Keep Out

      Первое, что я вижу на утро – Хайдериха в развернутом к эркерному окну кресле с темно-фиолетовой обивкой.       Аджи чуть удар не хватил, когда он увидел, что конкретно я купил. Едва не плача, он долгие четверть часа объяснял мне сочетания цветов, палитру, в соответствии с которой помогал обставлять спальню и всю в квартиру в целом. Я упёрся, обрубив, что кресло останется здесь, и плевать, что оно ни к цвету, ни к месту, ни к чему-либо еще.       И сейчас, щурясь от солнечного света, расслабленно помешивая чайной ложкой чашку кофе одной рукой, поддерживая под блюдце другой, Хайдерих сидел в этом несуразном кресле, распространяя в комнате аромат свежемолотых зерен с чем-то остро-сладким.       Не шевелясь в плотном коконе одеяла, я прослеживаю взглядом его вычерченный утренним солнцем профиль с застывшим выражением без каких-либо эмоций, зачесанные, слегка влажные волосы. В проколотом левом ухе – круглый гвоздик с черным матовым камнем, довольно простой для внешности, которая, определенно, не котируется у типичных телохранителей.       При в целом скудной мимике, это лицо, когда я восстановил расползающееся самообладание, выражало прошлой ночью на удивление много.       Хайдерих помог дойти до стула обратно, сделал третью чашку с чаем, добавил лимон, чайную ложку меда, которого, как и реквизита для кофе у меня в жизни не было. На секунду задержавшись у холодильника, он многозначительно взмахнул в его сторону рукой.       «Сядь, не маяч», – устало посоветовал я.       Вернувшись на прежнее место, он периодически поглядывал на меня, словно удостоверялся, что его контрактник успокоился и никуда не сорвется повторно.       Я спускаю взгляд по контуру его горла, вниз, где размыкался воротник свежей рубашки, закрываю глаза на несколько секунд. А открыв, встречаюсь с острым, четким взглядом. - Вы проснулись. – Не то спрашивает, не то констатирует факт, поворачивает кресло, чтобы сидеть ко мне больше лицом. - Что в чашке? Кофе? – я приподнимаюсь на локте, подкладываю под спину подушку, полусажусь в кровати и неконтролируемо вытягиваю ноги под одеялом, потянувшись до кончиков дрогнувших от сонного онемения пальцев. - Ты всю ночь меня прокараулил? Диван все еще застеленный, если что. – Я не удерживаю вымученный зевок. - Я спал на диване, в вашей спальне нахожусь только последний час, – отвечает он с каким-то странным выражением. Нейтральность, которую я наблюдал из одеяла минуту назад, на глазах обращалась знакомым, служебным безличием.       Я отвечаю ему симметричным взглядом и прямо спрашиваю: - Что?       К моему удовлетворению, голова не болела, но была всё еще тяжелой. Разгадывать мысли Хайдериха с утра пораньше, без подготовки, я при всём желании не был способен.       Он коротко качает подбородком, продолжая помешивать кофе. От неё плыл заманчивый пар.       Я нашариваю под подушкой резинку, одной рукой собираю волосы в низкий неровный хвост, еще раз зеваю: - Хайдерих, в следующий раз, будь любезен, предупреди, что первое, что я увижу, проснувшись, будет твое лицо. Облегчишь мне жизнь. Надеюсь, это мне? – я указываю на кофе.       Он моргает, усваивая что я только что сказал и спохватывается: - Да, прошу вас, - поднимается из кресла, подносит блюдце с чашкой, предусмотрительно не садится на край кровати, - осторожно, горячий.       Я отпиваю, довольно прижмуриваясь от горького вкуса.       А сладкий запах откуда? Не корица. Или корица? Нет, не похоже. Как он, черт возьми делает кофе? Что за способ? - Отличный. - Честно выдыхаю я, не в силах оторваться от чашки.       Угол его рта вздрагивает, у глаз собираются морщинки: - Я рад.       Я поднимаю подбородок и смотрю прямо в центр льдистых глаз. Так близко, что можно рассмотреть ресницы и обвод зрачка.       В голове проносится тихий, глубокий голос, которым он произнес, завершив рассказывать кусочки своей жизни:       «Прошу тебя. Не мучай себя, и позволь мне обо всем позаботиться».       Человек-аномалия. Его обращения, тон, тактика поведения - именно тактика, никак иначе это не назовешь – из раза в раз вынуждали пересматривать собственное восприятие.       Что-то считав в моём взгляде, он склоняется ниже, упирается ладонью в край подушки: - Как вы себя чувствуете? Как ваша рука? Встать сможете?       Ого как много вопросов. - Нормально всё. – Пальцы шевелились, были способны держать блюдце, и на том спасибо. - Я приготовил завтрак, обед и ужин, чтобы вы не пренебрегали едой, господин Эдвард. Все разложено по контейнерам. - Волшебно, - ворчу я, отводя взгляд, – за готовку не доплачиваю, имей в виду.       Я откидываю одеяло, опираюсь о кровать стальной ладонью, перенося на неё вес тела, и глухо охаю от прошившей до основания шеи боли. Локоть с дрожью подламывается, я заваливаюсь на бок, выпуская из одеревеневших пальцев блюдце с чашкой.       Хайдерих стремительно подхватывает посуду, а заодно и меня. Если бы ни его скорость реакции, пришлось бы менять всё постельное бельё. - Осторожнее. - Выдыхает он где-то у затылка, аккуратно выравнивает мой корпус. – Вам нужно поесть и принять лекарства. Будет лучше, если вы примете их не на голодный желудок.       Одной рукой он убирает блюдце с чашкой на тумбочку, другую на мгновение отводит от меня, проверяя, могу ли я сидеть прямо, без помощи, затем отстраняется полностью. - Как раз это и собирался сделать. - Огрызаюсь я в потолок. - Я принесу поднос. Прошу вас, оставайтесь в постели. - Да-да. - Я неуклюже выбираюсь из одеяла и спускаю ноги с кровати.       Правая рука висела как безжизненный кусок инородного тела. Может, сделать частичную отстыковку и мозги себе не делать? Франческ, конечно, взгреет потом, но хоть так неметь не будет.       Хайдерих недоуменно смотрит, как я враскачку делаю тщательные, небольшие попытки встать: - Господин Эдвард? - Господин Эдвард желает посетить уборную, вы позволите? - Прошу прощения, разумеется. - Осекается он.       Я с интересом смотрю на его изменившееся лицо и неожиданно для самого себя спрашиваю: - А что? Хочешь помочь?       Вопреки реакциям всех предыдущих телохранителей вместе взятых, Хайдерих серьезно кивает: - Если так вам будет легче. - Поднос, Хайдерих. - С коротким смешком я указываю на дверь. – Чувствуй себя как дома.       Я задумчиво верчу в пальцах прозрачную, крупную капсулу с черными гранулами внутри.       Франческ не раскрывал своего источника лекарств. Сказал лишь, что он проверен. Нехотя и с таким лицом, что сразу стало ясно – говорить об этой личности у него нет никакого желания. - Ты переоделся? - Да, господин. Когда вы уснули я съездил на квартиру. Взял только необходимое. - Непонятно для чего поясняет он. - Я вас разбудил? - Спрашиваю, потому что на тебе новая рубашка. - Я запиваю капсулу тремя крупными глотками. - Вы наблюдательны.       На тарелке остаются недоеденные овощи с зеленью и треть тоста. Я откладываю вилку – в меня больше не влезет, или я лопну прямо в собственной кровати. Не понимаю, как можно впихивать в только проснувшийся организм столько еды? - Могу я спросить? - Можешь. Спрашивай. - Я решительно отодвигаю поднос в сторону.       Раз уж выдалась такая возможность, воспользуюсь ею. - Господин Франческ часто просит вас приехать? - Зависит от множества факторов: его настроения, степени озарения, приступа маниакальности, - перечисляю я, – и от чувства голода.       Хайдерих внимательно слушал, стоя у окна и заложив руки за спину.       Я закрываю пакет с капсулами, убираю в верхний ящик тумбы, где хранились все препараты от Франческа - от лекарств до пасты для автомейла: - Где-то полгода назад он перекраивал систему охлаждения в автомейле. Тогда имелись проблемы с перегревом. Франческ чрезмерно кропотлив и придирчив к качеству своей работы, поэтому мне приходилось приезжать чаще, чем сейчас. Три-четыре раза за месяц, если быть точнее. - Почему вы не принимаете обезболивающее перед процедурой? - «Заморозка» нервных окончаний препятствует корректному подключению автомейла, повышает риск кривой состыковки. - Я по памяти цитирую Франческа – он бы оценил, и рассеянно трогаю ладонью стальное плечо, как если бы разминал живую плоть.       Левую руку я чувствовал намного лучше, чем вчера вечером. Значит, и правая должна отойти быстрее обычного. Досадно, что с гибкостью и амортизацией у этого прототипа хуже. Придется терпеть и ждать, когда Франческ закончит. - После процедуры, сколько времени вы не можете использовать автомейл? – очень тщательно и с паузами выбирает слова Хайдерих. Так тщательно, чтобы я не решил, что он пытается вытянуть из меня информацию на вынос? - В среднем – несколько суток. Обычно к концу следующего дня всё нормализуется, если пристыковка была единственная. Хайдерих, - я обращаю на него острый взгляд, – мой механик знает своё дело. - Я вовсе не это имел в виду. - Он чуть отводит подбородок. - Что именно, в таком случае? – Франческ не злопамятный, но крайне остро относился к неосторожно брошенным словам в адрес своей работы. В особенности, когда произнесший являлся человеком ничего не понимающим в ней. - Не сочтите за грубость, господин Эдвард, но пока вы были с господином Рейкхом, я поднял всю имеющуюся информацию на него. - По мере того как он говорил, его голос становился тише под моим сужающимся взглядом.       Франческ ненавидел своё второе имя, оно звучало сухо, отрывисто, было похоже на утробный звук, исторгаемый не то хищным, не то травоядным – как он всегда говорил, жирно вычеркивая его из своего досье. Пустующее поле он заполнял живописным росчерком. - И воспользовался ты определенно не информацией, предоставленной Мерре. - Я использовал личные связи, так надежнее. Прошу прощения. - Очень тихо извиняется он. - Не стоит. - И без показательных тычков носом знаю, что отдел безопасности в Штабе работает в четверть изначально задумывающейся силы.       Джейм, территориальная охрана да несколько водителей. Теперь и немец. - Впредь, прежде чем копать под моих людей – ты идешь ко мне. – С нажимом говорю я. – Мой механик – мой человек. Для тебя его не существует. Понятно излагаю? - Так точно, господин. - Он покорно склоняет голову и сглатывает. - В любом случае, я планирую расширять отдел безопасности. Как ты уже успел заметить, функционирует он вполсилы.       Прошлой ночью Хайдерих вызвался найти Шальные руки. Интересно, его слова о помощи с поиском людей в Штаб были всерьез, или для подчеркивания своего многолетнего и обширного опыта? - Вы обдумали моё предложение? - «Несколько людей, согласных работать на такого как я»? - Если вы позволите. - Опыт в отборе и подготовке людей у тебя имеется, неоспоримый факт, но, боюсь, Джейм ревностно относится к своей должности и полномочиям. - Уверен, с господином Мерре мы договоримся. - Загадочно откликается Хайдерих. - Хорошо. – Я кивком закрываю тему. - Ты так и будешь стоять? Сядь. – Негромко приказываю и с удовольствием смотрю, как Хайдерих подчиняется. - Итак, теперь я задам тебе несколько вопросов, - линия его челюсти заметно ожесточается, но я упрямо продолжаю, – и ты на них ответишь. – Я по-турецки подбираю под себя ступни.       Будет ему уроком, как без спроса лезть к моим людям.       Идея внезапного допроса с пристрастием явно не пришлась Хайдериху по вкусу - он сцепляет пальцы в замок, опирается предплечьями о расставленные колени, всем своим видом демонстрируя что он думает на этот счёт. - В твоем личном деле, в причине увольнения, написана одна и та же фраза: «Желание самосовершенствоваться».       Он несколько секунд рассматривает свои сплетенные руки, а затем, подняв заиндевелые глаза, долго изучает моё лицо, прежде чем ответить: - У меня был учитель, наставник, правильнее будет сказать. Его методы обучения отличаются от принятых и основываются на философии самосовершенствования. Он требовал прогресса на постоянной основе, промахи – недопустимы. - Каким образом выражалось это требование? - Вся информация и знания должны были усваиваться мгновенно. В противном случае он использовал ряд изощренных методов, демонстрирующих его недовольство. - Правильно понимаю, что его методы касались не только физического вмешательства, но и психосоматического?       В кругу оружейников ходил слух, что среди военных был человек, использующий подобную тактику. Он муштровал своих людей как голодных псов, и некоторых, наиболее отличившихся, он в буквальном смысле клеймил огнём – выжигал знак пожизненного контракта в плоти. Одна из причин, по которой я распорядился оголять всем проходящим отбор руки и по возможности торс. Чужая гончая никому не нужна.       Хайдериха Джейм лично проверил на чистоту. - Вы проницательны, господин. - Он бесцветно улыбается одним ртом. - Другими словами, с предыдущим твоим контрактником ты уже не мог самосовершенствоваться? В твоём досье, кстати, не указаны его данные. - Я не свожу с Хайдериха допытывающего взгляда. Нужно узнать как можно больше, прежде чем он снова захлопнется. - Каждый из моих предыдущих работодателей был осведомлен об условиях моего найма. С этим проблем не возникало, либо они решались сменой страны. - Ёмко отвечает он, обходя вопрос. - Тем не менее, ты заключил со мной бессрочный контракт.       Прежде чем составлять договор, юрист вдоль и поперек, по диагонали прошелся по каждой букве, чтобы Хайдериху никакими законными способами не удалось отвертеться от соблюдения условий. - Фактически, продавшись в рабство. - Фактически. - Эхом откликается он. - Я разорвал контакты с Ханом несколько лет назад. - Ханом? – я застываю всем телом.       Он смаргивает оцепенение, и я понимаю, что он сказал много больше, чем собирался. То, что не хотел упоминать как минимум. - Мой наставник, господин. Маркус Хан. Задолго до работы на вас я оборвал с ним связь. В какой-то момент я понял, что его философия расходится с моими убеждениями. Слышал, что у него появился следующий ученик. Я уже давно не слышал от него ничего. – Скомканно добавляет он.       Маркус. Снова Маркус. Как я ни старался, я не смог узнать о нём ни у одного из информаторов. Ни одна база не выдавала того лица, что я помнил с детства. Не исключено, что лучший друг моего отца давным-давно сменил документы, а лицо в наше время перекроить не проблема. - Господин? - Я хочу встретиться с ним. С твоим наставником. - Для чего?       Я отрешенно смотрю поверх головы Хайдериха, обдумывая новую информацию. Какова вероятность что это один и тот же человек? Если так, у вселенной слишком больные шутки. - Господин Эдвард, Хан не тот тип человека, которого легко вывести на встречу, если он того не хочет, - говорит Хайдерих, поняв, что пояснять своих причин я не намерен. - На эту встречу ему придётся явиться. Хайдерих. - Да, господин. - Мне нужно приказать, или попросить? – я прямо смотрю ему в глаза. Пусть он и работает на меня, но везде есть границы. Да и что ему помешает согласиться только для вида.       Его взгляд проясняется, неуловимо смягчается, словно он в очередной раз услышал то, чего не ожидал, но то, на что надеялся. - Я заключил с вами бессрочный контракт. - По истечении семи лет, который, ты можешь разорвать. - Возражаю я.       Семилетний срок был прописан мелким шрифтом в самом конце договора. По сравнению с его предыдущими сроками контрактов несоразмеримая, чудовищная вечность, возле одного человека. Но пока эти семь лет не истекут, он никуда от меня не денется. Только если глотку мне не решит перерезать.       Он с интересом наблюдает за моим лицом, будто все мои мысли написаны на нём: - Могу. Но теперь – я работаю на Вас. Всецело нахожусь в вашем пользовании. - Добавляет он, позволив приподняться уголкам рта. В льдистых глазах мелькает дозированная усмешка.       От припоминания собственных слов я безотчетно сжимаю губы. Вполне заслуженно. - Господин Эдвард, - тихо говорит он, вынуждая посмотреть в свои глаза, в центр расширенных черных зрачков, что заполнили практически всю радужку, – сейчас, завтра, через несколько месяцев или лет, я принадлежу вам, вашим желаниям и требованиям. Вы, как мой единственный контрактник, являетесь моим Абсолютом. Вы в праве требовать, приказывать, принуждать и настаивать.       Он склоняет голову, опускает ресницы, разрывая зрительный парализующий контакт, отчего я невольно выдыхаю, загривком ощущая, как меня затягивает в ртутную сферу, замыкающую в своей сердцевине, отсекающую от внешнего мира. - Вы вольны в своем выборе – я приму любой из них. Никогда не просите. Вам достаточно лишь озвучить. Я исполню абсолютно всё что угодно. Если вам нужен мой наставник – я найду его. - Я не требовал от тебя присяги. - Тогда, мне надлежит быть на коленях. - Отзывается он. – Чтобы вы всерьез воспринимали меня.       Он расцепляет замок из пальцев, кладет ладони на подлокотники кресла. - Не вздумай! – я мгновенно вскидываюсь, поняв, к чему он. – Хайдерих!       Он неотвратимо преклоняет колено, не опускает голову и повторяет каждое ранее сказанное слово: - Я здесь, чтобы защищать вас, следовать за вами и вашей волей. Моя жизнь целиком и полностью принадлежит вам. - Он берет мои стальные пальцы, невесомо тянет к себе и касается губами костяшек поверх перчатки. - Отныне и навсегда. - Понял я, понял, всё, вставай! – не зная куда себя деть, я торопливо отпихиваю его левой рукой, заставляя подняться. - Точно поняли?       Да он издевается! - Хайдерих! - Эдвард, - тихо зовет он и я осекаюсь. Он выдерживает паузу, коротко трет подушечкой стальную костяшку и опускает взгляд. – Я тоже твой человек.       Я часто моргаю, мысленно провожу связку.       Франческа я знал практически всю жизнь.       Вместо ответа я натянуто киваю.       Приглушенная подушкой вибрация телефона звучит как вовремя брошенный в пропасть спасательный круг. Хайдерих стремительно отпускает меня, возвращается к окну. - Слушаю. - Я кошусь на Хайдериха, прямого, с заложенными руками за спиной. Отрешенное лицо, взгляд перед собой, поза – как четкая линия, отчертившая утро и работу друг от друга. - Босс, доброго дня! У меня здесь Стивен. - И тебе доброго. - Я делаю глубокий вдох. – Его нет в расписании, разве он должен был приехать? - Всё верно. Но он настаивает на встрече. - Голос Джейма опускается до шепота. Видимо, Стивен стоял у него над душой и всеми силами прислушивался к телефону. - Понастаивает в оговоренный день. - Отрезаю я. Неделю назад он не явился, даже не подумав поставить меня в известность заранее. – После Франческа у меня нет никакого желания впихивать Кварца в график. - Вы ездили один? - Нет, - исчерпывающее отвечаю я, хмурясь. - Понял. Чай? Аджи? - Да. Чтоб свалил побыстрее. И, черт возьми, если он еще раз похерит договоренность о встрече, я засуну ему его патент… - Да, босс, передам! – нарочно громко рапортует Джейм, перекрывая мой голос и я отключаюсь.       После обработки Аджи Кварц не будет отсвечивать до тех пор, пока не понадобится мне. Надеюсь.       Я мучительно сдавливаю левыми пальцами виски, пытаясь запихнуть начинающуюся головную боль обратно в череп. Только обрадовался, что голова не болит.       Нужно переключиться, занять мозги. - Езжай домой. До конца дня я не планирую выходить из квартиры. - Я сажусь в кровати удобнее, беру на колени ноутбук, раскрываю футляр для очков.       Хайдерих с сомнением смотрит то на меня, то на ноутбук, обратно на меня: - Я побуду на кухне.       Точно. Вчера ночью он говорил о нескольких днях своего присутствия в квартире.       Я хмуро смотрю на него поверх надетых очков: - Ну, если надумаешь, что тебе нужно куда-то съездить по личным делам – не держу. - Благодарю. Сделать вам чай, пока вы работаете?       Очень неприятная мысль совершенно неожиданно укалывает где-то между позвонками на шее.       С предыдущими контрактниками он так же себя вёл? Чай, готовка, пальто. Присяга.       Я безотчетно хмурюсь сильнее, сжимаю челюсть и погружаюсь в ноутбук: - Как хочешь.       Он кивает и выходит из спальни.       Откуда, черт возьми, такие мысли?       Я механически набираю сообщение Аджи о Кварце, стараясь не прислушиваться к шуму из кухни, к включающемуся чайнику, звону посуды, как выдвигается ящик для столовых приборов. - Есть еще кое-что, о чем я хотел тебя спросить. - Сообщаю я, когда Хайдерих опускает на тумбочку дымящуюся кружку с термоподставкой. Такой у меня тоже раньше не было в квартире. - Внимательно слушаю вас. - Он никак не обозначивает свою реакцию. - Твоё чрезвычайно удачливое появление в моём Штабе, вся эта вовлеченность, - я указываю подбородком на чай. – Ты как будто прекрасно знаешь, как себя вести со мной.       Там, где надо было – он отступал или безошибочно давил сильнее. Лишь слегка прощупав границы, он действовал вполне уверенно.       Он смешивается, сжимает рот: - У меня достаточно большой опыт общения с людьми. - Сначала я предположил, что ты следил за мной около месяца, – продолжаю я, - но теперь, кажется, что ты изучал меня куда дольше. - И усмехаюсь. - Вам не о чем беспокоиться. Я не вмешиваюсь в личную жизнь своего контрактника. - Эта фраза, сказанная с лицом, отрешенным больше обычного, только подтверждает догадку. - Сколько? Несколько месяцев?       Он опускает взгляд, стоя в шаге от кровати: - Прошу прощения за допущенную вольность касательно вас, господин. - Интересно. - Тяну я, вертя в пальцах футляр с беспроводными наушниками. – Все твои предыдущие контрактники удостаивались такой же «вольности»? - Только вы. - Он с любопытством смотрит на то, как я верчу в пальцах белый футляр. - Что бы ты ответил, если бы я спросил, кто конкретно тебе рекомендовал мой Штаб? - Ваш Штаб обладает отличной репутацией и известен для соискателей, - без запинки отвечает он, склоняя голову в коротком поклоне.       Я хмыкаю и достаю наушники: - Это не ответ, знаешь ли. - Могу ли я считать ваш вопрос риторическим? - Можешь. - Всё равно я услышал, что хотел.       Я вставляю наушники, укладываю стальную ладонь в перчатке чуть дальше от ноутбука, чтобы случайно не задеть. - Господин Эдвард, позвольте и мне задать вам вопрос? – я не смотрю на него, раскрываю плейлист, пролистываю до джаз-сборника.       В его интонациях был едва уловимый намёк на улыбку. - Спрашивай. - Ваша ладонь. Правая, господин. Для чего вы закрываете её перчаткой?       Я поднимаю на него взгляд поверх ноутбука. Хайдерих смотрел в окно, словно позволял мне не отвечать.       Нужные слова находятся трудно, я отвечаю после короткой заминки: - Это рефлекс. К чему этот вопрос? - У вас прекрасные пальцы. - Тихо говорит он. Так тихо, будто одному себе, своим мыслям.       Я сжимаю губы, окончательно теряясь в восприятии.       Это еще что значит? - Спасибо за чай, - бормочу, скрываясь обратно за ноутбуком, – ты можешь идти.       С церемонным кивком подбородком он бесшумно выходит из спальни.       Я тру заломленный от сведенных бровей лоб, выдыхаю носом от неразберихи в голове.       Так на что он всё это время смотрел? На то, что я курю, или на перчатку?       Человек-аномалия.       Следующие три недели напомнили мне, что значит работать на износ. Расширение Штаба, наконец, сдвинулось с мертвой точки, и ожидаемо повлекло за собой необъятное количество проблем со всеми вытекающими из них последствиями. Аджи с трудом справлялся с, казалось, бесконечным бумажным потоком, упрямо не подавал виду, но за считанные недели заметно исхудал, пил столько же кофе как я.       Под руководством Джейма и Хайдериха была изменена вся система отбора кандидатов в отдел безопасности.и Они вдвоем неплохо сработались – Мерре выглядел довольным. Хайдерих вызвался проводить собеседования лично, я просто махнул рукой: пусть делают что хотят. Мне с производством головной боли хватало – нужно было придумать, каким образом укрупнять оборот оружия безболезненно для имеющегося состава людей.       Аджи безвылазно окопался в моём кабинете, устав ходить туда-сюда по каждому вопросу. В один из таких дней, Хайдерих аккуратно заглянул в кабинет, оценил царящий внутри хаос, две синхронно поднятые на него головы и очень вежливо уведомил, что планирует связываться со своими контактами, для дальнейшего рассмотрения их как потенциальных кандидатов в Штаб. - Дальше? – я передаю Аджи подписанные бумаги, тот с остервенением принимается раскладывать их по соответствующим папкам для завтрашней отправки. В некоторых случаях электронкой обойтись нельзя было. - Господин, могу ли я рассчитывать на свободу действий в этом вопросе? - Ты и так собеседуешь людей в отдел по безопасности, у тебя эти полномочия уже как полторы недели. - Я устремляю на него измотанный взгляд. - Понял. - Он кивает, но остается стоять в дверях.       Аджи перекладывает ко мне следующую стопку, от всех предыдущих в глазах уже плыли белесые круги: - Босс, здесь на отгрузку, - он теребит торчащий зеленый кончик вклеенного стикера, - здесь на накладные, здесь на сопровождение. Тут, - он сверяется со своими записями и касается черного стикера, - тут на военных. - Военных? – я тру глаза под стеклами очков. – Я же уже отправлял. Аджи угрюмо придвигает еще одну стопку: - Последний комплект для особо непонятливых и упрямых военных.       С тяжким вздохом я снимаю с верха стопки зажатые скрепкой листы: - Далось ему моё производство. - Может глаз положил? - На производство? - На вас, босс. - Машинально отзывается Аджи, шурша из бумажного завала. - Конечно. Скорее мания величия взыграла. – От души фыркаю я. - А в ресторан в том году зачем звал? - Делать ему больше нечего, вот дурью и мается.       Я рассеянно вспоминаю про всё еще стоящего в дверях Хайдериха и встречаюсь с взглядом льдисто-синих глаз: - Что-то еще?       Давящее ощущение угрозы в его присутствии с каждым днем сходило на нет. Его пристальное внимание теперь ощущалось фоном, как размытые, рассредоточенные в пространстве вокруг меня прежде плотные ртутные стены.       Да и сам он выглядел…спокойнее?       Завуалированными, окольными вопросами я вытянул из Мерре, что ему известно о присягах телохранителей: озвучивают ли их в наше время, какими они бывают, чем обязывают.       Джейм не особо удивился расспросам, но выразил скептичное отношения к «рыцарским замашкам из дремучего века», добавив, что к присяге военнослужащих относится серьезно.       «Насчет Щитов не слышал подобного. Хайдерих рассматривает в кандидаты бывшего военного?» - спросил он, отвлекшись от мониторов с камер наблюдения.       «Что-то вроде того», - туманно ответил я. - Мне нужно уехать. - Надолго? - Один день. Плюс-минус. - Куда? - Господин, я затрудняюсь назвать конкретное место. Их несколько.       Я выгибаю бровь: - Одного будет достаточно.       В кабинете воцаряется полная тишина – Аджи отвлекся от работы, перестал шуршать бумагами, переводил странный взгляд то на меня, то на Хайдериха и обратно.       Хайдерих стоически безэмоционально все-таки отвечает: - Одно из них Франция. - Босс, я хочу в командировку! – Аджи молниеносно вскидывает ладонь. - Закончишь тут, - я хладнокровно указываю ему пальцем в рабочий стол, - и обсудим. Хорошо, - я возвращаю внимание на Хайдериха, - Джейм в курсе? - Он направил меня к вам для согласования поездки. – Крохотная доля облегчения проскальзывает в его голосе. Видимо, очень не хотел лишних расспросов. - Если нужна помощь с билетами обратись к Аджи.       Хайдерих почтительно опускает голову: - Благодарю вас, я справлюсь. – Он вскользь оббегает взглядом бумажный завал в кабинете, открытую бутылку виски и три вскрытых пачки сигарет на столе – две из них были пустыми. - Хорошей дороги. – Я уставляюсь на него предупреждающим взглядом.       Он послушно выходит и бесшумно закрывает за собой дверь. - Босс, вы сказали ему, что я говорил? Он поедет один? Для чего? – взрывается вопросами Аджи.       Я поправляю сползшие очки, утыкаюсь в документы для военных: - Это его дело. Разберется.       Теперь ясно почему он на днях забил весь холодильник едой, досталось даже морозилке. Еще обрадовал тем, что связался с частной охранной службой, заключил договор на выезд наряда, в случае срабатывания домашней сигнализации: «Господин Эдвард, теперь, если вы забудете код от замка, или запутаетесь в управлении в моё отсутствие, к вам приедет несколько людей, готовых еще раз всё объяснить: правила эксплуатации и куда необходимо нажимать».       Я участливо поинтересовался: «Может в квартире моей поселишься, раз опять пошло такое беспокойство? А то, вдруг, пододеяльник задушит, а господина Хайдериха нет на месте».       Он похмурил брови и с сомнением ответил: «Текущие обстоятельства не обязывают к настолько кардинальным мерам».       Не дождавшись более развернутого пояснения, Аджи с красноречивой гримасой на лице возвращается к работе, несколько раз нервно пощелкав ручкой.       Несмотря на плотную загруженность следующие дни текли странным образом долго, тягуче и блёкло.       Крупнейшая перенастройка организма Штаба сказалась на настроении всего штата сотрудников.       Кто-то был уверен в приближающейся чистке – переоборудование влекло за собой найм кадров с иной квалификацией и опытом. Кто-то – в сокращении заработной платы. Кто-то – что я готовлюсь к сотрудничеству с военными.       То, что я забаррикадировался в кабинете с личным секретарём не улучшало атмосферы. То, что я реже появлялся в цехе – ухудшало прогнозы.       В какой-то момент, Аджи положил передо мной официальный приказ на подпись, в котором были четко сформулированы все надвигающиеся изменения, без увольнений, без сокращения финансирования и без сотрудничества с военными. С большим удовольствием и облегчением, который, я подписал.       Конфликт с Комеручи разрешился на удивление быстро. Он, как я и предполагал, охотно воспользовался выписанным чеком, доставил груз в целости и сохранности. И исчез с радаров. Исчез именно тогда, когда я уже несколько дней обдумывал как цивилизованно убедить его прекратить поползновения к невидимому ножу и моей спине.       Я много курил, много больше обычного. Старался не думать о том, чем занимается Хайдерих, почему уехал так внезапно - будто спешил куда-то.       После сборки у Франческа Хайдерих пробыл две ночи на территории моей квартиры. Ни больше. Ни меньше.       Внутренний таймер с раздражающим звуком отщелкивал дни отсутствия моего телохранителя.       Как оказалось, его «плюс-минус» значил четыре дня. Он появился в дверях так же внезапно, как когда сообщал о своем отбытии.       Откинувшись в кресле, вытянув ноги, я курил на собирающиеся сумерки за окном. Два часа назад мы с Аджи, наконец-то, закончили разгребать, казалось, бесконечный бумажный завал.       Я поднимаю замутненный взгляд на Хайдериха, поднимаю брови: - А ты быстро.       Он сощуривает взгляд, оценивает мою неприязненную интонацию и вдруг улыбается одними уголками глаз: - Прошу прощения, что не предупредил вас о своем приезде, господин Эдвард.       Я замечаю в его руке внушительных размеров кейс: - Что принёс?       Хайдерих подходит к столу, опускает на него кейс, открывает кодовый замок, откидывает крышку и поворачивает содержимым ко мне.       Внутри лежало бесчисленное количество папок коричневого цвета, больше трех десятков.       Я выпрямляюсь, тушу сигарету, беру несколько папок сверху. На лицевой стороне каждой были выбиты имена, внутри – личное дело незнакомых мне людей с прикрепленными фотографиями. - «Несколько знакомых». - Я пораженно выдыхаю. – Ты что, к каждому ездил? - К нескольким. – Отвечает он с крупицей удовольствия в голосе.       Я задерживаюсь на одном из досье: на фотографии была черноволосая девушка с холодным взглядом, жестко сжатая челюсть, полные губы. Что-то в этой фотографии было странным. Быть может, видел уже где-то? Судя по лицу - моя одногодка. - Господин, - прерывает мои размышления Хайдерих, - у меня к вам предложение.       Я останавливаю пальцы, не перелистывая к подробной информации на девушку: - Слушаю. - Предлагаю встретиться с одним человеком, который вам может понадобиться. - Конкретнее. - Как вы относитесь к идее сменить поставщика?       Да. Нет. Не знаю. Возможно.       Стоит ли?       Я откладываю досье обратно в кейс. С одной стороны, я думал об этом уже довольно давно.       А с другой…       Я напряженно тру двумя пальцами подбородок, обдумывая слова Хайдериха. - Просто встреча, - продолжает он, поймав взглядом мои дрогнувшие костяшки, - ни к чему не обязывающая. - Хорошо. - Прерываю я его. – Ты договоришься или подключить Аджи?       Он вынимает из внутреннего кармана визитку и протягивает мне: - Организацию встречи возьму на себя, господин.       На черной матовой визитке серебристыми буквами значилось: «BlackMail».       Я выхожу из машины и поднимаю глаза на возвышающуюся неоновую вывеску с названием клуба. На улице слышалась тяжелая музыка, доносящаяся от закрытых высоких дверей. Хайдерих закрывает за мной дверь, отдаёт ключи подошедшему парковщику, встает за плечом.       Переговоры в ночном клубе не были редкостью, но я предпочитал более нейтральную территорию – без голых девиц и наркотиков. Там, где ничто не отвлекало от работы.       Я подхожу к фейсконтролю у входа, убираю руки в карманы расстегнутого пальто и поочередно смотрю сначала на одного, затем на другого охранника. У обоих за ушами виднелась прозрачная пружина от микрогарнитуры. - Добрый вечер. - Тот, что справа приветствует меня, в то время как тот, что слева отворачивает подбородок, чтобы подтвердить мою личность по связи. - Прошу вас, проходите, вас ожидают. На втором этаже вас встретят, господин. Добро пожаловать в Black Mail. – Охранник слева открывает передо мной дверь, пропуская внутрь.       Перед тем как ехать сюда я предпочел ознакомиться с местом, где предстояла «просто встреча без обязательств». На официальном сайте для просмотра были доступны только основные помещения: фойе в деревянных стеновых панелях, мебель из черной кожи, витражи из синих панелей, мягкий приглушенный свет; модернизированный подсветкой потолок, барная стойка под зеркальным потолком. К VIP-зоне на втором этаже вела широкая лестница с высокими, выкрашенными в золотой цвет перилами.       На официальном сайте дизайн клуба смотрелся более сдержанно, в золото-красных и черных тонах. То, что я увидел, вживую было радикально противоположно сдержанности.       Секцию бара пересекала длинная танцевальная площадка из черного стекла. Подсветка по краям отбрасывала дымчатый свет на ноги неторопливо, с истомой двигающихся танцовщиц. Их частично обнаженные тела перетягивали ремни и тонкие цепочки, глаза закрывали черные повязки со светящимися вышивками в виде символом. Вдоль площадки в ряд стояли глубокие кресла без единого свободного места. Музыка как гипнотизирующий дурман проникала в голову, отдавалась в диафрагме.       Невольно задержав взгляд на изгибающихся танцовщицах, я иду дальше, к обитой кожей двустворчатой двери, где стояла еще одна пара охранников. В четыре руки они открывают дверь, пропуская внутрь.       В следующем зале была иная музыка – более громкая, жесткая. От потолка спускались толстые цепи, удерживающие в воздухе просторные клетки с танцовщицами. Их абсолютно голые тела были полностью покрытые серебряным глиттером, исключая зону рук до локтя и соски – те были выкрашены черным.       Я на ходу разматываю шарф, перекидываю его поверх пальто. Сумасшедше-шикарное место. Тот, кто проектировал это место – и гений и псих.       Нужно будет как-нибудь вернуться сюда. Вне работы.       Сквозь толпу я пробираюсь к лестнице на второй этаж. Чем выше я поднимался, тем тише становилась музыка. Зеркальные стены начинающейся VIP-зоны снизу доверху были расписаны буквами наименования клуба.       Нас встречает невысокий юноша в наглухо закрытой одежде, воротник-стойка его кожаного одеяния доходил до линии челюсти, закрывая шею. Светлые волосы были зачесаны на затылок, тонкая цепочка шла от проколотого носа до уха. Верхняя половина лица была закрыта белоснежной кожаной маской с прорезями для глаз. В руках он держал медный поддон. - Господин Беронелли ожидает вас. Ваше пальто и оружие. Прошу вас. – Он почтительно склоняет голову.       Хайдерих опережает, ненавязчиво снимает с моих плеч верхнюю одежду, шарф, укладывает на протянутый юношей поддон. Я достаю пистолет из-за ремня на пояснице, проверяю предохранитель, кошусь на своего Щита. Тот едва заметно утвердительно двигает подбородком.       Я кладу пистолет на сложенное пальто, одергиваю рукава черной рубашки. - Ваше тоже. – Белая маска поворачивается к Хайдериху. - Разумеется. – С такой же учтивостью отвечает он, присоединяя к моему пистолету свой. - Сюда, пожалуйста. – Юноша разворачивается, демонстрируя абсолютно голую спину.       Мы идем дальше по коридору, мимо наглухо закрытых VIP-комнат. Белая маска открывает нужную дверь, удерживая поддон одной рукой, и отходит в сторону, пропуская в помещение первыми.       Я захожу внутрь, попадая в сплошное синее неоновое освещение. В просторной комнате стоял бильярдный стол, несколько велюровых диванов и таких же кресел, отдельная барная стойка, два пустующих танцевальных шеста. Здесь музыка была, приглушенной, позволяющей говорить спокойно, не повышая голос. - Стальной! – ко мне поднимается тот, что сидел в самом центре, между двух полуобнаженных девушек. Он был одет в кожаный жилет на голое тело, темные штаны, на ногах – лаковые ботинки на внушительной подошве.       Я подхожу к нему, принимаю протянутую ладонь и отмечаю, что запястье у него довольно крепкое и широкое.       Предпочитает крупный калибр?       Беронелли был без телохранителя. Значит, в отличие от меня и Хайдериха, вооружен. - Люк. - Беронелли. – Уточняю я, не чувствуя его рукопожатия стальными пальцами. - Всё верно, - он с оскалом улыбается, - но можно просто Люк. Прошу, - Беронелли приглашающе указывает на диван, - располагайтесь.       Он возвращается на своё место одновременно с тем, как я сажусь напротив него, Хайдерих занимает позицию позади, в половине шага за моей спиной. - Должен сказать, я непередаваемо счастлив, что вы согласились встретиться со мной. День сегодня просто прекрасный.       Он раскидывает руки на спинку дивана: - Итак, с чего же нам начать. Как вам клуб? - Соответствует названию. – Я смотрю в глаза Беронелли и замечаю, что у него полная гетерохромия. - Знал, что вам придется по вкусу. – Его лицо делается чрезвычайно удовлетворённым. – Как вам клетки? - Я оценил «костюмы».       Сдержанно хохотнув, Беронелли опускает руку на колено сидящей слева девушки, по-хозяйски похлопывает: - Восхитительная окраска, не так ли? Привносит сладкий штрих эпатажности. – Девушка приникает к его груди, соскальзывает пальцами поверх жилета и опускает длинные ресницы, словно проваливаясь в дымку сна. - Думаю, мы можем приступить к делу. – Он переводит улыбающийся взгляд на моего телохранителя. – Однако, кого я вижу!       Он цокает языком, жмурится как кот: - Хайдерих-Хайдерих, не думал, что еще когда-нибудь увижу тебя. Надо же… - Растягивая слова, он снизу вверх смотрит на него, долгим, тягучим взглядом. – Любопытно, куда тебя, в конечном итоге, занесло желание удовлетворить своего нового хозяина.       От последней фразы, от её двусмысленности, я выгибаю бровь, беря предложенный приблизившейся девушкой рокс с виски. - Должно быть, он не стал утомлять вас деталями и решил не упоминать о том, что когда-то работал и на меня.       Я отрешенно пожимаю плечами: - Это неудивительно для человека с обширным опытом работы по всему миру, - я отпиваю, решив не обращать внимание на то, как кольнуло внутри. Совсем слегка. - А вы достаточно сдержаны в вопросах собственности, Стальной. – Беронелли нехорошо щурится, будто находил это неприемлемым. Всё его фразы фонили желанием поделиться подробности работы Хайдериха. - В подобных делах нет нужды терять голову. – Я отставляю рокс и складываю ногу на ногу.       Он кивает: - Разумный подход к делу, мне нравится, - мельком смотрит на Хайдериха, - нравится ли он также и вашему новому телохранителю? - В противном случае, на его месте был бы другой. – В голосе сами собой проскальзывают железные ноты.       Отводя, наконец, от Хайдериха взгляд, он принимается с интересом рассматривать меня. Как новую игрушку, которую предстояло разобрать по частям, чтобы узнать, что скрывается внутри – вата, или шестерни. - Господин Беронелли, вам известна цель моего визита. – Если он и дальше планирует обсуждать своего бывшего Щита, то встреча станет бессмысленной. - Люк. Я настаиваю. – Показной снисходительности в его голосе убавляется. Негласное требование ответной услуги следует незамедлительно: - Должен заверить, Эдвард, вы мне нравитесь. Поэтому – я бы продвинулся чуть дальше и рассмотрел условия нашего контракта.       Я опускаю подбородок, вонзаюсь в Беронелли тяжеловесным взглядом: - Сегодня нравлюсь. Завтра разонравлюсь. После завтра вдруг окажется, что я крупно задолжал.       Он стремительно подается вперед, дремлющая на его груди девушка, встрепенувшись, отстраняется: - Вы проделали весь этот путь лишь для того, чтобы прозондировать почву? - Не только. В моём списке клубов появилась еще одна строчка.       Беронелли щурится, отчего его правильные черты лица приобретают лисье выражение: - Вы играете со мной? - Набиваю цену. – Отвечаю я, не моргнув.       Он разражается громким смехом, импульсивно ударяет ладонями о свои колени: - А вы не церемонитесь!       Я с ленивой усмешкой беру рокс и отпиваю: - Желаете взглянуть на бумаги? - Еще бы. - Фыркает он, отсмеявшись.       Некоторое время Беронелли просматривает подготовленные Аджи условия контракта, параллельно поглаживая обнаженную ногу рядом сидящей девушки.       Воспользовавшись затишьем, я незаметно кошусь на застывшего и безмолвного Хайдериха. Его непроницаемое выражение лица ни о чем не говорило. - Выглядит как полностью устраивающие меня условия. Но, для точности, мой юрист изучит более подробно, если вы не против, Эдвард. - Разумеется, - благодушно киваю я. – Ни в коем случае не ограничиваю вас в этом. - Уверен, Николас расстроится, узнав, что его сместили с трона. – Беронелли откладывает папку на низкий столик между диванами, прямым текстом сообщая, что не терпел конкуренции и появившейся «вакансией» не намерен делиться.       Новость о том, что он знает Комеручи нисколько не удивляет. Поставщики оружейников представляли собой большое семейство – каждый осведомлен друг о друге, каждый сохранял хорошие отношения друг с другом. На расстоянии.       Какими бы погаными отношениями у меня с Ником ни были, прямо говорить об этом Беронелли не было никакого желания. - У Ника было множество шансов. Он принял решения не использовать их. - К вашему сожалению? - К моему сожалению. – Ёмко подтверждаю я, глядя в смеющиеся, явно знающие больше, глаза Беронелли. - Я солгу, если скажу, что меня интересует только ваше производство.       Ну наконец-то. А я уж было думал, что не затронет эту тему. - Лаборатории моего отца уничтожены более десяти лет назад, от исследований ничего не осталось. – Рот сам произносит отработанную до автоматизма фразу.       Беронелли доверительно улыбается: - Польщен, что произвожу впечатление человека, интересующегося научными исследованиями в области биохимии, вирусологии, или как там это называется, но, тем не менее… - И тем не менее, вы осведомлены об исследованиях Вана Хоэнхайма.       Он разводит руками: - Кто же в наше время не осведомлен? Ваш отец, господин Хоэнхайм, претворил в жизнь даже самые смелые мечты тех, кто боялся лишь взглянуть на вершину! В наших кругах знать о его достижениях приравнивается еретичеству!       Я кривлю край рта, в миллионный раз слыша эту избитую, пронесенную сквозь десятилетие фразу: - В вас говорит восхищение или любопытство? - И то, и то, Эдвард, - говорит Беронелли серьезно, - И то. И то.       Я выдыхаю, чувствуя, как грудную клетку стягивает железным обручем.       Беронелли подпирает подбородок пальцами, разглядывает мою правую ладонь, закрытую перчаткой: - Повторю. Я солгу, если скажу, что меня интересует только ваше производство. - Я открыт для предложений. - Я также заинтересован в вашем расширении. – Сообщает Бероннели.       Одно из трех: военные, подпольная деятельность или лаборатории. - Должен сказать, что не рассматриваю смену курса своего производства.       Он заметно хмурится и постукивает указательным пальцем по своим губам: - Ничего страшного, всему своё время.       Одна любопытная мысль совершенно внезапно приходит мне в голову и я решаю её проверить: - Позволите ваше оружие? – Я отклоняюсь от спинки дивана, протягиваю раскрытую стальную ладонь.       Он, на секунду поколебавшись, достает пистолет из-за ремня за спиной, прокручивает его в пальцах и передает мне рукоятью.       Приятно, когда собственные догадки оказываются верными.       Я беру Кольт, перекладываю в левую ладонь: - Приверженец классики?       Он расплывается в довольной ухмылке: - Люблю чередовать. Но чаще всего использую его, верно. - Вам известно о методе холодной ковки, Люк? – я мельком смотрю на его лицо. – Я поясню. Этот способ позволяет добиться от металла наивысших показателей прочности за счет совмещенного воздействия. Хромированный канал продлевает жизнь Кольта, ну а крупный калибр сейчас пользуется наивысшим спросом. Возможность остановить медведя одним выстрелом – весьма заманчивая способность. Вот только, мне показалось, что вы предпочитаете Вальтера.       Беронелли отвечает вопросительным взглядом, не перебивая. - Полная автоматика. – Поясняю я. – У Кольта есть неприятный нюанс – это скользящий курок. Крупные детали препятствуют легкому использованию предохранителя и затвора. Неудобно, согласны?       Он вскидывает брови и энергично кивает. - В то время как у Вальтера имеется блокировка при ударе, автоматический предохранитель, и, - я улыбаюсь Люку, - он прекрасно лежит в руке. В довершение ко всему – полимерный материал. - Так какой же из двух моделей вы отдаете предпочтение? – С неподдельным интересом спрашивает он.       Клиенту всегда важнее мнение человека, который приложил руку к изготовлению, кто как никто другой знает все плюсы и минусы товара. В любой ситуации, какой бы она ни была, можно сыграть так, как будет наиболее выгодно. С максимальной отдачей.       Я откладываю Кольт на столик: - Видите ли, я не могу между ними выбирать, поскольку они оба достойны внимания. С одной стороны, у нас Америка, потрясающая ударная сила, грубость и классика. С другой – Германия, усовершенствованный материал, удобство, меньший калибр, но и меньшая отдача, по сравнению с соперником.       Я киваю на оружие Беронелли: - Это - то что интересует меня до сих пор. Возможно, я уделю небольшой островок для побочных задач, но менять свою стезю не намерен. - Определенно, вы так же одухотворены, как и ваш отец, Эдвард. - Он всерьез, с одобрением качает головой. - Всего лишь рассказал то, что знаю. - И тем самым только сильнее возбудили мой интерес к вам!       Он щелкает пальцами, приманивая к себе девушку из дальнего конца комнаты: - Элен, детка, убедись, что наш гость чувствует себя комфортно. – Мурлычет он и повелительно отметает пальцами воздух.       Покачивая рокс, я наблюдаю как девушка огибает столик. Изящно, гибко подходит ко мне, садится рядом, придвигается вплотную, переплетает длинные ноги в замшевых ботфортах на шнуровке. Она была одета в короткое, облегающее платье из струящейся ткани, обнажавшее руки и плечи. Распущенные волнистые волосы поблескивали от лака и крупных страз в прядях.       Она смотрит на меня большими серыми глазами, раскрывает пухлые губы в приглашающей улыбке.       Я склоняюсь к ней, вдыхаю приятный исходящий от кожи аромат карамели и цветов. Она опускает длинные загнутые ресницы, придвигается ближе.       Несомненно, вкус у Беронелли имеется не только по отношению к клубам. - В чем еще вы заинтересованы, Люк? – я отрываюсь от девушки, фокусируя внимание на своём будущем поставщике. - Неужто это так бросается в глаза? – он притворно удивляется. - Не думаю, что вы рассматриваете заключение контракта только из-за расширения моего производства с крайне низким шансом открытия побочных лабораторий. - Я не терплю конкуренции. - Это я могу устроить. - Гарантировать? - Решающее слово останется за вашим юристом, не так ли?       Он изучающе смотрит как я завожу руку за спину девушки, кладу ладонь на её бедро, неторопливо оглаживаю. - Именно так. - В таком случае, предлагаю выпить малость больше и закрепить нашу встречу. – Я довольно откидываюсь обратно к спинке дивана, смеряя Беронелли благодушным взглядом.       Беронелли произвел впечатление легкомысленного, погруженного в кутеж человека. С одной стороны.       С другой же, после того как мне удалось вывести его на обсуждение объема инвестирования и процента прибыли, он тщательно обдумывал предложенные варианты, с легкостью высказывал своё одобрение или недовольство, не боясь показаться простодушным дурачком.       Его не заботило, что я о нём могу подумать: в первую очередь его интересовала собственная выгода от подвернувшейся работы.       Полная гетерохромия придавала его лицу потусторонний оттенок безжизненности в противовес его колоритному поведению. Короткие, уложенные на затылок волосы подчеркивали острые скулы.       Но в одном Беронелли безоговорочно выигрывал: он знал и умел вести переговоры. В отличие от меня. Так легко вывел из себя одним лишь упоминанием отца.       Я смотрел на яркую от ночных огней улицу в центре города, по третьему кругу проматывал в голове закончившуюся встречу, словно пытался вытащить застрявшую колющую занозу.       С Ником я начинал точно так же. Он был восхищен. Заинтересован. Легко высказывал комплименты. А потом… - Вас не устроили переговоры. - Резюмирует моё состояние Хайдерих, стоя рядом. - Мне стоило надавить на него. - Я раздраженно мотаю головой. - Вы сомневаетесь в результате? - В долгожительстве заинтересованности. – Я прячу руки в карманы в пальто. - Господин Эдвард, для того чтобы убедить господина Беронелли, вам хватило короткой дружеской беседы. - Деловые отношения не могут строиться на дружеской беседе. - Вас беспокоит чрезмерное воодушевление Люка?       Я ёжусь и отворачиваю подбородок, когда Хайдерих произносит его имя, вот так, без всего. Легко и привычно.       Люк Беронелли. Этого имени точно не было в его личном деле. Для чего эта раздражающая выборочная обрезка информации? - Считаю, что это сомнительный фундамент. - Господин, вы не должны сомневаться. Даже если у вас имеется опыт разочарования с предыдущим поставщиком, не обязательно, что Люк будет таким же. - Я не настолько хорош в переговорах. - Кто вам это сказал? Вы? - Очевидно. - Криво усмехнувшись, я перевожу плечами.       Он встаёт передо мной, заглядывает в лицо: - Прошу простить мне мою наглость, но не думаете ли вы, что слишком требовательны к себе? - Нет. Не думаю. – Я исподлобья смотрю на него.       Если бы не моя придирчивость к самому себе, меня бы здесь не было.       Он не сдерживает тяжкого вздоха: - Господин. - Сейчас, когда переговоры завершены, я всё больше уверяюсь в том, что нужно было быть жестче - надавить на Беронелли. – Упрямо продолжаю я. – Метод хлыста и пряника не работает, если нет первого. Базирование на одном только благодушии, впечатлительности и расположении, возможно, и позволит сосуществовать пару лет. Начинать нужно не с этого.       Он слушает, не упуская не единого слова, а затем спрашивает: - С чего бы вы хотели начать, в таком случае? С хлыста? - Это лучше, чем раскланиваться и обмениваться бессмысленными шутками ни о чем. Доверие строится годами, подрывается за секунды. - Господин, вы утрируете. Люк не настолько глуп, чтобы позволил прогнуть себя хлыстом или авторитетом.       На это я хмыкаю, нащупываю пачку сигарет в кармане. - Позвольте мне вопрос. Подобный метод вы используете на мне? - А что, тебе неприятно?       Оранжевый язык пламени от зажигалки на мгновение освещает лицо Хайдериха. Я затягиваюсь, выдыхаю дым в сторону. - Вовсе нет. Я приму любой ваш метод, каким бы он ни был.       Я затягиваюсь глубже, не отводя от него взгляда: - Аккуратнее. Не то решу, что ты приверженец хлыста.       Его черты вздрагивают, выдают нечитаемую, тенью скользнувшую улыбку. - Любые методы, господин. - Даже если они агрессивные? - Даже если они включают в себя физический урон. - Не сторонник наказаний. - Вам нравится ощущать контроль? - Смотря над чем. - Надо мной. Уверен, вам нравится ощущение, что вы контролируете меня.       Я забываю про зажатую в пальцах правой руки сигарету, захваченный врасплох: - Сомнительное утверждение.       Он делает шаг ближе: - Вы нарочно меня провоцируете?       Не ожидав, что он будет так близко, я спешно отхожу. Он удерживает за локоть, не позволяя. - То, что вы настолько явно принижаете свои способности, наводит на определенные мысли. – Он неотвратимо наклоняется ко мне, так близко, что задевает дыханием. - Рассчитываете на комплимент? - Я не провоцировал тебя! – на секунду потеряв дар речи, я запоздало возмущаюсь и осекаюсь, наткнувшись на его почерневший заиндевелый взгляд. - Как самонадеянно с вашей стороны – не осознавать собственного губительного влияния.       Я рывком отнимаю руку, сбиваю с сигареты пепел: - Говори яснее, если есть что сказать. Хватит твоих загадок!       Не оставляя времени на реакцию, он берет другую мою руку за запястье, подносит к своему лицу, разворачивает и касается губами внутренней стороны, дотрагивается до голой кожи.       Я застываю всем телом. От безоговорочного подчинения в этом жесте я забываю сделать вдох. Легкие сводит неприятным, болезненным спазмом.       Он закрывает глаза, а после, оторвавшись губами, произносит не громче шепота: - Мне нравится, как вы курите, господин. По тому как вы затягиваетесь, можно многое понять.       Острая заноза в ребрах, засевшая после переговоров в клубе, вонзается глубже. - Сколько ты работал на Беронелли?       Он улыбается. Он улыбается так, словно ждал этого вопроса. Словно настойчиво провоцировал меня озвучить его. - Полтора года, господин. - Сейчас ты работаешь на меня. Какого черта ты говоришь о нём во фривольной форме, при мне? – со злостью выпаливаю я.       Без капли вины в глазах Хайдерих во второй раз касается губами внутренней стороны развернутой к нему ладони, разнося по коже огненный след от прикосновения: - Этого больше не повторится, господин.       Я сжимаю зубы, растеряв всё свое самообладание и выдержку.       В который раз из-за его действий.       Как будто он уже давным-давно поселился в моей голове.       Чертов человек-загадка. Всё видит, всё чувствует, реагирует на малейшее изменение в моём настроении. Знает, как ответить, что сказать.       А как доходит до дела… - Отпусти. - Приказываю дрогнувшим голосом.       Он подчиняется, мягко скользнув подушечками пальцев, выпрямляется.       Я вытягиваю из сигареты последние затяжки, злясь на самого себя, злясь на то, что позволил так просто выбить себя и колеи. Я разрываю между нами дистанцию, отхожу в сторону, с облегчением отмечая, что Хайдерих не смещается следом.       Он как-то весь меняется, прослеживая моё перемещение, распрямляет плечи и, судя по всему, трактует моё поведение по-своему: - Вам не о чем беспокоиться, господин Эдвард. - Помолчи. - Я прошу прощения за то, что перешел границы. - Заткнись, сказал же. - Господин Эдвард, уверяю вас, я ничего бы не сделал.       Я отшвыриваю дотлевшую сигарету в урну и впиваюсь в Хайдериха нехорошим взглядом: - А ну поясни. - У меня нет намерений воздействовать на вас каким-либо неприемлемым для вас способом.       Видит небо, как мне тяжко выводить его на чистую воду. В особенности, когда он отделывается от меня долбанными намеками, а не прямыми фразами. - Это какими же? – язвительно и с угрозой уточняю я. - Неприемлемыми. - Приведи пример.       Цирк какой-то. Так и дальше будет? Словно клешнями вытягиваю из него суть его же слов.       Не умею я читать между строк, не понял, что ли, еще?! Не умею и учиться не собираюсь! Неужели Аджи прав оказался?       Ничего, заставлю сказать прямо. Это – заставлю. Так меня еще никто не называл в междустрочии. - Господин. – Он протестующе качает головой. - В чем дело? – я до боли стискиваю зубы. – Приведи пример. Ну? Я не понял тебя. Разъясни мне, что по твоему мнению я подумал?       Он втягивает воздух носом, лицо обостряется: - Возможно, это я неправильно вас понял. - Не отказывайся от собственных слов. Продолжи мысль – говори, как есть.       Он вымученно изламывает брови, поняв, что деваться некуда: - Вы слишком настойчивы из-за подобной мелочи. - Да мне позавидует любой мозгоправ, когда узнает, как я разговариваю с собственным Щитом. – Рявкаю я, теряя терпение. - Вы преувеличиваете. - Хайдерих, - цежу я, - пока я не получу вразумительных объяснений, я с места не сдвинусь, так и знай.       Со вздохом поражения он трет шею и нехотя выталкивает из себя слова: - Я не сдержался. - Вразумительных, я сказал.       Он пересиливает себя, словно перешагивает через что-то: - Вы не в моем вкусе. - Яснее не стало. - Уведомляю я, сдвигая брови. - Прошу вас, мне неудобно говорить на эту тему. - То есть. О том, что ты гей, тебе удобно было сообщить. А сейчас, когда речь зашла о твоей несдержанности и пресечения границ, тебе, вдруг, стало неудобно? Ты издеваешься? – я отрывисто выбиваю из пачки следующую сигарету. - Я бы не хотел, чтобы моя несдержанность сложила неверное впечатление о мотиве моих действиях. – Механически говорит он. Фраза слышится зазубренной до выжженного на подкорке клейма.       Некоторое время я молча курю, обдумываю его слова, всю ситуацию.       Кое-что стало складываться. Если я, конечно, хоть что-то понимаю в этой жизни. - Другими словами, ты не хочешь скомпрометировать свою работу на меня. Тогда тем более не ясно, где ты нашел проблему? И это ты мне говоришь, что я слишком требователен к себе? – я сухо хмыкаю.       Он не отвечает, сохраняет безмолвие. - Ты только что сам сказал - я не в твоем вкусе. Не привлекаю тебя и не интересую как объект сексуального желания. Так в чем проблема? К твоему сведению, мой личный секретарь гей. Я не считаю людей, с отличной от моей ориентацией неразборчивыми в поиске партнера. - Я понял вас. - В твоей работе меня всё устраивает, я бы, конечно, подкрутил кое-что еще в твоей голове, но это для полной комфортности, чтобы исключить нервотрёпку, такую, как сейчас, например. - Да, господин. - Раз уж на то пошло – кто в твоем вкусе? – припечатываю я вопросом. - Почему вас это интересует? – он теряется от моих слов, смаргивает, решив, что ему послышалось. - Может, потому что ты сам начал об этом? – ядовито бросаю я и выдыхаю дым. – Так кто? Беронелли? Молчание – знак согласия? - … вы поняли? - Не сложно было догадаться.       Беронелли бросал на Хайдериха настолько многозначительные взгляды, что не понял бы только дурак. - В любом случае, твоя личная жизнь не мое дело. Пользуйся выходными и поддерживай состояние своего организма в должном состоянии. - Господин Эдвард, это излишнее замечание. – Глухо произносит он. - Уж позволь мне самому решать, что излишне, а что нет. - Обрубаю я. Настроение окончательно портится. – Мы закончили здесь. Тема закрыта.       Поразительный человек. Сначала клянется в верности, ведет себя как ему вздумается. А теперь внезапно заговорил о несдержанности.       Спохватился.       Как всё это вяжется? Как ему удается увязывать всё это в единое целое, не спотыкаясь о несоответствия и трещащую по швам логику?       Сам себе противоречит.