Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода, Всё того же ждут самолёты. Девочка с глазами из самого синего льда Тает под огнём пулемёта. Должен же растаять хоть кто-то. Сплин, «Выхода нет»
Габриэля скрутило прямо перед девушкой, которую он совращал уже без малого два часа. Непривычный к таким подставам архангельского организма Фокусник явственно приобрёл фиолетовый оттенок и качнулся в сторону от красотки, почти решившейся отправиться вместе с обаятельным мужчиной к нему домой. Сволочь! Трикстер сложился пополам от боли и сбил барный стул, спеша ретироваться туда, где можно без свидетелей излить богатый матерный запас на всех известных и неизвестных языках. — Габриэль, что с тобой? Не надо было так стараться с этой Лаурой. Куда легче самостоятельно нарисовать себе прекрасную женщину, которая на сто процентов не будет такой внезапно человечной и желающей понять и помочь. Лаура успела схватить лишь воздух, но быстро подобралась и бросилась вслед за изрыгающим проклятия Архангелом. Сво-ло-та. Габриэль ввалился в подсобку и резко выпрямился, стараясь заставить крылья работать. Благодать нещадно рвалась наружу, и пернатый изо всех сил сдерживал потребность излить хоть капельку на вряд ли способную выдержать сей подарок девушку. — Габриэль? Тот закрыл наверняка наливающиеся светом глаза и глубоко вздохнул через нос; раскрыть рот сейчас всё равно, что расковырять ядерный реактор. И кой чёрт потянул его исследовать лучшие бары Америки в такое время? — Габриэль?.. Визгливые интонации в голосе Лауры заставили Трикстера усомниться, что всё идёт по плану. Пришлось приоткрыть глаз и осознать, что человеческий сосуд выявил новые минусы — свет не смог пройти через глаза и рот, поэтому у Габриэля светились… ноздри. Ноздри, Карл! Архангел выпустил истеричный смешок, и этого оказалось вполне достаточным, чтобы девушка зажала уши от нестерпимого для людей голоса крылатых. Один грёбаный смешок, и у Лауры течёт кровь по скулам. Фокусник взмахнул тяжёлыми как сто планет крыльями и свалился на асфальт первого пришедшего на ум заброшенного города. Зона отчуждения в Припяти, ну естественно. Куда ж ещё могла его затащить… Находящаяся неподалёку больница заходила ходуном, когда Габриэль яростно ударил кулаком в землю. Просто поразительно, что он ещё способен чему-то удивляться! Он и предположить не мог, что насильственный разрыв связи может оказаться столь мучительным. За пару минут бесполезного выброса благодати в воздух, который и без того не особо славится стабильностью, Габриэль успел проклясть братьев и сестёр, сущность Ангела, Землю, порыв связать душу с человеком, день, когда Елена Сингер обнаглела родиться, понятие «Ангел-Хранитель» как таковое и вообще решение Отца создать что-то наперекор тётушке Амаре. От Архангела пульсацией исходил свет; и так разорённая земля трескалась, а давно брошенные людьми здания подрагивали. Неаккуратная птица, пролетающая рядом, мгновенно упала замертво. Трикстер скрёб ногтями грудь, вспоминая, как Елена загибалась от неизвестной боли, а в глазах её можно было разглядеть искры пожирающей человеческую душу благодати. Может, из-за этого последние несколько месяцев что-то эхом отдавалось меж его рёбер и тянуло покинуть сосуд? Три последних удара — соизмеримо с бросившимся галопом сердцем, — и Габриэль без сил распластался на земле, чувствуя щекой вибрацию радиации, смешанной с собственной благодатью. Паскудство. Архангел осторожно приложил ладонь к груди над сердцем. Такая непривычная… пустота. Связь разорвана. Ангелам не нужны Ангелы-Хранители.***
Кастиэль, смиренно опустив голову, исподлобья наблюдал за нервно улыбающимся Дином, осторожно обходящем своего отца по периметру. После того, как Джон вошёл в дом нагруженный таким количеством пакетов, что оставалось только догадываться, как ему удалось всё это удерживать на себе, мёртвый охотник не сказал ни слова и не удостоил взглядом ни Каса, ни Дина. Ангел ждал взбучки за современные Содом и Гоморру, Дин же почти уверовал, что его отец ярый гомофоб и никогда не примет любовь старшего сына, из-за чего жутко переживал. Ангелу хотелось его успокоить, но залезать в голову Джона Винчестера представлялось ему неприличным и чем-то сродни преступления. А вдруг он действительно ненавидит Кастиэля за связь со своим сыном? Вдруг разочарован выбором Дина? Вдруг заставит пообещать не приближаться к Дину и на километр? Вдруг вообще откажется от него? А вдруг?.. Когда свет в доме неприятно замерцал, а ближайшая лампа с треском взорвалась, Дин бросил на Каса укоризненный взгляд, будто в точности знал, что творится в голове партнёра. Серафим честно попытался успокоиться, но поставленная Джоном на стол бутылка пива всё равно резво поскакала под прямым углом в сторону гостиной и лопнула, не успев свалиться на пол. Наблюдающие с дивана за происходящим Адам и Настя втянули головы в плечи; Бобби и Ирина, от безделья прекратившие междоусобицу и завязавшие вполне дружескую беседу на втором этаже, притихли. Кастиэль только руками развёл — геометрически верный путь Дина вокруг Джона с полубезумной улыбкой на лице никак не способствовал уравновешенному состоянию. Старший Винчестер, чьё лицо всё это время видела лишь Джессика, застывшая в тени за дверью кухни, повернулся. «Момент истины», — чётко услышал Кас голос Дина, на чью волну настроился так хорошо, что различал его мысли без привычного «сканирования». — Да расслабьтесь, параноики чёртовы, — с улыбкой, которую явно всё это время с трудом сдерживал, объявил Джон. — Я начинаю понимать, почему Елена такая дёрганная, когда дело касается вашей пары. Если она действительно тащила начало этих отношений на своём горбу, одним нервным тиком не обойдёшься — с вами каши не сваришь. Кастиэль почувствовал, как позорно затряслись колени. У Дина, видимо, тоже, и Ангел на автопилоте потянулся к своему человеку, поддерживая от возможного падения. Охотник улыбался совершенно бестолково и абсолютно по-детски, так, что у вечно серьёзного Серафима никогда не удавалось не улыбаться в ответ. Елена говорит, это сродни чуду — наблюдать, как улыбается Дин, что, по мнению Кастиэля, и без того является самым прекрасным; а следом светится Кас как котёнок на солнышке. У Сингер с полсотни почти не отличающихся друг от друга рисунков: улыбающиеся Кас и Дин на диване, в Импале, на поляне, в магазине; в обнимку, лёжа голова к голове, на охоте, ранним утром у окна. Она утверждает, что если где-то там и есть её Рай, то «Дестиэль» обязан являться неотъемлемой его частью — счастливые. Она ухитряется находить что-то прекрасное даже в потном и вонючем Дине после тяжёлой охоты, измазанным в крови и лезущем в объятия Кастиэля, которому тоже досталось. Потерявшийся на несколько мгновений Кас почувствовал на плече ладонь старшего Винчестера как раз в тот момент, когда поцеловал Дина. Тот, растрёпанный и бордовый, запустил пальцы в русые лохмы и отвёл взгляд. Но Джон продолжал улыбаться, когда крепко пожимал руку Ангела, глядя прямо в глаза. — Прекрати быть ребёнком, Дин, тебе тридцать два, — Дин забормотал что-то о потрясающих математических способностях отца, на что бывший охотник только махнул свободной рукой. — Кастиэль, я не буду зазря лить воду и сообщать типичные отцовские пожелания, которые вполне уместны, если учесть, что ты не человек. За это время я прекрасно понял, что ты — лучшее, чего я мог желать для Дина. Я даже почти не против того, что он не оставил охоту, чтобы жить с любимым человеком… Не-человеком в каком-нибудь тихом месте. В конце концов, это я виноват, втянув Дина во всё это дерьмо с самого детства. Нет, я не разочарован его выбором, — поспешно добавил Джон, разглядев волнение на лице Кастиэля. — Просто я не в праве ожидать, что он радостно побежит к какой-нибудь девушке в домик с белым заборчиком. Если честно, и я, и Мэри хотели бы этого, но я на сто процентов уверен — она бы тоже была рада, что получилось именно так, как есть сейчас. — Ты противоречишь самому себе, пап, — буркнул Дин, устав закатывать глаза. — Ты всё прекрасно понял, — фыркнул призрак. — Не знаю, правда, чему бы я удивился больше — тебе на охоте рука об руку с Ангелом, или тебе-мирному-семьянину с пятью детишками. С мирным семьянином я, кажется, теперь могу рассчитывать только на Адама. — А где Сэм? — громко спросил Дин, когда кондиция смущённых Винчестеров на квадратный метр превысила норму. — Я его сто лет не видел, пусть тоже попадёт под раздачу. — Он ушёл за Еленой, — негромко оповестила Джессика и рассеянно грохнула сковородой о плиту. Охотник чуть не застонал сквозь зубы. Ему бы сейчас мирно наслаждаться присутствием отца, так нет — развели Санту-Барбару, втянули папу, и объясняй теперь, почему знаменитый ловелас любит мужчину, а нудный ботаник-задрот ухитрился обуздать местное цунами «Елена» и оставил милашку-бывшую дома у плиты. Чуя изнурительную беседу по случаю «вечера взаимоотношений», Дин покосился на Кастиэля в поисках поддержки. — Я его сама отправила, — заверила Джессика, куда лучше разбирающаяся в неудобных ситуациях. Винчестер изумлённо заморгал: выбирая между Еленой и Джессикой, он без зазрения совести мгновенно забрал бы вторую. А она должна знать себе цену; ревность из-за дурацкой Сингер вполне естественна в данной ситуации. Елена создана быть сестрой, подругой, клоуном в цирке, возможно даже поддержкой в трудных жизненных проблемах, но встречаться с ней мог бы только мазохист вселенских масштабов, кем является его младший брат. Джессика просто обязана негодовать, что её, такую милую и примерную девушку, променяли на пугало огородное, но Ли Мур лишь пожала плечами, улыбаясь немного грустно. — Дурак ты, Дин, — легко рассмеялась она. — Сколько лет прошло с моей смерти? Я не говорю, что не ревную, но ты сам видишь — Сэм счастлив и не взваливает на себя гигантскую ношу мировых проблем рядом с ней. — Но как ты можешь так спокойно к этому относиться? — Дин помог Джесс переложить продукты из пакета в холодильник чисто на автомате, искренне не понимая, что творится в голове у девчонок. — Прости, я не знаю, какое сравнение найти в твоей жизни, — девушка внимательно осмотрела заплесневевший хлеб в тарелке и выбросила его в мусорку, заменив свежим. Потом облокотилась на тумбу и окинула охотника снисходительным взглядом, которым обычно одаривают пятилетнего ребёнка, старающегося осилить математические задачи одиннадцатого класса. Дин поёжился — эти взгляды у неё с Еленой абсолютно одинаковые. — Я его люблю. Я, как и Джон, не помню Рая, и последнее, что я видела — Брэди с чёрными глазами, приковывающий меня к потолку. Но я в Стэнфорде училась и могу схватывать на лету — прошло шесть лет. Узнав всё, что происходило с Сэмом, я счастлива, что он счастлив. Именно потому что я люблю его, я готова лично благословить Елену. Последние слова были сказаны с явным юмором. Дин поскрёб в затылке. — Чёртова женская солидарность, — наконец хмыкнул он, проклиная нынешнее распределение ролей. «Она любит его, он любит другую, другая — дебилка, а первая вообще призрак. А ещё его брат укатил в закат с мужиком в плаще». Аннотация мыльной оперы для даунов. — Если б я встретил нового ухажёра Каса после своей смерти, я сначала начистил бы его физиономию, а потом, может, и благословил бы со скрипом. — Это не женская солидарность, это здоровая оценка фактов, — поучительно заметила Джессика. Печаль полностью исчезла с её лица, и теперь, будто выговорив то, что грузом висело на душе, Ли Мур казалась беззаботной и… свободной. Дин ни за что не поверит, что это всё, что тяготит её, но копаться в женской психологии оказалось для него сложной задачей. — Со смертью легче смириться, когда ты… Ну, уже призрак, — будто прочитав мысли охотника, добавила девушка. — …Шестилетней давности. Упавший с Небес. В дом охотников на нечисть. Так что можешь не напрягаться — я справилась. И, если честно, очень хочу узнать вас всех поближе. Джессика волшебница — это Дин понял через полчаса, когда столик в гостиной ломился от быстрой, но чрезвычайно вкусной домашней еды. Девушка буквально порхала между обитателями дома, к каждому находя свой подход, и охотник никак не мог перестать сравнивать её с Еленой. Мелкая Сингер знала, как общаться с людьми, но выворачивала свои данные наизнанку, с самого начала вызывая раздражение, потом снисходительность и веселье от идиотизма её существования, а уж после, когда узнаешь её получше, симпатию. Джессика же сразу располагала к себе добротой и мягкими словами, находящими отклик в сердце. Джесс — нежная розочка, Елена — колючка. С Ли Мур приятно общаться; ни тебе внезапных ватных палочек в носу, ни селёдки из морозильника под футболкой. Она могла лечить словами, крылатая — бить сильнее, чтобы наступил болевой шок. Ну, а с готовкой… Дин усмехнулся; мелкая Сингер, когда появилась здесь, судорожно колдовала над задрипанной книгой с рецептами, дабы родить хоть что-то, ибо в действительности владела лишь яичницей и пирогом, усовершенствованным для героя сериала. Колдовала, конечно, виртуозно, но… Винчестер до сих пор вспоминает, как натыкался на целую гору неудачных экспериментов в мусорке, предшествующих съедобным вариантам. Надо отдать ей должное — училась женским премудростям Елена быстро. Джессика была истинной хозяйкой, будто у неё это в ДНК заложено. Джессика лёгкая, и любить её легко. Она бы влетела в дом своего мужа как ангел; Сингер — вышибла бы дверь ногой и подложила резиновую какашку на стул. Или не резиновую. Она сумасшедшая и инфантильная. Но… Смогли бы Винчестеры без своего личного огрызка психа? В доме стояла атмосфера семейного уюта, что так не хватает охотникам. Будто так и должно быть: Джон, по счастливой случайности вновь оказавшийся со своими сыновьями, Адам, Кастиэль, Бобби, Джессика; даже Ирина с Настей словно давно были частью этой сверхъестественной семьи. Дину отчаянно не хотелось ничего менять, только Сэма с Еленой на пустующее кресло, и пусть эти мгновения длятся вечно, а тепло никуда не уходит. Винчестер почти поверил в маленький уголок Рая на Земле, пока не увидел растерянное выражение на лице Каса. — Сука, — сплюнул Дин за секунду до того, как Ангел скривился и приложил пальцы к вискам. — Я так понимаю, проигнорировать не получится? — Что-то происходит, — жмурясь, пробормотал Серафим. — Какая-то ненормальная активность… Присутствующие успели только перевести взгляды с Дина на Кастиэля, и Джессику как ветром сдуло. Чашка какао, которую она держала в руках, со звоном разлетелась на осколки, и почти в тот же миг Джон сложился пополам, то появляясь, то исчезая из виду. — Пап? Дина окатило холодом, который почувствовал в этот момент Кас. Полное взаимопонимание, закрепившееся между этими двумя, иногда давало сбой, и тогда, часто, если подумать, они ощущали друг друга настолько, что переносили эмоции партнёра на себя. Охотник подорвался и вцепился в руку Ангела, почти уверовав, что на дом вот-вот свалится метеорит. — Что за херня? Метеорит не свалился, и Дин чуть успокоился. — Кас? Тот выглядел ошеломлённым. Пощёлкать Серафима по носу охотнику не дали торопливые шаги в коридоре и Сэм, явившийся следом. Рубашка застёгнута неправильно, джинсы сползают, воронье гнездо на голове запущеннее обычного и живописный засос на шее. Дин уже открыл рот, чтобы охарактеризовать сложившуюся ситуацию самым естественным для себя образом, как средний Винчестер тяжело привалился к косяку двери и потерянно произнёс: — Елена исчезла.***
Я не знаю, где я. Внутри меня бомба с часовым механизмом, счёт которого вдруг истёк. Она взорвалась совершенно внезапно, будто не светила мне таймером перед глазами всё это время, будто не отмеряла пульсом оставшиеся часы. Отсчёт кончился — и теперь я пульсирую сверхновой. Интересно, им так же больно? Страшно до чёртиков, и я не могу понять, отчего. Дежавю давит на плечи, являя собой обрыв в пропасть, заполненную огнём и чувство, будто теряю себя. Только теперь эта пропасть полна лилово-белого пламени, а не красно-оранжевого, и, если честно, я не знаю, что хуже. — Не сопротивляйся, Елена. Дело в том, что я хочу сопротивляться. Безумно хочу, и страшно искорёженный голос Дина Винчестера не может служить мне помехой. Да только он был настолько тяжёлым, что я осознала: я сопротивляюсь давно, но это не имеет никакого смысла. Даже смешно — я билась всё это время, а моя внутренняя оборона сдала позиции в самом начале, не соблаговолив сообщить мне об этом. Я, чёрт подери, думала, что даю достойный отпор. Понимание проигрыша пришло, когда уже всё потеряно. Мой Вавилон пал. Где же я свернула не туда? Я постоянно бегу не в ту сторону, постоянно падаю и принимаю идиотские решения, выкарабкиваюсь из задниц и люблю обитать на рогах у чёрта, но событие, одно-единственное событие в моей жизни должно было служить этой самой дорогой, перевернувшей всё с ног на голову окончательно и бросившей меня, пылающую и позорно проигравшую сюда, к ногам Архангела Михаила. Я не знала, но чувствовала: это конец чему-то значимому. Невидимая война кончилась, и неважно, сколько урона она принесла; кто-то будет страдать, кто-то продолжит бесполезные военные действия, а кто-то сгорит. …Сгореть должна была я. Уже давно — в самом начале, в портале, перенесшим меня на эту Землю. Я была обязана не появляться здесь, я была обязана остаться в Пустоте, я… Я горю третий раз, кому ещё придётся гореть по моей вине? «Ты закончила сгребать к себе все беды вселенские? У нас тут проблемы». Внутренний голос, родненький мой, как же я скучаю по твоему единоличному вмешательству в мою психическую неуравновешенность. Сейчас он был еле слышен, как затухающая рация среди десятков, сотен, тысяч других голосов. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то ненавидел, кто-то с надрывом звал, и это разрывало мне мозг. «Пожалуйста, помогите!», «Спасите нас!», «Умоляю, пожалуйста, пожалуйста…», «Я молюсь тебе…» «Святая Елена…» — так, это явно не ко мне. Суметь бы открыть глаза. — Хель. Он смеет мне указывать? Моё второе имя прозвучало как приказ, которому я никогда, ни при каких обстоятельствах следовать не собираюсь. Память произошедшего только начала возвращаться в моё измученное те… У меня нет тела. Меня разорвало. На части, на микроэлементы, и меня, чёрт подери, тут не должно быть в принципе. Так как же я могу открыть глаза? Едва эта мысль мелькнула там, где должен быть мозг, я увидела перед собой бескрайнюю пустошь. Именно пустошь, потому что тут не было ничего, кроме солнца в небе и нехилого такого кратера в песке. Всё, что охватывал взгляд — этот кратер, и я начинала сомневаться, что тут когда-либо было что-нибудь, кроме него. Сумбур. В голове полнейший сумбур. Всё крутится с такой силой, мысли бегут так быстро, голоса придавливают так неистово, что я не могу сосредоточиться вообще ни на чём. Из водоворота выплыло воспоминание девятилетней давности: срыв на пустом месте — страшно, грустно, одиноко, пусто одновременно; всё вываливалось из рук, ничего не получалось, хотелось кричать, и я могла только лежать и трястись как осиновый лист. Так же, как сейчас. Только теперь от моей дрожи трясётся земля, а когда я закричала, песок вокруг вдруг поднялся, создавая смерчи. — Успокойся, Хель! Я моргнула, уверенная, что из клубов песка вот-вот выскочит всклокоченный Александр Пушной с этим его «э-э-э-э-эксперименты!», но непредвиденный ураган явил Михаила, тоже всклокоченного, на худой конец. Я упала на колени, согнувшись в три погибели, и Архангел смешно подскочил. Какой он маленький! Такой микро-Архангел. Малю-ю-юсенький. — Ты кто такой? А наблюдать недоумение на роже совершенно-не-Дина — чистое удовольствие! Мне даже удалось сосредоточиться. — Елена, что… — Кто такая Елена? Каеф. Архистратиг изменился в лице, и я в первый раз смогла увидеть столько эмоций старшего воина Небесного. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь созерцал нечто подобное? Страх, настороженность, неверие… Долго сдерживаться не получилось; я разразилась громовым, в прямом смысле, хохотом. — Прекрати паясничать, Елена! — Почему ты такой микроскопический? — давилась я. Надо унять этот хор голосов в моей голове. Надо что-то сделать. Что-то, чтобы не сойти с ума. Потому что я не чувствую себя собой. Это совершенно не я, и моя суть, то, кем я была двадцать восемь лет, могла в любой момент исчезнуть. Может, это война на два фронта? Что и кто я? Один бой проигран, а второй идёт прямо сейчас? Раз так, я не отступлюсь. — Я тебя пальцем могу раздавить, Архистратигушка. Вот прям сейчас и… Пожалуй, я выигрываю, потому что угрожать Архангелу Михаилу пальцем — верх тупизма. Даже если ты выше его метров на триста. Кстати, почему я выше Михаила на триста метров?.. Угрожать Архангелам пальцем не стоит. Пометьте это в своём блокноте «Не делать, как Лена Сингер». Туда же внесите пунктик о «не водиться с Ангелами, не то вымахаешь до небоскрёба и не заметишь этого, ибо ты тупая табуретка». Вообще, ваш блокнот должен быть переполнен заметками, которые в данный момент мне ох как аукаются. Но вернёмся к пальцу. Должно быть, Михаил разозлился, потому что человеческий сосуд упал на землю, а Архангел… Он не вознёсся темечком к облакам, нет. Он был выше меня, но не настолько, чтобы двумя пальцами сплющить мне голову, которая, если судить по Архистратигу, весьма отдалённо напоминала человеческую. И он был… безупречен. Его истинный лик действительно чем-то схож с чертами лица Дина Винчестера, но я даже представить не могла, что образ Дина можно усовершенствовать. Архангел Михаил был красив и вселял благоговейный ужас. Могущество и сила сквозили во всём его естестве, заставляли преклоняться и робеть, подчиняться, но… …Я знала одно существо, которое было красивее и величественнее Михаила. И даже перед ним я не стала бы смиренно склонять голову. — Что ты сделаешь? — я вздёрнула подбородок, игнорируя вой сотен голосов в голове, жжение в***
Неутешительно темно и чертовски безвыходно. Он обследовал каждый уголок Клетки: ни трещинки, ни просвета, всё так знакомо и отвратительно, что периодические удары, сравнимые со взрывом атомной бомбы, по стенам его камеры вполне оправданы. Он ненавидел это место в тысячи раз больше, чем прежде. Они не оставили ни единого зазора, поставили блок, не дающий создавать иллюзии, отрезали его от всего, даже от собственной далеко не радужной фантазии, помогающей коротать время в идеальной тюрьме. Он ненавидел, ненавидел так сильно, что забывал, сколько времени прошло с его второго заключения в этом треклятом месте. Зато он отчётливо помнил, как погиб. Помнил до мельчайших подробностей, но перед глазами раз за разом вставали лишь расширенные до предела синие глаза, полные ужаса. Удивительно. В такие моменты он прекращал попытки донести свою ненависть до братьев через непробиваемые стены Клетки, застывал в центре и думал. Он больше не верил. Трудно сказать, верил ли он в кого-то прежде, но сейчас у него отобрали всё — он не верил ни в Отца, ни в брата, убившего его, ни в то, что что-то можно изменить. Верил ли кто-то в него? Он точно знал. И сейчас, когда ничего родного в Небесах у него не осталось окончательно, он будет верить в неё, как она верила в него. Люцифер с силой сжал правое запястье со странным рисунком под ладонью. Он не знал, откуда появилось Древо, но был уверен, что оно тянет его куда-то вверх.