Мы встретимся там, где нет темноты. Джорж Оруэлл «1984»
Была тьма. Ею затоплен каждый уголок вселенной. Каждая молекула воздуха. Каждая клеточка моего тела. Очередное дежавю. Когда-то мне казалось, что я соткана из тьмы, плаваю в ней как рыба в море, дышу ею. Но я никогда раньше не была в Аду. Я никогда раньше не ощущала, как мрак вибрирует в воздухе, заполняя собой абсолютно всё, до мельчайших трещин самых дальних галактик, где не бывал даже бог. Это разрывало психику к чертям и погружало в глубочайшее отчаяние. Тьма — сверхмассивная чёрная дыра, вбирающая в себя последние лучики света. Моего света. Ты эгоистичная тварь. Всегда была такой. Ты подвела нас, Елена. Ты подвела нас всех. Ты подвела Люцифера. «Люцифер погиб из-за тебя. Кастиэль погиб из-за тебя. Та маленькая девочка погибла из-за тебя. Сэм так много раз рисковал собой из-за твоих тупых выходок. Сколько ещё людей должно пострадать, чтобы ты нажралась своей прогнившей сущностью?» — Простите меня… — слова тоже тонут во тьме, обрываясь неестественно быстро. Помнишь, как она тянула к тебе свои маленькие ручки? Она верила, что ты её спасёшь. Она ждала тебя. Но ты… не успела. Не успела! «Честно говоря, Елена, я устал. С тех пор, как ты появилась, всё пошло наперекосяк. Я радовался, что у меня есть дочь, но… Ты нас выматываешь. Я не хотел этого. Я устал от тебя. Просто… надоело». — Елена! Я сжимала голову так сильно, что в любую секунду череп мог лопнуть как грёбаный арбуз. Качаясь из стороны в сторону, я почти выдавливала пальцами собственные глаза, казалось, целую вечность сливаясь с кромешной темнотой вокруг. Ничего другого — лишь обрывки фраз, образов, фигур, и полное бессилие; я не в состоянии понять где правда, а где потаённые страхи. Я — маленькая точка в океане Тьмы. «Я разочаровался в тебе. Уже давно… Я надеялся, но… Ты не стоишь этого. Ты не стоишь наших сил». «Простить?! Ага, конечно! Кас погиб, и в этом виновата ты! Я никогда не прощу тебя, Елена. Неудивительно, что все выбирают не тебя». — Пожалуйста… — Елена, открой глаза. Они отвернулись от тебя. Они все тебя бросили. Разве ты забыла, что у каждого из них есть кто-то, кто более дорог, чем ты? Они никогда не выберут тебя. — Ёб твою, Сингер! Твои страхи мелочны. «Ты выбрала его. Ты всегда выбирала его! Ты выбрала Дьявола превыше своей семьи!» «Ты чувствуешь эту вину? Надеюсь, она съест тебя без остатка». Сердце грохотало в голове, проламывая кости. Трясущиеся руки опустились на плечи, и только через несколько невероятно долгих минут я осознала, что это мои руки, что это я сейчас расцарапываю свои предплечья до мяса. Порезы затягивались быстро, но кровь никуда не исчезала; я чувствовала, что вся покрыта ею — с головы до ног. — Вставай, Елена. — Не хочу… Как маленький ребёнок — кажется, будто мир вокруг слишком большой для тебя, слишком враждебный, и ты пытаешься сжаться, исчезнуть, закрыться от него. Я повалилась на бок, прижимая колени к груди и пряча в них лицо, и попыталась стать как можно более незаметной. Невозможно было понять, из чего состоит «земля» — нечто одновременно мягкое и твёрдое, совершенно непохожее на обычную почву. Чёрт подери, я почти не думала. Я никого не предупредила; просто отправилась в Ад так, будто в любой момент могла вернуться обратно. — Ё-моё, Ангел ты с Алиэкспресса, я правда всё понимаю, но ты валяешься здесь уже несколько недель! Я замерла, внезапно почувствовав силы оградиться от образов родных и слов, вбивающих гвозди в сердце. Открыть глаза получилось не сразу, но едва веки дрогнули, я осознала, что вокруг всё та же тьма, которую я чувствовала на протяжении… недель? Прошедшее время воспринималось одновременно вечностью и мгновением; не верилось, что я могла давиться виной так долго и так мало. — Недель… — голос у меня, как у сварщика Василия после недельных возлияний, и отчётливый незнакомый баритон где-то неподалёку сардонически хмыкнул. — Оно очнулось! — глубокий, бархатистый, мужской и с лёгкой хрипотцой. — Задница ты, Еленка. Ты в курсе? Происходит какой-то бред. Я снова прикрыла глаза, хоть в этом не было никакого смысла, и попыталась прогнать с периферии сознания тени нестерпимо реалистичных галлюцинаций, настойчиво продолжавших окунать меня в непроходимую тоску. Они не только били по нервам; воздействие от них было настолько сильным, что моё всё ещё человеческое сознание загибалось, физически воплощая режущую боль и лишая сил. Потом с трудом села, нащупала меч и резко хлопнула ресницами, уставившись во тьму. Два ярко-синих огонька окатили меня снисходительным взглядом в ответ. Я моргнула. Тьма стояла непроглядная, и было довольно трудно объяснить факт, что я каким-то образом могла видеть и себя, и… — Бибера мне в мужья! Если б у Хэлла была бровь, она непременно бы изогнулась, причём предельно аристократически. Но, могу поклясться, вибриссы над почти человеческими очами иронически приподнялись. — Ты хорошо подумала над этим решением? Ветер в голове аккуратно пронёс перед внутренним взором унылое перекати-поле, но во мне не осталось никаких сил. Это было странно — после обращения в Ангела я бурлила энергией как ядерный реактор на ножках, а сейчас… словно мне незаметно обрезали крылья, засунули в колясочника-инвалида и ещё болезнью Паркинсона сверху присыпали — руки тряслись немилосердно. Последние события обрушились все и сразу: смерть и возвращение Кастиэля, боль семьи, Чак, объяснение моей перьевой натуры, предательство Габриэля, Ад, возвращение Люцифера… Господи! Я не думала, что будет так — Люцифер жив, и я будто заново становлюсь Ангелом, взрываясь на микроэлементы. Люцифер жив, и я, не раздумывая, соглашаюсь пройти через Преисподнюю. Люцифер жив — я словно забываю, что никогда не хотела быть Ангелом; расправляю крылья и упоённо повторяю его Падение, не думая о будущем и стремительно превращаясь в мазохиста. И ответственность. Непомерная ответственность, невыразимо тяжёлая, огромная грёбаная ответственность словно бы шептала «почувствуй себя Винчестером с целым миром на плечах», хотя этот самый мир жёрновом висел на шее чуть ли не с самого моего перемещения в эту вселенную со всеми моими наполеоновскими планами и перспективами глобальной жопы, если бы планы провалились. Я не хочу этой ответственности! Не хочу! Не хочу! Не хочу! Мне двадцать восемь, я охотник, и я хочу разъезжать по Штатам и шпынять нечисть; я не хочу взваливать на себя ответственность за жизни тысяч людей, которых Дьявол может убить! Не хочу! Я в Аду. Люцифер жив! Габриэль меня предал! По языку расползается горькая желчь, вызывая приступ тошноты, и я расхохоталась. — И вот ни капли не удивлён, — Хэлл, увлечённо наблюдавший мою молчаливую истерику, решился подойти поближе. — Кстати, меня на самом деле зовут не Хэлл. Только ты догадалась назвать меня Адом. — А как? — Эдриан, — рот у кота не открывался, и я сделала резонный вывод — комок шерсти разговаривает мысленно и с явным удовольствием. — Окей. Какого хуя, Эдриан? Ядерный коктейль из Салема и Кота Учёного взвился в воздух, невпопад ругаясь, а мне, если честно, хотелось послать всё нахрен и красиво свалить в закат. Только вот в Аду не бывает закатов. И что-то мне подсказывает, что я не увижу солнца ещё очень и очень долго. — Ошизела? — Хэ… Эдриан слепо морщился, прогоняя остаточный след от моей вспышки. Вот с котами я ещё не базарила. То есть, базарила, конечно, но они ещё никогда мне не отвечали. — Пожизненно, — меланхолично отозвалась я, скребанув ногтями по импровизированной почве. — Мне почти не хочется удивляться тому, что мой кот разговаривает и имеет вполне себе человеческое имя, но, видимо, придётся. Придётся после падения в Ад поудивляться ещё и говорливости котов, нагло скрывающих свои способности и на правах домашних животных безнаказанно наблюдающих за хозяйкой в душе. Поудивляться наглой роже, созерцающей ненужный ему склад кошачьего корма, куда грохнули с полтысячи баксов и который в результате пошёл на свалку, ибо сверхнутому существу он до лампочки, — я печально взмахнула рукой. — В конце концов, поудивляться тому, что эта самая наглая рожа какого-то рожна забыла, сука, в Аду! Ты мне конвоир, засунутый в тушку кота, что ли? — Прекращай лить сарказм почём зря, сдалась мне твоя голая задница, — котяра с неодобрением посмотрел, как я безэмоционально распласталась звёздочкой во тьме, поднимая клубы мрака. — Я не конвоир, я фамирра, попробуй радугу, то есть, разницу, и поднимай задницу. — Ктось? — абсолютно без интереса выдавила я. — Вставай, Елена, — кот обошёл меня кругом и прильнул к боку, будто пытаясь поделиться бодростью. — Я понимаю, но мы не можем поддаваться бессилию. Нам вообще повезло, что никто не навострился нападать всё то время, что ты здесь провалялась. Нам надо идти. — Зачем? — Зачем? Елена! — я взвизгнула, когда острые зубы сомкнулись на предплечье. Он что, ядовитый? — Ну-ка подняла свой зад! Не стоит полагаться только на то, что ты пернатая! Это Преисподняя, Сингер, и одинокие Ангелы вполне могут в ней сгинуть. Преисподняя… Я сама выбрала свой путь. Я сама отказалась от неба, чтобы найти в Аду того, кто годами выжигал в сердце дыру и плевать хотел, что у меня, собственно, имелся полный набор для счастья стандартного охотника. Семья, любящий человек, дороги и букет полевых цветов на заднем сидении Импалы — я настолько эгоистка, что продолжала лелеять грёбаную ледяную дыру под рёбрами. Я настолько эгоистка, что два чёртовых года не ощущала себя цельной, два года по кругу смаковала ночные кошмары и не осознавала, что имею больше, чем многие охотники, больше, чем я смела мечтать. Чёрт подери… Чёрт и побрал. Я даже права не имела в чём-то обвинять Габриэля. Я не имела права растекаться в тьме, поддаваясь давлению Ада. — Насчёт него… — явно прочитав мои мысли, негромко мурлыкнул кот. — Я знаю, что это чертовски больно, но попытайся понять. Он его брат. Конечно. Разве не сделала бы я такого для Беатрис? Я снова скорчилась, пытаясь подняться на ноги — всё равно что стараться вынести на плечах целую планету. Разве не сделала бы… В вопросах выбора между людьми я всегда была отчаянным ребёнком. Как можно выбирать? Как можно отвечать на знаменитый вопрос «Кого ты больше любишь?..»? Если бы мне предложили убить Трис ради Бобби, я, не задумываясь, прыгнула бы на плаху сама, радостно распушив перья. Дин с Касом или Сэм? Папа или мама? В конце концов, многих охотников подобная карма догоняет, в результате чего всё выливается в круговорот эгоизма: выбором между теми, кому ты причинишь боль — себе, до конца жизни вынужденному корчиться на могилах родных; или родным, обязанным до адского пламени задыхаться из-за твоего «героического» самопожертвования. Тогда вопрос меняется: кому и сколько боли ты хочешь принести? Я не смогла бы твёрдо дать ответ. Но Габриэль смог. И не мне его судить. — Фамирра — это Спутники Ангелов, — начал Эдриан, едва я поднялась и сделала первый шаг навстречу тьме. — Изначально нас создавал Бог как… Хм, население Эдема. Скажем, фауна Небес, не предназначающаяся для Земли. Первые фамирра больше напоминали жителей Параллелей — таких животных на вашей планете не встретишь. Они имели сознание, могли думать и испытывать эмоции. И быстро подружились с уже созданными Ангелами. Сопровождали молодых, помогали, развлекали и были очень преданными. Но их было немного, — я подавила дрожь, выпрямилась, протянула руку, и кот тут же взобрался на моё плечо, расценив этот жест как готовность к действиям. Чего я, собственно, удивляюсь? Эдриан изначально не был простым котом, это всем стало ясно буквально через пару месяцев, да и с обычными животными Ангелы вполне способны говорить. — Когда первое поколение подросло, Ангелы сами начали создавать Спутников. Некоторым хотелось завести друга, кто-то «лепил» соратников для путешествий… Думаю, это всё очень походило на отношения между любящим хозяином и домашним животным, только «домашние животные» на Небесах умели общаться и имели собственное мнение. — У вас тоже есть сверхъестественные способности? — Ага. Например, у Серафимов есть от четырёх до шестнадцати ликов, у фамирра обычно до семи. Они появляются, когда фамирра достигает определённых «успехов», — я открыла рот, но Эдриан шлёпнул меня хвостом по затылку. — Слушай меня, женщина, и не отвлекайся, нам ещё выход из этой задницы искать! — Угу, карт нет — иди по азимуту, — проворчала я. Отвлекайся — не отвлекайся, а местность разнообразием не отличалась, тут только и можно было, что пытаться не сойти с ума и перебирать ногами. — Так вот. Фамирра умеют перемещаться, летать, если один из их обликов имеет крылья, убивать некоторую нечисть и ещё кое-что индивидуально… Я, например, умею управлять порталами. Несовершенно, правда… Да-да, так я тебя и находил в других мирах, — кот снова наподдал мне хвостом, и я в первый раз почувствовала в нём силу, присущую сверхъестественным существам. Сдаётся мне, про «не отвлекайся» — это в смысле не отвлекаться от удержания крыши на положенном месте. — Очень часто фамирра какого-нибудь Ангела имел облик животного, которого этот Ангел создал и отправил жить на Землю. Когда-то Кастиэль создал кошек, как вид. — Хочешь сказать… — Да, я создан Кастиэлем. И не так давно, как может показаться. После падения Люцифера всё постепенно пошло наперекосяк. Ангелам запрещали испытывать эмоции, меры ужесточились, пернатые стали лишь воинами Рая и никем больше. Фамирра забыли. Просто выкинули, как ненужные комки шерсти, свалили брезентом в Эдем и забили. Не удивлюсь, если многие вообще не помнят, что мы существуем. Ну, а так как Кас у нас крылатый еретик, он создал своего первого фамирра через многие тысячи лет после того, как последнего Спутника задвинули в дальний угол Небес. Это походило на протест и, повздыхав над моей крошечной тушкой, начальство кинуло меня к остальным, тем более я не показывал особых признаков развития — как был котёнком, так и остался спустя пару сотен лет, да и умение проделывать дырочки в ткани реальности никому нахрен не сдалось, — глаза хвостатого внезапно полыхнули небесным огнём, тут же, впрочем, и угасшим. — Никому и в голову не пришло, что Касу просто нравятся котята. Я развивался молча и, когда смог в первый раз улизнуть из нашего «притона», обрёл второй лик. Неповиновения в Кастиэле всегда хватало — он меня навещал и разрешил гулять по Раю, если буду незаметным, да и проделанную мною щель в нашем «загоне» не стал латать. Ну, а через какое-то время ему приспичило подарить меня своему парню, у которого аллергия. Перекинул меня к тебе в руки, как помнишь; я сбежал, чтобы изучить Землю, а потом ты меня опять нашла. Подумал, что судьба, если учесть, что меня к тебе магнитом тянуло. Не зря, оказалось. Видимо, Кастиэль создавал фамирра не для себя. Я подняла руку и аккуратно погладила котёнка между ушами, слушая утробное мурчание. Как много всего, оказывается, сериал не передал из этого мира. Интересная, вообще-то, тема. Может, конечно, слегка наркоманией отдаёт, а когда тема отдаёт наркоманией, её сложно воплотить в серьёзном серале, но… — Почему Кас никогда не говорил, что ты не обычный кот? — Поди его разбери, — Эдриан попытался пожать плечами. — Я не мог с тобой общаться, пока ты была незаконченным Ангелом. А когда понял, куда всё идёт, меня скинули в Ад, чтобы, видимо, тебе так одиноко тут путешествовать не было. Я не жалуюсь, — в ответ на мой злой взгляд, покачал головой он. — У меня есть свой Ангел. Другие фамирра одиноки в Эдеме, а у меня есть свой пернатый, пусть и трёхнутый на всю голову. Что-то мне подсказывает, что ты не бросишь меня доживать свою вечность в загоне для давно забытых жителей Небес. — Не брошу, — кивнула я. Как можно бросить это прелестнейшее создание, да и ещё, по-видимому, созданное специально для тебя? Самонадеянно, конечно, но Эдриан больше походил на человека, запертого в теле животного, причём человека, очень даже близкого мне по духу. Да и не только по духу — ведь нам вместе идти через Ад. — Так ты мне скажешь наконец, какие у тебя лики, или мне таки ещё раз озвучить сей вопрос? — Всё по порядку, Еленыч, иначе запутаешься. Истинный — кот. Есть ещё ворон, лис и… Впрочем, скоро сама узнаешь. Сдаётся мне, мы идеально подходим друг другу и по цвету наших обликов. — Наших?.. — У тебя тоже есть лики, дурында, — голосом математички, объясняющей тупому ученику простейшую задачу, предъявил котёнок. — Пока пять, но, думаю, со временем могут появиться другие. Ты же Серафим! — И какие же? — осторожно поинтересовалась я. А вот это уже точно наркоманией отдаёт, мне ещё не хватало в зверюшку внезапно обратиться. — Хм, — фамирра развернулся на девяносто градусов и внимательно изучил моё лицо. — Это забавно. Ворон, волк, кошка, рысь… Говорю же, мы идеально друг другу подходим. Даже рысь у тебя чёрная. — Значит, я могу менять своё лицо? — Лицо? Чему тебя только Михаил учил? Лик — как облик, со временем ты научишься обращаться в животных, лики которых имеешь, — Эдриан закатил глаза и вздохнул. — Как всё запущенно… Ну ничего, теперь у тебя есть полноценный фамирра. Я прикрыла глаза, отгоняя мрак, щупальцами тянущийся ко мне, и сжала под курткой меч Люцифера. Он знает, что я здесь? Знает, что я иду за ним? Меня выбросили в Лимб, не снабдив ни картой, ни указаниями. Просто тащись по Кругам самостоятельно, Еленка, мы не скажем тебе ни где обходной путь, ни где, собственно, проходы на нижние Круги. Полная самостоятельность и говорливый кот на плече. Прелестно. Я прибавила шаг, ощущая, как знакомый свет отгоняет чёрное отчаяние. Откуда-то издалека, едва слышно, за бесконечные мили отсюда, до меня доносился знакомый хриплый голос. Он мягко напевал «Nothing Else Matter».***
Едва последний отзвук крика Елены стих, Габриэль отвернулся от Каньона, стараясь не смотреть никому в глаза. В груди нестерпимо резонировало до зубовного скрежета долгое эхо её голоса, а в голове будто выжгли взгляд — испуганный, непонимающий, какой-то абсолютно больной… Этот образ словно вгонял в череп раскалённые иглы из архангельской стали, и Габриэль с трудом сдерживал яростное рычание. В её глазах не было никаких обвинений, в них не было даже намёка на злое «предатель», не было обиды — и оттого во сто крат хуже. Вся Елена — в этих глазах. Убей при ней невиновного — глазом не моргнёт; с улыбкой покромсает тебя на кусочки и положит сверху гнилой цветочек, уходя винить себя куда-нибудь в незаметный угол. Обидишь близкого — превратит в боксёрскую грушу, ведь плевать она хотела на сбитые не по-женски костяшки и шрамы, покрывающие её стройное тело. Пронзишь мечом насквозь — сплюнет кровь, оскалится в подобии голливудской лыбы и сообщит, что сие покушение можешь свернуть в трубочку и засунуть в анальное отверстие, предварительно смазав вазелинчиком, ведь «в борделе за углом я Смерть видала», а потом резонно заметит, что у неё во френдозне небольшой небесный гарнизон имеется, а ещё бессмертный дуэт на кривых ногах. Предать… Предать — и вместо ненавистных ею слёз из глаз льётся её душа; не забаррикадированная, настоящая, латанная-перелатанная, светлая и не единожды преданная близкими людьми в том, другом мире. Предать — как прорвать личную плотину Елены Сингер, чего не добиться никакой болью от оружия или отчаяния смерти. Пожалуй, единственный способ наблюдать, как эта охотница невольно позволяет увидеть постороннему (родному, который предал) шрамы внутренние. Ведь в остальном защита чуть ли не совершенная. Габриэль много раз видел, как охотники возводят свои внутренние стены, позволяя заглянуть за неё лишь избранным. Елена построена из противоречий, включающих в себя нежелание показывать боль вообще никому. Смотреть в пробитую плотину… По-своему красиво. Варварски красиво. Человеческая боль имеет свои краски, и Архангел никогда не хотел быть причиной таких вышедших из берегов озёр. В сверхъестественной Вселенной эта девочка многим дорога, и каждый неосознанно пытался научить её снова верить людям, доказывая, что никто из них не предаст, что привязываться — не больно. Габриэль тоже пытался. И, пером не пошевелив… Златокрылый скользнул взглядом по месту, где ещё секунду назад пыхтел Кастиэль — тот напоследок испепелил старшего брата ненавистью во взгляде, резко вырвался из ослабивших хватку рук Серафимов и исчез, — и сам зашагал прочь, на ходу расправляя крылья. — Подожди, — Михаил схватил Габриэля за плечо, дёргая на себя. — Ты поступил правильно, брат. — Отъебись, — грубо отрезал Трикстер и вырвался, чуть не опрокинув Архистратига на так кстати подвернувшийся острый валун. — Просто… Отвали. — Габриэль? — его бесило это искреннее непонимание в глазах старшего Архангела. Так. Чертовски. Бесило. — Что с тобой? Мы делаем это ради Люцифера. Ты сам с радостью согласился готовить Хель для схождения в Ад, сам без устали тренировал её по программе своих Гарнизонов и сам помогал мне найти ту жилку, способную обратить её в Ангела, разве нет? Именно ты переместился в прошлое, дабы найти падшего Абдиэля* и убедиться в его грехопадении с женщиной из рода Карен Сингер тысячи лет назад. Сам догадался, что хотя бы без малой толики ангельской крови в родословной Хель она не сможет перенести обращения. Неважно, что все признаки Нефилима давно угасли в смешении человеческого потомства, главное — это заложено в её ДНК, — разве не ты предоставил мне эти доказательства? Я думал, ты с радостью делал всё, что требовалось для возрождения нашего брата. Так почему ты убегаешь? Каждое слово будто вышибало из груди почему-то необходимый сейчас воздух. Да, чёрт возьми, да — он сделал это «открытие века»: человек, в чьём роду, пусть и очень давно, был Ангел, мог перенести обращение в пернатого, что было полезно, если Михаилу приспичит пополнить своё воинство. Он участвовал в экспериментах, он лично следил, чтобы душа Елены не уничтожила саму себя, а наполнилась небесным светом, он самостоятельно попёрся в прошлое, дабы понять, действительно ли бывший солдат его гарнизона является дальним родственником Елены. И он правда думал, что если сам за всем будет следить, риск для девчонки будет минимален, а вины станет хоть чуточку меньше. Отвращение ядом растекалось по сосуду, заменяя собой кислород, и Габриэль первый раз в жизни задыхался. На краю сознания мелькало бледное «Когда я успел стать таким человечным?», но долго не задерживалось — Архангел давился горечью как рыбной костью в горле, вновь и вновь переживая Падение и вошедший в резонанс крик: Елена очень точно пала, почти идентично изгибалась в прошившей насквозь грудь молнии и оставила чуть ли не осязаемый шлейф эмоций за собой — страх, боль, гордость, предательство, свобода, неповиновение… Двойное Падение; тысячи лет назад и сейчас — до дрожи похожие. Габриэлю хотелось избить Михаила до сломанных крыльев, но… Он действительно не понимал. Архистратиг свято верил, что все получили, что хотели — ведь Елена любит Люцифера, Габриэль любит Люцифера, все, блять, любят Люцифера и все достигли объекта грёбаной любви: девушка отправилась за Дьяволом в Ад и, конечно, спокойно его найдёт, а златокрылый помог ей в этом, возвращая любимого брата. Михаил не понимал раздирающих на составляющие эмоций, не понимал, почему младшему брату хочется убиться о Чёрную Грань и почему Елена окатила присутствующих таким мощным цунами негативных переживаний. Михаил ни черта не понимал в человеческих привязанностях и эмоциях. От осознания того, что он ненавидит не Михаила, а себя, Габриэлю захотелось расхохотаться. Ну давайте скажем честно: такой вселенский засранец, каким является его светоносный старший братец, ни одной частью своей подпалённой задницы не заслуживает любви, на которую все тут расщедрились. — Знаешь, Михаил, я искренне рад за тебя, — Фокусник бодро хлопнул Архистратига по плечу. — Чертовски рад, что тебе никогда не придётся делать выбор между засранским, но до сих пор любимым братом и подругой, почти сестрой, человеком, который был связан с твоей благодатью нитью Хранителей. Как там говорят? От души душевно в душу. Благодари Отца, что даже наша носорогокожая Еленка не смогла пробудить в тебе чувства. Бывай, братец. Михаил сжал зубы, наблюдая, как младший брат уходит всё дальше и наконец расправляет крылья, каждое перо которых так и вибрировало злостью и бравадой. Габриэль покинул Небеса давно, и тогда, два года назад, когда Архистратиг вновь с ним встретился, эти шесть золотых крыльев с заключёнными в них вихрями галактик почти заставили сердце пуститься в галоп. Почти заставили Михаила почувствовать что-то кроме радости от встречи с братом и закоренелой любви к своим родственникам. — Можете возвращаться, — Архангел выпустил собственные крылья, поворачиваясь к затянутому тучами горизонту. Дождь кончился сразу после падения Елены, но в воздухе всё ещё ощущалась свежесть ливня и электричество молний. Этот аромат присущ именно Земле, и Архистратиг не мог сказать, что он был чем-то хуже потоков Небес. Нет, он совсем не уступал запахам Дома; Михаил закрыл глаза, глубоко вздохнул и, когда последний Ангел улетел, позволил себе облегчённо выдохнуть. Гонимый странным чувством паранойи, Архангел начертал вокруг себя несколько енохианских символов, убедился, что закрыт ото всех и опустился на колени, не открывая глаз. Почему ему так неспокойно? Он сделал всё — подготовил девчонку, почти заполучил обратно обоих младших братьев, устроил всё так, что ни к чему не придраться; Рай силён, демоны затихли, Винчестеры не высовываются. Что же не так? Отчего тянет в груди? Архангел положил ладонь над сердцем, рассчитывая на дефект сосуда, но ничего не нашёл. Что не так? Габриэль яростно облетел Землю пятьдесят раз подряд и как только собрался отправиться на Сириус, со всего размаха кого-то протаранил. Испытывая жёсткое дежавю, Фокусник выдавил любимое ругательство, пару раз проехался насчёт способности выдержать таран в виде Архангела, три раза обречённо вздохнул, заметив ошарашенных людей (приземлиться в… Новосибирске? Это ж надо!), и немного изумился, когда этот «кто-то» схватил его за шкирку и отправил в короткий полёт до ближайшего магазина нижнего белья. — Ахренел?! — Я? — быстро поборов оцепенение, Габриэль поднялся, деловито отряхнул куртку и с улыбкой помахал замершим покупателям, едва уклонившимся от слетевшей с петель входной двери бутика. — Это не я тут, будучи с виду восемнадцатилетней щуплой девчонкой, швыряюсь взрослыми мужиками в заведения, где продаются труселя. Медовые глаза Габби, точно скопированные с лица её создателя, опасно засверкали небесным пламенем. — Где такие линзы купила, это потрясающе! — громко перешёл на русский Трикстер, сгребая своего отпрыска за отворот куртки и волоча в сторону леса. — Как раз для шоу талантов, где ты будешь бороться с лучшими атлетами своей весовой категории! Молодец, доча! Ну-ка свернула истерику, милая, — добавил он тише, наклоняясь к лицу пышущего гневом Серафима. — Не имею никакого желания объяснять людям все тонкости крылатой резни бензопилой. — Ты отправил её в Ад! — рявкнула Габби без предисловий, едва Габриэль мощным тычком в спину пнул её к ближайшим корням дерева. — Врал два года, а потом тупо стоял и смотрел, как она падает в Ад! — Архангел давно не видел так жарко выступающих за человека Ангелов, но только пожал плечами и отвернулся, чуть не подавившись незамедлительно прилетевшей в затылок волной гнева девушки. Что ж, он, кажется, планировал создать пернатого по образцам Отца, но что-то явно пошло не так. Об этом стоило задуматься ещё тогда, когда этот кадр попытался оставить себе кусочек Бога в виде сувенира спустя пять минут после появления на свет, но, как говорится, сделанного не воротишь. Вслед за гневом Фокусник словил затылком булыжник размером с пекинеса. — Не смей от меня отворачиваться, Габриэль! Пять тысяч лет! — Серафим переместилась под нос Архангела; впрочем, это громко сказано — её сосуд едва ли был ниже сосуда Трикстера. — Я не видела тебя пять грёбаных тысячелетий и не собираюсь больше безропотно смотреть, как ты от меня отворачиваешься и уходишь! — Будто ты раньше безропотно смотрела… — пробормотал Габриэль. — Почему? — внезапно перешла чуть ли не на умоляющий тон Габби. — Почему ты так спокойно предал своего подопечного? Елену? Разве так можно? — Ты не знала Люцифера так, как я, Габби, — холодно отозвался Фокусник. — Елена выберется из Ада, Люцифер освободится, все будут счастливы. Я без промедления повторил бы это ещё тысячу раз. — Лжёшь, — выплюнула Серафим. — Лгу, — согласился Фокусник. — Но ты действительно не понимаешь. Ты не понимаешь… — голос сорвался, и мужчина сглотнул. — Не понимаешь. — Я её чувствовала, — теперь в голосе Ангела отчётливо слышалось отчаяние. — Чувствовала, как ей было страшно. А ведь наша связь даже не успела развиться! Ты был её Хранителем. Неужели ничего не ощутил? Неужели так просто позволил Михаилу обратить её в машину по штамповке безнаказанных люлей для Дьявола? — Габриэль горько хмыкул; девушка шмыгнула носом и яростно почесала покрасневшие глаза. — Она же насквозь человечная! Каково человеку в одиночку идти через Ад? Каково ему оставить свою семью, зная, что уже ничего не будет, как раньше? Блять, Габриэль, неужели сложно было рассказать ей раньше? Как-то подготовить, как-то, не знаю, свыкнуться… Как-то послать Михаила нахер, например? Как ты мог, Габриэль?! — Тш-ш-ш, — Архангел сгрёб Серафима в охапку и прижал к себе, запуская пальцы в непослушные каштановые вихры. В груди отчего-то потеплело. — Попытайся успокоиться. Ты слишком долго не была на Земле, поэтому людские эмоции сильно на тебя влияют, недоразумение пернатое. Габби — брак номер один, два и три, по мнению большинства крылатых оловянных солдатиков. Разевать клюв в сторону одного из Архангелов ни у кого крыло не поднимется, а вот на его создание — пожалуйста, ибо этот Ангел слишком реактивный даже по меркам тех, кто подвергался проказам Габриэля. Фокусник хоть и сочится бравадой, никогда не признает, что за те тысячи лет, что он «в бегах», сполна нахлебался сожалений и одиночества, а Габби… За Габби Трикстер будет винить себя до скончания времён. Одна вовремя возникшая мысль — и она была бы гораздо счастливее, находясь рядом со своим создателем, пусть и в вечных скитаниях. Один вовремя сделанный шаг, и не было бы очередного ядрёного коктейля из неуместного ехидства и болезненной горечи. Кажется, Габриэль по умолчанию собирает вокруг себя существ, полных больного и неудержимого желания жить через тоску в вечном смехе. Даже забавно, что именно такие и западают в душу. И именно таких с завидным постоянством он продолжает предавать. — Прости меня, Габби, — негромко произнёс Фокусник. — Я скучал. — Ты говоришь это мне или Елене? — с ядовитой иронией поинтересовалась девушка, тяжело сопя в его куртку. — Вам обеим, — на выдохе обронил Архангел и закрыл глаза. Лес шумел вокруг них, создавая иллюзию полного уединения и спокойствия. Сквозь листву до лиц Ангелов золотистыми лучиками света дотягивалось солнце, заставляя Трикстера прокручивать в голове день создания Габби: золото молодой звезды затапливало всё вокруг, и именно поэтому он решил добавить в своего собственного пернатого немного бури Солнца и его жаркого огня; Габби вышла взбалмошной, но несущей в себе потрясающее тепло и всепонимание, что, Габриэль знал точно, Отцу очень понравилось. Многие же Ангелы этого просто не хотели видеть. — Я найду Кэмаэля, — внезапно заявила Серафим, отстраняясь и бросая взгляд на верхушки деревьев. — Он, вроде, уже пару тысяч лет как просрал свои крылья, но должен помнить потайные тропинки в Аду. А ещё у него крутой склад печенек с шоколадом. — С ума сошла? — Елена пизданулась в Пекло, — весомо произнесла Габби так, будто это всё объясняло. — Ты предлагаешь мне устроить обзорную экскурсию по Земле без гида? Благодари Дедулю, что таки не оттяпала тебе парочку крыльев в качестве трофея на стенку у камина. Сам знаешь, есть за что. Так что катись колбаской по малой Спасской. О! Видал? — девушка задумчиво подняла вверх палец. — Проникаюсь здешней культурой. — Габби, думаю… Думаю, она сама не захочет возвращаться, — уныло объявил Архангел. Ангел на минуту задумалась, будто подсчитывая что-то в уме, потом кивнула и злорадно сверкнула глазами. — Кажется, да, я понимаю. Это тоже самое, что и если бы мне предложили отправиться в самое страшное путешествие в моей жизни, сообщив, что в конце я смогу спасти тебя. Правда, Габриэль? — она остро ухмыльнулась лютой печали, отразившейся на лице Фокусника. Он знал, он прекрасно знал, что Габби пойдёт за ним хоть на плаху, и всё равно оставил её в одиночестве гнить на Небесах. О, Габриэля очень легко безумно любить и чертовски ненавидеть одновременно; он заслуживает и того, и другого. Все ошибаются, но ошибки Архангела неизменно масштабнее человеческих, как и большая часть привычек небожителей. — Да срать мне с высоких облаков. Не вытащу, так хоть попытаюсь помочь. А тебе… А тебе желаю побрататься с совестью. Она отвернулась, и Габриэль знал, что она понятия не имеет, что делать. Он хочет самоубиться о неверно торчащий архангельский клинок чуть больше четырёх часов, Елена привыкает к Аду чуть меньше двух недель. Габби понадобятся многие дни, чтобы найти падшего Ангела, любящего путешествовать по Преисподней, значит, Елена будет прозябать там годы. Она забудет свет солнца и лёгкое дуновение ветерка, а он не успел научить её создавать достоверную иллюзию. — Что ты поёшь? — внезапно прервал тишину Архангел, уловив негромкий голос Серафима, пешком возвращающегося в город. Девушка остановилась, будто вопрос был стрелой, воткнувшейся между лопаток. Поёжившись, она чуть повернула голову в сторону своего создателя, и на секунду ему показалось, что в её глазах мелькнула детская растерянность. — Я не знала Люцифера так, как знали его остальные Ангелы. Как знал его ты, — Габби прикрыла глаза и прерывисто вздохнула. — Но в прошлый его приход я пыталась следить за Землёй. И я слышала… Я слышала, как он напевает эту песню, «Nothing Else Matter», сидя на утёсе в Портленде. Не знаю, мне это в душу запало. Я постоянно её напеваю, когда одна. Будто я уже когда-то слышала, как он поёт. Как он поёт мне. Глупо, правда? Я не самая лучшая сестра на свете, и уж точно не классная племянница для «великого Люцифера». Она кисло улыбнулась и, махнув рукой, устремилась к гомонящей неподалёку улице. Габриэль сжал кулаки, чувствуя, что концентрация вины переходит допустимые пределы.** «Ох, Габби, ты знала его». Кастиэль замер на границе между штатом Небраска и Южной Дакотой. Произошедшие события разрывали его пополам — желание прижать к себе Дина и никогда больше не отпускать боролось с необходимостью объяснить (хоть в допустимых пределах) ситуацию человеку, который не будет, сломя голову, бросаться на амбразуру, что в результате приведёт к очередным жертвам, а адекватно (тоже в допустимых пределах) осмыслит ситуацию и, наконец, объяснит самому Касу, как ему положено реагировать на это всё. Ибо он не знал. Он настолько запутался, что вновь ощущал себя тем наивным птенцом, каким спустился на Землю четыре года назад в полном и блаженном неведении о человеческой, несомненно железобетонной, нервной системе. Как понять то, на что пошла Елена? Он знал лишь, что давно не испытывал такого гнева, который чувствовал теперь к Габриэлю. Но зачем Елена вообще пришла к Михаилу, зная, что ничего хорошего он ей не преподнесёт? Неужели ради спасения Кастиэля?.. По предположениям Каса, Бонни вторую неделю яростно сражалась с работниками аэропорта где-то в Австралии. Зачем перевёртыша туда понесло — одному Богу известно, но сейчас Серафим различал её смятение: девушка чувствовала, что что-то не так с сестрой, посему пребывала в состоянии перманентного гнева, ибо улететь с материка у неё никак не получалось, а доступные Ангелы не отвечали. Запихав все объяснимые и необъяснимые желания куда подальше, Кастиэль на всякий пожарный скрыл себя от глаз людей, перенёсся в зал одного из аэропортов Австралии, где почувствовал присутствие старшей из девушек Сингер и на мгновение замер, соображая, в какой именно промежуток времени осознал, что Бонни — сестра Елены. Шейпшифтер дрыхла сразу на трёх креслах в зале ожидания, закинув левую ногу на спинку сидения и выгнувшись в неестественной позе на подлокотниках. Две небольшие сумки валялись под расслабленной рукой, безвольно свесившейся вниз, да и вообще девушка выглядела какой-то поломанной; казалось, попытайся она хоть пальцем пошевелить — сломается пополам, и это вызвало у Каса невольную улыбку: Елена тоже любит засыпать в самой несуразной и со стороны жутко выглядящей позе. То есть, любила. Ангел нахмурился, огляделся, поймав нервные взгляды сотрудников аэропорта, направленные на хмурящуюся во сне девушку, и легонько ткнул её в плечо. — Чу… — Кас наклонился поближе. — Чу… Чубакка хренов. Брови сошлись на переносице, пока Кастиэль старался вспомнить, что означает это слово и за что Бонни, кажется, этого самого «Чубакку» ругает. Ничего не добившись, Серафим дождался, когда люди перестанут сверлить перевёртыша взглядом, поднял с пола сумки, дотронулся двумя пальцами до лба Сингер и перенёсся… в женский туалет того же аэропорта? Нужно поработать над восстановлением точности полётов. — Чубакка, — с чувством простонала Бонни, сонно хлопая ресницами на поддерживающего её Кастиэля. — К-Кас? В следующую секунду мужчине отвесили смачный подзатыльник, и он придушенно зашипел, оставляя девушку яростно потрясать отбитой об ангельский котелок конечностью. — Какого чёрта, Кастиэль?! — рявкнула она, в мгновение ока проснувшись и преисполнившись боевого настроя. — Я тут уже неделю болтаюсь без средств и какой-либо связи, зато имею в арсенале полный набор оскароносного неудачника! Почему-то именно самолёты в Америку каждый, сука, раз встречают неизменный небесный шторм, а все сотовые, что я стащила, не в состоянии дозвониться до Штатов! Ни ты, ни Габриэль, ни Бальтазар, ни даже, свёклу мне в ноздрю, Таниэль не отвечают! Кто-то опять надыбал апокалиптическую бижутерию и попытался проделать ею дырку до Девятого Круга, а я снова всё прокакала? Ты, щенок крылатый… Она прикусила язык, когда из кабинки выползла женщина с глазами в пять центов, бросила на них испуганный взгляд и выбежала в коридор, забыв про сумку. — Что ты вообще делаешь в Австралии, Бонни? — воспользовался моментом Кастиэль, желая поскорее оказаться рядом с Дином. — Да я… — моментально стушевалась шейпшифтер. — Ну, я… В общем, Бобби понял, что его нежелание иметь потомство имеет эффект бумеранга и дало сбой аж два раза, а я больше всего на свете этого боялась. Вот и сбежала… — В Австралию? — поднял брови Ангел. — В Австралию, — вздохнула девушка. — Когда Елена в последний раз вдрызг пересралась с Бобби, она на кого вознамерилась поохотиться? — Кас скептически прищурился. — На мумий в Египте. В Египте, Карл! Габриэль вылавливал её у гробницы Тутанхамона, ибо не мумии это вовсе, а проклятье фараонов. Она больше волновалась насчёт того, что у неё отвалилась именно та рука, на которой был этот… ожог, а не потому, что её рука, блин, отвалилась! Говорит, даже не больно было, — перевёртыш задумчиво почесала правое плечо. — Да, кстати, я вернула себе прежнее имя, если что. Я Беатрис. Они минут пять пялились друг на друга, пытаясь что-то для себя понять. — Елена в… — Кастиэль поперхнулся. И не потому, что это было сложно произнести вслух — обещание, данное младшей Сингер, будто перехватило горло, не давая его нарушить. Что за?.. Бывали специальные ритуалы, не позволяющие ни при каких обстоятельствах выдать какую-то тайну, но ведь Кас просто пообещал, даже не вслух, даже рассчитывая рассказать хоть кому-то, кто мог бы что-то сделать, даже не подразумевая, что подобное можно скрыть… Когда кто-то из семьи подвергался такой опасности, всякие обещания теряли смысл, потому что оставлять всё как есть — выше всяческих сил. Сэм не смирился со сделкой Дина, Дин не смирился с судьбой Сэма в качестве сосуда Люцифера, Елена не смирилась с судьбой, которая для них всех была предопределена. Никто никогда не смирялся. Кастиэль тоже не собирался мириться. Но почему он не может даже рот открыть без того, чтобы не почувствовать, как произнесённое «обещаю» сводит горло? — Габриэль предал её. — Что? — вскинулась Беатрис. — Я был мёртв неделю, — тщательно подбирая слова, сообщил Серафим. — Меня убили Ангелы Михаила. Они все искали способ меня воскресить, я уверен, а Елена, видимо, нашла. Она пошла к Михаилу и… В общем, Габриэль уже давно работал с Михаилом. А он Елене… Я не могу сказать! Я обещал ей не рассказывать вам об этом! — Срать, — прорычала шейпшифтер. — Выкладывай всё. — Не могу! — воскликнул Кас. — Я не знаю, почему, но я не могу сказать это. Будто Елена… удерживает меня. — Она жива? — напрямик спросила девушка и тут же сама ответила, — Жива. Я думала, наша связь истощилась, и поэтому в груди так пусто, но, видимо… Она не на Земле, да? Я уверена, что она жива, её смерть я бы чувствовала по-другому. И когда её отправили на Небеса, я продолжала её чувствовать. Она снова провалилась в другой мир? — Кастиэль замотал головой, удивляясь собранности и холодной расчётливости Сингер. Он правильно поступил, явившись за ней. — Она… Она в Аду, не так ли? Ответ не нужен — всё написано на вдруг чрезмерно эмоциональном лице Ангела Четверга, и Трис это, если честно, совсем не удивляет. Где самопожертвование — там вся их чёртова семья, гореть бы ей синим пламенем вместе со всеми Ангелами и тупыми принципами. Но можно ли в полной степени рассматривать этот поступок только как самопожертвование? Было что-то ещё — перевёртыш печёнкой чуяла, затылком ощущала; ведь Елена, несмотря на всю свою пизданутость в жизненных выборах нашла бы выход: в принципе, хватануть воскресшего Кастиэля и сбежать с ним в другую галактику подальше от михаиловых глаз вполне в её стиле. Спуститься в Ад… Зачем? За кем? Что бы заставило её плюнуть на дополнительные варианты и собственные страхи? Ради чего она прошла бы через Ад, даже имей в запасе запасной выход и дохренищу причин этого не делать? — О, — выдохнула Беатрис, достигнув консенсуса. Она подняла глаза на будто запыхавшегося Серафима, ощущая, как голова готова взорваться от противоречивых эмоций. — Думаю, мы ничем не сможем помочь. — Почему? — жарко спросил Кастиэль. — Она сама не захочет возвращаться, — перевёртыш отвернулась и открыла кран, зачерпнув ледяной воды. — Что? — ошеломлённо переспросил Ангел, назойливо вползая в поле зрения девушки. — Почему?! — Люцифер. В туалете повисла такая гнетущая тишина, что Трис показалось, что она слышит, как кровь гудит в венах. Покосившись на окаменевшего мужчину, шейпшифтер тяжело вздохнула, представила, будто раковина — голова сестры и от души приложилась об неё кулаком. Брызнувший во все стороны кипяток из проломленного добротного чугуна умывальника отрезвил Ангела. — Люцифер мёртв. — Не думаю, что Елену сделали Ангелом и отправили в Ад просто так, — невесело хмыкнула девушка. — Габриэлевская морда жива и счастлива на Земле, ты здравствуешь рядом со мной в данный момент, а из крылатой братии Елена… больше всех была приближена к троим. И только один напрямик связан с Преисподней. И только один был так… Нет, нет, не волнуйся, — Кастиэль поморщился — знаменитый сингеровский сарказм имел свой особый эмоциональный привкус, схожий с серной кислотой. — Первые шаги к своему падению она совершила чисто из-за тебя, не сомневайся. Зная Еленку, она просто не могла оставить своё «детище» расколотым на куски — вот и попёрлась к Михаилу тебя воскрешать, раз боженька в отпуске. Но не будь другой причины, она схватила бы тебя в охапку и свалила в дальнюю галактику, не раздумывая. Прятаться вы умеете. Но она радостно грёбнулась в Ад. Почему, Кастиэль? Что такого она могла забыть в Аду, если имела шанс сбежать вместе с тобой? Путать этого Ангела в данной ситуации — мёд на сердце, и Беатрис ничего не могла с собой поделать. Если бы не он, Елена не попёрлась бы к Михаилу, никогда бы не узнала, за что именно можно Каса вернуть, никогда бы так провально не подверглась своей патологической, душувыворачивающей, неимоверно раздражающей способности… любить? Пожалуй, да, любить — Трис слышала от неё незамысловатые рассказы из прошлого о Дьяволе, и буквально каждая фраза, которую, как Елена думала, она контролирует, говорила о нездоровой привязанности к Сатане. Господи, только Елена так могла; и только Ангелы могли этим воспользоваться. А Трис сиди теперь и желай распидарасить этот мир к чертям собачьим. — Но… — жалобно протянул Кастиэль. — Но… Даже если Люцифера воскресили… Это опасно. Зачем это делать? Причём тут Елена? Я же чувствовал, как ей было плохо, а она всё равно пошла… Почему? — Ой, и не пытайся понять, — махнула рукой шейпшифтер. — Это даже мне мозг пучит. Давай лучше вернёмся домой и пока не будем ничего объяснять другим? — А как же Сэм? Беатрис замерла на полпути к своему скудному багажу. Сэм… Ох, Елена, какую кашу ты заварила… Пока Трис тупила на пороге дома, с сомнением рассматривая кабинет Бобби через окно, Кас широким шагом пересёк порог и тут же направился в гостиную — именно оттуда валила чистая энергетика старшего Винчестера. Связанные души вновь резонировали, и Ангела не интересовало больше ничего, кроме Дина, ведь он чувствовал его боль, похожую на… Ни на что не похожую; в тот самый момент, как его, Кастиэля, пронзили клинком. Он лишь надеялся, что ему самому никогда такого переживать не придётся, хотя в глубине души понимал — настанет день… Но не сегодня. Не сейчас. Сейчас он хочет лишь излечить чёрную дыру в груди своего человека и забыть на время обо всём. — Кастиэль? Серафим скользнул тусклым взглядом по ранее незамеченному Сэму, сгорбившемуся над старшим братом за столом. Посмотрел — и почувствовал острый укол вины, беспомощность, которую ощущают вестники, не доставившие ничего, кроме плохих новостей. — Кас, ты… Младший Винчестер шагнул к семейному Ангелу и заключил его в свои медвежьи объятия, отчего Кастиэль почувствовал себя только хуже. — Что, Елена таки сумела найти Бога?.. У него нет сил отвечать. Просто нет. Всё, чего он сейчас хочет — Дин. Пожалуйста, Сэм, не задавай вопросов. Умоляю тебя. Просто дай мне промолчать и увидеть зелень глаз Дина Винчестера. Просто дай мне на время забыться, чтобы не ощущать вину, съедавшую всех под этой крышей. Пожалуйста… — Я рад, что ты вернулся, приятель, — мужественно и искренне нарушает тишину Сэм, хотя, кажется, начинает понимать, что что-то не так. — Невероятно рад. И, я надеюсь, ты сможешь разбудить Дина, ибо я пытаюсь уже второй час. Спит как сурок, я уж испугался, что до смерти себя извёл. Кастиэль кивает и, наконец, дотрагивается до своего человека. Он действительно неестественно глубоко погружен в сон — кажется, когда Елена уходила, слегка перестаралась, отключая наверняка заподозрившего неладное охотника. Кас невольно горько улыбается, выводя Винчестера из почти коматозного состояния. Глупая, глупая Елена… — М-м-м-м, — бормочет Дин, и Серафим видит его сны — чистые, счастливые и полные жизни. Сингер говорила, что не умеет лишать человека моральной боли, но погрузила разваливающегося на куски мужчину в самую исцеляющую дрёму, где он не страдал, пока снова не встретился со своим Ангелом вживую. — К-кас? Кастиэль просто прижимает к себе охотника, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Винчестер полных семь минут почти висит на руках Серафима, прокусывая губу до крови и сверля взглядом противоположную стену, а потом, видимо, решает, что ему не чудится, и сжимает мужчину так сильно, что сводит руки. Зарывается непослушными пальцами в тёмные волосы, убеждается, что его кожа не холодна, замирает, слушая вибрацию между душами, снова обретшими друг друга. — Ка-а-а-ас, — похоже на придушенный крик, и Ангел пытается впитать в себя Дина полностью, лишь бы изгнать из его души малейшие отголоски невыразимой тоски, ещё несколько часов назад сжиравшие охотника заживо. Сэм не может сдвинуться с места даже памятуя строгий наказ Елены — «Когда вершится Великое откровение Дестиэля, чеши к чертям с места событий». Во-первых, его колотило. Чувствовать брата и стараться облегчить его страдания — давно въевшийся под кожу инстинкт, неоспоримое правило, воздвигнутое ещё в далёком детстве. И сейчас, оглушённый таким количеством эмоций, которых сам не может разобрать, младший Винчестер не в состоянии сдвинуться с места. Во-вторых… Во-вторых — что-то не так. Что-то не так было с тех самых пор, как Сэм обнаружил Дина, безмятежно спящего и никак не желающего просыпаться на столе в кипе бумаг по Ангелам, сделкам, Чистилищу и Пустоте; и когда появился Кастиэль, это «что-то не так» возросло вдесятеро, пусть охотник и получил дозу облегчения и радости. Сэм Винчестер шестым чувством знал, что без Елены Сингер столь невероятное происшествие произойти никак не могло, а если и произошло, то её не могло не быть здесь, плюющей на собственный наказ и тайком подглядывающей за своим протеже. И когда в проёме двери появилось донельзя мрачное лицо Беатрис — человеческое Елены, двадцати восьмилетней, с чёрно-красными хвостами, должно быть, потому что других документов для срочного побега из страны у неё не было, — Сэм не выдержал. — А где Елена? И почему-то наступила звенящая тишина.***
— Ну и что это такое? Видала я сомнительных в своей эволюции птиц, наблюдающих за мной так, будто они слишком стары для этого дерьма, но подобную тщетность бытия на морде ворона встречаю впервые. — Это… Это винцо, — несчастным голосом сообщил Эдриан, крылом пододвигая ко мне бутылку, больше походившую на произведение искусства какого-то скульптора эпохи Барокко в последней стадии чернейшей депрессухи. — Нашёл в Поясе. — А где коньячок? — резонно поинтересовалась я. — Думаешь, если б вино возымело хоть какой-то эффект, я б опустошила тысячелетние запасы этих хором с рекордной скоростью? — «А ты иди по упоротой нисходящей, — внутренний голос соизволил очухаться где-то через месяц пребывания в Аду, и теперь считал своим долгом вставлять реплики везде, требовала того ситуация или нет. — Закинься виски, потом винцом, а потом хоп — и опять виски!». — Погоди… Я думала, в Лимбе нет Поясов? — В Лимбе нет, — проблеял фамирра, скидывая лик пернатого и вновь приобретая очертания кота — сразу стало видно, что его сверху донизу покрывает чёрная демоническая кровь. — Но я нечаянно провалился на тропинку, ведущую ко второму Поясу Седьмого Круга. Не спеши сиять этим… кровавым счастьем, — Эдриан фыркнул, окинув мой непрезентабельный вид укоризненным взглядом. — Это тупик. Скорее придаток второго Пояса, доступный демонам из Лимба. Никаких проходов к самому Кругу, только парочка обезумевших грешников, да и… винцо. — Бредятина, — вспыхнувшая было надежда вновь свернулась колючим комком где-то в районе недовольной печени, и я опустилась обратно в кресло. — Нахера нужен этот аппендикс? Да и вообще — ты пропадал четыре месяца ради вина, которое и эффекта никакого не принесёт? Я выхлебала литров шестьсот виски с двухтысячелетней выдержкой, а оно будто растворяется в пищеводе, не доходя даже до желудка. А тут… винцо. — А ты попробуй, — кот энергично закивал на потрясающе вырезанную из камня бутыль, будто в ней содержался эликсир быстрого прохождения через Ад. — Может, они держали её у Седьмого Круга, чтоб придать своеобразное действие на сверхъестественный организм. — Тебе интересно, откину ли я, наконец, копыта, вылакав все демонские запасы бухла? — полюбопытствовала я. — Ага, — просто отозвался мой Спутник. Всё очень просто — я устала. Да, уже. Хоть Лимб и не отличался особой оригинальностью, воздействие он оказывал реально адовое. Сдаётся мне, у Кроули фантазии не хватило, или просто руки ещё до верхних Кругов не дошли, но мы видели одну тьму. Она была изменчива и сильна, как и всегда — простое передвижение через неё отнимало прилично сил даже у Ангела, да и однотипность окружающей среды доканывала. Лишь тьма. Зато какая! К тому времени, как мы встретили первых демонов, ни я, ни Эдриан не говорили уже месяцами. Мрак вокруг отнимал желание жить, действовать, бороться… Он продолжал тянуться к самой душе, вызывая то ли воспоминания, то ли галлюцинации, которые, в свою очередь, погружали душу в вину, тоску и одиночество. Даже мой кот, изначально настроенный подкалывать меня по поводу и без, ко второму году заметно присмирел. Ну просто потому, что одиннадцать месяцев мы тупо слонялись в пучине негативных эмоций, постоянно борясь с бесплотными врагами и отгоняя туманные щупальца мрака, несущие повестку в психушку шестидесятых годов. Да, как та, в «Американской Истории Ужасов», с врачами-похуистами, инопланетянами и злобными монашками. Удивительно, что я всё ещё помню какие-то сериалы. Так что, когда мы встретили первую волну демонов, я была счастлива. Тьма не кончилась, но теперь в её тёмных тонах мы видели здания. «Зданиями» это вообще трудно назвать, я говорю так лишь потому, что это именно те места, где демоны «живут». Казалось, каждый «дом» стоит на отдельном отшибе, что наводило на мысль, что демоны не пылают друг к другу нежными чувствами и желанием близкого соседства. Каждый «дом» был по-адски шикарным, и в нём было всё для комфортной не-жизни, вплоть до кроватей кинг-сайз с балдахинами. И бухлом. Ага, с очешуеть каким количеством бухла. Здесь наша нынешняя жизнь разукрасилась хоть какими-то красками помимо чёрного, а ближе к двухлетнему юбилею я принялась истреблять черноглазых, дабы выковыривать из их убежищ эксклюзивный алкоголь и попытаться вспомнить, какой по ощущениям бывает прохладный ветерок на коже. Здесь прохладных ветерков не бывает. Здесь стеной стоит духота, видения и отдалённые крики грешников где-то внизу. Где — внизу? Как туда пробраться? А ещё здесь я поняла, что даже Ангелы могут уставать. Демоны никогда не бывали где-то далеко. Когда Эдриан ушёл исследовать районы подальше, а я осталась обшаривать окрестности на предмет внезапного прохода на следующий Круг, черноглазые толпились в радиусе нескольких километров, всегда готовые напасть. Им повода не надо — дай попробовать одолеть одинокого Ангела, а ещё лучше сломить, утащить куда-нибудь, изнасиловать и бахвалиться, что сумели побить пернатого. Надо сказать, я старалась. Честно старалась. Я убивала всех, кто попадался на пути, пытаясь пресечь распространение слухов. Не знаю, насколько сверхъестественный мир ознакомлен с тем фактом, что одна из охотниц стала Ангелом, но и будь я от рождения крылатой, не хотела бы, чтобы демоны узнали обо мне или моих целях. Но что бы я ни делала — моя благодать слишком ярко светилась, оставляя следы, и их, конечно, сложно было не заметить. Как, впрочем, и весомый некомплект в штате. Мёртвые человеческие сосуды убитых демонов я сжигала, а не имеющие тел сгорали сами — черноглазые хоть пирожки друг другу и не носят, но не обнаружить масштабное опустошение сложновато. — …Ого, — а теперь я «праздновала» свой тридцатник, сидя в кресле, подозрительно смахивающим на трон, с темечка до пяток заляпанная кровью, в самом большом «особняке», который только смогла найти в «демоническом городке». И пробовала вино, притараненное Эдрианом, которого я не видела уже четыре месяца. А ещё сегодня я забыла тепло солнца. В общем, поводов напиться было множество, и я порадовалась — алкашка действовала, да ещё как. Видимо, Седьмой Круг реально имеет хорошую выдержку. — Круто. И не смотри на меня так, — я бросила взгляд на горку трупов неподалёку, а затем и на выжженные фигуры по стенам, заляпанные ко всему прочему чёрной слизью. — Мне, вроде, где-то как раз сегодня четвёртый десяток пошёл, имею право. — На Земле от силы неделя закончилась. — А в Аду два с лишним года, — отрезала я. В животе странно потянуло, едва горючая смесь, слава чертякам, добралась до желудка, но я не придала этому значения. — Дин просто не хочет признавать, что ему уже за семьдесят перевалило. Он с виду молод, но душа у него семидесятилетнего старика. И неважно, что на Земле. Эдри, два с лишним чёртовых года. А мы всё ещё в Лимбе. Мы кукуем на грёбаном Первом Кругу! Мы — топографические кретины в незнакомом городе, понимаешь? В бесконечном незнакомом городе без номеров домов и названий улиц… Да и без карты. Хотя, какие карты, если названий нет и город не имеет границ?.. Фамирра вздохнул, спрыгнул со столика, встопорщил шерсть, удаляя с неё неприятную жижу, и побрёл наводить конспирацию — простыми словами, стирать со стен и полов следы моей вакханалии. Наверное, здесь жила какая-то высокопоставленная демоница. Чёрт их разбери — как я знаю, основные Рыцари Ада мертвы, Абаддон явится нескоро, Каин где-то на Земле с пчёлами возится, Кроули имеет штаб-квартиру на поверхности, не желая зазря спускаться в свои владения, а других высших существующих чинов демонической иерархии я ещё не встречала ни в жизни, ни в сериале. Может, и высокопоставленная. Во всяком случае, архангельский меч косил их всех, даже если вдруг энергия благодати подводила. — Елен, а ты здешний подвал проверяла? — послышался откуда-то издалека голос кота. До сих пор не могу понять, как мысленный голос может куда-то отдаляться. — Нет, — побормотала я в ответ. «Жопу подними, пьянчуга», — посоветовал внутренний маразматик. Не хочу. Дайте отдохнуть. — Эдриан? Фамирра исчез с радаров. Я вскочила, покачнулась, держась за живот, и нетвёрдой походкой направилась в сторону лестницы вниз, заправляя за пояс меч и клинок, который нашла недалеко от шкафчика с алкоголем. — Эдриан? Подвал этого дома никак не отличался от тысячи других подвалов этого «города». Привычный запах серы и смерти, духота и ощущение полной покинутости — никаких внезапных завихрений или лестниц с табличкой «Добро пожаловать на следующий Круг!», что я так надеялась найти в течении двух лет. Я осторожно шагнула на первую ступеньку, и… Удушающий полёт вниз; я уже больше двух с лишним лет по земному времени не ощущала такой беспомощности от полёта. И такой боли. Я летела и летела, не понимая, когда же это закончится, когда головокружительный спуск завершится, и я перестану чувствовать себя так, будто обжигающий ветер сдирает с меня всё до костей. Это не кончалось, и вскоре я потеряла счёт времени. Я не знала, что делать. Я даже кричать не могла — казалось, будто язык тоже вырвали с мясом, не оставив вообще ничего, кроме слабого скелета. Но меня поддерживала одна мысль: вдруг я паду до Девятого Круга? Вдруг сразу окажусь у Клетки? Вдруг… вдруг Эдриан случайно нашёл спуск через весь Ад? Вдруг… я увижу Люцифера через мгновение? Стоит только потерпеть… Земля. Под моими ногами была земля. Потрескавшаяся и сухая. Земля. Я никуда не летела. Я стояла на мёртвой поверхности, и неистовый ветер буквально разъедал меня до основания. Ах, Данте, ты, кажется, приукрасил жизнь на Втором Круге. Ты, кажется… Облегчил ожидания. От меня не оставалось ничего, кроме скелета, овеянного борющейся с гнётом Преисподней благодатью. Я не понимала, как это всё действует, как применяется к грешным душам, воющим где-то обманчиво близко. — Эдриан!!! Отчаяние затапливало меня всю, заменяя собой боль и настырную регенерацию, терпящую поражение; и, хоть я давно поняла, что дозваться до живых из Ада невозможно, как невозможно было услышать и их молитвы, — я кричала в непроглядную тьму адского неба всякий раз, когда исцелению удавалось вернуть мне речь. Мантрой повторяла имена в уме, когда обращалась в жалкое подобие не то что Ангела, а даже не человека вовсе. Интересно, пройти все Круги без потерь может лишь хорошо оснащённый ангельский отряд? Сколько Кастиэль искал в Аду Дина так много лет назад? Почему мне больно так же, как и грешникам, чьи души иногда попадаются мне на глаза? — Пап! Мама! Дин! Кастиэль!.. Адам. Настя. Сэмми…***
Почему-то семь дней казались Сэму волшебным числом. Он сам не мог понять, почему, но часовым стоял у входной двери дома Бобби, напряжённо вглядываясь в каждую машину на свалке и в небо, безответной синевой раскинувшееся над головой. Он не мог объяснить своё бдение даже самому себе — пусть Кастиэль возвратился спустя неделю, почему должна она? Сэм не знал. Но продолжал ждать. Потому что ничего другого не оставалось. — Сэм. Винчестер даже не обернулся. Настя явно потихоньку приходила в себя и начинала чувствовать себя в своей тарелке, чему свидетельствовал ещё и мельком увиденный Сэмом её поцелуй с Адамом, после которого девушка вполне ясно обозначила, что она думает о ветреных мужчинах в целом и породе Винчестеров в частности, ссылаясь на гены Дина, который раньше славился своей блудливостью. Адам разомлел и поклялся доказать всё на деле, а Настя, кажется, на всякий случай натянула поводья. Волновалась о собственных чувствах или просто являлась врединой — это ещё предстояло выяснить. — Сэм, соберись. — Я собран как никогда, — буркнул охотник, не сводя взгляд с горизонта. — Что-то незаметно, — Шанина облокотилась о перила и тоже посмотрела на заходящее солнце. Кастиэль не мог ничего рассказать, и Сэм не был уверен, что Беатрис что-то знает, ибо перевёртыш почти постоянно молчала, роясь в интернете и игнорируя медленно доходящего до точки кипения Бобби. — Знаешь, мы с Еленой не особо-то и общались в том мире, но я точно знаю, что она не сдастся, — заявила Настя, бросая в Винчестера мелкий камушек. — Моя сестра говорила о ней в основном в сатирическом ключе, но не трудно понять, что Елена не из тех, кто предпочтёт лечь и сдохнуть. — Мы не знаем, что с ней. Мы вообще ничего не знаем, — мрачно сообщил охотник. — Мы знаем, что она жива, Сэм. Этого достаточно, — твёрдо обозначила девушка. — А раз жива — вылезет из любой задницы. Я… — Погоди, — средний Винчестер вытянул шею, разглядывая что-то недалеко от правой стены дома, где всё ещё виднелись очертания сгоревших крыльев Кастиэля. — Это что… цветы растут? Оба быстро сбежали по лестнице, устремляясь к небольшой живой полянке. Голубые цветы, выросшие в пепельных крыльях, будто немного сдвинулись, освобождая место другим — фиолетовым… розам, распускающимся буквально на глазах. Настя переглянулась с Сэмом и потянулась к подрагивающему на лёгком ветерке бутону, но мужчина перехватил её пальцы. — Подожди… Семь настоящих роз с неестественным оттенком. Винчестер склонил голову, будто надеясь что-то услышать, но ничего не произошло. «Мы же не в сказке!» — раздражённо подумал охотник, гневно запуская пятерню в волосы. Конечно, не в сказке, но Сэм был уверен, что где-то здесь обязательно присутствует его Елена.