Видала я такую чепуху, по сравнению с которой эта чепуха — толковый словарь! — Алиса в Стране Чудес.
— Ненавижу нежности! — громогласно заявила я. — Вот зачем это всё, а? В чём смысл всех этих «ми-ми-ми», да «уруру»? — я метнулась к паре, обнимающейся неподалёку, и те испуганно дёрнулись в другую сторону. — Вы совершаете обмен слюнями, барахтаетесь ночью в постельке и думаете, что это мило! — И не только ночью! — поддакнул кто-то из задних рядов. — И не только ночью, — согласилась я, театрально взмахнув руками. — Нет такой штуки, как «любовь», господа. Вы всё равно разойдётесь, а слюни-то общие так и останутся жить, представляете? Площадь была широкая, народу достаточно, занимающихся друг другом пар — тоже, но я уверена, что все мою внезапную презентацию с картинками (специально ведь гуглила) слышали. Даже идио…кхм, почитатели нашлись — несколько человек специально подошли поближе и с нарочитым вниманием внимали каждое слово. — Любовь — обман, — вспомнив все года института, воскликнула я. Охотничий инстинкт подал тревожный звоночек, и я затараторила, пока не отобрали: — Бегите, пока не поздно, а то потом такой пиздец за зад укусит, что… Мир перевернулся с ног на голову, и в следующее мгновение я улицезрела перед собой до чёртиков знакомую джинсовую задницу, болтаясь вниз головой на мускулистом плече. Хреново дежавю. — Ты мне весь шарм портишь, Сэм! — заголосила я, изо всех сил колотя охотника в филейную часть атлетического тела. Прискорбно, что в таком положении мои кулаки едва ли могли причинить вред упругой жопе Винчестера. Ну и не то, чтобы стоя я могла сделать этому куску тестостерона что-нибудь, кроме отменного массажа. Сэм только нежно погладил меня по попе. — Не-на-ви-жу нежности! — А кто говорит о нежностях? Вот вечно он подготовлен дать мне отпор, чертяка. Окружающие почему-то взорвались хохотом, а Сэм резво схватил меня за ноги, перевернул и поднял на такую высоту, с которой ему было удобно ловко подмять мои губы своими. Я еле подавила желание откусить охотнику челюсть, но он почему-то пах шоколадом, так что я упустила тот момент, когда мой язык предпочёл скользнуть в рот оппонента. — Мы отлучились к свидетелю на десять минут, а ты тут анти-любовь начала проповедовать? — поинтересовался Винчестер, глядя, как моё лицо наливается кровью. — Ацтань, пративный! — и момент, когда испортила Сэма Винчестера, я тоже упустила. Едва охотник ни с того, ни с сего принимается играть по моим правилам и ставить комедию на публику, мозг приказывает долго жить, а мне остаётся только изображать кисейную барышню, потому что в системе сбоит. Сэм тихо засмеялся, напряг мышцы, и я смогла быстро перевернуться, оттолкнуться от его плеч и спрыгнуть сзади, тут же, впрочем, снова оказавшись в лапищах охотника. Отпусти меня, каналья, и так по всем фронтам прогорела. — Вы, ребята, что, акробаты? — заинтересованно спросил один из парней, слушающих мою пламенную речь. — Мы вообще не вместе! — замахала руками я в тщетных попытках освободиться. — Понятия не имею, кто он! — Я начал думать, что у нас в городке бродячий цирк образовался, — парень поскрёб в затылке и весело блеснул глазами. — А про «вместе» я ничего не говорил, сама ведь спалилась. — Бесите, — я отвернулась от озабоченных любовью сограждан и надулась. — Тоже мне, жрицы любви. Я открыла глаза и села на кровати. Прогрессирующая в последнее время особенность вместо полноценного наркоманского сна видеть кусочки из прошлого, начинала надоедать, но я свято верила, что как только выберусь из этого места, сия катавасия сама собой сойдёт на нет. Надеяться на что-то с моим везением — дело заранее пропащее, но мы же не ищем лёгких путей, верно? Потянувшись, я кинула безразличный взгляд на серое небо за окном. Место это, надо сказать, до чёртиков унылое и не изобилующее красками. Здесь хочешь-не хочешь с крышей распрощаешься, что уж говорить о нежных нервах девушки, которая именно в этот момент… Я прикрыла на мгновение глаза и резко свесилась с кровати. — Ай! — Рэд, — сердито гавкнула я в зашевелившуюся темень подкроватья. — Кончай искать Нарнию под моим ложем, она, вообще-то, в шкафу обычно располагается, там экспедиции устраивай, иначе я тебе веник в жопу запихаю. В ответ громко чихнули, и я спешно посторонилась, освобождая проход бледно-серой девушке в розовой толстовке. Она уныло выползла из-под моей кровати и, горбясь, забралась на свою, подобрав под себя тощие ноги. — Я вот не понимаю, — я дружелюбно кинула в соседку карандашом, который, попав точно в лоб, был встречен злым взглядом. — Для чего на розовой кофте надпись «Розовый»? Это для дебилов или дальтоников? — не получив ответа, я взмахнула рукой, из-за чего девушка вздрогнула. — Или для того, чтоб все помнили, какого цвета была твоя кожа раньше? — Не смешно, — сморщив нос, отозвалась Реджина и накинула на себя тонкое одеяло. — И прекрати создавать воздушную волну, иначе я опять буду думать, что у тебя крылья отросли. — А я и не смеюсь, — закатив глаза, сообщила я. — Ты здесь только потому, что не умеешь держать язык за зубами. На будущее: не надо бегать по району и рассказывать каждому мимокрокодилу, какого вида призрака ты встретила у себя дома, лучше брось в него солонкой, — и, подумав, добавила на русском: — ТП ты недоделанная. — А как бы ты отреагировала на призрака? — огрызнулась девушка. — И ты обещала объяснить, что означает это твоё «ТП». — На первого призрака я отреагировала… — я почесала репу, вспоминая события минувшие, кажется, лет сто назад. Ах, молодость… — «Привет, не против поцеловаться?» Мы одновременно замолчали, вперившись взглядом в третью особь, только что вошедшую в палату. Эта девушка, Марджи, была грозой целого крыла психбольницы, где я, как, наверное, все уже догадались, оказалась. И совсем не по той причине, что вы сейчас себе вообразили. Я чрезвычайно серьёзна и очень серьёзно охочусь на вчера выявленную нечисть. И то, что прямо перед отправкой сюда я пыталась разрулить ссору Дина и Каса, основанную на капитальном таланте Ангела воспринимать простые человеческие ухищрения недолжным образом, к процессу возлагания моей туши на больничную койку никак не относится. Это так, к слову. Но вернёмся к насущным проблемам — после четырёх моих столкновений с Марджи, в процессе коих я не смогла сдержать порыв «позеленеть и вынести Нью-Йо…то бишь, пару комнат», она перестала носить гордый титул грозы нашего крыла, зато разделила со мной позывную «Отряд Самоубийц психушки», что нам обеим не нравилось. Нет, я всей душой за «Отряд Самоубийц», вот только в нашем подразделении были только я — Харли Квинн, и Марджи — Джокер. Это же ни в какие ворота! Я на дух не переносила в ней всё — от сальной зелёной макушки и имени до жирных пальцев ног, а Джокера так позорить ну никак не хотелось; Марджи ненавидела всё во мне — от идеально выкрашенных напополам в чёрный и красный волос, до тапок, в которых постоянно прятались какие-нибудь ништячки типа маникюрных ножниц или японских палочек для еды, удобных для засовывания в ухо. А если брать во внимание более обширные масштабы — логику, с которой нас распределяли по палатам, даже я понять не могу. Взять хотя бы нашу. Жирная, сальная, с зелёными волосами Марджи, уверенная в том, что она — реинкарнация Жанны Д’Арк (Я несколько дней пыталась её убедить, что она никак не может быть Жанной, так как Жанна я); тощая, наивная и типичная ТП — Реджина, которая после встречи с призраком окончательно сбрендила и ударилась в анорексию, каждый день всё настойчивей уверяя себя, что призраки повсюду, в связи с чем побледнела и приобрела явное сходство с гнилой свёклой (выяснить, действительно ли это был призрак, не представлялось возможным, так что я просто снабдила горемычную познаниями в потустороннем); и я — пришедшая к психиатру с говорящим кустиком и Сатаной на плече. После изъятия говорящего друга, разговаривать начали мои татуировки, так что добрый доктор решил оставить меня на сохранение у себя. А вместе мы — сраная ядерная смесь, от которой воет уже весь персонал больницы. Даром, что терпят и разводить по разным комнатам не собираются, мазохисты. — Ну что вы, не стоит прекращать разговор из-за меня, неандертальцы, — насмешливо бросила Марджи, перекидывая зелёные волосы за спину. Задеть меня пытается, япона фасоль, кто ж тебя истории-то учил, милейшая? Ты вообще в курсе, кто такая Жанна Д’Арк? Я вспомнила о серебряном ноже, лежащем в ботинке, но сдержалась. Вместо этого выпустила правое крыло и незаметно ткнула острым пером «Джокера» в затылок, из-за чего та взвизгнула и обернулась. — Перестань, — захныкала Реджина, утыкаясь носом в колени. Когда-то я хотела немного полежать в психушке. Душа писательская, так сказать, желала некое вдохновение получить. Так вот, душа отписалась, обновления получать не хочет, и вообще к чертям этих психов; либо мне не свезло, впрочем, как и всегда, либо все психбольницы поэтикой даже не пахнут. Я вздохнула, глядя, как Марджи пытается сдвинуть стул, стоящий у стены, к своему столику. А оно вона как, не сдвигается, потому что у меня есть свой поставщик гвоздей и супер-клея. — Слышь, Харли, я тебе все твои красно-чёрные патлы пообрываю, — зарычала зеленовласая, бросив попытки отодрать предмет мебели от пола. — Да что ты? — нежно поинтересовалась я, накручивая алую прядь на палец. — Поспорим? Марджи направилась ко мне, угрожающе раздвинув толстые руки и сверкая бледно-карими глазами. Я скучающе надула губы, принявшись завязывать свои двухцветные космы в хвост — недавнее, кстати, приобретение, вызвавшее восторг у половины пациентов. А я что, я Харли люблю, так что поактёрствовать, дабы закрепить кличку, не преминула. Марджи, правда, в этот план никаким боком не влезала, но что поделать… — Марджи, не надо, у неё перья на крыльях очень твёрдые, — запищала из-под одеяла Реджина. Вообще, пугать нервную ТП, повёрнутую на сверхъестественном, в мои планы тоже не входило, но иногда так сложно сдержать каверзные порывы изобразить из себя дофига эпичного персонажа а-ля «крылатый воитель», пусть даже перед психами, не правда ли? Эпичный персонаж всё равно не получился, максимум — чучело в больничной пижаме с пылесборником за спиной, но рожа у Рэд была зрелищная. «Жестокая ты. Они и так психи», — как скрип половиц в старом доме донеслось до меня с противоположной стороны палаты. Я дёрнулась, выпуская из поля зрения разгневанную Марджи. Медленно повернулась и глянула в тёмный, будто бы удлинившийся в сотни миль угол, где были отчётливо видны два льдисто-голубых и до ужаса знакомых омута. Ледяные мурашки пробежали по позвоночнику, и я судорожно вздохнула, чувствуя, как погружаюсь в прорубь. — Стоят девчонки, стоят в сторонке… — тихо запела я, не отрывая взгляда от невидимой в тени фигуры. Челюсть задеревенела, глаза сами собой вылезли из орбит, а горло лизнуло холодное пламя. — Платочки в руках теребят… Адааааааааааааааааам! — Припизднутая, — рявкнула Марджи. — Кто бы говорил, Жанна Д’Арк! — крикнула я, вылетая из палаты. Не сказать, что я рада своему душевному равновесию, которое в последнее время подозрительно никакое, но до таких забористых галлюцинаций даже мой мозг ещё не доходил. Галлюцинации начали проявляться вчера, значит, ответ тут только один — мною собрались отобедать, так что каникулы в психушке пора заканчивать, пока я мыслю относительно прямо. Все уже привыкли к двусмысленности моего существования, поэтому на загробные вопли «Адам!» никто не возник. По крайней мере, пока. Я пронеслась по третьему этажу, резко развернулась и бросилась обратно. Ковёр, протестуя, сделал мне подсечку, но я перевернулась в воздухе и поскакала вперёд с удвоенной силой. Ах как я обожаю уметь выделывать мёртвые петли, пусть даже зрителей, кроме ковра, нет! …и почему же мне видится именно он? — Винчестееееееер! — Винчестер! Я затормозила и глупо захлопала ресницами, созерцая дежурного, который с самым что ни на есть серьёзным выражением лица двигался в мою сторону. Дежурным он был через пень колоду — два томных взгляда с моей стороны, и парень подбирает слюни с пола. А я-то думала, что кроме Сэма, который восхищался мной даже лысой (Габриэль пошутил), никто и не подумает испытывать ко мне симпатию; надо быть отпетым мазохистом, чтобы принимать мой душевыворачивающий характер за нечто привлекательное и достойное нежного чувства. Едва Эд поймал мой невинный взгляд, его лицо смягчилось. Окей, хорошо, те, кто добровольно рвутся работать в этом месте, с рождения, наверное, слегка ущербные. — Хель, что ты тут делаешь? Отбой через пятнадцать минут. — Я ищу братика, — премило улыбнулась я. И запасное оружие в виде детской обидки: — Эдди, Марджи не оставляет меня в покое! — Не беспокойся, я уже лишил её завтрака, — добродушно сообщил дежурный, и его черты, кажется, стали ещё мягче, а щёки порозовели. — Твой брат в комнате отдыха. — Спасибо, Эдди, — сударь, я вас умоляю, моя «премилая улыбка» сравнима разве что с оскалом голодной белой акулы, вы что, ебобо? Воспользовавшись переизбытком милости у дежурного, я поскакала дальше, мимоходом заглянув в большое зеркало на стене между нашим крылом и соседним. — Отбой через!.. — Да-да! На секунду выпустив крылья, я спланировала через лестничный пролёт и побежала к комнате отдыха, стараясь не обращать внимания на настойчивый шёпот где-то в глубинах сознания. А вот это то, что преследует меня уже несколько месяцев вместе с чрезвычайно громким внутренним голосом, который, казалось, приобрёл собственное сознание и периодически вылезает без усилий с моей стороны. Как-то решать данное недоразумение я пока не спешила — с нашей работой вообще странно, что мы завсегдатаями этого места не стали, — да и проблемой не считала, голоса не мешали и походили на помехи престарелого радиоприёмника отца, но… Нет, мне совсем не нравилось, что я самозабвенно наполняюсь теми же привычками, что и бессмертный дуэт, обожающий держать важную херню в тайне друг от друга, но, согласитесь, будет странно, если я, ежедневно прущая на разного вида нечисть, пойду к стандартному психиатру с «голосами в голове»? Странно же, да? К чёрту. В комнате отдыха почти никого не было. Вообще, это помещение несправедливо получило своё название, ибо комната скорее напоминала средневековую камеру пыток, а уж никак не место, где больные на голову граждане Америки должны отдыхать. Именно поэтому она мне и нравилась, только вот телевизор, по которому шёл какой-то фильм, да разбросанные по полу разноцветные кубики атмосферу на корню портили. Убрать излишества — и хоть мучеников на каменистые стены вешай. Пэрсик! Здание в целом походило на слегка осовремененный замок ведьмы, потому, будь я нечистью, выбрала бы именно его для своей охоты, если не считать факта, что некоторые виды тварей специально избирают психиатрические лечебницы в качестве столовки — подозрений меньше. Когда под телевизором завозился Лерман, тридцатилетний ребёнок с безумной тягой к онанизму, я одним прыжком подскочила к светловолосой макушке в кресле и с некоторым садизмом принялась трепать торчащие во все стороны лохмы. Ну не птенчик ли? — Нашёл свою Еву, Адам? — Нет, но нашёл монстра под кроватью, куколка! Я сложила губки бантиком и окинула поднимающегося на ноги парня снисходительным взглядом. Легенду Адама я любила больше своей, хотя обе сама и придумала. Он, под именем Адам Винчестер, притащился к доктору с докладом, что является воскресшим Адамом, который пытается найти такую же воскресшую Еву, где-то заплутавшую. Я же, поленившись, решила спионерить винчестеровскую задумку из пятого сезона, и представилась «совершенно здоровой» старшей сестрой Хель, которой с её говорящими растениями и Дьяволами за спиной тоже вскоре предложили курорт в клинике. Доктор Арджент, кстати, оказался дядькой прикольным, и сложил нашу картину воедино: Адам — первый человек, созданный богом, а я его сестра, Хель, наложница Сатаны, который постоянно стоит за моей спиной. И я стала первым демоном. На самом деле, он просто переиначил библию и спутал мою выдуманную ипостась с Лилит, но мы с Адамом активно покивали, повосторгались, как это он так догадался, и успешно обзавелись койками. Но доктора я всё равно зафрендила и поучаствовала в написании его фантастической книги, ибо психом была не буйным, а фантазию мою Арджент ещё при первой встрече оценил. — Да чё с тобой не так, Миллиган? — Прекрати называть меня птенчиком, Сингер, — парировал Адам, окончательно выползая из мягкого кресла. — Иначе до скончания веков будешь куколкой Харли, а это, между прочим, долгий срок. Я подвисла, раздумывая, какой частью этого заявления юный охотник хотел меня задеть, и энергично закивала, решив, что ни куколка, ни Харли на мою гордость не давят. — Замётано! — Что? — тут же стушевался Миллиган. Эх, плохо ты ещё меня знаешь, птенчик. — Нет, я… — Будешь птенчиком, а я Харли! — жизнерадостно подтвердила я и, махнув рукой, направилась в сторону коридора, который упирался в мед.отдел. — И я нашла Рэйфа. — Круто, — смирился с судьбой Адам. — И кто это? — Эд. Миллиган остановился и с крайней степенью недоумения на лице промониторил меня с головы до ног. Я тоже себя взглядом окинула, но ничего нового не нашла — та же пижама, состоящая из двух моих старых пижам красного и чёрного цвета, которые я разрезала пополам и аж два дня уговаривала добрую престарелую санитарку с первого этажа сшить, в результате чего поделилась на чёрно-красное не только шевелюрой; те же обычные больничные тапочки с начинкой, волосы, которые слегка напоминали дикобраза, бледная кожа и вылезающий из-под кофты край татуировки. На всякий случай подтянула штаны и подняла бровь. — Да ну, гонишь, — неуверенно буркнул Адам. — Не может быть, с чего ты это взяла? Я почесала бровь, вспоминая неудачную пародию на «Улицу Вязов» в зеркале напротив Эдди и неопределённый холодок, бегущий по коже всякий раз, когда дежурный до меня дотрагивается. — Ты не доверяешь моей профессиональной оценке? — Он от тебя без ума, — со знанием дела сообщил Первый Человек. — Предмет обожания обычно не травят своим рэйф-ядом для того, чтобы после им откушать, тем более, если ты идиот и втрескался в пациента психушки, или я в этой жизни всё ещё чего-то не понимаю? Я задумчиво подняла взгляд на каменистый потолок, продолжая движение в сторону медицинского отдела. Птенец, конечно, дело говорит, потому что влюблённость в пациента сама по себе отдаёт маразмом, и убийство этого самого пациента смысла вообще не несёт, но… Люцифер встал перед глазами. В мыслях снова поплыл истинный облик Рэйфа в зеркале. Дин тоже видел монстра в каждом, когда они с Сэмом на него охотились, я могла и ошибиться… — А с чего ты вообще взял, что меня уже траванули? — меланхолично поинтересовалась я у камня над головой. — Потому что ты болтаешь сама с собой? — развёл руками идущий рядом Адам и испарился, как дымок. Настоящий Адам тут же возник с другой стороны и снисходительно покачал головой, словно я дитя неразумное. Я снова принялась чесать бровь, отстранённо размышляя, что из сказанного было озвучено не глюком, а реальным Миллиганом, и нужно ли что-то повторять. — Марджи сегодня налила кипяток в моё холодное молоко, — решила я начать издалека. — Как таких вообще в Жанны Д’Арк записывают? — Елена, — устало вклинился Адам. — Сосредоточься, пожалуйста. Мозги в кучку, если они, конечно, имеются, на данной стадии твоего опьянения собрать ещё можно. Кто ещё был подозреваемым? — Тук-тук-тук-тук. — Что? — Говорю, люблю «Адвокат Дьявола», — я махнула в сторону работающего телевизора, под которым онанировал Лерман. Надеюсь, не на Аль Пачино. — А ты? — Елена, твою мать! — Ты не любишь Аль Пачино? Кто не любит Аль Пачино?! Последующий увесистый подзатыльник немного вернул мозг в изначальное русло, и я заморгала, прогоняя образ мутантов-Дьяволов с лицом Аль Пачино и глазами моего Люцифера, танцующих макарену. Так, что там у нас, Рэйф? — Елена, одна задача, одна! Выявить сраную нечисть! Я своего призрака нашёл и отдал координаты Бонни, что сделала ты? Так тут ещё и призрак, оказывается. — Пошли сходим в морг, — спустя минуту тягостных раздумий, предложила я. Кажется, Миллигану отпуск в психиатрической лечебнице понравился куда меньше, чем мне. В морг, по факту, соваться было незачем, если только залезть в пустой холодильник и ожидать того, кто придёт хомячить хладные трупы, потому что насчёт Рэйфа я была уверена. Но Адам был за движуху, посему без дальнейших препирательств схватил меня за предплечье и целеустремлённо потопал в сторону обители мёртвых, куда я, собственно, и двигалась, вытащив недовинчестера из уютного кресла. Зачем только, сама идея похода туда минуту назад же родилась… — Давай вспоминай, кто тебя лапал за последние несколько дней, — потребовал Адам, бесшумно распахивая какую-то дверь. — Ой, да мало ли кто, — я улыбнулась ледяным глазам, проплывающим мимо с другой стороны от сосредоточенно шагающего Миллигана. — Я ж с половиной здешнего населения на рандеву схожусь постоянно… Может, это Марджи? Адамусик, зачем мы идём в морг? — Ты сама предложила, чепушилла, — поморщился младший Винчестер. Ну предложила, так это я так, от балды. Адам возразил, что от балды я живу на этом свете, так что разбираться, какие мои предложения и действия идут «не от балды» — слишком затратно, так что делать нечего и валим напрямую. Плюс сходить в морг действительно полезно, ибо «снести крышу может ещё ряд существ», «возрасти количество самоубийств» из-за них же, а работал, бедняжка, тут только он, целого призрака нашёл! Вот где-то на восхвалении себя любимого, табличка «Морг» пролетела мимо как-то уж слишком быстро, и мы, запутавшись в ногах друг друга, жёстко влетели в объятия кафельного пола. Как ни странно, внезапная любовь с холодным кафелем послужила прояснению тумана в моей голове. — Ядрёна вошь, Адам! Ты ногами вообще пользоваться умеешь? — взвыла я, пытаясь выпутаться из винчестеровских конечностей, которые по ощущениям превратились в тентакли. — Или это так, декоративное украшение для стиля «Я — бревно»? — пришлось поднять голову, потому что наверху кто-то звучно подавился. — …Эд? Лицо дежурного казалось годным прототипом для интернетного мема «Спалился, блять» с уклоном в крипоту. Впрочем, направление мысли пришлось сменить, ибо Эдди, громко ойкнув, отшатнулся к за каким-то чёртом присабаченной в подвале имитации окна, и даже свисающий с уголка губ кусочек, не иначе, мозговой извилины, картины «девственник спалился за дрочкой» не портил. — Хель, — залопотал парень, спешно пряча руку с шипом за спину. На кой-хрен ты его вообще вытащил, если жрёшь, как зомби, мозг напрямую? — Я тебе всё объясню… Не кричи, — и он…покраснел. Нет, вы не ослышались! Рэйф покраснел! Ёп твою тефтельку, Эдди, как тебя вообще угораздило родиться монстром? Я скатилась с Адама и заржала так, что оба парня вздрогнули, а у меня зазвенело в ушах. Как, как, как, мать твою, так получилось? Я ж уже поверила, что бытие Эдди Рэйфом — плод моего воспалённого мозга, потому что кто угодно, но не он! «В… дай посчитаю… Дохрелионе книг и фильмов убийцами становятся именно такие парни», — зашелестел где-то впотьмах сознания внутренний голос. Честное слово, даже жалко как-то. — В рот мне рафаилово крыло, — выдохнула я, кое-как восстановив дыхание, и полезла в тапок за посеребрённым ножом, не помню, вроде, должно проканать. — Как ты ухитрился, а? Даже я так убедительно трагичную влюблённость с ножом в спину в виде яда не играю. Осознание. Принятие. Смирение. Эд посмотрел на мой нож, на Адама, уже вооружившегося своим, и поднял руки. — Пожалуйста, я не… — Ага, — перебила я. Мозг снова начинал танцевать вальс, и откуда-то повеяло холодом. — А с… — я бросила взгляд на труп с распечатанной черепушкой. Покончила с собой вчера в обед. — Мэгги Тёрнер ты тут плюшками балуешься. — Я не убиваю, — жалостливое выражение Рэйфа почти пробило меня на скупую мужскую слезу. Почти. — Я не убиваю живых, я питаюсь мёртвыми. Для этого как раз я и… — Да-да, — вновь перекрыла я поток объяснений и немного криво взмахнула ножом. — Вампиры-вегетарианцы, Пиштако, помогающие жирненьким похудеть, Рэйфы, обедающие мёртвыми мозгами внезапно сердобольных суицидников. Четырнадцать самоубийств за три недели, Эдди, и я теку крышей от твоих токсинов, евпатий-коловратий! Между бровей Рэйфа пролегла складочка, и дежурный вмиг посуровел. — Я тебя не травил, — Эд проворно обогнул стол с трупом, и я покрепче сжала нож, неуверенная, что смогу им воспользоваться. Где там Адам? — Хель, я никогда бы тебя не отравил. И не убил бы. Я никогда не убивал людей, — ага, а Зверев натурал. Я только открыла рот, как дежурный вскинул голову, и на его лице отразился испуг. — Джо, стой!.. Кажется, на мой затылок опустили, ни больше, ни меньше, стул, и я провалилась в темноту. Очнулась я от ругани, которой позавидовал бы Дин, помноженный на десять. Скосив глаза влево, я разглядела Адама, который, прислонившись к стене, одним глазом пялился на меня. На лбу красовалась широкая царапина, и парень пытался сморгнуть кровь, попавшую в глаза. Удостоверившись, что птенец жив, я глянула вперёд. Джозефина Морган, главврач, орала на Эда так, что мне оставалось только догадываться, почему на крики не сбежалась вся больница. Дежурный, даже с десятью шипами на каждой руке, походил на обиженного Пикачу в сравнении с этим огнедышащим драконом. — …Я что сказала, Эдди? — делая ударение на каждом слове, разорялась Джозефина. — Никаких. Привязанностей. К чёртовым. Психам! Они — еда, ничего более! Ты на падали подохнешь скоро, а мне перед отцом отчитываться! У нас каждый Рэйф на счету, даже такой сопляк, как ты. О чём ты думаешь вообще?! — Я пытался, — прорычал Эд, явно делая гигантское усилие над собой. — Пытался смириться с твоим необъятным обжорством. Пытался смириться со своим существованием рядом с тобой, пытался закрыть глаза. А ты берёшь и намечаешь своей жертвой первую девушку, которая мне действительно понравилась! — Поверить не могу! — воскликнула главврач. — Во имя Чистилища, только ты можешь быть таким тупым, братец. Они охотники, идиот! О-хо-тни-ки! Да и не обычные охотники, а отпрыски Сингера и Винчестера! — последние слова прозвучали, как приговор иметь такой же уровень развития, как у опоссумов. — Ни за что не поверю, что за всё это время ты так и не догадался, кто такие эти гениальные конспираторы. Одни фамилии — как заноза в заду! — Мне неловко прерывать вашу семейную ссору, но не могли бы вы затушить свои пуканы? — поднимаясь на ноги, поинтересовалась я. Рэйфы повернулись, и я склонила голову набок, пытаясь найти хоть одну общую черту у этих родственничков. Эд — высокий шатен с мягкими, приятными чертами лица и светло-голубыми глазами; Джозефина — женщина лет сорока с острыми, как наточенный нож, скулами, стервозным выражением, блёкло-зелёными глазами и копной ярко-рыжих волос. Они выбирают себе лица или что? Каюсь, в этимологию Рэйфов я ни глазом, ни мыслёй, а познания мои ограничивались пятым сезоном «Сверхъествественного» и знанием того, как понять, где кто, и убить. Не интересовалась доселе, да и немного этих тварей осталось в Америке. — Мне таких склок и дома хватает. Знаете, «Не будь Дином, Елена, девушке подобная еда не годится!». Ну, или «Елена, мне приходится ревновать тебя и к девушкам, и к парням, уйми свои таланты и не верти жопой!» Смекаешь? Адам тоже встал и тут же привалился к холодильнику. Я бегло оглядела помещение — мой нож валялся на подоконнике прямо за спинами Рэйфов. Сомнительное оружие это я добыла с превеликим трудом, а добраться до него сейчас было невозможно. Если сопоставить последнее самоубийство, Джозефина питалась только вчера, значит, сил у неё более чем достаточно, чтоб обездвижить поехавшую меня и в прямом смысле сильно стукнутого Адама. Ладно, тогда переходим к плану «Б». — Я высосу твой крошечный мозг досуха, — прорычала врач, и её шип удлинился. «Звучит пошло», — вякнул внутренний голос. — А потом примусь за мелкого Винчестера. — Джо, я не позволю… — начал было Эд, но Джозефина взвилась так, будто бедный дежурный откусил ей ухо и принялся пить серое вещество через трубочку без разрешения. — Заткнись, убожество! Ты — наш позор! Уйди с глаз моих, потом поговорим. Окей, авось, пока я ищу замену утраченному ножу, параллельно пытаясь не уйти в астрал, кто-нибудь, да проявит мужское начало. Не Адам, так Эд, лапушка полуразложившаяся. — Вот знаете, — глубокомысленно изрекла я, доставая из лифчика восьмисантиметровый мешочек. — Как говорил мой друг-Архангел, химича над моими волосами, «Быть Харли — значит, быть Харли во всём!», и я щас не только об отсутствии здравого смысла, — Джозефина остановилась, приоткрыв рот. Я засунула в мешочек руку по подмышку и сосредоточенно пошарила, хотя под пальцы лезла только всякая дребедень, вроде каплей для носа и гигантского дилдо, который, утробно хохоча, подарил мне Дин перед делом, ради которого они с Сэмом умотали на полтора месяца в Канаду. — А ещё он в последнее время пересматривает «Доктора Кто», в связи с чем я нихрена найти не могу, сейчас, обождите минутку, — да чтоб тебя трактор переехал, Габриэль, с твоими наполеоновскими замашками, меня ж сейчас сожрут. — Сначала он ТАРДИС спроецировать хотел, потом решил остановиться на этом. Повторять не рекомендуется, от архангельских экспериментов дыра в земле чуть ли не до Ада, — а ещё в этой «сумочке стиля Гермионы Грейнджер», если постараться, может окуклиться дракон. — Хоть я и тупенькая, как хлебушек, но ума мне хватило, чтобы… Ага! — из мешочка выпорхнула деревянная бита, тоже, как можно догадаться, выкрашенная в чёрно-красный, и я тут же, не раздумывая, с размаху съездила ею по голове очень кстати затупившей Джозефины. Бита — в щепки, злой Рэйф валится в бессознанку, а у меня чувство, будто битой проехались по моей тыковке. Ух-х, стой, свет, не уходи, ты мне ещё нужен! — Любимая бита, — грустно обронила я, борясь с водоворотом вертевшийся где-то в затылке дурноты. — Адам, умоляю, удовлетвори нашу бабу ножиком в сердце, иначе со мной можешь попрощаться. Птенчик медлить не стал — подозрительно обойдя глупо моргающего Эда кругом со скоростью в задницу ужаленного, схватил с подоконника два ножа (а, так их два, а не это у меня в глазах двоится), и без раздумий вогнал один в сердце слабо шевелящейся на полу Джозефины. Ах, как быстро растут дети; ещё, казалось, вчера, Адам над каждым убитым вампиром стоял по полчаса, переваривая то, на что сам, собственно, и пошёл — охотничья доля, она такая, руки по локоть в крови, и не важно, что ты убиваешь «нечто». Ты всё равно убиваешь, и новичкам сложно разделить обычное убийство от убийства того, что уже мертво или кушает людей, особенно, если это «что» выглядит, как человек. Ну, Миллиган ведь сам пришёл к нам, едва Михаил его освободил, и сам с упорством мула доказывал, что хочет стать охотником. Другого, собственно, я от него не сильно ждала; вопрос в том, насколько охота у него в крови. Изображение комнаты у меня в глазах совершило кульбит вправо и выровнялось, мозг прояснился. Мы с Адамом повернулись к Эду; я — с остатками биты в руках, Адам со вторым ножом, но дежурный только смертельно устало покачал головой. — Хотите — убейте, но я правда не нападаю на людей, — чуть ли не с детской обидой в голосе выдохнул Рэйф. — Думаю, если мы с Хель сейчас поборемся в армрестлинге, она выиграет. Джозефина права, я — сопляк, и мёртвая пища силе не способствует. — Мы как бы сестру твою только что убили, — фыркнул Миллиган. — Отомстить не желаешь? — Отомстить? — Эд без сил опустился на стул рядом с холодильниками и бессознательно провёл ладонью по глазам. — Я её ненавидел. И всю семью свою ненавидел. Я ем, что мне положено, и меня тошнит от этого. За что мне мстить? Мы с Адамом переглянулись, и я подняла брови. Лично я резко перестала видеть в Эде всё, кроме дико измотанного парня с депрессией, и мозг воспринимать его, как монстра, напрочь отказался, но я часто хотела видеть что-то хорошее в***
В просторную комнату зашёл парень и прокашлялся. — Сэр? Мужчина за столом поднял голову и вопросительно посмотрел на гостя. Тот только открыл рот, чтобы сообщить новость, как хозяин комнаты поднял руку. — Рэйф сделала то, что ей сказали? — Да, сэр. Но Джозефина мертва. — Отлично, — мужчина сморщился и вышел из-за стола. — Ненавижу иметь дело с такими тварями, как она. Но иногда это приносит плоды, — он задумчиво соединил кончики пальцев и бросил взгляд за окно. — Хотя полагаться именно на неё было глупо. Рэйф едва сумела сохранить инкогнито до того, как её разоблачили. Комната была наполнена светом и воздухом. Если посмотреть под определённым углом, она казалась бесконечной; стены, которые вообще сложно назвать стенами, в каком-то месте незаметно теряли свои очертания вовсе, переходя в бесконечное пространство. За пределами понимания свет кончался, немыслимо обращаясь в простор звёзд, а где-то много ниже можно было различить обширное поле. Сейчас оно было тёмным, но чаще всего его заливал свет, а небо становилось непередаваемо-лазурным. Он помнил, как любил бывать здесь… — Сэр?.. — нерешительно позвал парень у двери. — А что насчёт другого дела?.. — Ах, да, — Михаил очнулся от мыслей и снова повернулся к молодому Ангелу, сжавшемуся под тяжёлым взглядом Архистратига. — Собери всех. Приступаем немедленно. Пора обзавестись постоянным сосудом.