В одном шаге от счастья: Gone with the wind

Как же прекрасно. Как же это прекрасно… — Хель? Меня резко бросило куда-то вверх и бесцеремонно швырнуло обратно на разноцветные кирпичи, туда, где, как резонно напомнил голос, Михаил в прямом смысле дышит в затылок и хорошо бы сматывать удочки. Я бестолково захлопала глазами, пытаясь осознать, когда полнота счастья Каса и Дина покинула моё сознание, заменившись необходимостью бежать, сломя голову. Чёрт возьми, это лучше, чем во всех фанфиках вместе взятых… «Дура, — тут же прилетело по роже от внутреннего голоса. — Ты их видела? Забудь про фанфики! Это ж прям оргазм, помноженный на перевёрнутую восьмёрку…» Сам дурак со своими оргазмами. «Ну тебя ж тоже колбаснуло, скажи!» Ладно, ладно… — Пардон, — я вскочила на ноги и покачнулась. — Чёт меня совсем не туда куда-то унесло. — Да я заметила, — хмыкнула Габби. — Пахнет Кастиэлем, — заметив мой недоверчивый взгляд, «пчёлка» тут же замахала руками: — Ты чё, я не из гвардии упырей, за ним охотившейся! Обижаешь, он же олицетворение милости. Да и при всём желании… — она прикрыла глаза и наморщила нос. — Невозможно его выследить. На тебя, должно быть, Проход так подействовал. Не знаю, не была человеком, превратившимся в Ангела, — она почесала ухо и щёлкнула пальцами. — И нам бежать как бы надо. — Да… — я бросила прощальный взгляд на Сад и озвучила мысль, не дающую мне покоя с того момента, как я поняла, где нахожусь. — Ты не могла бы провести меня в отдельный Рай? — Обязательно, — тут же загорелась новой идеей Габби. — Только если мы в несколько пройдём, нас легко найдут, так что выбирай один. Проведать Мэри и Джона Винчестеров, познакомиться с Эшем в «Баре у дороги», найти Элен и Джо, отыскать родственников Дина и Сэма… — К маме, — тихо попросила я. — Помоги мне добраться до мамы. — Лена, а ну поставь циркулярку на место! — в ответ — только громкий заливистый смех и подозрительный треск. — Лена! Клянусь, если отрежешь себе пальцы… — Милая, она скорее себе новое мачете вырежет ради прикола, чем пальцы оттяпает, — снисходительно заметил Бобби, разворачивая газету. — А ты вообще молчи, балбес! — миссис Сингер злилась для вида — прекрасно понимала, что муж прав. — Какой ещё отец будет пятилетнего ребёнка с пилами учить обращаться? — Пардон? — мужчина сдвинул кепку и окатил жену скептическим взглядом. — Я, чтоль, её на мистику подсадил, м? Правильно, не я, так вот теперь получи и распишись — дочь гоняется за «вампирами», а для сего действа нужно оружие. Правильно, Еленка? — он потрепал по растрёпанной темноволосой макушке подскочившую к нему девочку. — К следующему году машины чинить будет! Карен вскинула руки, прося Господа о помиловании и сокрушённо качая головой, но широкую улыбку спрятать не сумела. Елене шесть, а она уже режет из дерева дробовики и игрушечные мачете, возится с машинами и играет исключительно с мальчиками. Натянуть на неё платье — всё равно что пытаться гранату без чеки очехлить, и тут её винить не в чем: Карен хоть и пыталась привить дочери женственность, махнула рукой, вспомнив, что была абсолютно такой же. Разве что с завидным постоянством в драки не попадала, а на острый язык девочки генами скинулись сразу оба старших Сингера. Бобби прав — в следующем году Елену можно к нему в гараж помощником брать, а её лучший друг, Дин, тому только поспособствует. Нет, чтобы с Сэмми играть, тот хоть видит в ней девочку… …Я застыла, провожая взглядом шестилетнего заморыша, коей сама когда-то была. В то время моё лицо постоянно казалось кривым из-за выражения Злобного Гения, не сходившего ни на минуту. Шесть лет — ума никакого, только в параллельном мире я гадила всем просто так, а тут, выращенная Карен и Бобби, как и должна была, ударилась в типичную для семейства Сингер атмосферу. Рукодельница с малых лет от матери, разбирающаяся в машинах от отца, гоняющая с Дином и Сэмом балду — я должна была вырасти так. Я должна была быть Хель Сингер с рождения. Рай моей мамы — то, что у неё отняли. Зря я пришла. Я не имею права рушить мир матери, пусть этот мир всего лишь иллюзия. Она счастлива; неважно, что я хочу её увидеть — её не было в моей жизни ровно столько же, сколько и меня в её. Я не должна появляться, давая понять, что то, чем она живёт, ложь. — Лена! Карен выскочила в прихожую, пытаясь догнать маленькую Елену и, естественно, наткнулась на нас с Габби. Я быстро отвернулась, толкая Ангела в спину, но поздно. — Простите? Вы кто? Я не шевелилась. Пусть она подумает, что мы ошиблись домом, пусть вытолкает нас взашей, пусть не обратит внимания… — Что вы делаете в моём… Лена? Я обернулась только потому, что жёлтый лист, пролетающий за дверью, вдруг замер в воздухе. Всё остановилось, застыло и как-то сразу посерело, а мне захотелось расхохотаться от собственной тупости. Идиотка! Грёбаная эгоистка, не способная не причинять дорогим людям боль! Карен потеряно оглянулась на остановившегося на полпути к бутылке с пивом мужа, на маленькую дочь, весело размахивающую деревянным мачете, застывшую, будто статуя. Потом её синие глаза вернулись ко мне, и руки затряслись. Она всё вспомнила. — Ты же не… не умерла? — Нет, — хрипло поспешила заверить я. — Я просто… просто хотела увидеть тебя. Мам… Я должна убраться и восстановить баланс. Но нет, не я всё исправляю, а Карен — она быстро и крепко обнимает меня, баюкая мою голову у себя на груди. Будто это не я только что разрушила всё. Будто это не мне сейчас нестерпимо хочется обратиться в ту шестилетнюю девочку и остаться здесь насовсем. — Тш-ш-ш-ш, всё хорошо, — не я заливаюсь слезами, а она. Я даже вздохнуть не могу; горло сдавило, а в голове целая жизнь, прожитая тут, в моём родном мире. — Ты моя маленькая девочка. Наконец, прорывает — я ненавижу эту влагу, капающую с моих ресниц; словно это не просто слёзы, а преступление, за которое хороших людей казнят. Хочется рассказать ей всё, но я и так уже дел наворотила. Не могу взваливать на её плечи ещё и свои проблемы. Свой огонь и тоску, в унисон поющую с сарказмом. Слёзы кажутся бесконечными, будто снова накопились за долгое воздержание, а теперь жгут мамины руки. Насквозь прожигают; за два года забыла, какие они — матери, без остатка впитывающие в себя боль дочерей. Как я могла — такую лёгкую; в светлых волосах сияло солнце, а в глазах счастье, как могла прийти и сжечь её покой своей слабостью? Кажется, мы вечность стоим, прижавшись друг к другу как раненые звери. И через вечность на моё плечо опускается широкая ладонь. — Бля-ять, — послышался приглушённый вздох Габби. Тихий щелчок, и слёзы на моих щеках моментально высыхают, будто я и не ломалась вовсе. Она правда знает меня, как себя. Ни за что не показывать свои осколки посторонним. — Тебе пора, Хель, — голос Михаила определённо мягче интонаций человека, который только что с матами носился по всем Небесам в поисках «ёпвашуматьЛены». Но вот на Габби направлен вполне суровый взгляд. — Я пойду, — тут же отозвалась я, не выпуская маминой руки. Бежать на край земли резко расхотелось. — Но не трогай Габби. И восстанови Рай моей матери. — Лена… — прошептала Карен. Архангел смотрел на меня полных десять секунд; потом не с самым радостным выражением лица кивнул. А вот это было внезапно. Я мягко высвободила руку и шагнула назад, давя болезненный стон. Уйти — всё равно что пытаться поднять планету. Казалось, я слышу треск своих костей, хотя, наверное, это где-то в душе.             В синих глазах напротив плескалась печаль. — Я люблю тебя, мам, так сильно люблю. Секунда — и мы стоим за домом, из которого вновь слышится смех. Габби вцепилась в мою руку, бросая недобрые взгляды на Архистратига. — Возвращайся в Сад, Настиэль, — холодно приказал Михаил. В моей ладони хрустнули бумажки, и Серафим тут же отошла. Почувствовав давление архангельской силы, я качнулась за мужчиной, раздумывая, материальные ли вилы, мимо которых мы сейчас проходим, и будет ли Михаилу больно, если я эти вилы воткну ему в зад. — В анальное отверстие себе этот Сад засунь, — донеслось сзади, и я улыбнулась. — Метка! Я кубарем покатилась вперёд и запищала, когда в затылок впились символизирующие полосу кнопки. Пищала я для разнообразия, ибо боли не чувствовала, а хотелось. Нет, я не мазохист, я ангелист. Задрали, всё не как у людей. Я тут, кстати, попыталась любимый бургер пригубить, хоть и знала, что ничего путного из этого не выйдет; потом ещё пару часов с тоской наблюдала, как Сэм мужественно истребляет излишек продуктов, которых я понатаскала в надежде, что вкусовые рецепторы у меня отличаются от других Ангелов. Не отличаются, бургер был то ли безвкусным, то ли наоборот — содержащий чрезмерное количество вкусов, которых я разобрать не могла. Как там Кас в девятом сезоне говорил, «на вкус как молекулы»? Паскудство. — С тобой всё в порядке? — Сэм аккуратно поднял меня на ноги, отряхнул и принялся вычищать из волос кнопки. — Больно? — Больно, как же, — Адам щёлкнул секундомером и перебросил его Насте, у которой руки ещё не затекли. — Смысл в измерении времени, если скорость полёта у Ангелов овердохрена миль в секунду? Я даже на кнопку нажимать не успеваю! Если вы не понимаете, что происходит, то вы не одиноки в этом чувстве. Просто «тренировки» с Михаилом по сучьему велению, по моему хотению перетекли в привычную мне среду обитания, то бишь, к Винчестерам, оставив Архангела где-то на периферии, ругаясь, бомбардировать противоангельские знаки. Меня, если честно, забавляло, как тот, сам того не замечая, проникается земными словечками и мироощущениями, что мягко приводит нас к приятному факту: дай Михаилу тупицу-человека (ну, почти), зачем-то ему нужного, и он сдвинется с мёртвой точки оловянного солдатика. Не сказать, что это как-то меняет моё к нему отношение, да и его присутствие необязательно — с Небес прямиком мне в мозги вещала Габби, объясняющая тонкости способностей Ангелов куда доступнее Архистратига. Например, я уже косо-криво могу создавать предметы, не исчезающие через полчаса, и летать стала куда прямее — приземляюсь на выведенные Сэмом метки, а не носом в ближайшую стену. — М-м-м-м, в Манчестере убийство с вырванным сердцем, — задумчиво изрекла я. Адам закатил глаза; да, радиоволны я тоже научилась ловить. Жаль, что с Ангелами это не прокатывает — енохианским меня никто так и не наделил, а в настройки по умолчанию данная опция не входит. Я улыбнулась внимательно разглядывающему меня Сэму… …Такая красивая. Он знает её наизусть — как не знать, эта невозможная девчонка ноет в нём опухолью головного мозга, от которой нет лекарств. Расползается импульсами по всему телу и отдаётся болью в висках; хочется вырвать её с корнем, но рак неоперабельный, а носитель, кажется, становится мазохистом. Узкое лицо, вмятинка от ветрянки на лбу, россыпь веснушек и четыре родинки на левой щеке у вечно вздёрнутых в шкодной улыбке губ. Её прямой, не знающий пощады юмор всегда бьёт в цель, а за мимолётную нежность, в которой скрывается вся безбрежность её души, Сэм будет в одиночку воевать с тёмным миром вечность. В синих глазах прячется такое больное, воющее желание жить — свободой, ветрами и полётами; говорит, что не умеет любить, а потом аккуратно целует разбитые костяшки на руках Сэма. Даже сейчас её лёгкое прикосновение к небритой щеке; Винчестер чувствует, как затягиваются незначительные царапинки с последней охоты. Ему неважно, сколько крыльев за её спиной; он абсолютно уверен, что ни один Ангел не сравнится с величиной её души. Ни один Ангел никогда не поймёт чудовищную силу его к ней чувств, включая, возможно, и её саму… Сэм вдруг понимает, что Елена могла слышать эту прорвавшуюся плотину, и отдёргивает руки, опасаясь, что девушка улетит. Но она улыбается, своими совсем будто детскими пальчиками поглаживая его скулы. Я едва сдержала себя, чтобы не отпрыгнуть в сторону, зябко ёжась от холодных мурашек. Всего два дня, как меня в прямом смысле вернули с Небес на Землю, а я опять захлёбываюсь в неправильных эмоциях. Мама, Сэм — когда я успела заслужить к себе такое отношение? Чем, чёрт подери? Безмерной колючестью? Горячим шоколадом за шиворотом? Я не могу сбежать от него — в пальцах тепло, когда со всей имеющейся нежностью тянусь к его лицу. О, Сэмми, как бы я хотела, чтобы твоя любовь была не ядовита. — Кхе, — кашлянул Адам, одной рукой отталкивая Настю за стену заброшенного домика на окраине Су-Фолса, где мы обосновались, а другой беспрерывно размахивая над головой. — Ребят, атомная установка на подходе. — Метка! — снова гаркнул Сэм, оправившись от наваждения. Я прыгнула к повреждённой линии из кнопок и подняла зад вверх на манер спортсменок перед дистанцией — всё надеялась, что гравитация сработает, и я приземлюсь с правильно расстановленными полюсами. «Безуспешно!» — ехидно пропел голос, высовывая нос из специально обустроенного бункера на случай «урагана любви». — Готовсь! Споткнувшись о собственную ногу, я красиво протаранила землю носом. Справа послышался гогот Адама; пробубнив что-то непечатное, я перекувырнулась и пулей вылетела на северо-запад от исходной точки. — Винчестер! — Михаил, приглаживая растрёпанные волосы, вывалился из воздуха на только что покинутую мной отметину и прорычал: — Куда? Сэм, от души веселясь, пожал плечами. Архангел перевёл взгляд на скучающе разглядывающую пачку сигарет Настю и прошил взглядом стену дома, за которой Адам простодушно надеялся, что останется невидим для Архистратига. Потом вновь вернулся к среднему Винчестеру и выдохнул сквозь зубы, проследив за его взглядом. Если хорошо приглядеться, чёткие линии в небе вполне ясно указывали на определённый маршрут. — Ты в курсе, что испоганила земную атмосферу своими радугами? — устало поинтересовался Михаил, поравнявшись со мной где-то над Атлантическим океаном. — Ага, — я поправила на шее самодельный супермэнский плащ и попыталась вспомнить, откуда орёт Nyan Cat. Да, я летаю вокруг земного шара, и радуга прёт у меня из задницы. Ладно, не оттуда, чуть ниже. «Это ещё отвратительнее, Лена!» — заскулил голос. Хорошо, хорошо, я просто ещё не разобралась, откуда именно. — Воздуху это не повредило же. — Всё небо радужное, — его аж подбросило от негодования. — Я сказал тебе научиться контролировать скорость полёта, а не испещрить атмосферу радугой. По всей Земле люди в недоумении! — Зато русские в восторге, — загоготала я. Исконно-наше — ставить памятник могучей русской душе в виде слова «хуй» везде, где только можно. К сожалению, радуга моя довольно быстро рассеивается, посему и радужный мат вскоре исчез. Остаётся надеяться, что кто-то запечатлел этот шедевр. Решив, что пора сменить траекторию, я свернула на юг, нагло оттолкнулась от Михаила пятками, разогналась и… в кого-то смачно врезалась. Золото почти ослепило меня, а небольшая кривая усмешка выбила воздух из лёгких. Чёрт подери, Габриэль! В своём полном ангельском обличье он был настолько невероятен, что я забыла, как говорить. Вся злость на него вмиг исчезла, а я поняла, что безумно соскучилась. Шесть крыльев размеренно били по бокам от статной фигуры; казалось, весь его облик сиял золотом — им светились глаза, волосы, перья. Разорвавшая между нами связь вновь ныла в груди, отдаваясь по всему телу. — Габриэль! Я налетела на него, истерически ткнула кулаком в живот, заехала по щеке, а потом, дрожа, повисла на шее. Типичная, мать их, баба. Гейб молча обнял меня в ответ, зарываясь пальцами в растрёпанные лохмы и, кажется, ткнулся носом в макушку, вдыхая мой аромат. Его тёплые ладони успокаивающе скользили по моей спине, а обжигающее дыхание шевелило волосы. Родной. — Прости меня, Елена. За что? Я чувствовала, что он тоже скучает. Связь срезонировала, осколками воткнувшись в лёгкие, и я снова задохнулась. За это. — Не смей, — предупредила я, едва по душе будто пылесосом прошлись, вычищая пыль. — Пусть лучше внутри гниют, чем совсем исчезают. Это ниточка к моей человечности, которая, между прочим, была под твоей защитой. Не хочу, чтобы Ангел-Хранитель полностью исчезал. Габриэль закатил глаза, но «пылесос» испарился, и я мысленно погладила любимые рубцы. Рубцы эти соединяют меня сразу и с Габби, и с её создателем. Разве он не знал, что я с гордостью ношу свои шрамы? — Хель. — Елена, — поправил Габриэль, заметив за моей спиной Михаила. Если крыльями можно было мелкими шажками позорно отступать, я бы именно так окрестила поползновения Трикстера. — Что за идиотское правило, братец, каждого Ангела ангельским именем звать? — Она Ангел, — холодно заметил Архистратиг. — Теперь «Хель» — её ангельское имя, значит, она будет носить его. — Хель — моя дочь в скандинавской мифологии, — скривился Фокусник. Он отлетел подальше и явно приготовился стартануть отсюда на все четыре стороны. Кусок падлы. Но озорное подмигивание в мою сторону означало, что мысль, возникшая в моём сознании и прочитанная Триктером, одобрена папочкой. — Не смею отрывать вас от занятий. Едва он исчез, я повернулась к Михаилу. — Что? — резко спросил он после минуты молчаливых гляделок. — Твоя очередь, — оскалилась я. Вестибулярный аппарат у пернатых в норме — я поняла это, когда десять раз подряд на второй космической обогнула Землю. Посему первый порыв пустить Архангела на карусель в качестве пытки был отметён. Но, знаете, как только я притащила его в парк аттракционов, выбирать не пришлось: девочка лет семи схватила «красивого дядю» за рукав и собственноручно посадила его с собой в кабинку пресловутой карусели. Куда смотрели родители, спросите вы? А родители, — оба, — смотрели на красивого дядю, млея. Пришлось даже пощёлкать перед их лицами — ноль внимания, фунт презрения, мужчинка, видите ли, очешуенный. А родители православонутые. И Михаил свои перья от неожиданности распустил, а люди почувствовали. Слов нет. — Ты точно в порядке? — в пятый раз спросил Сэм. — Я не понимаю, как ты не боишься так долго находиться рядом с этим Архангелом. — Пф, — я откинулась на скамейке, силой мысли удерживая мобильный у уха. — Лучше спроси, как я могу так долго находиться рядом и не отрезать ему чего важного. И, потом, он ничего мне не сделает, ведь я зачем-то ему нужна. — Это меня и напрягает, — буркнул Винчестер. — Я не верю в доброжелательность Ангелов. — А я верю, — закатила глаза я. — Но это отличный шанс боднуть его в сторону человечности, я же говорила. Знаешь, где мы? В парке аттракционов. В трубке повисла тишина. — Ты что, ревнуешь? — я фыркнула так громко, что сидящая неподалёку бабулька вздрогнула. — Сэмми, можешь писать аннотацию к сатирической комедии «Плотская любовь Архангела Михаила», — бабулька пододвинулась ближе и отобразила на лице крайнюю степень негодования. — И продавать её на чёрном рынке. Думаю, демоны ухохочутся. — Ладно, — буркнул Сэм. — Мы скоро отправимся в Манчестер. Подгребай, ангельская сила нам очень кстати. — Ты как-то быстро свыкся, — разочарованно протянула я. Снова тишина. — Вы ищете способ обратить меня обратно, да? — молчание. — Идиоты. Нам Еву искать надо, а не надрывать жопы по пока нерешаемым вопросам, — охотник забормотал что-то о моей крайней безответственности по отношению к собственным мироощущениям, и я махнула рукой. — Всё, всё, ясно. Развлекайтесь. Я потянулась к сотовому. Бабулька смотрела. Пораскинув мозгами, я повела пальцем, пуская телефон в пляс, и включила подсветку глаз. Женщина вскочила и, швырнув в меня библией, пошуршала к выходу из парка. Ай-нанэ-нанэ. — А енохианский мне тоже в голову вложат? — с надеждой поинтересовалась я, наблюдая, как Михаил благосклонно выводит в тетради девочки её имя «на очень древнем языке». — Нет, конечно, — Архангел закрыл фломастер, передал тетрадь ребёнку и серьёзно посмотрел на меня. — В понедельник в два. Жду в классе. Захвати тетрадь в клетку. Я моргнула. Он чё, серьёзно или серьёзно шутки шутит? Да ну нет. Правда? «Ткни в него пальцем и посмотри, не станет ли он фиолетовым!» — потребовал внутренний голос. Я послушно протянула палец к архангельской щеке, но вовремя остановилась. Голоса слушаться — себе дороже. «Но он же пошутил! — разорялся голос. — Ткни в него пальцем!» — Что ты делаешь? Я отдёрнула руку. Фиолетовым не стал, и на том спасибо. — Почему Габриэль жрёт, а я будто пенопласт жую? — выпалила я первое, что пришло в голову. Голос поцеловался с ладонью. — Чтобы что-то чувствовать, надо очень долго привыкать, — абсолютно беззлобно ответил Михаил. — Хочешь сахарную вату? WHAT. THE. FUCK. FATAL ERROR. 404 NOT FOUND. Я болванчиком кивнула, ощущая, как кто-то в голове неистово орёт в голосину; Архистратиг, поправив в куртке свой меч, направился к ближайшему магазинчику. Голос расчехлил гитару, мозг сел за барабан, совесть ударила в треугольник — голова взорвалась мотивами Гипси Кингов «Бамболейло». Смотреть, как красиво треплются на ветерке белоснежные перья старшего из Архангелов, пока тот покупает сладкую вату — да из меня ж сейчас разноцветные пузыри попрут, даже ненависть к нему изрядно исчерпалась от шока. Внутренний голос оглушил меня тромбоном и ушёл в спячку. — Я подумал, что мне нравится, — сообщил Михаил, протягивая мне голубую. У самого розовая. Голос ожил, дунул в свисток и снова затих. — Нравится иногда гулять среди людей, — он прикрыл глаза, и я почувствовала пульсацию — расправил свою архангельскую силу, прощупывая сознание людей. — Не все они правильные, но мне нравится эта атмосфера. К удивлению, вкус ваты чувствовался. Обрадовавшись, я моментально утонула лицом в сладком раю, одновременно попытавшись осмыслить неосмыслимую ситуацию своим скудным здравым смыслом. Всё это, если прямо взглянуть, вообще никакого смысла не имело, поэтому я плюнула на идиотизм и полностью сосредоточилась на первой вкусняшке за неделю. М-м-м-м-м, рай. — Хель? — уйди, противный. — Елена. Я подняла голову, стараясь достать языком до носа, дабы слизать хоть часть сахара. Михаил перевёл взгляд с людей на меня, пару секунд будто бы о чём-то глубоко задумался, затем вдруг протянул руку и пальцем стёр кусочек ваты с моей щеки. А потом… Я даже ахуеть не успела — вдруг наклонился и прильнул к моим губам, по-хозяйски положив ладонь правой руки на шею. Мозг сложил все полномочия и уехал жить к бабушке. Тело внезапно превратилось в студень, не имеющий возможности шевелить конечностями-желе, а праведное «что за…» застряло в приоткрывшемся для озвучки рту, чем Архангел и воспользовался — захватывая территории, явно научившись пять минут назад в наблюдении за парочкой через две скамейки от нас, скользнул языком по моему нёбу и осторожно задел мой. «Звони Сэму, — мрачно велел внутренний голос, решивший за неимением других здравомыслящих органов взять командование на себя. — Пусть пишет аннотацию». Гн-н-н… «Лена! Аларм! Архангельский язык в твоём рту! Откуси его!» Я не то, чтобы челюстями двигать не могу, я даже как моргать забыла! — Хм-м-м, — почти мурчащим голосом протянул Михаил, добив быстрым слизыванием сахара с моей нижней губы. — Интересно было понять. Это мне тоже нравится. Голос пустил когти в мозг, заставив его вспомнить, как меня зовут, и я вскочила, на подсознательном уровне ища взглядом подходящей величины кирпич. Облом. Пришлось заодно припоминать недавние уроки, и в следующую секунду добротный валун раскололся надвое прямо на темечке Архистратига. — Двинутая! — обласкал. — Что ты творишь? — Совсем с катушек съехал, маразматик крылатый?! — не обращая внимания на мёртвую тишину вокруг и переходя в ультразвуковой режим, заорала я. «Почему тебя все целуют? — уже повеселевший голос пожал плечами. — А ты задумайся — может, он тебя Ангелом сделал, чтоб в жёны взять?» Заткнись! — Ты вообще что удумал?! — Попробовать, каков людской поцелуй, — он что, веселится? Поднявшись на ноги, Михаил одним движением руки смахнул с головы кровь, бросил снисходительный взгляд на застывших людей и вдруг схватил меня за запястья — как в многотонные наручники заковал, хрен вырвешься. — Не стоит бросать в меня камни и считать себя неуязвимой — я могу уничтожить тебя одним щелчком пальцев, плюнув на все планы. — Ещё в рабство меня возьми, — зарычала я. — Захочу — возьму, — хам! Архангел легко перехватил мои тонкие кисти в одну руку и провёл второй по оголившемуся плечу. — Но, боюсь, не выйдет. Это мне и нравится в тебе, Елена — непокорность. Когда-то, возможно, я бы и сказал, что это качество не присуще хорошему воину, но не теперь. По благодати будто ржавым ангельским ножом рубанули. Первая мысль — Михаил перестарался с душещипательными напутствиями, но потом меня наполнил холод. Даже крылья заледенели, а на краю сознания, перекрывая все остальные молитвы, раскатился оглушающий, надрывный вой. «Проснись!» — я рванула из рук Архистратига. — Елена, не смей… Белая вспышка такой мощи, какой я в себе ещё никогда не ощущала; Архангел Михаил отлетает от меня и ударяется о бордюр тротуара, а ослеплённые люди кричат. Сейчас мне до ужаса плевать — разворачиваю крылья и лечу на вопль, такой громкий, что промахнуться нереально. Сначала не понимаю, где оказываюсь, потому что на свалке почти всё покрыто чёрными, синими и серыми перьями. Рядом лежат два мёртвых Ангела, неизвестные мне. У двери застыл белый как полотно Сэм, за ним — Ирина, судорожно вцепившаяся в охотника и окровавленный ангельский клинок, стиснутый в кулаке. На земле, возле одной из сломанных машин, сгорбился Дин, баюкая кого-то у себя на коленях. — Чёрт возьми, Кас, — сорванным голосом зовёт Винчестер, и его джинсы уже насквозь пропитались чужой кровью. — Проснись. Проснись! Пожалуйста, проснись…