Тобиас
10 мая 2016 г. в 00:56
Как известно, в жизни все когда-то бывает в первый раз: первая любовь, первый поцелуй, первая физическая боль и душевная, первое разочарование и успех. Но все эти чувства не идут ни в какое сравнение с тем, что испытываю я сейчас. Первый страх. Я впервые в жизни боюсь. И не за себя. За жизнь самого дорогого для меня человека – Трис. Зная моего отца-изверга и то, что он сделал с родным сыном, уничтожить Трис ему вообще труда не составит. Поэтому сейчас страх поселился во мне и сковывает все внутри.
Наши шаги по коридору разносятся гулким эхом, и создается такое ощущение, будто вместо трех человек шагает целый отряд. Эрик шествует передо мной, но, даже не видя его лица, я могу с точностью сказать, что он рад безумно, что вернул меня папаше. Они же считают меня каким-то подопытным, будто я и не живой вовсе.
Эрик подходит к железной двери и толкает ее рукой. Та со скрипом открывается, и моему взору предстает абсолютно белая и пустая комната. И если бы не стоящее посередине одинокое железное кресло, я бы мог еще поверить в доброту душевную своего папаши. Но… Мне знакомы такие сооружения… Внизу под ним находится небольшая чаша, в которую при пытках стекает кровь того, кому не повезло оказаться в этом кресле… Значит, судя по тому, что меня привели именно в эту камеру, и закончится моя жизнь… Но я не могу допустить того, что может произойти с Трис!
Я мысленно молюсь, чтобы случилось чудо. Может, Зик сможет помочь? Кстати, где он?
- Садись! – рычит Эрик и насильно усаживает меня в это кресло.
Я морщусь от того, что он сильно вдавливает в мое плечо свои длинные пальцы, словно ножи, поэтому опускаюсь. Этот псих способен на многое. Достаточно вспомнить то, как он «покромсал» меня в том переулке, где и нашла меня Трис. Сомневаться в его адекватности не приходится.
Тут же он избавляет меня от наручников и под пристальным вниманием своего напарника пристегивает меня металлическими браслетами к этому креслу.
- Ты сдохнешь, как и твой помощничек! – ржет громко Эрик на пару со своим напарником.
Что? О чем он? Что значат его слова? Каким еще помощничком?
- Расскажи ему, а то, мне кажется, он не понимает, о чем ты! – гогочет второй.
- Не понял до сих пор? – искренне улыбается Эрик. – Я говорю про твоего дружка Зика, - при упоминании этого имени все холодеет внутри. – Он долго и мучительно умирал на этом самом месте буквально пару дней назад. Ох, как же он извивался тут в предсмертной пытке! Но, нужно отдать ему должное, он не «раскололся». Крепкий орешек… был! – и снова камера наполняется громким ржанием этих двоих, а мне становится противно от этого. Но еще больше мне жалко Зика…
Я прикрываю глаза от безысходности. Господи, сколько еще человек должно умереть, чтобы мой папаша, который возомнил себя Господом Богом, успокоился?!
- Ладно, жди тут, - снисходительно говорит Эрик, - а я пойду пока твою подружку навещу. Ей наверняка там грустно и одиноко без придурковатого Фора…
- Не смей! – огрызаюсь я и дергаюсь на стуле, но мои движения лишь затягивают сильнее «браслеты» на руках. – Только тронь ее пальцем! – рычу я.
- И что? Что ты мне сделаешь? – иронизирует Эрик.
- Я убью тебя, порежу на куски и закопаю в разных частях света, - шиплю я ему в ответ.
Эрик лишь машет рукой и покидает камеру со своим напарником, а меня одолевает жуткая паника от того, что он может сделать с Трис. Моей Трис.
Камера погружаются в холодящую кровь тишину, и я начинаю мысленно метаться от своих мыслей. Я пытаюсь высвободиться из проклятых оков, но ничего не выходит: на запястьях уже проступили порезы, из которых сочится кровь. И от безысходности я лишь взвыл протяжно и опустил голову вниз. Теперь лишь время будет моим палачом.
Не знаю, сколько прошло времени, но дверь тихонько отворилась, и я услышал шаги. Тихие и мягкие. Я поднимаю голову и вижу перед собой Джанин Мэтьюз. Пристальный взгляд ее глаз заставляет меня на мгновение подумать о том, что она может мне чем-то помочь. Но она лишь достает из кармана жгут и длинный шприц. Перетянув мое предплечье жгутом, она втыкает тонкую иглу в мою вену на локте. Наполнив его бурой кровью, она вздыхает и направляется к двери. И уже там, возле выхода, замирает на мгновение и поворачивается ко мне лицом.
- Прости, Тобиас, - шепчет она и закрывает за собой дверь.
Прозвучало как приговор… Не очень утешительно…
Проходит еще какое-то время, и дверь снова открывается. Но не Джанин входит в неё. Эти шаги я узнаю из тысячи. Тяжелые, не предвещающие ничего хорошего…
- Ну, здравствуй, Тобиас, - усмехается коротко Маркус.
Чувствую, как мои глаза наливаются кровью, а нутро сжимается от ненависти к этому человеку. Была б моя воля, я бы стер с его лица эту ухмылку. Да и его бы я стер с лица земли. Но все карты против меня, к сожалению. К великому моему сожалению.
- Отпусти девушку, - шиплю я, - тебе же нужен был только я. Я здесь. Отпусти ее.
- О! – вскидывает руки вверх Маркус. – Я смотрю, мой сынок достиг зрелого возраста, когда теперь он печется о ком- то больше себя! Похвально! Но нет. Прайор слишком много знает и видела.
Гнус! Проклятый кретин! Ненавижу!
- Что ты собираешься делать с нами? – спрашиваю я, хотя в душе знаю ответ.
- Ты привез нам формулы, это хорошо, - Маркус сцепляет пальцы в замок. – Я планирую по формуле сделать нейтрализатор и «отключить» твою железу. Ты, к сожалению, не подходишь под наш проект «Танатос».
- А потом? – спрашиваю я.
- Потом… Тобиас, пойми меня правильно… - Маркус поджимает губу и обходит мое кресло сзади. – Слишком многое ты знаешь! И твоя девка тоже. Мне не нужны лишние свидетели…
- Катись к черту, папаша! – выплевываю я эти слова.
- Мой сын погиб около месяца назад на Шебарском перевале в Афганистане! – выпаливает Маркус.
- Ненавижу! – цежу я, хоть и слышать такое от родного отца довольно больно.
- Ты меня начал ненавидеть очень давно, - возражает Маркус. – После смерти матери. И меня всегда бесила твоя непокорность. Как ты не понимаешь, что ты сам положил конец нашей семье?! Был бы умнее, делал бы так, как я говорил тебе. Я никогда не желал тебе плохого.
- И сейчас? – усмехаюсь я.
Маркус замолкает и резко подходит к двери. Кинув на меня быстрый взгляд, он тихо произносит:
- Это всего лишь политика. Тебе не понять! – и быстро выскакивает из камеры, снова оставляя меня одного.
Да уж… Где же я так провинился перед Богом, когда он решил, что мы должны быть отцом и сыном друг другу? И неужели все вот так и закончится?!