***
— По-моему, мы так ничего не добьёмся. Джереми неторопливо ехал по главной улице Южного квадрата. Тут в каждом из них есть своя Главная улица, на которой движение не прекращается ни на минуту. Откуда у хавиномцев столько дел, что приходится не спать, а куда-то мчаться и днём, и ночью?.. — А ты думаешь, наше дело просто ехать и только? — Сэт покачал головой и кинул на друга насмешливый взгляд. — Я, к примеру, пытаюсь почуять, что и как. А ты просто скучаешь и глядишь по сторонам без всякого толку и смысла. — Я уже начувствовался, — мрачно ответил Джордж, скрестив руки на груди. — Голова до сих пор болит. Джереми неопределённо пожал плечами. Он смутно понимал, что же это такое — жалеть себя. Джорджу то что? Он за его спиной долгие годы жил вполне себе беззаботной жизнью, пока они не столкнулись лицом к лицу с Тьмою высшей пробы. После этого, к слову сказать, на жалость к собственной персоне просто не осталось времени. — Мы сюда не веселиться прибыли. У нас дело. И, что бы там ни было, мы должны его закончить. — Я понимаю это. И смирился с мыслью, что придётся жить в постоянном напряжении, а то и страхе. Так что можете ничего мне не говорить. Скажите, что делать, и я сделаю. Джереми грустно улыбнулся. В уставшем голосе его младшего товарища слышалась всё та же уверенность. И — верность. Непоколебимая, как и всегда. — Чувствуй. Впитывай. И что бы не засёк — говори мне. У нас есть шансы на лучшее, только если ты и я будем действовать заодно. Не суйся один. Снова почувствовав лапки холодка на спине, Джереми подумал об одной странности: в их мире он так не боялся, хотя именно там им могли обеспечить больше всего неприятностей. Здесь же страх не давал покоя. Джереми казалось, что они уже никогда не вернутся в родную страну, не вдохнут тамошнего свежего-свежего воздуха, не выпьют по кружке знаменитого деревенского молока… Небольшие радости, но как же без них. Но. Если им обоим не суждено вернуться, это хоть и печально, но они хоть уйдут во тьму вместе. Самым страшным для Сэта было, если бы ему пришлось отправиться в родной мир без Джорджа. Словно почувствовав (а может, оно так и было) состояние друга, Джордж тихо спросил: — Мы же закрыли портал?.. — Намертво, — ответил Джереми, сдвинув брови. — Эта дрянь нипочём не откроет новый. Только мы, люди, имеем на это силу и право. Джордж хмыкнул. — Да-а… Всяких разных правов некоторых давным-давно лишили. За «примерное» поведение. Когда-то очень давно возможность открывать порталы в иные миры Небеса оставили исключительно для людей. Намучившиеся с непрошенными гостями земные власти с радостью согласились с этим, издав закон, что проникать в параллельные измерения и открывать порталы можно лишь тем, кто достаточно благонадёжен для этого. Например, маги Альянса легко получали соответствующее право, как, например, Джереми и Джордж. И то — Сэт чуть не поседел, пока добился его для себя и напарника. Проблема только в том, что порталы иной раз открывались сами по себе из-за истончения границ между мирами. Раны, нанесённые одной из крупнейших магических войн, исцеляться не спешили. И как же часто почившим соратникам Джереми и Джорджа, героям Альянса ушедших веков, приходилось уничтожать попавших в их мир всяких тварей, среди которых, понятное дело, попадались и весьма недружелюбные экземпляры!.. По всей видимости, вот через такой-то портал, возникший сам по себе, и проник в Хавином страшный гость. Если только… Но Джереми пока гнал неприятную мысль. — Я в толк никак не возьму, почему этих «некоторых» нельзя было просто взять и перебить? Пусть живут, что ли? Неисповедимы пути Господни — так хотелось ответить Джереми. Но Джордж не узнал бы цитаты и потребовал объяснений… Конечно, Сэт любил ему рассказывать, любил учить его новому, но сейчас было некогда. Да и лень. В первую очередь лень. — Если мой сын вырастет ублюдком, едва ли я, пусть и сильно разочарованный, найду в себе силы покарать его. Убить, откровенно говоря. Думаешь, легко лишить жизни своё дитя, пусть оно и стало приносить тебе разочарования, а окружающим — и вовсе смерть? Джордж мрачно заявил: — Можно и решиться. — Но я спрашиваю, легко ли это сделать? Даже если решишься прервать жизнь такого своего дитя, разве это отменит боль? — Конечно же, трудно. Но, — горячо возразил Джордж, — разве не стоит думать не о своей боли, а о чужой жизни? — Тут ты прав. Но, любя, мы и слабы, и сильны одновременно. И слабы порой в том смысле, что не можем убить родного человека, пусть он и конченная мразь. — И?.. — Вот и Он, может статься, не может, Джордж. И ещё — всегда остаётся надежда. В данном случае — что твоё дитя однажды исправится, какие бы гадости ни творило. Оба замолчали. Джереми переваривал услышанное, а Сэт готовился поделиться ещё одной своей мыслью. — А мы на что? — продолжил Джереми, мельком глянув на проехавшую мимо них полицейскую машину. — Нам жизнь дана не для того, чтобы оставаться в стороне, когда зло бесчинствует. У нас есть выбор, остаться ли человеком или же стать ублюдком. Нам дали право выбора. Быть с Ним или отвергнуть Его. — И решать наши проблемы самостоятельно? — поинтересовался Джордж. — Вы к этому идёте? Джереми кивнул, провожая вторую полицейскую машину. — Что-то они часто стали попадаться… — буркнул он себе под нос. — Да, Джордж, именно это я и хотел сказать. К этому ещё аналогия: я своему сыну готов открыть все пути. Пусть идёт, куда знает и учится жить. Пусть набивает шишки, это полезно. Но я могу ему помочь, если он о том попросит. Поняв и этот намёк, Джордж мрачно заметил: — Когда я лежал в горячке, и умирал, вы молились. Но мою жизнь спасла та демонесса, не Бог. — Кто ж знает, как это всё устроено. Иногда Он отвечает, иногда, почему-то, молчит. — А здесь и промолчит, мистер Сэт. Здесь Его нет. Джереми свернул на куда менее оживлённую дорогу. Машин стало попадаться меньше, зато пешеходов, детей на велосипедах и школьников, возвращающихся с занятий, больше. — Твоя правда, — согласился Сэт, снижая скорость и начиная обращать внимание на лица людей, ища что-то одному ему известное. — Но и этот гад не найдёт здесь поддержки ни от своих собратьев, ни от господина. Тут мы на равных. Джордж заёрзал на сидении, опустил стекло пониже и жадно глотнул более-менее свежего воздуха. Уже весьма тёплого, в середине-то дня. В лицо сунулся крупный жук, и Джордж недовольно скривился, отмахиваясь. — Но кто мы? — продолжил он разговор, прогнав противное насекомое. — А кто он? Мы, пусть и маги, но всего лишь люди. Узнай он о нас — раздавит за минуты. Если ещё не узнал… Джереми покачал головой, отвлекаясь от созерцания человеческих лиц. Пока ни на одном он не нашёл печати влияния тёмных сил. — Если и узнал, у нас есть время. Не думаю, что ему будет интересно расправиться с нами тут же. Насколько я их знаю, они не станут упускать возможность поразвлечься. Поживи вечно, со скуки взвоешь. Это раз. Во-вторых, едва ли он видит в нас серьёзную угрозу. Два мага. Два человека. Предположим, Амана он пока-что не учуял, этот прятаться умеет, не в первой. Ну так вот. Два человека, я сказал? Всего-то? Вот как он думает, иначе бы примчался к нам и не оставил бы и мокрого места. Я могу даже сказать, как примерно думает эта сволочь — хотите мне помешать? Ха! Посмотрю я, как оно у вас получится. Это — игра для него, Джордж. Мы трясёмся за свои задницы и думаем, как бы остаться в живых, а он — пытается развеять скуку. Джордж вдруг вздрогнул и уставился на друга округлившимися от догадки глазами. — Извините, я перебью… — Валяй. Джереми умолк. — Та девушка… Сетти… Она для него была тоже развлечением, так? — Естественно. — И как вы думаете, он на этом остановится? Джереми остро, пронзительно посмотрел на напарника, который уже задыхался, будучи не в силах высказать мысль одним махом. — Я не думаю. Я знаю. Он нашёл следующую жертву. Впервые я почувствовал это, когда мылся. Тогда, в первые дни. Потом ещё раз. Кто-то сдался ему. — И-и? — Ну думай, думай. Развивай мысль. Джордж вздохнул и почесал в затылке. — Наверное, мы должны найти эту девушку, пока не поздно. Джереми одобрительно взглянул на него и улыбнулся. — Подкараулить его у этой девушки. Разумеется, вместе с Аманом. Пусть достанет из закромов свой знаменитый кинжальчик. Ну мы тоже не будем стоять, изображая из себя столбики. И наконец всё решится. — Читаешь мои мысли. Джереми потрепал друга по волосам, будто тому снова было шестнадцать лет. Джордж, скривив недовольную рожу, отдёрнул голову и отвёл его руку. — Я так хорошо всё чувствовал, что сделал вывод, что эта девушка живёт не так уж далеко. — Значит, ищем её? — Ищем, — крайне энергично согласился Джереми.***
Телефон битый час разрывался от звонков, и Амарта, доведённая им до головной боли, отключила его. Звонили с работы. И начальник, и Джейн. Амарте было всё равно. Ей было вообще на всё наплевать. На всё, но не на Уильяма. Мысли Амарты занимал лишь он, и это было, как болезнь, от которой нет исцеления. И никакого намёка на критику. Всё так, как и должно быть. Она счастлива? Счастлива. А значит, не всё ли равно, что происходит? Амарта отключила телефон после десятого звонка и кинула его на кровать, на которой ещё совсем недавно задыхалась в экстазе в объятиях Уильяма, прямо на смятое одеяло, и он затерялся в складках. Чувство свободы переполняло её звенящее тело, будто бы вернулась ранняя юность, когда она ещё не знала, что это такое — вставать в шесть часов на работу. И это ощущение действовало на неё, как наркотик. Уильям ушёл, но девушка точно знала, что он вернётся. И будет возвращаться снова и снова, пока она может получать удовольствие от общения с ним. Он будто бы до сих пор шептал на ушко очаровательные пошлости и грубые, но возбуждающие словечки, обнимая её за горячие потные плечи и целуя шею до синих пятен. Амарта подошла к зеркалу. В который уже раз. Россыпь этих самых синих пятен шла по белой коже, и это было так… великолепно? Восхитительно, волнующе? Да-да. И ещё раз — да!.. Она провела пальцем по одному из них. Лёгкая боль заставила её прикусить губу. Амарта закрыла глаза и представила: Уильям подходит к ней, обнимает за талию и целует в шею, заставляя откинуться назад и упереться спиной в стену. Что-то упало сзади. Амарта не обратила внимание. Глупая… Амарта вздрогнула, но глаз не открыла. Глупая… — Пустое, — шепнула она, улыбнувшись. Глупая… Она знает, она пропала. Амарта рассмеялась, по-прежнему не размыкая век. Внутренний голос (галлюцинация?) умолк, будто испугавшись её решимости идти до конца. Амарта снова хихикнула, раскрыла глаза. Звенящее чувство заставило её вздрогнуть. Прилив тепла в низ живота — застонать. Ощущение губ Уильяма на шее — прикусить губу. Когда Амарта села на краешек постели, в глазах её не было ни капли здравого рассудка. Она улыбалась, но то была улыбка сумасшедшей. Она была не в себе, влюблённая и оттого счастливая. Девушке казалось, что всё в порядке. И тут, как гром, её сознание прорезали полные тревоги слова: — Дай себя спасти! Кем бы ты ни была. Укажи, где! Ты в опасности… Она вскочила, полная животного ужаса. — Что за?.. — простонала девушка, хватаясь за голову. Она сходит с ума? Что? Что это с ней?.. Ощутив, как в животе внутренности свернулись в узел, Амарта побежала в ванную. Ощущение чужеродности раздвоило её сознание, и она стала смотреть на себя со стороны. Увидела испуганную девчонку, на всех порах мчащуюся к унитазу, и это испугало её настолько, что она заплакала. Амарте показалось, что она вытошнит желудок. Судороги никак не хотели отпускать её. Ноги не держали, и она села на пол, дрожащей рукой придерживая растрёпанные, влажные от пота волосы. По щекам катились крупные слёзы. Больно, плохо… ЧТО ПРОИСХОДИТ??? И после этой мысли её вырвало снова. Водой и желчью. И несмотря на весь этот ужас, Амарта не подумала, что нужно бы вызвать врача. Если бы даже она поняла — умирает, не додумалась бы до этого. Пока её выворачивало над унитазом, все её мысли были об Уильяме. Его имя отравляло мозг, плоть, разум. УИЛЬЯМ!!! Девушка жаждала уцепиться за его руку, вдохнуть аромат его волос и уткнуться ему в плечо. Но его не было, и Амарту рвало снова и снова, и она плакала, держа волосы, пока перед внутренним взором мелькали видения: страшная птица хотела выклевать её глаза, ковыль превращался в ловчие сети и оплетал её тело, раня, пуская кровь. И смерть казалась избавлением… Когда же стало легче, Амарта села на пол и уткнулась лицом в колени. Плечи её подрагивали. Слёзы кончились, и она смотрела в пол широко раскрытыми глазами, в которых застыло отчаяние. Она не понимала, что происходит, знала только, что ей очень плохо. А вот то, в чём причина, оставалось неизвестным. В её жизни, оказывается, было так мало боли. Настоящей. От которой хочется выть побитой собакой или же и вовсе покончить с собой. Вроде той, что заставляло минуту назад её желудок раз за разом избавляться от содержимого. Сейчас её трясло, как при лихорадке, а сердце болезненно сжималось. Амарте вдруг захотелось разодрать себе лицо ногтями, да и не только. Ещё и шею, руки, плечи, грудь. Грудь, которую сжимали ладони Уильяма, без кого она не могла нормально существовать. А затем расколотить голову об унитаз. Но вместо этого она заплакала. Очень, очень тихо. И пока она плакала, в её голове одна за одной рождались мысли: первой была, что Уильям больше никогда не вернётся, второй — что он несмотря ни на что её пугает, третьей — что она сходит сума, причём уже не постепенно. И четвёртая — что она примет ЛЮБУЮ помощь, лишь бы избавиться от боли. Так дай же себе помочь, дурья башка!!! Амарта взвыла и вскочила на трясущиеся, успевшие занеметь ноги. Снова её ранила превратившаяся в кинжалы полынь из сна, снова бросалась, метя острыми когтями в лицо, странная, нездешняя птица, то ли ворон, то ли сова. Боишься голосов? — зазвучал в голове вкрадчивый голос, совсем другой, не такой, как тот, встревоженный, сочувствующий… и человеческий. Этот же был… Будто принадлежал какому-то другому существу. Он был похож на механическую запись — в нём не было души. Говорил будто бы робот. — Правильно боишься. Они — знак. Знак чего, спросишь ты? А я отвечу… Ты, милая, скоро распрощаешься с остатками своего слабенького разума. -Замолчи-ии… — Не слушай того, другого. Тебя не спасти. Взгляни на себя. Ты этого не хочешь. Не хо-чешь. Иначе бы бежала, роняя туфельки, в больницу. Спасать себя. Но ты не бежишь, потому что знаешь, что тебя не спасти. Разрываемая голосом, буравящим голову, точно сверлом, Амарта снова склонилась над унитазом. Но на сей раз в желудке было пусто. Он противно трепыхнулся несколько раз и затих. Нависшая над нею у самого потолка тень трепыхнулась, сгущаясь, и, будто заинтересованная, спустилась ниже. Амарта утёрла губы от слюны. Открыла вентиль у от души умылась ледяной водой, не забыв прополоскать рот. И уставилась в зеркало. — Какая же я противная… И правда: лицо раздуто от слёз, рот дрожит, веки выглядят так, будто её покусали осы, а шея и грудь покрыты уродливыми красными пятнами по бело-синей, как у трупа, коже. Тень шевельнулась. Будто пожала плечами. Амарта вздрогнула, ощутив ледяное прикосновение к плечам. Нерешительно протянув руку, она неловко ухватилась за бретельку и потянула её вниз, обнажая грудь с заострившимся соском и синяк ниже неё — след от поцелуя Уильяма. — Что же я делаю… Следуешь за своими желаниями. На этот раз девушка не обратила внимания на голос робота в голове. Обхватив ладонью грудь, она вздохнула. Пальцами другой руки коснулась синяка, ощутив лёгкую боль. Приятное чувство в низу живота заставило её прикусить распухшую губу. Видишь, насколько ты слаба? Амарта видела. Зачем? — вмешался в происходящее голос разума. Зачем ты обнажаешь себя и гладишь свою грудь? Разве это хоть сколько-нибудь оправдано? Амарта убрала руку от груди, на которой остались следы от её пальцев, и поправила одежду. Тень исчезла. И в это время раздался звонок в дверь. Амарта, точно вспугнутая антилопа, рванулась к ней. Лишь один человек мог навестить её. Лишь один. И девушка оказалась права. Уильям был бледен, как и она. И улыбался как-то странно. Так улыбалась сама Амарта, когда смотрела на себя в зеркало этим утром.***
Он любил этого человека. Как же сильно любил!.. Не сказать. И доверял всё: от малюсенькой тайны, до жизни. И тем сильнее, чем дольше знал. И когда этот человек застыл, сжимая в руках руль, сдвинув брови, закрыв глаза и прикусив губу, он жил его болью. — Джордж… — простонал Джереми. — Это… неравная борьба… — Прекратите… — с мукой в голосе посоветовал (стал умолять) Джордж. — Толку нет, только больно. Вам же больно, мистер Сэт. — Не могу… Точно определить… Где. И расстояние. Джордж… — Хватит! — прикрикнул Джордж, хватая друга за плечи и с силой встряхивая его. Джереми открыл глаза. — Ладно, приятель, ты прав. Будем действовать по-другому.***
Амарта прильнула к Уильяму. Их губы встретились. Её — горячие, мокрые от слёз, и его ледяные. И они целовались на стыке огня и льда, целовались, пока в лёгких Амарты не кончился воздух. Его руки лежали на её талии. — Я не понимаю, что со мной, — пожаловалась Амарта, переводя дух. — Мне плохо. Очень. Уильям не изменился в лице. Он пришёл к ней спокойным, даже равнодушным, и был таким и сейчас, пока её колотило от страха. — И как ты думаешь, в чём причина? Амарта, уязвлённая его холодностью, насупилась. Ей захотелось послать его куда подальше с той же силой, как недавно — расцеловать и слиться с ним в экстазе. Но она сдержалась. — Если бы я знала, — ответила она таким же пустым голосом. — Вроде что-то с желудком. Его губы искривились в улыбке. — С желудком? Не с душой? Она досадливо повела плечом. — А причём тут душа? И… и вообще, я хочу поддержки. От тебя. Уильям развёл руками и улыбнулся чуть теплее. Так, как она привыкла. — Милая, — сказал он, и Амарту обожгло. — Ты не понимаешь пока, что моим словам есть и повод, и объяснение. Как и моему присутствию в твоём доме. Скажи, тебя не смущает то, что ты так быстро сдалась? — О чём ты? — Ты понимаешь, о чём я. Он заговорил с ней, как следователь на допросе. Амарта содрогнулась. — Не особенно… — пробормотала она. Уильям зашагал по прихожей, заложив руки за спину. Дверь оказалась закрытой, Амарта этого не делала. Но она не заметила. — Так я и думал. Вы странный народ. И глупый. — Кто мы? — не поняла Амарта, смотря на него с удивлением. Уильям не удостоил этот вопрос ответом. Явно нервничая, он то сжимал, то разжимал кулаки. — А я не люблю глупых. И когда мне мешают, тоже. — И кто же тебе мешает? — Амарта перестала понимать, что происходит. — Я думал, у меня много времени. Но я ошибался, — зрачки Уильяма сузились до булавочной головки. — Недооценил… Тоже сглупил, как-то и дело вы. Но сегодня… Сегодня я постараюсь всё исправить. А жаль, я хотел поиграть подольше. Амарта отступила к обувной полке и оперлась на неё. Голова кружилась от странного поведения и не менее странных слов любимого. Не отрывая влажных глаз от него, она старалась понять, что происходит, пока в голове проносились обрывки тревожных мыслей. Уильям резко остановился и вперил в неё злой взгляд. — Это же интересно — играть, — прошипел он, покачиваясь из стороны в сторону. — Может, тебе тоже плохо?.. Ты заболел?.. — Нет… — Тогда что же! — вскричала Амарта. Он оскалился. — Ты бросишь этот дом, — в его голосе прорезались властные нотки. — Бросишь вещи, телефон, все свои тряпки, и пойдёшь со мной. Амарта раскрыла рот да так и застыла, переваривая услышанное. Давно с ней не разговаривали в таком тоне. Лицо её пошло красными пятнами. — Что ты такое говоришь?.. — наконец пролепетала она. — Что с тобой? — Ты бросишь всё, — повторил он, смотря на неё как собака на кость, — и пойдёшь туда, куда я тебя поведу. И я не собираюсь повторять несколько раз. — Да как ты… — губы девушки задрожали. — Как ты смеешь так со мной разговаривать? От таких слов не было больно. Амарта здорово разозлилась. И испугалась. Уильям выглядел в эту минуту откровенным маньяком. Уильям оскалился и шагнул к ней. Она схватила с полки ложечку для обуви. Он рассмеялся. Нехорошо, как псих. Страх смёл любую другую мысль, когда Амарта посмотрела в его глаза, полные злобы и презрения. Вспомнилась ненависть в его голосе, пока они развлекались в постели и то, с какой силой он шлёпал её по ягодицам и бёдрам. Неужели, подумала она, он сумасшедший. Или поехавший женоненавистник, нашедший жертву? Или маньяк… И теперь она наедине с ним, а до телефона далеко. — Я буду кричать… — неуверенно пригрозила она. — Кричи, — издевательски сказал Уильям, подходя ближе. — Что тебе надо? — испуганно вопросила Амарта, пятясь к двери. — Мне надо, чтобы ты пошла со мной. Амарта надавила на ручку, уверенная, что дверь откроется. Но она не открылась. Глаза девушки расширились в изумлении. Она же не закрывала дверь на ключ! Точно не закрывала! — Ты ищешь ЭТО? Уильям помахал ключом, мерзко улыбаясь. — Как ты это сделал?.. Уильям во мгновение ока спрятал ключ в карман. — Я много чего могу, — серьёзно сказал он. — Выпусти меня. — Собирайся и иди со мной. — Выпусти! Прошу! Они застыли друг напротив друга, ловя каждое движение. Одинаково. Но между ними была колоссальная разница. Она — жертва, он — хищник. — Я пока по-хорошему прошу. Собирайся. Амарта вдохнула полную грудь воздуха и закричала: — Помогите! Уильям ударил её. Амарта приложилась затылком о дверь и сползла на пол. Из носа потекла кровь. — Что ты… Уильям… Это не шутки. — Я не шучу, — прошипел он. — Подчинись или будет больно. Очень больно. Это — только лишь начало. Ещё недавно он смотрел на неё с восхищением, с любовью, а что теперь? Перед ней находился жаждущий крови зверь, кипящий от ярости. Обзывая её сукой, он хотел её бить, хотел причинять ей боль. Амарта заскулила, понимая, что против такого крепкого мужчины как он ни за что не выстоит. Уильям дал ей пинка. — Вставай, ничтожное животное. Амарта встала, утирая кровь из распухшего и свёрнутого на сторону носа. — Мы уходим. Если он думал, что она так просто покориться, то он совершил роковую ошибку. Воспользовавшись тем, что он отвернулся, чтобы взять ремень, Амарта с криком толкнула его и бросилась на кухню. К ножам. Но ошиблась она. Уильям дал ей добежать до кухни, дал схватить разделочный нож, самый крупный. Но на этом всё. Схватив девушку за волосы, он швырнул её на пол, награждая ударом ноги в поясницу. Амарта ткнулась разбитым носом в пол, залив его кровью. Уильям, почуяв запах то ли этой самой крови, то ли самого страха, поднял её за волосы и швырнул в противоположную стену с далеко не человеческой силой. — Не надо! — закричала Амарта, давясь кровью и сплёвывая её на грудь. — Умоляю! Я всё сделаю, как ты хочешь! Она рыдала и заламывала руки. По стене, в которую он её кинул, зазмеилась трещина. — Вот как ты заговорила… Стоит только как следует припугнуть. Амарта отвернулась к нему спиной. Её мутило. Ещё чуть-чуть и её бы вырвало. — Я слишком долго возился с тобой. Это плохо, нас могли обнаружить. Впрочем… Я бы убил их за секунды. На кухне стало темнее. Амарта вздрогнула, когда холод коснулся её дрожащего тела. — Они тебя не спасут. — Пожалуйста! — Обернись, — спокойно и тихо потребовал Уильям. Амарта всхлипнула. — Обернись, — повторил он. — И всё поймёшь. Девушка подчинилась. Обернулась и посмотрела на него. В его глаза. Посмотрела, каким он стал. И закричала.