, это тебе дев невинных посылают? И ты принимаешь ванны из их крови. Сестра со смехом отмахивается и принимается за еду. Ест Лоусей молча, поглядывая на ворох платьев. Они вызывают в нём больше интереса, нежели пища или разговоры. Но всё же ест. Вейесс увлечённо рассказывает о чём-то, но Эмирисс пропускает её слова мимо ушей: не-ин-те-рес-но. Доев, Лоусей поднимается из-за стола и снова принимается рассматривать платья. Вот и нежно-розовое, и цвета молодой травы, ясного неба, нежно-оранжевое отправляются на локоть мужчины. А вот не такие яркие и благородные — в котомку. Лоусей изучает их довольно тщательно, задерживаясь на некоторых подолгу. И наконец, покончив с пристальным осмотром, протягивает девушке те, что висели на локте. — Это твоё, — только и говорит Лоусей, после чего выходит из кухни. В прихожей он ненадолго останавливается. Эта девушка спасла его, надо будет отплатить, чтобы не чувствовать себя обязанным. А потом выходит, глухо хлопнув дверью на прощание. Он ещё вернётся, чтобы оплатить счета.