***
Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем этот человек пришел и разбил кладку, так тщательно возведенную Никлаусом. Может быть, неделя. Или целый год. Она все еще кричала —, но вряд ли крик может стать мерилом для времени. У него были голубые глаза, красивое, но мрачное лицо и вихры непокорных темных волос. За широкими плечами устроились лук и колчан со стрелами — красное оперение, первое яркое пятно для Авроры за неизвестно насколько длительный период тьмы и ужаса. — Помоги… — взмолилась она, и сорванная гортань превратила звук голоса в змеиное шипение. От страха, что она так и не сможет вымолвить ни слова, Аврора разрыдалась, но ни слезинки не скатилось о щеке, и лишь сухие всхлипы душили ее, причиняя горлу новую боль. — Все будет хорошо, — тихо, уверенно пообещал ей человек, и последнее, что Аврора запомнила перед тем, как лишиться чувств, это были неизвестные ей руны, выведенные на его коже и виднеющиеся на открытых одеждой участках. Кем бы он ни был, он не был простым смертным. И он пришел, чтобы спасти ее.***
Он поил ее кровью едва ли не с ложечки. Аврора дрожала в его руках, закатывала глаза и билась в припадках — похоже, безумие решило вернуться к ней, едва лишь она вновь обрела свободу. Силы никак не желали возвращаться к ней — все они уходили на подпитку того внутреннего монстра, который истязал ее веками и отравлял ее разум. — Кто ты? .. — спросила она в проблеске сознания, цепляясь за предплечья своего спасителя, склонившегося над ней. — Кто ты, назови свое имя… — Я Алек Лайтвуд, — ответил он, а затем прижал к ее воспаленным губам стакан с еще горячей кровью. — И пока это все, что тебе стоит знать. Он выхаживал ее долго и старательно, не жалея ни сил, ни времени. Даже Тристан прежде так трепетно о ней не заботился. Но Тристан был потерян для нее навсегда, и Аврора теперь проникалась благодарностью и преданностью к нему — к Алеку. Алек стал ее новым старшим братом.***
— Как так вышло, что я прожила тысячу лет, и ничего не слышала о Сумеречных Охотниках? Аврора все еще была недостаточно сильна, чтобы найти Никлауса и на его глазах сорвать с плеч голову его ненаглядной Камиллы, но она уже вставала с постели и сама одевалась по утрам. Правда, волосы ей все еще причесывал Алек. Ее недуг вернулся, приумножившись в десятки раз, и сильнейшая вампирша внезапно превратилась в беспомощную девочку. Магнус, возлюбленный Алека, обещал ей, что это пройдет. Она научится жить заново. Даже бессмертные подвержены психологическим травмам и недугам подсознания — таков был вердикт мага. — В этом и кроется весь смысл, — проговорил Алек сдержанно. Он вообще был не особенно многословен, но Авроре это даже нравилось. Он причесывал ей волосы — их маленький утренний ритуал, акт безграничного доверия. Аврора сидела перед большим зеркалом, блаженно полуприкрыв глаза, а Алек проводил золоченой щеткой по тяжелым прядям ее волос цвета красного дерева — так бережно и так осторожно, что Аврора не могла сдержать довольного мурлыканья. Она была счастлива — впервые за всю свою длинную жизнь, она была в самом деле счастлива. — Алек… Скажи, как мне отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал? Она спрашивала его об этом десятки раз, и ответ был неизменен: — Мне ничего не нужно от тебя, Аврора. Просто твое время умирать еще не пришло. — Я так благодарна тебе… — Аврора поймала руку сумеречного охотника и прижалась к большой ладони щекой — так искренне и доверчиво, закрыв глаза и умиротворенно улыбнувшись. Она готова была на все ради Алека. Вот только она совсем не подозревала, что Алек спас ее не для того, чтобы сделать ее своей сестрой. Сестра у него уже была. Алек спас ее потому, что Магнусу для уничтожения Конклава нужно было провести темный ритуал с использованием древней крови проклятого. Аврора была проклята со всех сторон как ни крути, и ее кровь оказалась достаточно древней. Как только она войдет в силу, ее время придет. А до тех пор, пока она еще не готова, Алек продолжал причесывать ее по утрам и приносить ей свежую кровь. Когда Конклав будет уничтожен, никто и ничто не помешает им с Магнусом воссоединиться. Сожалел ли Алек о том, что для их счастья придется умереть милой, доверчивой Авроре? .. Нет, Алек Лайтвуд не знал жалости.