Мы нашли любовь в безнадёжном месте

Ни одно изображение, ни одна скульптура, ни одна фантазия не могла передать всей красоты Афродиты. И сколько тысячелетий человечество ни изображало бы чарующие улыбки, ни одному художнику не удалось бы передать всё очарование улыбки этой богини. Она улыбнулась Нико, и его колени подогнулись. Нико никогда не интересовался девушками. Вообще никогда. И всё же у него было такое чувство, что, захоти Афродита этого, он пал бы к её ногам. Только не сейчас; сейчас он решал судьбу богов, и она не могла наложить на него свои чары. Не в полную силу. Впрочем, и того, что она могла, хватало, чтобы он прирос к месту, растеряв весь гнев. — Нико, — нежно произнесла она, — я знаю, что тебе нужно. Он сразу ей поверил. Как такая совершенная богиня могла солгать? Конечно, она знает, что ему нужно. Она легко даст ему это, а он в благодарность назовёт её имя. Человечеству ведь нужны чувства? Никто не скажет ему спасибо, если он сотрёт с лица земли… Олимпа… богиню любви и красоты. — Я подарю тебе сердце Перси Джексона, — сказала Афродита. Нико шагнул к ней, кивая… и недоумённо нахмурился. — Что? — переспросил он. — Ты ведь любишь его, — мягко ответила богиня. — И он полюбит тебя в ответ. Нико широко распахнул глаза. Казалось бы, богиня любви с лёгкостью должна читать в его сердце, да и вроде бы она лишь озвучила то, о чём он сам думал не однажды, но… Когда он в последний раз думал о Перси? Нико нахмурился. — Нет, — медленно ответил он. — Он просто… я… — Прими свои чувства, Нико, — шагнула к нему Афродита. На мгновение её образ подёрнулся, сменяясь образом широко улыбающегося темноволосого зеленоглазого подростка; Перси протянул Нико руку, и глаза его были полны любви. Нико невольно подался навстречу, но Перси тут же исчез, и на его месте тут же возникла Афродита. Она по-прежнему протягивала Нико руку, но на этот раз тот резко отступил назад. — Нет! — воскликнул он. — Это была лишь влюблённость! Я не люблю Перси! И мне не нужно, чтобы ты заставляла кого-то меня любить! Никому это не нужно! Уходи! Уходите все! Лицо Афродиты исказилось, и она исчезла; вслед за ней исчез и луг, и Нико снова оказался в тронном зале на Олимпе. Кажется, всё происшедшее заняло не часы, а долю секунды, потому что Уилл не заметил его отсутствия. Он взволнованно смотрел на Нико, и в груди у него потеплело. У него был Уилл, и Афродита не была к этому причастна. Нико нравился Уиллу просто потому, что… ну, по каким-то уилловским причинам. У каждого человека могло быть то же самое безо всякой божественной помощи. Да, люди прекрасно справлялись со своей жизнью и без богов. Может, и трёх будет для них много? Но слово уже было произнесено, и Нико снова вспомнил «три главные беды человечества». — Аполлон, — сказал он. — Чтобы исцелять болезни. Ну и там… солнце, все дела. Третье имя он называть не стал, а вместо этого повернулся к Уиллу, взглядом давая понять, что последнее решение — за ним. Уилл широко распахнул глаза, изумляясь такому доверию, но повернулся к Зевсу и произнёс: — Аид. За подземным царством нужно кому-то приглядывать, и за экономикой тоже. Ну да, Аид ведь ещё и бог богатства. Вот кто виноват в охватившем мир сенсорном безумии. — Ваше требование принято, — громогласно объявил Зевс, поднимаясь. — Согласно договору, у нас есть ответное требование. Сердце Нико ушло в пятки. Вот о чём лучше было узнать, прежде чем что-то обещать. — Фемида, останься, — сказал Зевс, и Нико с удивлением обнаружил, что остальные боги тают. Сколько жертв они уже получили? Кажется, погибли шестеро… значит, кроме трёх названных богов могут какое-то время прожить ещё трое. — Гермес, — назвал второе имя Зевс. — Гера. Имя Геры удивило Нико. Всё-таки бог-изменщик любит жену… или, может, только потому, что скоро потеряет её. — Афина. Афродита. Гефест. Ещё кто-то погиб, пока они здесь! — Ваше ответное требование, — напомнил Уилл. — Мы требуем, чтобы договор не пересматривался в ближайшие две тысячи лет, — сказал Зевс. — Идёт, — быстро согласился Нико, пока он не придумал что похуже. — Значит, — сухо подытожила Фемида, — остаётся трое богов. Зевс, Аид и Аполлон. Культы остальных богов распускаются в течение года. Охотницы Артемиды теряют бессмертие, как и остальные служители культов теряют дарованные богами милости. В следующих Битвах участвует по шесть героев, трое из которых должны погибнуть. Стороны обязуются не разглашать условия сделки. Новые условия распространяются на все участвующие в договоре с Олимпом страны в течение как минимум пятисот лет, как максимум — до следующего требования о пересмотре. Нико облизнул пересохшие губы. Значит, он выживет, но каждый год всё равно будут гибнуть три человека. И так две тысячи лет… Кроме того, он решил не только за свою страну, а и за Европу и Австралию — их тоже опекают греческие боги. И он уже бессилен что-либо изменить. — Гермес, — распорядился Зевс, — верни детей в Лагерь и сообщи всем заинтересованным о новых условиях. Причину ты придумаешь. Скажем, половину чудовищ истребили окончательно. Потому что эти герои особые молодцы. И в следующее мгновение Уилл, Нико и Гермес оказались посреди поля битвы. Над ними парили Стимфалийские птицы. Гермес нахмурился, глядя на них, и занёс было руку, чтобы изгнать их, но его опередили. На ясном небе возникла туча, ручеёк взметнулся высокой волной, и вдруг над ним образовался тайфун; вода образовала высокую бешено вертящуюся воронку, на поверхности которой сверкали молнии. Изумлённо обернувшись, трое новоприбывших увидели Перси и Джейсона, стоявших бок о бок и вытянувших руки вперёд. Кажется, пугающий цунами был результатом их общих усилий. — Кажется, вы и без меня неплохо справились, — хмыкнул Гермес, когда птицы одна за другой сгинули в воронке, как беспомощные соринки в пылесосе. — ГЕРОИ! — его голос стал громовым. — БИТВА ОКОНЧЕНА! ВЫ ПРОБУДЕТЕ В ЛАГЕРЕ ЕЩЁ СУТКИ, НО НАПАДЕНИЙ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ. ПОЗДРАВЛЯЮ! ВЫ — ВЫЖИЛИ. И он исчез. А все уставились на Нико и Уилла. А потом взорвались радостными криками. Пайпер бросилась поцеловать Джейсона, буквально повисая у него на шее; Перси недовольно скрестил руки на груди, и Пайпер хихикнула: — Не будь букой. У Аннабет нога сломана. Ты же не хочешь сказать, что она обязана была приковылять посмотреть на ваше представление? — Какое представление? — требовательно спросила Аннабет. — Что я пропустила? Я только услышала голос... кто это был? — Твоя нога! — воскликнула Пайпер. — Она прошла, — отмахнулась Аннабет. — Все наши исцелились. Наверное, потому, что битва закончилась. Так что произошло? — Да какая разница? — рассмеялся Перси. — Она закончилась, и всё тут! Аннабет возмущённо раскрыла было рот, но Перси поцеловал её, и она передумала спорить, обнимая его обеими руками. Нико усмехнулся при мысли о том, что, послушай он Афродиту, Перси сейчас целовал бы его. Не то чтобы эта мысль была ему неприятна… но нет, спасибо. Фрэнк на радостях превратился в десять разных птиц за одну минуту. Когда он снова вернулся к своему облику, Кларисса отвесила ему дружеский подзатыльник; он схватил её и поднял на руки, но почти сразу же опустил. — Доспехи у тебя тяжёлые, — смущённо пробормотал он. Закатив глаза, она снова отвесила ему подзатыльник. Впрочем, она бросила оружие на землю и стянула доспехи. За ней то же самое сделали и все остальные; хорошо было снова дышать полной грудью, не боясь нападения. — Ребят, а вы уверены, что это не обман? — осторожно спросил Малкольм. — Не уловка, чтобы мы расслабились? — Да! — тут же насторожилась Аннабет. — Кто это всё-таки был? — Это был Гермес, — заверил её Уилл. — Всё по-честному. — Гермес — бог обмана, — напомнила ему Аннабет. — На этот раз всё было честно. Аннабет с сомнением покачала головой, но все остальные уже позабыли обо всём на свете, подпрыгивая, смеясь, вопя что-то неразборчивое, обнимаясь, распевая дурацкие песни и просто радуясь тому, что выжили. Нико, улыбаясь, обвёл взглядом ликующую толпу и вдруг замер, увидев в стороне Талию, безучастную ко всему. Её лук валялся в стороне, но, кажется, она отбросила его вовсе не в порыве радости. Она сидела над телом Зои, и по лицу её стекали слёзы. Она опустила на щёку Зои ладонь и что-то тихонько шептала. Вся радость Нико тут же испарилась. Зоя мертва. Да, все раненые исцелились, но мёртвые остались мёртвыми. А ведь боги предлагали ему многое за то, чтобы он назвал их имя! Он ведь мог потребовать у Аида, чтобы он вернул к жизни Бьянку! И ещё кого-нибудь, ведь погибнуть должно было лишь трое. Он многого мог потребовать, а не подумал даже о раненых; наверное, их исцеление — это широкий жест со стороны Аполлона. Он даже не вспомнил о сестре, упиваясь своей ролью спасителя человечества. Хорош спаситель; каждый год из-за него будут гибнуть трое человек. За две тысячи лет это шесть тысяч человек. Да, это меньше, чем раньше; да, человечество по-прежнему будет процветать; да, Хейзел не останется одна. Но… мёртвых это не вернёт и не утешит. И почему он вообще взял всё на себя? Ведь говорить должен был Уилл! Уилл наверняка придумал бы лучше! Он обошёлся бы одной жертвой в пять лет! Ведь это была его идея — отправиться на Олимп. Это Уилл всех спас. Кроме того, хотя решение принял Нико, он заставил Уилла выбирать третьего бога, переложив часть ответственности на него. Наверняка Уилл его уже ненавидит. За всё это и ещё за тот ужас, что испытал во время перемещения по теням. Нико испортил всё. Он подвёл человечество, подвёл сестру, обеих сестёр, подвёл убитых, подвёл Уилла. Воспользовавшись тем, что Уилл был захвачен обнимающей его Рэйчел, Нико осторожно попятился и шагнул в тень.