В одном шаге от счастья: Gone with the wind

что делать, когда мне не хватает бумажных слов, чтобы описать всю палитру бесконечной пустоты, что хранится на задворках памяти! твоей пустой могилы, куда я дважды в день носил увядшие цветы. а после стоял у безжизненного причала, боясь спугнуть тишину, пока море, смотря мне в глазницы, о чем-то громко молчало, а ветер рассказывал сказки о лужах с бесконечным дном. мои песчаные замки были разрушены. Элли на маковом поле, «Песчаные Замки»

— Ты!.. — обвинительно ткнула я пальцем в девушку. — Я, — она вытянула перед собой руку, пошарила в воздухе, сделала ещё один осторожный шаг вперёд и вдруг чертыхнулась. — Тьфу ты, каждый раз одно и тоже! Чего стоишь? Помогла бы хоть, жопа с крыльями. Я, в очередной раз познавая рывками смысл вечности, на автопилоте шагнула вперёд, хватаясь за хрупкие пальцы. — Яма, — предупредила я — тоже на автомате. Пару секунд, пока я держала Франциску за руку и помогала ей обойти ямку в земле, мозг продолжал ловить ошибку сервера, а затем вдруг взорвался поросячьим розовым: — Франциска, мать его за ногу, ты же это!.. — я выпустила её руку и сделала замысловатую петлю в воздухе. — Это!.. Того! Какого хера? Девушка очень внимательно «посмотрела» на меня и неожиданно повторила мою петлю, в довесок скорчив рожицу. Мозг служить мне дальше отказался напрочь. — Что? — она одёрнула белое платье — весь её облик больше походил на девушку, только что вылезшую из среднестатистического ужастика, — и потопталась голыми ступнями по земле. — Чего булькаешь? Кто тут зрячий, что непонятного? — Всё непонятно! — на волне странной эйфории и почти истеричного веселья закаркала я. — Последний раз, когда я тебя видела, ты была старушкой под сотню! — А, это, — Франциска «обвела взглядом» раскинувшийся ландшафт и снова потопталась. Мне в голову пришла странная мысль, что она таким образом «оглядывается». По крайней мере, если бы у неё не отсутствовали глаза, я бы сказала, что после «топтания» она «видела» всё намного лучше — опустила руку и уже будто бы более смело встала, не боясь оступиться. — Говорю ж, каждый раз одно и тоже. Каждый раз, как возвращаюсь на Землю, теряю способность выглядеть по возрасту и не вижу ничерта. — А обычно видишь? — решила я разобрать более странную сторону вопроса. — Вижу, — задумчиво протянула девушка. — Сложно объяснить. В некотором смысле я вижу больше, чем вы. Вот ты, например, как синий огонь — трудно было бы отличить от старины Абдиэля, если бы в тебе не было примеси алого, — она хохотнула. — На уши Ад поставила, ишь ты! А я ведь не была уверена, что получится. Я снова засбоила. — Почему ты так выглядишь? — наконец скалькулировала я. — И откуда ты знаешь, что я хотела тебя найти? — Так Ангелы с ослабленной благодатью «орут» намного громче обычных, — проигнорировала девушка первый вопрос. Франциска «смотрела» на меня отсутствующими глазами, и это катализировало во мне странное извержение — одновременно сумасшедшего восторга и лютого холода. — Это противоречиво — когда кто-то забирает у Ангела благодать, и по… скажем, некоторым энергетическим волнам, на которые ничего не стоит настроиться, особенно мне, легко услышать их зов. Особенно, когда он сосредоточен на конкретном человеке. И особенно, когда это обращено ко мне. Я слышу хорошо, — она хмыкнула. — Так что ты хотела? Я, странно оглушённая, скользнула взглядом по бару и заметила за его окнами прилипших к стеклу Хейзел и Скарлетт — те пялились на мою собеседницу с широко раскрытыми глазами. Я махнула им и задумалась, когда моя жизнь перестанет наворачиваться в странных кульбитах. — Хочешь зайти? — из вежливости поинтересовалась я. — Нет, — Франциска развернулась и стелящейся походкой скользнула в сторону дороги. — Лучше пройдёмся. Я нагнала её у поворота на шоссе. — Почему ты решила прийти? — спросила я. — Из Ада? Я так понимаю, ты легко передвигаешься между измерениями, но почему вдруг? — Давно хотела навестить Землю, — девушка аккуратно наклонилась, проведя ладонью над полевыми цветами, которыми поросла земля по сторонам от дороги, и сорвала небольшой букетик. — Ты всего лишь дала мне повод сделать это. Не очень люблю подолгу быть здесь. — Почему? — искренне изумилась я. — Предпочитаешь Ад? — Предпочитаю, — задумчиво отозвалась она. Я придержала её за локоть, чтобы ведьма не свернула под проезжающую мимо фуру. Бесполезно, наверное — та шагала довольно бодро. — С Адом я связана слишком крепко. И в Аду я могу находиться в привычном мне облике — в том, который олицетворяет мою душу. Старую, немощную. Я вспомнила, как резво Франциска раздавала тумаки демонам, и усомнилась. — Здесь я почему-то никогда не была в состоянии выглядеть на свой возраст. Наверное, потому, что в земном измерении я давно должна была обратиться в прах. — Сколько тебе лет? — полюбопытствовала я. — Очень много, — полные губы растянулись в улыбке, и на какой-то краткий миг мне почудилось чистое, без изуродованных глазниц лицо — глаза у Франциски когда-то были пронзительно-васильковые. — Это уже неважно, — она глубоко вобрала в лёгкие вечерний воздух и подставила лицо прохладному дуновению. — Зачем я тебе понадобилась? У меня было миллион и тележка вопросов, но все они разом выветрились так стремительно, будто кто-то веником по мозгам прошёлся. Я помолчала, глядя перед собой и пытаясь вспомнить, чего я хотела до того, как Франциска — боже ж ты мой, я так привыкла видеть её сухонькой старушкой, что сознание до сих пор отказывалось воспринимать ту, что идёт сейчас рядом, знакомой ведьмой! — свалилась на меня, как снег в июле. — Левиафаны, — наконец выдала я. — Знаешь что-нибудь про них? — О, — её смех, раньше, в Аду, такой старческий и глухой, прозвучал сейчас трелью колокольчиков. — Да я каждую эту тварь в харю знаю. Вот оно. Я резко остановилась, пытаясь вспомнить, понять, как именно это могло помочь в случае, если мы найдём тот же способ, что был в сериале. Проблема в том, что я не помнила, что это за способ, и не помнила, как именно Винчестеры дошли до решения проблемы. Кость, что смутно виделась мне из поросшей мхом памяти, это одно, но причём тут Франциска и её… — Дик Роман! — стукнула я кулаком о ладонь. — Как же он, блин, связан с костью и твоей… — память, казалось, приобрела собственный голос и теперь старчески нудела, больная Альцгеймером. — Способностью… — ну дава-ай же! — Знать, кто есть… — Кас, сошедший с ума, показывает Дину, кто есть настоящий Роман. — …кто. Ага! Я радостно тявкнула и повернулась к Страннице, выставив перед собой кулаки с оттопыренными большими пальцами. «Ну и? — поднял от бутылки голову убитый внутренний голос. — Ну знает она их в лицо, и что дальше? Как убить-то этого Романа? Каким образом Винчестеры в сериале знали, как это сделать?» Я приуныла. — А я-то думала, чего в Чистилище так пусто стало, — протянула Франциска, «глядя» на меня с неясной ухмылкой. — А оно вона как. И кто догадался выпустить на Землю шайку Врасиа? — Чегой? — моргнула я. — Чёрт безрогий, — девушка пожала худенькими плечами и усмехнулась. — Да есть там один троглодит, Врасиа зовут. Он у них за местного инвалида — пасть самая маленькая. Но поживиться мной не побрезговал, когда я в Чистилище заглядывала. Не успел, я в бар ускакала. — В Адский? — В Чистилищный, — хохотнула Франциска. — Демоны не новаторы в своих измерениях бары складировать. Так кто проебался? — Рафаил, — крякнула я. Не знаю, почему меня так удивило, что у левиафанов были имена до того, как они заняли место людей, но мозг выпал. — Я-ясно, — девушка помрачнела, а потом устало махнула рукой. — Так что ты хотела от меня, гиппопотамиха крылатая, скажешь уже, нет? Я аж ностальгией подавилась: — Ох, скучала я по тебе, — себе под нос фыркнула я. — Думала, ты сможешь как-то помочь с сселением левиафанов обратно в Чистилище. Но я пока не знаю, как дойти до той точки, где понадобилась бы твоя помощь. Франциска задумчиво «смотрела» в небо, а потом оживлённо кивнула. — А я помогу, — внезапно согласилась она. — За одну небольшую услугу. — Какую? — с той же оживлённостью поинтересовалась я. — Ты убьёшь Вельзевула. Я замерла, по ощущениям словив грудной клеткой целый айсберг. Нет! Нет, нет… Я не могу убить Вельзевула — эта мысль перекрыла всё, хоть я и не знала истоков своей уверенности. Кто мне Вельзевул? Тот, кто сопроводил через Ад. Тот, кто забрал мою благодать. Должен быть знакомым — не другом. Но всё же… Та неожиданная связь, что я почувствовала в Не-пространстве среди пернатых и падшего Вельзевула — я не могла убить Вельза. Глупо, наверное, и, возможно, я вновь надумываю себе какие-то несуществующие привязанности, но это казалось страшным, будто я обязана убить кого-то дорогого. Хаотично летающие мысли замерли, и я поняла кое-что ещё. — Это ты… — прошептала я. — Кто — я? — подняла брови Франциска. — Ты — та девушка, из-за которой Вельзевул не смог помочь Люциферу выбраться из Клетки две тысячи лет назад… — мурашки бежали по коже толпой, и я поёжилась. Франциска склонила голову; она была ниже меня сантиметров на пять, такая хрупкая, облачённая в лёгкое белое платье — совсем не та прожжённая старушка, что я видела в Аду. В ней проглядывал острый нрав «старой» Франциски, но я вдруг поняла, что это всего лишь маски. Такие мощные, двухтысячелетние маски, что не просто помогали казаться другой, сделали её другой даже внешне. Как она и говорила — подходящей её старой, истрёпанной временем душе. — Ставлю на Мефа, — она вся почти визуально похолодела, подобралась. — Он всегда любит потрепаться. — Я никому не расскажу, — пообещала я. — Да плевать, — махнула та рукой. — Какая уже разница? — Но почему? — допытывалась я. — Что сделал тебе Вельзевул? Почему ты живёшь в Аду, но хочешь, чтобы тот, кто был заперт в Преисподней, кому некуда было оттуда деваться, погиб? Она услышала подтекст — почему, находясь постоянно рядом, она не сделала это сама? Ведь она, всё ещё юная спустя две тысячи лет, могущественная ведьма, наверняка могла найти способ убить Князя. — Он убил мою семью, — ответила Франциска. — Он убил всю мою семью. Почему я не убила его сама? Не смогла. Видит Бог, пыталась. Поэтому это сделаешь ты. Такова плата за мою помощь. Она любила его. Холодок сковал мне лёгкие, сдавил горло. Что же произошло? Почему? Я открыла рот, но вырвался только странный, придушенный смешок. До чего нелепо! Я не имела никакого права выпрашивать у неё всю историю, но так хотела — ведь я видела смятение Вельзевула, была уверена, что что-то здесь не так. Зачем ему понадобилось убивать её семью? Почему поступился открытием Клетки, на что «отвлёкся»? Франциска очень внимательно «разглядывала» меня, наверняка снова видя больше, чем другие. — И не пытайся, Елена, — с печальной улыбкой произнесла девушка. — У тебя не получится решить всё, поговорив со мной или с ним. Некоторые истории не заканчиваются счастливо. Мне ли не знать, Франциска! — Но… — Нет, — отрезала она и отвернулась. — Подумай, Елена. Если тебе действительно нужна моя помощь, подумай. — И потом она р-раз, и рога Дэрила пошли на удобрения, — вещала я, активно размахивая руками. — Ты бы видел её, Сэм, говорю тебе: если бы Франциска захотела начать гонять нечисть, мы с вами уже на море бы отдыхали и в ус не дули. Не понимаю, правда, её желания жить в Аду — на Шестом Кругу такая духотина, что даже мне дышать было нечем, хотя, в общем-то, мне и не обязательно… — я задумчиво почесала репу и провела пальцами по скрипке, которую благополучно скоммуниздила из музыкального магазина неподалёку от мотеля. Неожиданно захотелось вспомнить то, чему я выучилась в адском баре. — Ещё там реально был Лес Самоубийц и кровавые озёра, ты же читал Данте? — холодок сковал позвоночник, но я упрямо запихнула поднимающуюся панику обратно на дно души. Хватит. Разслюнявилась тут, видите ли. — Я довольно долго пробыла на этих Кругах. Было… — паника вновь подняла голову. «Зачем ты вообще это делаешь?» — недовольно заметил голос. — Интересно. Короче, думаю, это Ганеша. Сэм, до этого внимательно наблюдающий за моим лицом, удивлённо моргнул, потеряв нить моего рассказа. Я, едва распрощавшись с Франциской, — громко, конечно, сказано, она просто исчезла, едва закончив последнее предложение, — преисполнилась желанием помочь Винчестерам с делом. Включив ангельские примочки, я нашла братьев в Айнсворте, штат Небраска, и к раннему утру уже доехала до мотеля. Мне повезло — Дин заседал всю ночь в баре, то ли пытаясь самостоятельно вычислить, на какую тварь они охотятся, то ли надираясь в пюпитр. А я решила сделать вид, что это обычная охота. Тоже громко сказано — я чувствовала стену, воздвигшуюся между нами, так ярко, что говорить было тяжело. И это почему-то подтолкнуло меня сказать пару слов об Аде. Не знаю, где связь, и как я могла исправить ситуацию подобным способом, но что сделано, то сделано — я рассказала Сэму о баре. А вот балаболить о жуткой стороне путешествия по Шестому Кругу я не смогла. — Ганеша? — повторил Сэм, глядя, как я копаюсь в бумагах, разложенных на столе. — Языческий божок? — Ага, — я выудила один из полицейских рапортов и показала Винчестеру. — Из индуистского пантеона. Вы говорили о слоновьих следах, ещё на месте полусъеденного трупа были крысы. Может, они случайно там оказались, но у Ганеши Вахана (1) — крыса. Ну, и ещё я сериал вспомнила, да. В нашей временной линии же все боги, которых убил… — горло резко сдавило. — Которые погибли в пятом сезоне, остались живы. Сэм опустил ладони на столешницу и рассеянно окинул взглядом документы и выдержки из книг, что они с Дином уже успели наработать за полтора дня. Я неуверенно потопталась на месте, ожидая, когда охотник заговорит о том, что жерновом висело на шеях у нас обоих. — Елена, думаю… — Сэм кашлянул. — Думаю, нам стоит поговорить. Я кивнула сухо, отстранённо, будто у нас тут намечается деловой разговор о тактике нападения на языческих богов. Вытащила сигарету и, трижды прокрутив колёсико зажигалки, выпустила в потолок горечь табака, оседающую на губах. В комнате слишком тихо. Потолок расчерчивает свет уличных фонарей, ещё не погасших после неожиданно холодной октябрьской ночи. — Я не виню тебя, — спустя пять минут звенящей тишины, выдохнул Сэм. Он смотрит на сигарету, зажатую между указательным и средним пальцами, так, что я легко понимаю, какую дурную привычку он приобрёл, пока я была в Аду. — Я знаю, что… что он для тебя значит. Елена, мне так жаль, что тебе пришлось пройти через это… — Не надо, — почти грубо оборвала я, глядя, как Винчестер наклоняется, раскуривая сигарету с моих рук. Хочется погладить его мягкие волосы. — Я знаю, что и ради кого я сделала, не жалей меня! Ты должен быть зол на меня так, что мне и вовек не расплатиться, Сэм! — Я не злюсь, — быстро ответил он. Щурится от едкого запаха и выдыхает колечками дым — чёртов профессионал по убийству самого себя. У меня во лбу ноет так, что непроизвольно тянусь пальцами к голове, и Сэм склоняет свою лохматую башку набок, опережая меня — гладит болезненную складочку между бровей. — Правда, Елена, не злюсь. Чепуха какая-то. Как в каком-то драном романе, честное слово, и горечь сигарет такая сильная, что тошнит. — Но я не понимаю, как ты можешь… — Винчестер запнулся, жадно разглядывая моё лицо, будто впервые видел. — Он ужасен. Люцифер ужасен — я видел его, видел его настоящую сущность, когда он вселился в меня. Ты Ангел, и я не понимаю, как ты можешь видеть его и не… Сердце колотится в груди так, что сводит грудную клетку. Перед глазами встал истинный лик Люцифера — я никогда не видела ничего прекраснее. Весь этот свет, эта сила, безбрежная, космическая; он мог склонять к своим ногам каждого, он был самым прекрасным Ангелом из всех, и я… — Нет, — горло сдавило, и я отшатнулась, глядя на Сэма широко раскрытыми глазами, в которых наверняка светилось непонимание. Неужели я одна вижу это? Неужели никто, кроме меня, не видит того, кто был когда-то Несущим Свет? — Он же… Светоносный. И замолкла, разглядев на лице Сэма гримасу боли. — Ты любишь его, — сухая констатация факта. Я замерла, чувствуя, как грудь сдавливает абсолютно больной, сумасшедший смех, и удержать его было практически невозможно. Я зажмурилась и выпустила сиплый смешок — казалось бы, чего легче рассмеяться и свести всё в шутку, позорно смыться от разговора и сделать вид, что его и не было. В конце концов, в контексте наших жизней это совсем неуместно — я могла печься о любви между Дином и Кастиэлем сколько угодно и даже бровью не повести, но свою собственную… Это никогда не казалось мне правильным. Любовь. Странно, что прошло столько лет, а я всё ещё кривлюсь от этого слова. — Да я тя умоляю, Сэм! — вспылила я, на автомате бросаясь в контрнаступление. Смех застрял в горле комом. — Причём тут любовь? Это вообще не про какие-то отношения. Вдумайся — отношения с Дьяволом. Ерунда! Так что засунь эту тему в попец свой неземной, здесь нет ей места! — Да хоть себе не ври, — обозлился вдруг Винчестер. Пару минут он злобно сверлил меня взглядом, но потом вдруг стал прежним — только глаза наполнились горечью. — Елена, ты прошла за ним через чёртов Ад. Я не думаю… не думаю, что когда-нибудь смогу сравниться с этим. Спина намокла, воздух в лёгких превратился в смог, и я кашлянула, давя тошноту. Я бы прошла через Ад ещё миллионы раз ради него и всей моей семьи; но знала, что тут нечто другое. Отрицать, что больное, неправильное чувство к Люциферу ноет опухолью в каждой клеточке моего тела, я не могла — согнулась пополам, борясь с накатывающим безумием, и не заметила даже тёплых ладоней, обхвативших меня и словно старающихся срастить трещины, которыми я покрылась вся, с головы до ног. Горло саднило. — Прости, — прошептал Сэм куда-то мне в висок, тычась носом в мою макушку. Дурак. — Прости меня, Елена. Я не должен… прости. — Перестань, — выдохнула я зло, борясь с подступающим к горлу горестным воем. — Хоть на пять минут перестань печься об остальных и подумай о себе, Сэм, чёрт бы тебя, такого сочувствующего, чтоб вас, побрал… Он баюкал мою голову у себя на груди, так, будто это я, я, а не он, стала жертвой отвратительнейшей насмешки Судьбы. Будто мне плюнули в душу. Будто от меня отвернулись. Чёртов Винчестер. — Я люблю тебя, — как само собой разумеющееся. Коротко, фатально. — Я так люблю тебя, Елена. Перестань! Перестань-перестань-перестань, придурок, как же я тебя ненавижу, чтоб ты знал! Ненавижу за эту сучью любовь, которую я никогда, никаким боком не заслуживала, чёрт возьми! Ну почему, твою мать, ты, Винчестер, вдруг полюбил меня так сильно, что мне будто иглы в череп втыкают, будто поджаривают на медленном огне? Почему, мать твою, ты продолжаешь любить меня после всего, что я сделала? За что? Он судорожно целовал меня — в лоб, висок, щёку, везде, кроме губ, так нежно, как, чёрт подери, умел только он — как целовал меня пасмурным утром на заднем сидении Импалы, с улыбкой даря небольшой букетик полевых цветов. — Хочешь, — слова сворачивались ядовитыми змеями где-то под сердцем, и я чувствовала, как они жалят меня неистово, от души. — Хочешь… я сотру твои чувства ко мне? Он замер скалой, и я вновь зажмурилась. Руки тряслись так, что всю меня била неудержимая дрожь. Одна минута. Две. Пожалуйста, скажи, что нет — не ради моей эгоистичной натуры, а чтобы я знала: это не настолько важно, чтобы выдирать эту любовь с корнем, оставив после себя ничто. Пожалуйста, Сэмми… — А ты можешь? — выдавил он хрипло. И вдруг стало так легко… Я улыбнулась ясно, приветливо. Выпрямилась, перестав исходить болезненной горечью, и кивнула, погладив Винчестера по щеке. — Конечно, Сэмми, — подняла широко раскрытые глаза к потолку, продолжая улыбаться — мягко, не так, как всегда. — Хочешь? Это, скорее всего, безболезненно. Я аккуратно. Он дотронулся до моего подбородка, прося опустить голову, и я на мгновение прикрыла горящие глаза. Посмотрела на него — такого родного. Ну почему ты, Винчестер, такой дурак? — Ангел мой, — произнёс Сэм совсем как раньше и тоже улыбнулся — будто груз с души внезапно исчез. В том-то и дело. Весь свет, данный мне, принадлежит Люциферу. Я не праведник, не святая и уж точно не Ангел — я сосуд. Сосуд, наполненный светом, который Дьявол со временем выпьет весь. Вопрос лишь в том, позволю ли я ему это. То, как видят Люцифера другие — самая глубокая тьма зарождается там, где некогда сиял ослепительный свет. Куда склонятся чаши весов? — Закрой глаза, Сэмми, — попросила я, потянувшись к его лицу. — Подожди, — негромко оборвал он, перехватив мои запястья, что оба легли в его широкую ладонь, как влитые. — Ты же не сотрёшь абсолютно все чувства? Я по-прежнему буду считать тебя частью семьи? Улыбка стала шире, болезненно сведя скулы. Голос подвёл, и я лишь кивнула. — Хорошо, — Сэм наклонил голову, закрыл глаза и замер, вверяя мне свой мозг. Я наблюдала за ним несколько секунд. — Сэмми, — слова застревали в горле. — Я, — клянусь, — люблю, — любила, правда. — Тебя. Прости, что моя любовь не пережила двадцати пяти лет в Аду. Пожалуйста, прости. Ты никогда не перестанешь быть для меня семьёй, за которой я последую на плаху. Он резко поднял взгляд, нахмурившись, и я коснулась его виска, спеша — чтобы не передумать. Ему будет лучше. Я больше не стану отравлять ему жизнь. Глупо, наверное, и ужасно эгоистично — почему-то все мои действия, всё моё существование было непередаваемо эгоистичным, как бы я ни старалась это исправить. Но, в конце концов, кто знал, чем всё обернётся? Это было легко — стирать. Убирать аккуратно всю любовь, всё тепло и нежность, что светились абсолютно иррационально в Сэме Винчестере по отношению ко мне. Словно ластиком по карандашному рисунку провести — мне даже всю едва накопившуюся благодать не нужно было пускать в ход. Раз — и нет. Может, потому что след этого сильного чувства был нереально ярким в голове охотника. Он скривился, резко опустившись на одну из двух кроватей, и автоматически поднял руки, касаясь лба. — Эй, — я пыталась убрать эту дурацкую мягкую улыбку, но она продолжала, как приклеенная, расползаться на моём лице. — Ты как? Сэм, щурясь от боли в голове, поднял взгляд. — Простите, — пробормотал он, ощупывая голову. — Голова закружилась… Что вы тут делаете? Я не поняла сразу, что со мной не так — застыла как ледяная глыба, и волна паники поднялась к самому горлу, вызывая новый приступ тошноты. — Что? — Я, наверное, отрубился, — Сэм по привычке скользнул взглядом по сторонам в поисках оружия. — Как вы попали в мой номер? Паника уступила место безумному смеху, вновь скрутившему мне грудную клетку, и я глухо рассмеялась. Подсознание действовало вперёд мозга — моя одежда мгновенно сменилась униформой уборщиц мотеля, одну из которых я видела где-то час назад, и замершие губы смягчились в дежурной улыбке. — Дверь была открыта, — услышала я свой голос как со стороны. — Я увидела, как вы падаете, и подумала, что вам нужна помощь. Всё хорошо? — Какого чёрта? Я, не раздумывая, ткнула двумя пальцами в лоб Сэма, погружая его в сон, и обернулась к появившемуся на пороге Дину. Ужас сковал сердце, и я расхохоталась. — Елена, что за нахуй? — мгновенно раздраконился Дин, кидая взгляд на бессознательного брата. — Какого чёрта ты тут делаешь? Почему так выглядишь? Я смеялась, захлёбываясь в скрутившей меня тоске. Даже не заметила, как старший Винчестер выволок меня из номера и прижал к стене в коридоре — только ухватилась за его куртку и почти повисла, задыхаясь. — Елена! Воздуха не хватало. Мне нужен воздух, нужно вздохнуть! Нужно дышать! — Елена, да что за херня, — Дин сжал меня за плечи и потряс. — Какого чёрта? Воздух. Воздух! Пощёчина от Дина воспринялась лёгким поглаживанием, и я вновь захохотала, понимая, что схожу с ума. — Да ёбаный… — Дин снова меня затряс. — Твою-то мать, Сингер, ты Ангел, ты не можешь задыхаться! Чёрт, да тебе вообще дышать без надобности! Верно… Я захлебнулась, почувствовав, как к горлу подкатил ком, и упёрлась лбом в грудь охотника, закашлявшись. Я не могу, не могу, не могу! Я только что… Я только что разрушила абсолютно всё! Я сама, своими руками, воплотила в жизнь то, чего всегда боялась! — Я… — выдавила я, изрыгнув новую порцию ненормального смеха. — Я сделала… — Что ты сделала? — рыкнул Дин. — Я, — меня трясло, крутило, выворачивало; на меня будто упала чёртова планета, и я не могла даже стоять, повиснув на Винчестере, как тряпичная кукла. — Он… Сэм хотел… Я предложила стереть его чувства ко мне, — выдохнула я, едва дрожь слегка утихла, и расхохоталась так, что Дин вздрогнул. — И он согласился, но я… Как в дешёвой мыльной опере, Дин! — Я не понимаю, — нахмурился охотник. — Объясни нормально! — Я… — в горле запершило, и я зажмурилась, чувствуя, как моя дрожь сотрясает и Дина. — Я случайно стёрла себя. Меня больше нет, Дин! — горе физической болью сдавило мне лёгкие, и я заскулила, загнанно вглядываясь в потемневшее лицо Винчестера. — Меня никогда не было в жизни Сэма! Представляешь? — новая порция сумасшедшего веселья вырвалась из меня надрывным воем. — Представляешь?! Меня нет… Дин хмуро посмотрел в сторону своего номера и вдруг обнял меня, сухо, по-солдатски, потрепав по плечу. — Успокойся, — велел он, поглаживая меня по голове. — Прости меня, Дин, — лихорадочно шептала я. Странно, но ни единой слезы не сорвалось с ресниц, хотя я чувствовала, как паника, горечь и лютая тоска изжевали меня всю, без остатка. Я ощущала себя трясущимся комком, тем, чем я покинула адские Печати, и не хотелось ничего — лишь исчезнуть и не чувствовать это больше. Не чувствовать, не вспоминать, не думать! — Я не могла не… Не могла не вытащить его. Я не хотела, чтобы кому-нибудь было больно. Я не могу… — Успокойся, — сдержанно повторил Дин. — Я… кажется, понимаю. — Но знаешь, что я сделала? — потребность оправдаться, сделать что-нибудь, чтобы хоть вина перестала жрать меня заживо, заставила поднять голову и вглядеться широко раскрытыми глазами в суровое лицо охотника. — Элен и Джо. Я их вытащила оттуда. Я отправила их на Небеса. — Элен и Джо? — Дин замер, потрясённый внезапным поворотом событий. — Они… были в Аду? — Да, — закивала я, всхлипывая сухо, без слёз. — Я нашла их на Пятом Кругу… Я вытащила их, Дин, правда, я не хотела, чтобы… Я не хотела этого всего… — Тише, — он снова погладил меня по голове, и я уставилась невидящим взглядом в дверь, за которой находился Сэм. Сэм, который больше не знает меня. Сэм, который никогда меня не любил. Сэм, чья совершенно идиотская, ненормальная, удивительная способность любить меня, не позволила мне два года назад скатиться в пропасть отчаяния. — Ну и наворотила ты дел, Елена. Ладно, успокойся… — он поднял мою голову за подбородок, заглядывая в глаза строго, но гораздо мягче, чем ещё день назад. — Ты хотела помочь Сэму? — Да, — выдохнула я глухо. — И ты помогла ему. — Но не так! — меня опять затрясло. — Не так! Он не хотел забывать меня! Он… Он… Я будто превратилась в маленькую, забитую девочку. Девочку, которая опять забывает, как быть Леной Сингер, и тонет, тонет, тонет в своём отчаянии и безумии Ада; девочкой, у которой на глазах разбили все её песчаные замки, потоптались на них, уничтожили. Дин очень устало потёр пальцами лоб, прикрыв глаза — он походил сейчас на старика, познавшего Ад. Дин, Сэм… Мои любимые мальчики, которым я желала только счастья. Мои мальчики, с которыми я хотела пройти через все невзгоды и помогать. Мальчики, с которыми я хотела быть до самого конца. Моя семья. — Стань невидимой, — попросил вдруг Дин. — Пойдём проверим, что ты там наворотила. Мы вошли в номер бесшумно. Винчестер махнул рукой, и я, всё ещё дрожа, коснулась лица Сэма осторожно, как касался когда-то меня он, и охотник тут же распахнул глаза, удивлённо моргая в потолок. — Ну ты и напился, бродяга чёртов, — неожиданно бодрый голос Дина заставил меня вздрогнуть. — Забыл, что ли, как на тебя алкашка действует? — Чего? — Сэм резко вскочил на кровати и поморщился, вновь дотронувшись до головы. — Я напился? — Как чёрт, — охотно поделился Дин, для достоверности покивав. — Не помнишь, что ли? — Нет… — растерянно обронил средний Винчестер. — Когда только успел?.. — Да вчера, — Дин стукнул брата по коленке и завалился на свою кровать. — Как себя чувствуешь? Голова болит? — Да вообще-то, — Сэм удивлённо поморщился, обшаривая взглядом номер. — Чувствую себя на удивление хорошо. Гораздо лучше, чем последние несколько дней, — между бровей пролегла складка, но тут же исчезла. — Ты мне дал что-то? — Только колёса от похмелоса, — весело рассказал старший брат. — Что помнишь? Я замерла неподалёку, склонив голову. — Ну… — протянул Сэм. — Помню, как мы разобрались с Рафаилом с помощью Михаила, а потом я почему-то страсть как захотел охотиться, забив на выбравшихся левиафанов. Я, кстати, вроде понял, на кого мы охотимся, — он тут же подобрался. — Это Ганеша — индуистский божок. Дин бросил взгляд туда, где стояла я. — Вон оно как… — протянул он. Расскажет ему? Или нет? Бич Винчестеров — ложь, и как же поступит в этой ситуации Дин? Посчитает, что брату следует знать, что он что-то забыл, или же решит, что ему не нужно помнить о боли, которой Сэм только-только лишился? Я не возьмусь судить его. Моя роль в жизни Сэма закончилась тогда, когда я стёрла себя из его памяти. Теперь всё на Дине. — Понятно, — крякнул Дин. — Иди умойся, смотреть страшно. Нам ещё распоясавшегося языческого бога мочить. Ясно. Буря, что бушевала во мне, в мгновение стихла, оставляя меня в ужасающей, абсолютной тишине. Ощущая лишь тяжесть, я рассеянно глянула в сторону приоткрытого окна. Рассветный сумрак подёрнулся туманом, по полу игривой кошкой стелился сквозняк. Некоторые истории не заканчиваются счастливо. Мне ли не знать... С порывом ветра, взметнувшим лёгкие мотельные занавески, я покинула номер братьев Винчестеров. Я бежала. Бежала, бежала, бежала, не останавливаясь. Бежала, чтобы опередить слёзы, душившие меня, бежала, чтобы меня не нагнала лютая, сжигающая под фундамент боль, бежала, чтобы не чувствовать тоски. Ощущение окончания чего-то важного, вот оно — меня больше нет у Сэма, и Сэма больше нет у меня; два брата, неотрывно связанные друг с другом, отдалялись от меня, уплывали, как мираж, бредовый сон, приснившийся с четверга на пятницу. Возможно, это глупо, но как я могу остаться у Дина, если Дин связан с Сэмом, а к Сэму мне теперь дорога заказана? Никак. Сейчас мне казалось, что никак. Я бежала чуть ли не семимильными шагами, перемещалась урывками, тратя слабую благодать, наворачивалась на людных улицах и снова исчезала. Абсолютное бессилие нагнало меня где-то в Норвегии, и я застыла на верхушке одной из гор, глядя на горизонт и не видя вокруг себя ничего. — Елена? Я не обернулась. Михаил шагнул ко мне, и я дёрнулась прочь — только бы он не видел моего лица. Зачем явился? Что привело его сюда, в безлюдную заснеженную местность норвежских гор? — Я слышал твой крик… — я вновь вздрогнула; неужели мой внутренний вой так громок? — Что-то случилось? Какая тебе разница, Михаил? Возвращайся на свои Небеса, где меня не ждут так же, как не ждут тебя здесь, на Земле. — Пошёл прочь. Люцифер появился из ниоткуда и встал между мной и Архистратигом, повернувшись ко мне спиной. Пару минут ничего не происходило, а затем я услышала лёгкий вздох и шелест крыльев, после чего воздвиглась тишина. Только ветер свистел в горах. — Я не могу остановить их, — прошептала я, зная, что Падший услышит. — Они продолжают течь… Я не шевельнулась, когда Люцифер шагнул ко мне. Он обошёл меня, загораживая плечами обзор на горизонт, и, не глядя, обхватил ладонью моё лицо, молча прижав мою голову к груди. Я, широко распахнув глаза, продолжала смотреть перед собой. Слёзы не останавливались.