Она обладала характером, от которого было недалеко до безумия; она обладала характером, который кое-кто называл безумием. Чарльз Буковски
Кас стоит перед нами, чуть склонив голову. Мы с Сэмом переглядываемся, готовясь услышать что-то такое, из-за чего ночами будем рыдать в подушку, передавая друг другу носовые платки. Атмосфера накаляется, и когда я уже готова разбавить её сообщением, что срала я на всякие там астероиды, Кастиэль вдруг рушится на одно колено, выбрасывает в воздух кулак и басом орёт: — Всё решено! Мама, я гей! Папа, я гей! Можете просто промолчать, Можете злиться или беситься!.. Слёзы уже начинают собираться в наших очах, как я чувствую, что Сэм втыкает мне в бок бумажный самолётик. — Кристо! — взвизгнула я, бешено вращая глазами. А я говорила, что воспоминания перестанут мне сниться как только я свалю из психушки — вот, получите-распишитесь, сегодня у нас в программе сынишка Кастиэль с репертуаром Стрыкало. Откуда только вылез, я ж русские песни года три не слушала… — Нет у неё паранойи, как же, — послышался голос Дина. — У тебя там с позвоночником всё нормально? Я с трудом повернула голову вправо и улицезрела охуевшего Дина, крутящего у виска пальцем, которым, без сомнения, минуту назад тыкал мне в рёбра. А у меня и вправду глаза мокрые, ибо по всем ощущениям я вот-вот обращусь в первого ходячего, встреченного Риком, да простит меня Киркман. Я предприняла попытку пошевелиться, что оказалось большой ошибкой. В верхней части тела подозрительно хрустнуло, и под аккомпанемент колотящегося в истерике внутреннего голоса я издала мучительный вопль сожранного во имя любви богомола. Охотник сбоку выпустил руль и чуть не прописался в кювете. — Сдурела?! — Оставь надежду всяк сюда входящий, — проскрежетала я, оценивая масштабы бедствия. Поясница покоилась на спинке переднего сидения, макушка упиралась в седалище, а ноги с жопой, по идее, болтались где-то сзади. Точно сказать не могу, так как нервные окончания отказывались воспринимать факт того, что у нас есть нижние конечности. — Если есть время спать — спи, как завещал нам наш мастер курса в институте. Потому что двадцать четыре на семь ты будешь учить текст, репетировать и изредка жрать. «Ты уже испробовала сон стоя в метро, — принялся перечислять голос. — Тогда мы наебнулись на почтенную старушку. Сон на унитазе, даже вспоминать не хочу. Сон, завернувшись в кулису, сон на холодном полу, сон головой на табуретке, пятиминутный сон на лестнице перед съёмками… Сон в позе куклы со сломанной спиной мы ещё не предпринимали. А знаешь, почему? — он прочистил горло. — Потому что несколько лет пытались размять твою каменную гипертозную с рождения спину, мать! Всё даром…» Дин, пару минут понаблюдав за моими стрёмными попытками вернуть позвоночник на положенное место, тяжело вздохнул, остановился на обочине и рывком стащил меня головой вперёд. «Сука!» — истерично взмахнул сковородой голос, пока я валялась там, где обычно покоятся ножищи Сэма, и горестно подвывала боли в спине. Выползти сейчас в подобающее положение не было сил, и я уставилась в виднеющийся с моего ракурса кусок окна. Там снова собиралась гроза: духота сменилась прохладными порывами ветра, вдалеке гремел гром, а откуда-то сзади отчётливо приближался ливень. Погода навевала поэтические мысли о бытии, но мрачные раздумья прервал лосиный визг из штанов. Проигнорировав косой взгляд Дина, — возможно, когда-нибудь до него дойдёт, что подобные звуки мой телефон издаёт только в случаях СМС от среднего Винчестера, — (голос сардонически засмеялся) я, кряхтя, выцарапала сотовый из заднего кармана. «Я уверен, ты едешь с Дином. Так что постарайся, пожалуйста, хотя бы в этот раз выглядеть красиво. Надень платье:)». — Что ты сейчас своими клавишами мне тут понавыдалбливал? Дин вздрогнул всем телом, но руль удержал, с любопытством поглядывая на телефон. — Чё там? В жопу Винчестеров. Я ожесточённо застучала по экрану, вырисовывая Сэму всё самое изысканное, на что был способен мой мозг, и гоня прочь неуместные мысли в стиле типичной девушки. Да все прекрасно знают, что со мной что-то не так, взять хотя бы недавнюю идею прогуляться в сорокоградусную жару с кастрюлей на голове, но от кого-кого, а от Сэма я подобного не ожидала. Он единственный, кто выйдет в свет со мной, наряженной в костюм морковки, с таким лицом, будто всё идёт именно так, как надо, а тут на тебе!.. Мобильник, сопровождаемый заинтересованным взглядом Дина, отправился в карман, высокоинтеллектуальную истерику среднему Винчестеру так и не отправив, а я с трудом вытекла из-под бардачка и погрузила свою задницу на сидение. — Ах ты кусок драного Чикатило! — взревела я. На этот раз неминуемой аварии удалось избежать лишь чудом: басом заорав что-то четырёхэтажное, Дин вильнул вправо от гигантского грузовика и под мои вопли весело запрыгал по особо раздолбанной части канавы. Я приложилась головой о потолок раз десять, еле сдержала скудный ужин с заправки несколькими километрами ранее и мгновенно приняла любимое выражение раскаяния Кастиэля, что обычно на разъярённого Дина действовало безотказно. — Ты!.. — повернувшийся ко мне охотник ожидаемо скис, но только на пару минут. На самом деле это лицо могло подействовать в разных спектрах, ибо с такой гримасой мы с Касом становились по-семейному похожими, что не раз на нашем веку, когда мы шли куда-то втроём, приводило к недопониманию окружающих. Мы с Ангелом превращались в чужих глазах в брата и сестру, а Дин каким-то макаром автоматически вписывался в мои мужья; после первого такого случая я прекратила носить мамино кольцо на безымянном пальце левой руки, что подействовало так себе — фантазии у людей не отнять, а выражать свои чувства на людях охотник с Серафимом не желали. — Твой кот пойдёт на суп! — заметив Хэлла, вцепившегося всеми когтями в мою башку, переключился Винчестер. — Скормлю Адаму! — За что ж брата своего младшего травить, — нежно произнесла я, стаскивая кота за уши. Пидарасина меховая, ишь, ухмыляется, ща я ему устрою небо в алмазах. Всю оставшуюся дорогу до намеченного мотеля блохастый провёл, мужественно терпя выщипывание шерсти на брюхе с помощью щипчиков для бровей под наш сатанинский смех. Десять минут под проливным дождём в окне за шкирятник не считаем — финт Дина во избежание аварии занёс в салон кучу грязи, так что я без вопросов выполнила винчестеровскую прихоть по превращению тупого кота в мокрого тупого кота. И, тем не менее, охотник продолжал яростно доказывать, что у Хэлла дьявольские замашки и человеческий разум, даже на пути к нашему номеру, ибо кот своей вины явно не ощущал, да и по виду вообще клал с прибором на всякие там наказания. Номер, вписываясь в наш послужной табель лохов, был единственным свободным на все ближайшие мотели/отели/притоны и имел одну большую продавленную кровать. — Похуй, — коротко бросил Дин, поизучав предмет мебели минуты три с тоскливым дежавю во взгляде. За сутки в машине выспаться никто из нас так и не смог, так что Винчестер просто упал лицом вниз на кровать, даже куртку не сняв, а я, заперев дверь и обсыпав жилплощадь солью, чебурахнулась поперёк братца и тут же уснула. Серая муть, видимо, всё же повернула мои извилины в сторону пресловутого бытия, и я подставила лицо прохладным порывам ветра из окна, прикрывая глаза и вспоминая единственную нашу с Сэмом ссору, от которой офигел даже Дин, вынужденно взявший на себя обязанность нас мирить, ибо скандал был невероятно громким и масштабным. Это случилось как раз тогда, когда я не сумела спасти девочку от гулей и, прорыдавшись в одиночестве, наткнулась на единично затупившего Сэма, нашедшего самое подходящее время пофантазировать, как, наверное, мило я выгляжу в слезах. Дину пришлось путешествовать от меня к младшему брату и обратно довольно долго, что привело к тому, что на дом Бобби образовалось целых два взбешённых Винчестера и одна яростная я. Обычно я всеми правдами и неправдами стараюсь не впадать в глубокую задумчивость, ибо подобное по канону сводилось прямёхонько к Люциферу. В лицо летели мелкие капли дождя. Номер, который два с половиной часа назад я не успела осмотреть, идеально вписывался в палитру погоды за окном: серые стены, светло-серая мебель, состоящая из стола, двух стульев, небольшого комода и кровати, на которой похрапывал Дин; серая пыль, кою с виду несколько месяцев не протирали. Грязное зеркало над винчестеровской башкой было заляпано бурыми пятнами, как и ковёр. Не удивлюсь, если здесь кого-то убили и благополучно забили на это, наш радар высвечивает на местности исключительно самые паршивые убежища; уверена, даже пресловутые притоны обустроены более гламурно. Я задумчиво выпустила струйку дыма, которая идеальным кольцом в лучших традициях растворилась на лице Дина. Секунда, и на меня смотрят грозно блестящие зелёные глаза. — Ты чё творишь? Знаете, винчестеровская задница на удивление удобный пуфик, особенно, когда бедняжка настолько устал, что не заметил лишние пятьдесят с хреном кэгэ, взгромоздившиеся на него среди ночи, и не вертится во сне. Я с некоторым сожалением и тонким визгом скатилась с насиженного места, на котором восседала в позе лотоса, и кинулась к окну. Охотник, по-видимому решив, что я собираюсь сваливать по трубе, бросился следом, но вовремя осознал свою ошибку и совершил идентичный моему пируэт, едва избежав столкновения с батареей, выгнувшейся так, что стала похожа на грустный смайлик. — С хера ли комнату закуриваешь, упырина, у нас и так не королевский люкс! Место для выхлопов за дверью номера на кой? — Управляющий мотелем на демона похож и шастал там полночи, — соврала совсем чуть-чуть и протянула Винчестеру сигарету. — Хочешь косячок? И зачем глаза свои неземные округлять, прекрасно ведь знает, что Нарния в моих левых карманах таит в себе разного вида нежданчики. — Зачем? — аккуратно поинтересовался Дин, с подозрением рассматривая начатую самокрутку. — Поднять настроение никогда не поздно, — со знанием дела поведала я. — Особенно перед тем, что нас ждёт. Гениальнейший совет от меня: никогда не идите на дело укуренным. Не то, чтобы смутные подозрения насчёт предстоящего сподвигли меня убиться в пюпитр, ведь я слишком самоуверенна и эгоистична для подобных подвыподвертов, но сожалеть было поздно, а Дин удивительно виртуозно вертит косяки. Да и зачем сожалеть, если мы, еле обнаружив нужное здание, попали в апартаменты Спанч Боба; я в прикиде рэпера с дошираком в волосах, Дин — с перевёрнутым задом наперёд пиджаком и кепкой от моего костюма. — Очешуеть, — одновременно выдохнули мы с Дином, навалившись друг на друга и лицезрея Сэма, резко распахнувшего дверь, к которой уже потянулся старший Винчестер. Движение ручки отпечаталось в воздухе розовой дорожкой, а средний охотник был подсвечен ярким светом и имел нимб. — Да что с вами не так! — новоявленный ангел не по-ангельски ругнулся и жёстко схватил нас за предплечья, затаскивая в зал. — Просил же быть красивыми и готовыми к этому дню! Мне это важно! Это ты его надоумила? — обратился ко мне Сэм и просканировал рассерженным взглядом с головы до ног. — Это что, макароны?! — Лапша, — блаженно улыбнулась я. Винчестер был особенно хорош в этом его плаще из света. — Со вкусом говядины. Хочешь? Еле нашла; а у нас, в Москве, студенты его пачками лопают. Сэм тяжело вздохнул, медленно выдохнул и прикрыл глаза. — Как же ты мне надоела, — где-то в затуманенном мозгу прозвенел тревожный колокольчик, но лыбу я убрать не смогла. — Просто… Пожалуйста, вытащи это, а ты, Дин, переверни пиджак. Сегодня важный для меня день: я нашёл свою любовь и женюсь. Он осмотрел наши малоинтеллектуальные лица, помахал рукой перед глазами и снова вздохнул. Какой-то особой реакции Сэм от меня, видимо, не ждал; пару раз задержался на волосах и принялся стягивать с брата пиджак, приговаривая что-то, направленное на выправку мозгов. Смысл слов «настоящая любовь» и «женюсь» никак не хотели до меня доходить, и дебильное выражение полнейшего счастья так и светилось на моей наверняка тупой до невозможности роже. Трава, ну отпусти. — О! — воскликнул Сэм, бросив попытки убедить Дина в том, что одежду носят по-другому. — Вот она! Если не можете сказать ничего адекватного, то просто молчите, пожалуйста. Молчать — лучшее решение, которое можно было принять. Глюки мы со старшим Винчестером ловили отчего-то идентичные, значит, его тянет орать шансончик и бегать по стенам так же сильно, как и меня. Проблема лишь в том, что помогающих удерживать антигравитационное равновесие крыльев у охотника нет, а я сейчас скорее случайно пропущу перья через рот и скопычусь, чем буду держать какое-то там равновесие. Свадебную процессию я вообще помню смутно, потому что радужная пони на голове Бекки Розен светилась слишком ярко, а Дин истыкал мне бок, интересуясь, когда отпустит трава, ведь пони — не его стиль. Эка забористая фигня; злость, горящая в тех небольших частях мозга, куда косяк не добрался, окрашивалась в кислотные тона и рассыпалась фейерверками. — Издеваешься? — донёсся до меня возмущённый голос старшего Винчестера, и пришлось вернуться в реальность, куда возвращаться совсем не хотелось. Сэм выглядел счастливым, Бекки выглядела как всегда, когда в пределах километра появлялся Сэм. — Почему радуга… — Дин потряс головой, и я почти увидела табличку «сосредоточиться!» у него на лбу. — Что за херня, Сэмми? Ещё два дня назад чуть ли пяточки Елены не целовал, а теперь «нашёл любовь»? Чёртову Бекки Розен? Меня почти ошпарило яростным взглядом Бекки, и захотелось почесать лоб, где суперамипришибленная наверняка пыталась прожечь дырку. Чудо-трава в этой ситуации действовала странно: отсылала из глубин памяти, поросшей мхом, отрывки нужной серии и тут же, злобно хохоча, стирала показанное начисто. Американские горки эмоций скатили меня в холодную грусть. «Ой, да пошли их всех нахер и сваливай в клуб, это же Вегас, — внезапно очнулся убитый в зюзю голос. — Хотя нет, стой, сначала урони на Бекки шкаф». — Ну, думаю, Елена сама понимает, — Сэм держал новоиспечённую Винчестер за руку удивительно нежно. — Наши отношения были построены скорее… На моей слепой симпатии и потребности в паре. Вот скажи, Елена, — дружелюбно обратился ко мне охотник. — Ты же знаешь, что я всегда проявлял куда больший напор и инициативу. А ты даже не всегда была со мной, когда мы были вместе. — Р-раунд, — едва слышно усмехнулся Дин и сложил руки на груди, ожидая от меня убийственную речь. А я или действительно обнаружила какой-то отблеск правды в словах своего, — бывшего? Звучит как, — парня, или ледяной колодец обиды и грусти окончательно засосал здравый смысл в свои тёмные глубины и оставил меня в гордом одиночестве. Но слова на язык не шли — какой-то новый вид идиотизма я сегодня познала. — А я люблю его чисто и беззаветно, — с тошнотворной слащавостью пропела Бекки и любовно сжала кисть… мужа. — Ты сильно испортила книги Чака своим появлением; ума не приложу, зачем он решил добавить тебя в последние написанные истории, ты там явно лишняя… — Розен прислонилась щекой к предплечью мирно улыбающегося Сэма и мечтательно вздохнула. — Во всяком случае, больше ты Сэмми мучить не будешь, он теперь со мной и я буду его хранить. И я никогда не стану куклой Сатаны, променяв на него Сэма, как некоторые… В это мгновение даже внутренний голос, пассивно-агрессивно перебирающий варианты кровавой мести, резко умолк и окончательно охренел. Дин глупо хлопал ресницами, беззвучно разинув рот, а Сэм, слегка нахмурившись, кажется, загородил Бекки рукой. По ощущениям моё лицо превратилось в каменную маску. Волна лютой ненависти накрыла меня мгновенно и с головой; я бы ничуть не удивилась, если б мои глаза сейчас почернели. Потрясающая баба. Просто потрясающая — в секунду достичь уровня Михаила в списке самых ненавистных мне людей, это надо уметь. Убить суку мало. Убить мало! Лимит истеричных действий у меня всё же, видимо, имеется: не сумела просто облить загробным юморком Михаила, не смогла и тут — никто даже пошевелиться не успел, как я сорвалась с места и, молниеносно обогнув среднего Винчестера, вцепилась ногтями в лицо девчонки. Молча и сосредоточенно, будто реально собралась совершить убийство. Несколько секунд стояла гробовая тишина, а затем на мои плечи опустились широкие ладони Сэма и дёрнули назад. А вот хер там плавал: назад-то я полетела, куда мне тягаться с Лосём, но прихватила с собой и Розен, не способную отцепить меня от своей морды. Мы изящно спланировали мимо обоих Винчестеров и покатились по полу; я с тем же ледяным молчанием, Бекки — вереща с каждым мгновением всё пронзительнее. — Да помоги же! — воскликнул Сэм, в ужасе пытаясь ухватиться за мелькающие в воздухе ноги. Когда ему удавалось поймать мою, сила притяжения тянула за мной и Бекки, в связи с чем вопли усиливались. — Дурак? — искренне вопросил Дин, чья физиономия так и лоснилась от восторга. — Потрясающее зрелище, всегда хотел на это посмотреть! Не знаю, что там думал немногочисленный народ, находящийся в зале, но кроме Сэма разнимать нас никто не спешил. Я отпустила щёки Бекки как раз в тот момент, когда та вознамерилась вцепиться зубами в мой палец, и рывком оторвала подол её платья, одновременно проезжаясь кулаком по наглому еблету. Остановиться посмотреть на то, как идиотка пытается прикрыть трусы в сердечко, надпись на которых подозрительно напоминала «Сэмми» — дело королевское, посему я замерла и так же по-королевски облажалась: трёх секунд вышеуказанному вполне хватило, чтобы схватить меня подмышки и по большой дуге отшвырнуть в противоположную сторону. Хотелось бы верить, что охотник всё же не желал меня ранить, так как помнил о тренировках «как избежать переломов, если нечисть пускает тебя в полёт, а крылья выпускать нет времени», но… — Совсем умом тронулась, кретинка?! — рявкнул Сэм, помогая скулящей Бекки подняться на ноги и завязывая свой пиджак вокруг её бёдер на манер юбки. — Я был лучшего о тебе мнения! Думал, ты как взрослая воспримешь известие, что не вся Вселенная крутится вокруг тебя! Тебе больно, милая? — он аккуратно дотронулся до недостаточно глубоких царапин на лице жены и вновь повернулся ко мне, сощурив в презрении глаза. — А ты всё такой же инфантильный, больной ребёнок, думающий, что всё ему сойдёт с рук! Я полностью ошибался в тебе! Он крепко обнял Розен и повёл её в сторону туалета. Дин покосился на меня, надеюсь, не ожидая слёз, и состроил жалкую мину. Я только почесала небольшую царапину на щеке, вытащила из волос оставшийся доширак, сунула его в клатч Бекки, с усердием обмазав жиром её телефон, и зашагала к выходу. Под травой, оказывается, время летит незаметно — опомниться не успела, как уже чистая и в свежей одежде бороздила своей упоротой печальной тушкой Лас-Вегас под дождём. Ливень был разноцветным, ночь светилась всеми цветами радуги, а протрезвевший первым мозг, твердящий, что мы похожи на выходца прямиком из 2007-го, был за ненадобностью отключён ещё на стадии вымывания говяжьего запаха из шевелюры. Выбираться из ЭМОвского настроения не было сил: «любимый» сашин мой заёб, при упоминании которого она начинала ругаться нехорошими словами — все уходят. Все, без исключения; растворяются сигаретным дымом, совсем как то колечко на лице Дина. Он ведь тоже уйдёт рано или поздно, ну, или я сложу крылья первой. Но мне почему-то казалось, что, в конце концов, цветы на могильную плиту воспоминаний буду нести я. У меня этих цветов вон, на целый цветочный магазин наберётся. Различие лишь в том, что охотники, с глазами идущих на смерть; спасите наши души, и, возможно, однажды мы встретимся где-то за пределами Вселенной. Цена только слишком высока, да и сохраним ли мы рассудок, дожидаясь встречи с любимыми в возможном Раю? Куда-то не туда меня потянуло. — «Наверное, это будет по-настоящему одинокое странствие, превосходящее всякое воображение, полёт к далёкой цели в абсолютной пустоте. Без надежды случайно встретить даже атом водорода. А каково это очутиться в бездне и верить всем сердцем, что ты приближаешься к тайнам Вселенной? Как долго мы будем лететь? Как долго мы сможем лететь?..» — зачем-то пробубнила я себе под нос, отшвыривая с дороги носком берца камешек. Я, естественно, понимала, что с нихуя Сэм не мог влюбиться в придурушную Бекки и что-то тут нечисто, но всё, что я услышала с бонусом в виде наркоты, радостно умножающей херотень в моей голове… — Чё? — крякнула я в телефон, едва тот выдавил полсекунды вибрации, предшествующей звонку. — Эм, — неловко промямлил отец, выпустив из рук что-то, что упало с диким грохотом. — Ты там как? — Очешуенно, — я завернула в безлюдный жилой квартал с высоченными многоэтажками и облокотилась на перила лестницы, уткнувшись горячим лбом в сгиб руки. Трава, ё-маё, ну отпусти уже, я задолбалась ныть. — Нашлось какое-то дело? — Да, но это может… — Нет, не может, — перебила я. Только этого мне и не хватало. — Выкладывай. — Слушай, Елена, — деловито заговорил Бобби. — Я не мастер в подобных вещах, но… — Пап, — голос вышел насквозь пропитанным ядом. — Ты вот сейчас серьёзно намылился провести со мной психологическую беседу насчёт отношений? Ты? Со мной? Прости уж, но мы друг другу ближайшие родственники, и в мире не найти больших ебланов в плане романтики, так что передай Дину, что зря он тебе всё разболтал. — Не перебивай меня, — сурово приказал Сингер. — Не хочешь о Сэме, так давай о том, как ты там плюшками балуешься. — Не начинай, — скривилась я. — Мне не пятнадцать. Будто бы ты никогда не пробовал. — Пробовал. На выпускном! — Считай, что у меня вечный переходный возраст. — Не новость, — проворчал отец. — Но травка… — Травка? — дурниной заорал кто-то на заднем плане. — Тра-авка?! Сингер, ты отвратительный отец! — Есус сраный… Я прыснула, едва не откусив приличный кусок от собственной руки. Слушая очередную перебранку родителей, я не сразу услышала шаги за спиной, хотя квартал, в отличие от остальных улиц, был вполне тихим. — Классная попка, — донёсся хриплый голос. — Как думаешь, личико тоже ничего? — Да пофиг, — послышался второй, более высокий. — Вон Арай идёт, сейчас мы быстро её… — Господа, — изящно развернулась я, отбрасывая мокрые волосы за спину. Ностальгия, ща слезу мужскую пущу, давно ко мне так открыто яйца не подкатывали. — Ну как вам личико, сойдёт? — два парня застыли под большим кислотно-жёлтым зонтом, который ярко переливался в редком свете фонарей. Недальновидно как-то. — А вообще несите свои причиндалы в клуб, там шансов больше, а то вдруг я трансвестит-убийца, который просто обожает парней с шрамами и гигантскими зонтами? — я ткнула пальцем сначала в «трость», потом в лицо чувака, у которого шрам тянулся от брови до подбородка, и, высоко задрав нос, бесследно испарилась в гуще многоэтажек. Драться совсем не хотелось. — Что за язык? — поинтересовался в трубке отец, про которого я уже успела забыть. — Как-то странно, что я до сих пор не знаю весь список, что Кас вложил в твою голову. — Я сама его не знаю, — буркнула я. — Знание некоторых всплывают только тогда, когда я встречаюсь непосредственно с носителем этого языка. А это узбекский. Охренели, видимо, что я его знаю, и догонять не стали. Реально ностальгия, обычно они «дарагая, какой красывый личико!» в России, а тут на тебе, иммигранты… — К тебе пристают? — озаботился Сингер и тут же рявкнул в сторону: — Уймись, Ирина! Она в прошлом месяце двух вурдалаков с вертухи уложила, а эти ребята куда сильнее дрянных пикаперов! Спокойно, женщина! — Я пошла, — коротко бросила я и засунула телефон в карман. Нахрен всех, имею право на часок уйти в положенные дамам моего положения расстройства. «Ты там менопаузу с депрессулькой не путай, — ожил голос, надевший по случаю чёрный фрак. Ясно, хороним оптимизм в братскую могилу логики, везения, здравого смысла и женственности. — Нашла, наконец, повод легально порасстраиваться, ишь ты. Неча сопли распускать, иди лучше, склей барышню с замашками Сталина назло патлатому, давно мы за актива не играли». Притормози, а как же заявление «заслэшу всё, что двигается, кроме Сэма с Леной, потому что Сэм с Леной — милота»? «Мохом поросло это заявление, Ленчик, фэмслэш всегда в моде! — с дуба рухнул, квазимодо головной? — Совесть-то откуда вылезла? Она ж вымерла, как динозавры! Да и какая совесть, если твоя саранча двухметровая замуж выскочил, мать?» Женился, придурок. Женился. Мужики чаще женятся, а Габриэль наглядно дал понять, что не сунет свой карандаш в голубую точилку. «Тебе б меморандумы писать да паранджу напялить, отверженная ты наша. Твой Габриэль тоже ничего; не хочешь заслэшиться, так позови, потрахайся с ним, может, мозги на место встанут». Я закатила глаза, продолжая вилять между домами. Ливень не прекращался, но столпившиеся высотки слегка предотвращали перспективу промокнуть до трусов. Не знаю, что меня вело, но я продолжала идти, пока не остановилась в одном из дворов и не задрала голову к небу, щурясь от летящих в глаза капель. «Смотри, смотри! — взгляд, словно имея собственную волю, прикипел к едва заметной фигурке на крыше. — Неужто самоубийца? Давай спасём, всегда хотел это сделать!» Придурок, вот совсем не к месту. Но не проверить я не могла, так что уже через секунду стояла на высоте этажей двадцать пять. Растерянно оглянулась; то ли трава опять буянит, то ли сама не заметила, как взлетела. Дождь тут почти сносил с ног потоками воды; холодные струи пощёчинами били по щекам, ветер рвал волосы, а редкие раскаты грома оглушали, заставляя окна верхних этажей дребезжать. Душезахватывающе, если б не явная опасность в виде ленточных молний, пока мило обходивших наш дом стороной. — Привет! — кричать было необязательно — голос в бушующей стихии был почему-то слышен отлично. Фигурка у бездны резко развернулась, и меня будто с размаху опустили в ледяной бассейн. Не стала бы претендовать на человека, умеющего легко читать эмоции по взгляду, но огромные серые глаза девушки буквально бурлили таким отчаянием, что у меня мгновенно свело скулы от ужаса. Интересно, я выглядела также, когда погиб Люцифер? — Ты кто? — ответ её, видимо, не интересовал. Пергаментно-белое лицо сердечком скривилось, и девушка отвернулась к цветным огням далеко под нами. Я не рискнула подходить ближе и уселась на основание вентиляционной трубы за два метра от неё. — Меня зовут, — я вгляделась в слегка повернувшуюся ко мне незнакомку. Девчонке не больше двадцати пяти; под глазами круги, тонкие губы заметно дрожат, а руки, которыми она обхватила себя, испещрены неглубокими царапинами. Подсознание подсунуло чужое имя: — Самаэль. Ты хорошо подумала насчёт полётов? Она даже не ответила, только шагнула чуть ближе к краю. — А если я скажу, что всё можно перебороть? — с вяленькой бравадой выдавила я. Тупая ты, Лена. — Знаешь, мой мужчина говорил, что всегда будет моей поддержкой и опорой, что безумно меня любит, а сегодня сбежал в этот город и женился на другой, пройдясь по самому больному. — Это ты меня так подбодрить хотела или что? — безэмоционально спросила девушка. — Можешь не трудиться. Ты не сумеешь меня понять и отговорить. — Да ни в коем случае! — воскликнула я, чуть подавшись вперёд. Волосы прилипали к лицу, холодный дождь струился по щекам, замораживая ненужные эмоции. Странно мы, наверное, выглядели: самоубийца, балансирующая на краю пропасти, девушка, не делающая никаких попыток её остановить и бесконечный ливень, позволяющий разглядеть только сверкающие огни далеко-далеко внизу. Маленькая и извращённо уютная сценка, отдельный мирок, похожий на кадр из так себе фильма. Вроде ничего особенного на экране не происходит, просто жизнь, заезженная тема, а на душе горько до тошноты. — Я не стану тебя отговаривать и, конечно, не сумею понять. Давай я лучше расскажу историю? Она чуть повернула голову в мою сторону — чудно на пороге смерти встретить человека, не желающего прочитать нотацию о ценности жизни и глупости необдуманной гибели. — Жила-была девочка, — я прикрыла глаза. — Жизнь её сложилась так, что она разучилась плакать и любить. Даже говорить о любви не могла, будто это что-то постыдное. Нет, она любила родителей, любила друзей, но отдать кому-то душу и сердце… Ничего особенного, просто жизнь: много предательств, много прощаний, и однажды девочка решила, что любить кого-то, кто всё равно уйдёт — слишком больно, так что она похоронила свою привычку привязываться и научилась смеяться. Слёзы ведь никому не нужны, а смех действует почти так же — высмей свою боль, освободи душу и, в конце концов, поверишь, что счастлив. Так легче: ты можешь нравиться людям, ты можешь бесить людей, а тебе весело и почти всё равно. Так вот. Внезапно девочка потеряла всё, чем жила, даже своё имя. Сдаваться она отвыкла и решила исправить всё, что в её силах — а вдруг и сама найдёт то, чего, кажется, с рождения ей так не хватало. Она лезла везде, даже если оказывалась на волосок от смерти, бесстрашно и, возможно, глупо кидалась в приключения, которые должны были быть ей не по плечу, надоедала всем, тыкала пальцем во вселенское зло и смеялась, смеялась, смеялась. Она, может быть, действительно помогла тем, кому хотела помочь, но на самом деле ей помогли больше. Ей дали понять, убедили, что её тоже могут любить. Заново научили привязываться к людям и не бояться этого — жизнь становится полнее и легче дышать, даже если порой бывает больно. Ей подарили свободу и приняли в семью, готовую на всё друг для друга. А ещё был человек, который научил девочку уметь по-настоящему любить. Вообще, если честно, они научили этому друг друга. На сказку мало похоже, но в какой-то мере даже лучше. Как и бывает в жизни: суровая реальность, кровь и боль, ненависть, преграды — он погиб, а она продолжила заменять слёзы смехом. Девушка на краю крыши полностью повернулась ко мне, в немом отчаянии сцепив руки у груди. — Как… Как же ты справилась? Я пожала плечами. — Я решила, что жизнь стоит того, чтобы надрать ей зад, — я скользнула вперёд, приподнимая уголки губ. — Судьба всё пытается тебя растоптать, а ты показываешь ей средний палец и всем назло прёшь вперёд, находишь свою свободу и смеёшься. Её серые глаза внимательно вглядывались в моё лицо, будто пытаясь что-то отыскать. Между нами всего метр, я могла бы броситься вперёд и вжать её в крышу, увести от карниза, но я просто смотрела. Какой будет смысл, если я спасу тело, но упущу душу? — Меня изнасиловали, — почти неслышно произнесла она. — Я была девственницей. Это было очень больно, и я думала, что умру, — она не кричала, но её трясло так сильно, что слова становились неразборчивыми. — Я даже сейчас чувствую их руки на своём теле. Чувствую, как они, один за другим, наполняют меня отвратительным огнём, — она бессознательно протянула ко мне дрожащую ладонь, и я тут же сжала её как можно крепче. — Мои родители очень религиозны и так получилось, что в один день они узнали о моём изнасиловании и о том, что у меня есть… была девушка. Они отвернулись от меня. Все отвернулись от меня. Я абсолютно одна. Я никому не нужна. Я отвратительна. Я не знала, что ответить. Такое я не смогу понять и не имею права доказывать, что проблемы уйдут, а жизнь мгновенно наладится. — Можно? — я аккуратно дотронулась до её подбородка, приподнимая лицо. Маленькая, ниже меня сантиметров на восемь, почти кукольная. Смотрит непонимающе, но не вырывается. Я осторожно дотронулась губами до её губ, не прекращая зрительного контакта, и обхватила ладонями щёки. Та инстинктивно ухватилась за меня. — Ты — самое прекрасное, что есть на свете. — Я говорила искренне, с тем же пылом, с каким обычно защищаю или рассказываю о том, что дорого. — Самое важное и ценное. Ты обязательно найдёшь свою свободу, стоит только захотеть, — я прикусила губу, неуверенная, что поступаю правильно. — Ты помнишь их? — Я… — она подалась вперёд, тычась носом в мою щёку как котёнок. — Шрам… Зонт… Жёлтый, кажется… — Я могу тебя спасти, — я не дослушала, прижимая её к себе. — Могу спасти, если ты сама этого захочешь. Но ты ведь не отступишься, верно? Мы стояли — я обнимала её почти до боли, пытаясь уменьшить чёрную дыру в душе, она, впившись пальцами в мои предплечья и надрывно дыша мне в шею, молчала. — Тогда я с тобой. — Что?! — девушка попыталась оттолкнуть меня, но я сильнее. — Нет! Я не хочу забирать с собой кого-то! — А есть разница? — я улыбнулась и погладила её по волосам. — Какая разница, если впереди лишь чернота? — её пальцы сжались сильнее. — Ты только представь, — мы раскачивались над пустотой. — Свобода. Ветер в волосах, пыль дорог… Путешествия, новые города. Семья не заканчивается на крови. И ты ведь помнишь — жизнь стоит того, чтобы надрать ей зад! И мы одновременно качнулись вниз. Странно — падать, я всегда летела ввысь. Интересно, тогда тоже был дождь? Тоже лился водопадом, не давая дышать? Девушка разжала пальцы и обняла меня за шею, прижавшись всем телом. — Пожалуйста, — выдохнула она мне в ухо. — Пожалуйста, спаси меня! Время будто растянулось, но на самом деле мы едва успели шагнуть с крыши. Я улыбаюсь, разворачивая крылья, и пулей взлетаю вверх, почти не замечая тяжести мгновенно намокших перьев. Её потрясённый крик тоже не слышу, отчего-то зная, что легко найду квартиру девушки, имени которой даже не знаю, но безумно хочу спасти. Искомое обнаруживается почти сразу: один раз обогнув многоэтажку, вижу открытое окно и сонм фотографий на тумбочке под подоконником. Спасённая без сознания; я укладываю её в постель, накрываю одеялом и пару минут любуюсь слабой улыбкой на бледном лице. Наверное, это странно, но если б я была Ангелом, то хотела бы стать её Хранителем. Казалось бы, за всё то время, что мы с Винчестерами бились за чужие жизни, можно было и привыкнуть, но мало что могло сравниться с чувством, когда ты сумел спасти человека от смерти, и он улыбается благодаря тебе. Я выгребаю с антресоли чемодан, красноречиво ставлю его возле кровати, разворачиваю все рамки с фотографиями к стене и, покопавшись в сумке у двери, списываю себе номер кредитки. Стыренные деньги никогда не лишние, отправлю своей «подопечной» часть нажитого бабла на случай, если с финансами у неё не всё в порядке. Будет, с чего начать новую жизнь. И, не вписываясь в установившуюся атмосферу геройства и эпичности, мешком картошки вываливаюсь из окна, оставив на подушке несколько длинных белоснежных перьев и чувствуя, как на душе становится намного легче. Дождь кончился.***
— Да, Сэм куда-то пропал, — сообщил Дин, методично дубася сиденье Детки. — Не удивлюсь, если Бекки затрахала его до смерти. А Бобби сказал, что не вышлет мне подмогу в этом хреновом деле — ты постаралась? — На случай затрахивания всегда есть стерилизация, — бесстрастно вещала Елена, усиленно чем-то шурша. — Я уже несколько часов с пропеллером в жопе летаю по точкам. Оказывается, если расслабить булки, то отходняк от травушки соблаговолит сообщить полезную инфу из прошлого, в нашем случае — ключевые моменты серии, так что я попросила отца не присылать тебе Гарта. Но не волнуйся, в связи с моей боязнью насчёт перспективы отката некоторых будущих событий в глубочайшую задницу, с Фицджеральдом Четвёртым вы всё же встретитесь и перетрёте, знакомства заведёте, а то мало ли, — Дин уже открыл рот, дабы запросить расшифровку вышесказанного, ибо ничерта не понял, как в трубке что-то грохнуло. — Отстань, херня шотландская! — Чего-о-о-о? Винчестер напрягся — на линии послышались подозрительные удары, громкий «ойк!» и смачное ругательство басом с британским акцентом. Наверняка охотник ничего сказать не мог: мелкая Сингер уже поясняла, что обзавелась британским акцентом в тот момент, когда начала смотреть «Доктора Кто», а ещё она дико любила демонстрировать своё умение быть максимально не женственной, басовито горланя матерные частушки, так что иногда различить её и Кроули на прямой связи было нереально. Стоп, Кроули? — Чё у тебя там происходит?! — рявкнул Дин в трубку. — Вся проблема в том, — будто никаких ойков и в помине не было, продолжила крылатая. — Что конкретные серии после моего появления в этом мире знатно скачут из «сезона» в «сезон». Точно сказать не могу, потому что память дырявая, но эта свадьба вроде случилась во время событий, которые у нас не происходят и, надеюсь, не произойдут. — Елена, — прорычал Винчестер. — Чё у тебя там? — Знаешь… — в мобильнике раскатилось эхо: Елена, матюкнувшись, вывалилась из воздуха на сиденье рядом с Дином. Охотник матюкнулся следом, ибо её тяжёлая сумка шлёпнулась прямо на него, и оба секунд десять тупо пялились друг на друга. — …ты такой милый, когда волнуешься за меня, — Винчестер фыркнул. — У меня там Кроули, который пошёл разбираться со своим непослушным демонёнком. — Вот скажи мне, — стараясь звучать сдержанно, выдохнул мужчина. — Ты тупо по приколу по-братски базаришь с Королём Ада, а потом ещё и используешь его в качестве такси? — Просто я невероятно крута, — серьёзно отозвалась девушка, стаскивая с охотника сумку и сосредоточенно закапываясь в её недра. — По приколу я свою бутылку с питьевой водой освятила и плевалась в нашего демонического шотландца, а вообще он мне неоплатную услугу за косвенное участие в восхождении на херов адский трон должен. Отпинывать меня в твою машину я его не просила, просто мы слегка надоели друг другу, — Сингер кивнула чему-то своему и развалилась на сидении, откинув голову на спинку. — Короче, он заберёт своего шулера, расторгнет контракты, и будем мы жить-поживать, да добра наживать, дело плёвое. Мы же в Делавэре? — Да, — вздохнул Дин, решив не вникать в тонкости женской логики. Старший Винчестер точно помнил, что шизанутая шла шаг в шаг за ним; и, тем не менее, в просторный зал для праздников он прибыл единолично. О чём тут же пожалел: в поле зрения мгновенно образовалась взволнованная до безобразия моська младшего брата, а с подобным беспределом в данной ситуации могла разобраться только крылатая мелочь. — Где она? — почти как герой сопливой мелодрамы потребовал Сэм, явно желая потрясти Дина за плечи. — Где Елена? Я должен… — Да за мной шла, — устало ткнул большим пальцем за спину охотник. Сэм отодвинул брата, словно действительно думал, что, будь девчонка здесь, весь округ не знал бы о том, что Елена Сингер пришла мириться со своим парнем. Старший Винчестер без интереса наблюдал небольшую разруху: стол перевёрнут, на полу выжженная демоническая ловушка, труп какого-то мужика, пара сломанных стульев. Хорошо хоть не успел прийти к драке. Дело, может, и плёвое, только он успел вымотаться, как псина подзаборная, гоняясь сначала за Еленой, потом за Сэмом, в ужасе предполагая, куда Бекки могла его затащить и как выебать мозг; накручивая круги по городу с тоскливым «где Кас?», разбираясь с внезапными смертями недавно словивших крупную удачу людей, вновь волнуясь за мелкую сестру (думать над тем, когда мозг успел возвести Елену в подобный статус, не хотелось); и, чёрт подери, теперь ему придётся смотреть трагикомедию в двух лицах о том, как Сэм себя поедом ест за всё, сказанное Сингер. Она, конечно, разжевала, как могла то, что вспомнила из своего сериальчика, но, оказывается, четыре косяка с утра пораньше — не шутки. Интересно, крылатую тоже до сих пор колбасит? Сэм позвонил сразу же, как Розен признала свою ошибку, а британский дуэт из Елены с Кроули быстро разрулил дело. Теперь средний Винчестер снова больше ботан, чем семьянин, Бекки осталась с носом, демон получил по заслугам, а Елена… И зачем только красить стены в такой тошнотворный салатовый цвет?.. — Где она? — не найдя предмет метаний, взмахнул лапищами Сэм, больно съездив по темечку брата. — Я должен извиниться, я столько глупостей натворил, я… — Да нормально с ней всё, — огрызнулся Дин, убеждая себя, что пинок по братским яйцам только добавит сумбура в сложившуюся ситуацию. — Не настолько она тупа, чтобы всерьёз думать, будто твоё розовое сердце действительно способно забыть её за сутки. Лучше скажи, где твоя грёбаная жёнушка? Винчестеры потеряно оглянулись. В зале они были одни. Бекки очнулась на чём-то холодном и твёрдом, с трудом восстанавливая в голове последние события и совершенно не представляя, как здесь очутилась. Секунду назад вроде стояла за спиной Сэма и наблюдала, как в зал входит мрачный, как туча, Дин, а в следующую обнаруживает себя… в ванне. С кляпом во рту. Боже, они же разобрались с Гаем, это не может быть он! Уши отозвались тупой болью, и Розен пискнула, резко дёрнувшись в наручниках, сковывающих правую руку и левую ногу. — Проснулась? — нежно пропел кто-то над головой. Девушка подняла взгляд. Елена выглядела весьма устрашающе, приближаясь к изголовью ванны с окровавленными ножницами и сатанинским блеском в глазах. Красная часть волос зачёсана назад, чёрная — в творческом беспорядке как из журнала «укладки для заядлых ведьм». Бекки завизжала сквозь свёрнутые в тугой комок носки Сэма, представляя, как эта психованная отрезает ей уши и выковыривает глаза, но Сингер вдруг весело расхохоталась. — Да не вертись ты, запястья поранишь. Не буду я тебя убивать, — с удовольствием пообещала охотница, нависая над горе-соперницей. Ножницы при ближайшем рассмотрении оказались не в крови, а в краске. — Решила вот из тебя сделать что-то прикольное. Бекки в ужасе скосила глаза вправо. Обрезание ушей же не входит в её понятие «прикольного»? — А, это! — нездорово обрадовалась Елена. — Поздравляю, теперь ты гордая обладательница десяти колец в ушах, очень неформальненько! — Розен выкатила глаза, и Сингер активно закивала. — Всё стерильно, я ж не изверг. Только промывать не забудь, а то загнои-ится! — с явным пожеланием скорейшего сепсиса продолжила она. — На вписке как-то прокалывала уши подруге с помощью духов и серёжки, а тут аж на спирт потратилась. И за волосами тоже следи, да. Суперамипришибленная чувствовала, как сердце сжимается от полнейшей безнадёги. Читала же, что Елена Сингер тот ещё тролль, убивать не станет, но заверит тебя в том, что ты говно, так доходчиво, что начнёшь вонять. А надежда на то, что Сэм останется с Бекки до конца жизни никогда, в общем-то, не существовала… — М-м-м-м! — истерично замычала Бекки, едва фраза про волосы, наконец, до неё дошла. — Эй, я за эту краску пять баксов выложила! — обвинительно ткнула пальцем в лоб жертвы Елена, когда Розен в порыве чувств взмахнула свободной ногой и сшибла какие-то баночки, расставленные по бортику ванны. — Самую дешёвую нашла, кончики уже секутся, — тут же расплылась в улыбке Чеширского кота. — Бриллиантовый блеск чистого болотного оттенка! Отлично гармонирует с твоими царапинами. Жестом фокусника, вытаскивающего из шляпы кролика, Сингер сорвала с головы Бекки полотенце, и девушка узрела в предоставленном зеркале мальчишеский ёжик странного зелёного цвета. Вместо сбритых бровей, явно маркером, скорее всего, несмывающимся, были нарисованы неаккуратные тонкие линии. Предательские слёзы заструились по щекам, и Бекки честно была готова сто раз извиниться, лишь бы её фантазия не решила, что этого недостаточно. — Я думала набить тебе на спине «Не забуду мать родную», но потом передумала, — доброжелательно сообщила Сингер. — Я не настолько жестокая, да и на набор юного татуировщика пришлось бы тратиться… Знаешь, а я ведь тоже обожала до трясучки эту историю. Только у нас были не книги, а сериал, — она дружески потрепала несчастную жёнушку по зелёной макушке. — Но я не гонялась за мужиками, и Сэм полюбил меня не потому, что я умывала его в розовых слюнях. Вообще, я знала, что ты тупая, но чтоб подлая… Хоть краем уха услышу от тебя что-то про Люцифера, Сэма или меня — заставлю жрать дерьмо гулей и отправлю в Антарктику на пожизненное, — Бекки втянула голову в плечи от внезапно накатившего холода. Стало действительно страшно. — Только раскрой пасть — сегодняшнее покажется прекрасными цветочками. А теперь попытайся стать нормальным человеком. Дин-с-головной-болью, как окрестил сам себя старший охотник, молча плёлся за бурлящим самыми разнообразными чувствами братом, — зелье, которым поила его Бекки, так, что ли, влияет, — к мотелю, где они с Еленой остановились. Шестое чувство истерично вопило, что надо сваливать, ибо предстоящей сцены Дину никак не пережить, но всепоглощающая усталость и экстраординарное похмелье высвечивали только одну траекторию — к кровати. Похрен. По-хрен. П-о-х-р-е-н. Чего в жизни не видывали? Когда дверь их номера отворилась, и из неё выбежала и скрылась во мраке сгорбленная фигура, натягивающая на неровно торчащие волосы капюшон, Дин напрягся. А когда следом вынырнула абсолютно бесстрастная и прямо-таки образцово-спокойная Елена, Винчестеру и вовсе захотелось провалиться на чаепитие к Кроули. Пришлось напомнить себе, что ему похрен. — Елена! — воскликнул Сэм, и Дин опустил лицо в ладонь. Начинается. — Елена, прости меня… — Глаза б мои на это не смотрели, — пробормотал старший охотник, приваливаясь к стене мотеля. Лучше переждать, потому что вихрь примирения всё равно пройдётся по всей округе, от него хрен спрячешься, да и во внезапное БДСМ на почве острой обидки вляпаться неохота. Не сказать, что Дин часто подобное наблюдал, но крылатая может быть очень изобретательной, а Сэмми способен сильно злиться. — Елена… — Э, — подняла палец Сингер, как волшебной палочкой взмахнула — громила-Сэм моментально остановился. — Никаких соплей. Дин аж приготовился услышать «девиз их жизней», который Елена без зазрения совести коммуниздила, холила и лелеяла, но надежды не оправдались: спустя мгновение оба летели в объятия друг друга, и Винчестер закатил глаза. Может, девчонка пырнуть его чем-нибудь хочет? Он бы не удивился. Действительно серьёзных ссор у этой парочки было на удивление мало, но иногда, во время перепалки, они могли резко перейти на русский и орать так, что атмосфера приобретала явный привкус Второй Мировой, особенно когда рядом был Бобби и ехидно выкрикивал рандомные немецкие слова. Вот Елена бежит к Сэму, раскинув руки, готовая прыгнуть ему на шею, вот готовится к прыжку… — Стопэ, — она застыла так резко, что уже наклонившийся к ней Сэм едва удержал равновесие и замер в карикатурной позе, глупо хлопая ресницами. — Думал, в сказку попал? — она ткнула его пальцем в грудь и скептически наклонила голову к плечу. — Думал, что всё так просто? А вот хер там, — покопавшись за пазухой, Сингер вытащила леденец на палочке в форме члена размером с половину настоящего и ткнула им в нос охотника. — Пока не дососёшь, о поцелуях и не мечтай. Громкий гогот старшего Винчестера сотряс вечернюю тишину. — Мо-ой сестрюндель, — довольно крякнул Дин, лениво почёсывая пузо. В Лас-Вегасе снова наступила ночь, и снова она была более громкой и живой, чем день. Казалось, здесь никто не спит — клубы и рестораны светятся зазывными огнями, по дорогам гуляют толпы людей, кто-то играет свадьбу, многочисленные туристы волнами появляются из ярких отелей, разбредаясь по Городу Грехов. В этих проулках почти всегда никого нет. Наверное потому, что здесь только жилые дома и нет никаких развлечений. Девушка вышла из тени перед тремя мужчинами неожиданно, и они вздрогнули так сильно, что извечный кислотно-жёлтый зонт упал и покатился по земле. Впрочем, троица этого не заметила — незнакомка улыбалась, а её разноцветные волосы придавали образу своеобразный шарм. Чёрный кот совершенно неподвижно застыл у неё на плече, сверкая синими глазами. Странно, что она сама к ним пришла — обычно молодые девчонки старались не бродить в одиночестве по тёмным улицам, особенно в последнее время, когда здесь увеличилось число нападений. Старший в компании мужчин — Арай, — уже прикидывал, где и в каких позах будет иметь разноцветную девку; было бы интереснее, если б им пришлось её догонять и ловить силой, но подобный куш грех упускать, а младший, Юлдуз, тот, что со шрамом на лице, внезапно вспомнил её — она знала узбекский язык и гуляла под ливнем без зонта. Было в ней что-то… странное. Но привлекательное. — Привет, — поздоровалась девушка на узбекском. — Как дела? — Всё лучше и лучше с каждой секундой, — протянул Арай, оценивая формы, затянутые в кожаные брюки. — И что такая красотка… — Давай без формальностей, — тон её звучал дружелюбно, но в глазах блестело нечто жуткое. — Хотите развлечься? — Ещё как, — подал голос средний, Радик, растягивая губы в «обворожительной улыбке». Юлдуз подумал, что странно хотеть сбежать, когда такая девушка буквально самостоятельно идёт тебе в руки. Арай, конечно, постарается, чтобы она кричала, но обычно им приходилось с самого начала обездвиживать жертву и грубо её затыкать. А эта… Эта… Он не спешил приближаться вплотную к незнакомке, как уже сделали двое его старших товарищей. — Кстати, — томно выдохнула девушка, очень грациозно наклонившись к Араю и чуть касаясь его кончиками пальцев. — Я тут подругу искала… Знаете, у неё большие-большие серые глаза, маленький рост и милое лицо сердечком… Не видели? Всё произошло за секунду, Юлдузу даже не удалось уследить за движениями: Арай и Радик вдруг оказались на земле, а незнакомка повернулась к нему. Позже он будет размышлять над тем, что, набросившись на неё втроём, они бы легко уложили невысокую воительницу, но она действительно была странной и умела бить в самые болезненные места. А сейчас девушка как-то чересчур быстро оказалась прямо перед ошарашенным парнем со шрамом и за волосы оттащила его к корчащимся друзьям. — Вы разрушили её жизнь, не оставив ничего. Вы заставили её желать смерти так, что это ощущалось физически, — она методично делала лёгкие, почти незаметные движения чем-то острым у их ступней, отрезая возможность сбежать. Кажется, её вовсе не волновало то, что их могут услышать. Чёрный кот, словно сторожевой пёс, медленно двигался по кругу, и почему-то это было до мурашек стрёмно: он будто понимал, что делает хозяйка, и охранял тишину, чтобы она могла закончить начатое. — Как вы посмели распоряжаться чужими жизнями? Кто дал вам право ломать других ради собственного удовольствия? Не сказать, что я в восторге от родителей, которые отказываются от собственной дочери, оставляя её одну, но вы… Все трое упали так, что могли чётко видеть её лицо — заледеневшее, гротескное, с глазами, такими холодными, что сердце сжимал ужас. Она с силой пнула раненные конечности, не обращая внимания на сдавленный вой, и наклонилась вперёд. — Я не буду вас убивать, — пальцы, сжимающие красивый клинок до побелевших костяшек, хрустнули. — Хотя я могу. Я могу — вы даже не представляете, скольких, подобных вам, я убила. Но в смерти нет смысла. Не понимаю, почему многие так болеют за казнь для преступников, ведь куда разумнее делать вас полезными — испытывать новые лекарства, заражать страшными болезнями, дабы проводить эксперименты… — девушка задумчиво почесала затылок. — А в смерти, повторюсь, нет никакого смысла. Предлагаю вам испытать боль тех, кого вы искалечили, и продолжать жить с этим. Как думаете, справедливо? Мужчины едва могли шевелиться — удары девчонки вышибли воздух и лишили сил, поэтому, когда она по очереди стянула с них джинсы, троица лишь в ужасе вытаращила глаза. Последним, что они видели перед тем, как багровая дымка боли окутала сознание, был блеск занесённого клинка и два больших крыла чистого белого цвета. Парень лет двадцати семи с гипнотическим взглядом зелёных глаз и россыпью веснушек на носу стоял в тени дома, сложив руки на груди. Он внимательно наблюдал за тем, как девушка наказывает трёх насильников самым естественным в этом случае способом, ничуть не гнушаясь крови и криков. Полные губы зеленоглазого тронула улыбка, в которой сквозила чуть ли не гордость. Она может. Она, чёрт возьми, может и выглядит при этом потрясающе. И справедливо. Парень ещё раз окинул девушку одобрительным взглядом, а потом исчез, будто его и не было.